Алька понимала, что ответить на эти вопросы ей может лишь один человек - сам Чегодаев. Но на это рассчитывать не приходилось. О том, что разговаривать с Васькой о Кретове и Валерке бесполезно, она поняла час назад, покидая чегодаевскую квартиру. Перед уходом Алька, видя хорошее Васькино настроение, попробовала завести с ним разговор о странном поведении Павла Тимофеевича и своих сомнениях в том, что его убил Рыбаков. Васька тут же взвился, от его благодушия не осталось и следа, и обсуждать эту "идиотскую", по его выражению, тему он категорически отказался.
Причин этому могло быть две. Первая, и более вероятная, - его личная неприязнь к Валерке. Тот достал Ваську своими вечными опозданиями и потерей нот, а кроме того, ругался с Чегодаевым по поводу штрихов и оттенков, абсолютно не взирая на его инспекторский чин.
Вторая причина казалась Альке маловероятной, но тем не менее сбрасывать ее со счетов нельзя. Васька мог знать что-то о Кретове, что-то связанное с ушедшими из оркестра струнниками. И почему-то ему вовсе не хотелось, чтобы это выплыло наружу. Поэтому он был рад подвернувшейся возможности списать все произошедшее на Рыбакова.
Так или иначе, от Чегодаева Альке ничего больше не узнать. Ну и ладно! Теперь можно заняться Кретовым.
Полтора часа сна ее освежили, и к полудню Алька уже сидела в маленькой уютной Ленкиной квартире, удобно развалясь в стареньком кресле с деревянными подлокотниками. Бывать у Ленки Алька обожала - здесь она ощущала необычайный покой и комфорт. Тут все напоминало Альке родительскую квартиру, в которой прошло ее детство и которую она покинула шесть лет назад, восемнадцатилетней девчонкой. С тех пор ее помотало изрядно: сначала жила в общаге, потом по съемным комнатам и только в прошлом году наконец обрела свой угол, да и тот крошечный, почти пустой, со злобной Элеонорой Ивановной за соседней дверью. А в Ленкиной небольшой комнатушке с веселыми голубыми обоями так замечательно было болтать вечерами и даже ночи напролет. Тихо поскрипывал клетчатый, чуть потертый диван, таинственно поблескивало в углу старинное пианино, черное, тяжелое, с канделябрами по обеим сторонам. На секретере сидели две большие куклы, Маша и Наташа. Маша была без глаза, а у Наташи заметно поредели волосы, но Ленка их не убирала, и иногда, особенно в сумерках, Альке казалось, что Маша подмигивает ей уцелевшим глазом: что, мол, подруга, идут дела-то? Тогда Алька потихоньку подмигивала ей в ответ: дескать, ничего, дела идут, все хоккей!
Однако сегодня Алька на кукол не обращала внимания - слишком серьезным был повод, по которому она явилась сюда. Ленка была единственным человеком, которому Алька решилась доверить свой тайный план, потому что в одиночку ей, Альке, с таким делом просто не справиться.
Подруга слушала Алю молча, не перебивая, иногда чуть наклоняя голову в знак согласия, изредка вопросительно поднимая брови, но ничего не говоря. Наконец Алька умолкла и перевела дух.
- Ну что скажешь? - с надеждой поинтересовалась она.
- Скажу, что ты чокнулась. - Ленка поудобней устроилась на диване напротив Али, закинула ногу на ногу. - Где ты собираешься искать неведомого убийцу? Ты хоть примерно представляешь себе, что это такое? Все равно как найти иголку в стоге сена. И вообще, это же чертовщина! Ясно, что кипятильник включил Рыбаков, кого же мы будем разыскивать?
- Мне не ясно! - отрезала Алька.
- Значит, тебе нужно к психиатру, - спокойно констатировала Ленка.
- Но ведь я тебе все объяснила - только что, - в отчаянии проговорила Алька. - Если человек не признался…
- Из этого совсем не следует, что он не убивал! Мало ли, сколько преступников не сознаются в своих преступлениях, - что ж, всем верить, что ли, когда есть неоспоримые доказательства?
- Валерка не преступник!
