- Не могу сказать, что это плохо. В целом, все верно. Но как-то… слишком уж сжато, по минимуму. Хотелось бы немного расшириться и углубиться. Женечка, вы не успели как следует изучить дополнительный материал? - Столбовой поглядел на нее вопросительно.
Женя кивнула и опустила голову.
- Ну да, - рассеянно пробормотал он. - Пожалуй, времени, действительно, было мало. Хотя… хотя нет! Времени было достаточно, по крайней мере, для вас. - Столбовой снова, на этот раз более внимательно, глянул на Женю. Его лицо смягчилось, в глазах мелькнуло участие. - Что с вами? Вы снова неважно себя чувствуете?
- Нет, нормально.
- Но я же вижу, вас что-то беспокоит. И это явно не линейное программирование. - Он улыбнулся и вдруг проговорил просто и как бы невзначай. - Вы, часом, не влюблены?
Женя смущенно потупилась и ничего не ответила.
- Угадал! - оживился Столбовой. - Ну, и чего же тут стесняться? В вашем возрасте странно было бы не иметь сердечной привязанности. Что же, ваша симпатия взаимна? Впрочем, глупый вопрос: в такую девушку невозможно не влюбиться. - Он неожиданно перестал улыбаться и вновь сделался серьезным. - Да, Женечка, доложу я вам, это проблема. Для человека, сосредоточенного на науке, особенно. Вам сейчас должно быть очень и очень непросто.
- Верно, - совсем тихо проговорила она.
- Знаю. - Столбовой вздохнул. - Помню себя в эти годы. Мне курсовую защищать, а я возьми и влюбись по уши в однокурсницу. Да еще и безо всякой взаимности.
- Без взаимности? Вы? - изумилась Женя.
- А чему вы удивляетесь? Думаете, я был эдаким, как сейчас принято говорить, мачо, и девушки штабелями падали к моим ногам? - Столбовой хитро подмигнул.
- Ну… - Женя неопределенно пожала плечами, давая понять, что именно это она и думает.
Столбовой весело рассмеялся.
- Должен вас разочаровать. Это сейчас, когда мне перевалило за шестьдесят, я выгляжу еще более или менее. Стараюсь держать марку! - Он картинно поправил галстук, распрямил плечи, не переставая задорно и озорно улыбаться Жене. - А вот лет в двадцать я ничем не мог щегольнуть: ни внешностью, ни комплекцией. Моей возлюбленной нравились бравые парни, с косой саженью в плечах, а на меня, дохляка, она и не смотрела.
- Вы страдали? - немного осмелев, спросила Женя.
- Еще как! Потом, правда, это прошло. Годам к тридцати я как-то выправился, и женщины почтили, наконец, меня своим вниманием. Не скрою, мне это было ох как приятно. - Столбовой слегка коснулся пальцами своей роскошной седой шевелюры и замолчал.
Женя смотрела на него с интересом и благодарностью. Он захлопнул тетрадь и через стол протянул ей.
- Держите. Поработайте как следует, так, как вы это умеете. И помните, Женечка, вы еще счастливая: все, как говорится, при вас, не нужно ждать до тридцати и более. Лишь бы избранник оказался достойным. Тот, кто вас любит по-настоящему, должен понять, что у вас сейчас трудный период - подготовка к госэкзамену.
- Спасибо, Николай Николаевич. - Женя встала. - До свиданья.
- С Богом, - произнес Столбовой.
Она вышла из аудитории и стала спускаться по лестнице. Ей показалось, что ее будто бы слегка знобит. "Не хватало еще простыть", - забеспокоилась Женя. Она зябко поежилась и плотней укутала горло шарфом. Ее медленно, но верно охватывала паника.