- Аль, у тебя просто поехала крыша на почве того, что он отказался тебя трахнуть! Ты теперь из-за этого готова из него святого сделать. А он обыкновенный, поверь мне. Я-то его четвертый год знаю, и каким он был и каким стал. Копчевский правильно сказал - пить меньше надо, тогда и кипятильники включать не захочется. Ну чего надулась?
Алька сидела, сощурив глаза и закусив нижнюю губу - так она делала всегда, когда собиралась идти наперекор всему, даже здравому смыслу.
Ленка, прекрасно знавшая свою неугомонную подругу, улыбнулась:
- Черта лысого я тебе доказала, да?
- Угу.
- Вот горе мое! - Ленка насмешливо покачала головой. - Ладно, так и быть.
- Что? - Алька быстро выпрямилась в кресле.
- Будем искать вместе виртуального убийцу. Вот только вопрос где. Может, он во Владимире остался, а мы будем Москву-матушку перепахивать?
- Лен, ты прелесть! - Алька повисла у приятельницы на шее.
- Смотри не задуши. Выкладывай лучше, с чего ты собираешься начать, мисс Шерлок Холмс.
- С дома, где жил Кретов. Адресом Васька меня снабдил, остается пойти побеседовать с соседями - хоть какую-то исходную информацию добудем.
- Так и станут с тобой соседи разговаривать, - усмехнулась Ленка.
- Да почему? Ведь они должны знать про Кретова - как жил, кого к себе пускал…
- Удивляюсь я тебе, Алина, - перебила Ленка. - Уж, кажется, не первый год, как уехала из своего Воронежа, а все не привыкнешь. Тут Москва, а не деревня, где все всё про всех знают. В многоэтажках люди годами живут и не ведают, как зовут соседа за стенкой. Утром - на работу, вечером - с работы и на боковую, общаться некогда. Так что, боюсь, твои надежды не оправдаются.
- Я все же попробую, - твердо сказала Аля.
- Когда ты хочешь туда пойти?
- Завтра.
- Завтра? - Ленка задумалась, что-то прикидывая в уме, и огорченно развела руками: - Завтра я не могу. Должна быть в одном месте позарез. Это насчет мамы.
Алька сникла. А она так надеялась, что завтра уже что-нибудь удастся выяснить. Каждый день дорог - след настоящего убийцы теряется все больше. Не говоря о том, что такое лишний тюремный день для невиновного человека. Но об этом она думать не будет! Ясно одно - придется идти самой, потому что у Ленки действительно серьезные обстоятельства: тетя Шура, ее мать, серьезно больна, может быть даже неизлечимо. Ленка мотается по врачам, ездит с матерью на консультации, и грех Альке требовать от подруги, чтобы та непременно освободилась по первому требованию.
- Не бери в голову, Лен, - сказала Алька. - Я справлюсь сама.
- Может, послезавтра?
- Нет. Я уже настроилась. Не стоит расхолаживаться. Я чувствую, что мне должно повезти.
- Ну-ну. Позвонишь вечером, расскажешь, как тебе повезло. - Лена поднялась с дивана: - Пойдем обедать. Мама из больницы приходила, суп грибной сварила и котлет нажарила, объедение! С нашей работой забудешь, когда последний раз дома ела. Знаешь, не верится, что до четверга скрипку в руки брать не надо, а то я к ней приросла за время панихиды.
Оттого что насчет завтрашнего дня все определилось и от Ленкиной принципиальной поддержки на душе у Альки стало легко и спокойно. Она с удовольствием угостилась тети-Шуриной стряпней, а затем они с Ленкой вновь ушли в комнату - пить кофе. На сытый желудок Альке захотелось чего-нибудь высокого, и она предложила:
- Слушай, Лен, давай я тебе Лунную сонату сыграю!
- На фоно?
- Ну не на скрипке же, - захохотала Алька.
- А ты умеешь? - недоверчиво покосилась на нее Ленка.
- Ха, - самодовольно произнесла Алька. - Я, между прочим, на курсе по общему фортепьяно лучшая была, вот так! Мне иногда так поиграть хочется, а инструмента-то нет.
- Я б тебе свой с удовольствием отдала, а то стоит пылится, сто лет к нему не подходила и еще сто не подойду.
- Давай, - грустно улыбнулась Алька. - Я его в комнату поставлю, все мебель какая-то будет. И Элеоноре играть стану, когда она особо злая. Что-нибудь очень громкое.
Алька уселась за высокий инструмент, осторожно откинула крышку. Взгляду ее предстали пожелтевшие от времени клавиши.
- Ух ты! - Она даже зажмурилась от восхищения. - Настоящая слоновая кость! И не стыдно тебе - такое чудо стоит заброшенным. Ты б хоть пыль с него вытирала. - Алька провела пальцем по клавиатуре, оставляя светлую дорожку.
- Оно расстроено, наверное, - предположила Лена.
- Сейчас проверим. - Аля положила руки на клавиши, на секунду задумалась и заиграла начало Лунной сонаты.
Инструмент звучал красиво и жалобно, чуть подхрипывая, но, в общем, чисто. Лишь одна нота в самой серединке оказалась на целый тон ниже положенного.
- Сейчас я ее. - Аля потянулась к крышке.
- Ты что? - Лена вскочила, поспешно подошла к Альке.
- Ре фальшивит. Давай я открою деку и исправлю - я умею, сама дома настраивала.
- Да брось. - Ленка мягко, но настойчиво отвела Алькину руку. - Оно такое старое, и настройщик здесь не появлялся, с тех пор как я окончила школу. Там и грязи небось полно, охота руки пачкать. Пойдем лучше, сейчас "Лолита" набоковская по телевизору будет. Я давно хотела посмотреть. Потом сыграешь.
Алька нехотя вылезла из-за пианино и побрела за Ленкой в большую комнату. Честно говоря, фильм смотреть у нее не было желания, но возвращаться - еще хуже: сидение в пустой комнате навевало на нее тоску. Однако картина постепенно ее захватила, она и не заметила, как пролетело три часа, и опомнилась, лишь когда по экрану поползли титры.
- Ничего, - сказала она Ленке. - Мужик классно играет, а девчонка так себе.
- Доминик Суэйн, - задумчиво проговорила Ленка. Лицо ее было сосредоточенным и непривычно мрачным.
- Чего? - переспросила Алька.
- Актрису зовут Доминик Суэйн. Ее выбрали из сотни других претенденток, а тебе не понравилось.
- А, - равнодушно протянула Алька. - Понятно.
- Ничего тебе не понятно, - неожиданно резко произнесла Ленка и встала.
Альке почему-то показалось, что говорит она вовсе не об актрисе.
9
Кретовский дом оказался четырнадцатиэтажной башней нежно-оранжевого цвета. Находился он на Речном вокзале, и Альке пришлось добираться больше часа со своей улицы Подбельского. Вокруг простирался обширный парк с еще покрытыми льдом прудами, и она подумала, как хорошо здесь должно быть летом, когда деревья одеваются листвой и в их тени можно плавать и загорать, не уходя далеко от дома.
Дом явно был элитным: во дворе стояли дорогие машины, перед подъездом была разбита площадка для отдыха, со скамейками, беседкой и детскими спортивными снарядами. Вокруг беседки пустовали пока огромные, аккуратно обнесенные кирпичными треугольниками клумбы. Альке тут же вспомнился ее дворик, в котором по весне утопали ноги в глинистой грязи, с одной-единственной лавочкой, сбитой из ящиков, где с утра до вечера сидели подруги Элеоноры Ивановны и перемывали кости жильцам. Ничего не поделать, каждому свое, может, когда-нибудь и она, Алька, переедет в такое же уютное здание с ухоженным, чистеньким двором, а пока ей и так здорово подфартило.
В подъезде была сооружена стеклянная будка, в которой сидел пожилой бородатый консьерж. Увидев Алю, бородач высунулся в окошечко и поинтересовался, к кому она направляется. Узнав, что Аля ни к кому не приглашена, вахтер пускать ее наотрез отказался.
- Вы смеетесь? - возмутился вахтер. - Мне люди платят, чтобы я их покой охранял, а я позволю невесть кому по квартирам шастать. У вас на лице не написано, кто такая. Может, наводчица али, еще почище, воровка. Тут жильцы солидные, серьезные, есть чем поживиться. Ступайте давайте, а то мигом милицию позову, у меня кнопка в будке - прямая связь с отделением.
Алька, опешившая от встретившейся на ровном месте преграды, чуть было не выложила бородатому старикану все, что о нем думает. Однако вовремя спохватилась, вспомнив Ленкины слова.
- Зря вы так, - как можно равнодушней начала она, демонстративно роясь в сумочке и вытаскивая оттуда блокнот и ручку. - Это же обыкновенный социологический опрос. Сейчас такие на каждом шагу проводят. Даже по телефону людям звонят, чтобы узнать, какими зубными щетками они пользуются, что читают и в каких магазинах покупают продукты. Я же не виновата, что у меня такая работа. Мне за нее деньги платят, как вам за то, что вы дом охраняете.
Бородатый недоверчиво оглядел Альку, пожевал губами, что-то прикидывая в уме, и проговорил весьма недружелюбно:
- Ладно. Только, если что, глядите - я ваши приметы запомнил. В два счета найдут! Документ-то есть какой-нибудь?
Алька протянула деду филармоническое удостоверение. Тот взглянул на красную книжечку, взял ее в руки, раскрыл. Долго изучал Алькину фотографию, сверяя ее с оригиналом, и наконец засунул удостоверение в ящик стола.
- Отдам, как выйдете, - заявил он.
Алька прошла мимо бдительного деда в лифт и поднялась на десятый этаж, где находилась квартира Кретова. Позвонила в нее на всякий случай. Дверь, конечно, никто не открыл. Алька минуты две побродила по лестничной площадке, вживаясь в придуманный образ, потом изобразила на лице очаровательную улыбку и принялась за остальные квартиры на этаже.
Ей, однако, повезло лишь с третьей попытки. В квартире, находящейся слева от кретовской, на звонок никто не открыл - хозяев, видно, не было дома. Дверь другой квартиры широко распахнулась, и на пороге возникла высокая, суровая старуха в очках, чем-то похожая на Элеонору Ивановну. Услышав про социологический опрос, она решительно покачала головой:
- Нет, милая! Не буду я с тобой разговаривать, - и так же решительно хлопнула дверью у Альки перед носом.
Девушка надавила на кнопку звонка третьей квартиры. За дверью послышались шаркающие шаги, и перед Алькой появился сухонький, седоватый старичок. Он глядел на нее приветливо и с любопытством.
- Здравствуйте, - ангельским голосом проговорила Алька. - Наша фирма проводит опрос населения. Для анкетирования мы выбрали ваш дом и именно ваш подъезд. Не согласитесь ли вы ответить на мои вопросы?
Старичок посторонился, пропуская Альку в маленький коридорчик.
- Отчего не согласиться, если вопросы будет задавать такая милая девушка, - весело сказал он. - Вот только никогда не думал, что представляю интерес для социологов.
Алька, успевшая мельком оглядеть прихожую и видневшуюся за дверью единственную комнату, поняла, что он имеет в виду. Квартирка была бедной, хотя чистенькой и аккуратной. В ней не было ни одной новой, современной вещи - в углу ютился старенький пылесос, мебель обшарпанная, на тумбочке стоял допотопный телевизор "Рубин".
- Вы небось дом-то наш не случайно выбрали, - продолжил хозяин, входя в комнату и усаживаясь на диван. - Тут все больше люди состоятельные живут. А я здесь по случаю оказался, поменялся с невесткой и сыном. Им в центр хотелось, а это окраина, хоть дом сам по себе хороший.
- Ничего, для нас интересны все слои населения, а не только состоятельные.
- Ну коли так, то можете начинать. - Старичок кивнул Альке на кресло, стоявшее перед телевизором. - Я к вашим услугам.
Алька нацелилась ручкой в блокнот и выдала первый вопрос, который придумала еще в лифте:
- Из скольких человек состоит ваша семья?
- Один я, - вздохнул хозяин. - Жена три года как умерла. Дети давно взрослые, разъехались.
Алька сочувственно кивнула и продолжала. Вопросы сыпались как из рога изобилия - Алька призвала на помощь всю свою фантазию.
Старичок терпеливо и спокойно отвечал Альке, хотя многие вопросы - пользуетесь ли вы сотовым телефоном, есть ли у вас автомобиль, как часто вы ездите за границу - вызывали у него на лице грустную улыбку. Однако Алька решила играть роль до конца. План ее заключался в том, чтобы с опроса плавно перейти к обсуждению жильцов соседних квартир и постепенно подобраться к покойному Кретову. Она уже собиралась начинать осуществлять задуманное, как вдруг последний ее вопрос о том, где анкетируемый предпочитает покупать продукты питания - на оптовых рынках, в магазинах поблизости или в супермаркетах, - вызвал у хозяина неожиданное раздражение.
- Где ж я могу их покупать? - досадливо поморщился старичок. - Конечно, на оптовом рынке. Это только мой сосед специалист был по супермаркетам.
- Который сосед? - осторожно поинтересовалась Алька, боясь спугнуть нежданно-негаданно привалившую удачу. - Справа или слева?
- Да слева, - охотно отозвался старичок. - Тот, которого убили недавно.
- Убили? - Алька округлила глаза.
- Ну да. Я, грешным делом, завидовал ему, глупый человек. А вот поди ж ты, не довела его до добра такая жизнь.
- Завидовали? - Алька отложила блокнот в сторону. - Чему же вы завидовали? И какая жизнь не довела вашего соседа до добра?
Старичок нахмурился, сердито поджав губы.
- Удивлялся я на него, на Павла-то Тимофеевича, - проговорил он, кивнув на стену, за которой находилась квартира Кретова. - Чуть-чуть меня помоложе, а жил совершенно иначе. Мы с покойной женой, бывало, тянем от пенсии до пенсии, а он машины меняет одну за другой. Конечно, работал он до последнего, да только многие работают, а достатка такого все одно нет. Но не это даже главное. - Он доверительно придвинулся к Альке поближе. - Я вот чего понять не мог. Сам я с женой прожил сорок лет, двоих детей вырастил. Всякое было, но чтоб налево смотреть - этого ни-ни, никогда! А Павел Тимофеевич покойный, царствие ему небесное, ходок был, каких поискать. Когда в этот дом въехали, у него вторая жена была, Зина. С первой он развелся. Зинаида моложе его была, умница, красавица, а он и с ней умудрялся ссориться каждый день. До драк иногда доходило. Потом он Зину выставил, снова один остался. К тому времени уже совсем старик стал, болезни всякие вылезли у него. Мы думали, наконец остепенится, да не тут-то было. Не прошло полгода, как Зинаида уехала, глядь - к нему новая женщина ходит. Да какая женщина! - Старичок покачал головой.
- Какая? - полюбопытствовала Алька.
- Молодая, в дочери ему годится. Красивая, фигуристая, ростом на голову его выше. Тут все мысли о радикулите да давлении, а сосед на автомобиле с красоткой разъезжает, пакеты полные таскает из этого самого супермаркета! Ну не обидно ли?
- Обидно, - со смехом согласилась Алька. На самом деле ей было вовсе не смешно. Известие о том, что у Кретова существовала молодая любовница, сразило ее наповал. На репетиции Павел Тимофеевич приходил усталый, злой, еле живой, и Алька представить себе не могла, что он может блистать победами на любовном фронте. - Молодец был ваш сосед.
- Какой там молодец! - Старичок махнул рукой. - Сам на свою погибель старался.
- Почему же он старался на свою погибель? - спросила она, еле сдерживая охватившее ее волнение.
- Да потому! Думать надо было, с кем связываешься на старости лет! Странная была она, женщина эта, ох странная. Очки темные в пол-лица, на голове вечно платок, как у арабов, ей-богу, так что ни волос, ни прически не видать. И одевалась соответственно - во все свободное, длинное. Сколько раз, бывало, здороваешься с ней, так она мимо - юрк, только ее и видели. Либо в квартиру ускользнет, либо в лифт. И ни слова в ответ.
- Действительно, странно, - ответила Алька. - Может, она ненормальная была?
- Замужняя она была, - снисходительно, словно обращаясь к ребенку, разъяснил старичок. - Зачем иначе такая маскировка? Она и ходила-то будто по воздуху летала. Каблучищи огромные, а шагов не слыхать. Не хотела, чтобы ее узнали, боялась, стало быть.