Столбовому легко говорить "поработай, как следует"! А как ей работать, когда днем она вертится, как волчок, а все вечера напролет торчит у Женьки в его халупе, где даже компьютера нет? Заниматься там? Это невозможно: за стеной вышагивает свои километры Зинаида, не давая ни на минуту сосредоточиться. Да и какие занятия в Женькином присутствии! Две трети из того времени, что они вместе, они проводят в постели. Женя много раз пробовала отменить хотя бы одно из их ежедневных свиданий или хотя бы перенести его на свою территорию, но не тут-то было. Стоило ей заикнуться о том, что сегодня они не увидятся, Женька тут же вставал на дыбы. Перед его гневом она отчего-то была совершенно бессильна и беспомощна. Происходило как раз то, чего Женя боялась в самом начале их отношений: чем дальше, тем больше она привыкала подчиняться, игнорируя собственные интересы, усталость, плохое самочувствие. Ему достаточно было погладить ее по голове, взять на колени, сказать на ухо "Пичужка", и Женя таяла, как воск под воздействием пламени. Такое положение вещей ее откровенно угнетало, но поделать с собой она ничего не могла…
…Выйдя из института на улицу, Женя ощутила себя совсем разбитой. По тротуару неслась колючая пурга, сухой, как пенопластовые крошки, снег моментально забился в рот и нос, мешая дышать. Тело ломило, лоб горел.
"Я, действительно, заболеваю", - с тоской подумала Женя. Она вспомнила, что до сих пор не позвонила Женьке, а он, наверняка, уже давно ждет, когда она объявится. С трудом удерживаясь на ногах под пронизывающим ветром, Женя вытащила из сумочки мобильник и оледеневшими пальцами набрала номер. Женька отозвался сразу.
- Ты где, Пичужка?
- Только что была на консультации. Освободилась пять минут назад.
- Вот и отлично. Тебя встретить, или сама доберешься?
Женя почувствовала, что вот-вот упадет от усталости и изнеможения.
- Женька, я, кажется, подцепила грипп. У меня жар. Ты прости, я поеду домой.
- Зачем тебе домой? - тут же возразил он. - Тем более, езжай ко мне. Мать целую банку меда притащила из магазина, будем тебя лечить.
- Нет, Жень, я не хочу меда. Я хочу к себе. Мне очень много нужно сделать к четвергу.
- Ну, как хочешь, - холодно произнес Женька.
Это был его коронный номер. Он никогда не злился громко, не повышал на нее голос - просто становился убийственно равнодушным и совершенно чужим: как будто бы и не он только что сжимал ее до боли в объятиях, шептал ей забавные и ласковые словечки, трогательно и нежно заботился, оберегая от всякого пустяка.
Именно этого мгновенного отчуждения Женя и не могла перенести, оно резало ее по сердцу, точно ножом. Сейчас от Женькиных слов она почувствовала все ту же острую боль.
- Пойми, мне, правда, очень плохо, - проговорила она жалобно.
- Понимаю. Со мной тебе будет гораздо лучше. Вот увидишь.
- Мне нужен компьютер.
- Больной гриппом? Тебе нужен горячий чай и отоспаться.
- Ты рассуждаешь, как человек, которому нет дела до того, завалю я диплом или нет!
- Мне есть дело до тебя. А на твой диплом я плевать хотел.
Женя подумала, что у нее вот-вот кончатся деньги на телефоне и проговорила устало и безнадежно:
- Ладно. Я приеду. Только выйди к остановке, а то меня ветром унесет.
- О’кей.
Она из последних сил побрела к метро, проклиная себя за бесхребетность. Еще один вечер пропал. И завтра пропадет. Она не может без Женьки. Он стал для нее как наркотик. Неужели они встречаются лишь полтора месяца? Жене казалось, что прошла целая жизнь. Любовь, еще так недавно полоскавшаяся крыльями у нее за спиной, теперь, точно пудовая гиря, тянула к земле. Она не может без него. Не может. О каком дипломе вы рассуждаете, уважаемый профессор? Той Жени Зиминой, которая мечтала стать доцентом на кафедре, больше нет. Есть другая Женя, она же Пичужка, она же полная дура…
…Женя ступила на эскалатор и едва не загремела вниз по ступенькам, поскользнувшись на осколке льдинки. Какой-то мужчина в шапке со спущенными ушами удержал ее за локоть.
- Девушка, осторожней. Так можно все кости себе переломать.
- Спасибо, - слабым голосом поблагодарила Женя.
- Не за что. Вы очень бледная. Может, вам стоит обратиться к врачу - здесь внизу, на станции, есть медпункт.
- Нет, я в полном порядке. - Она доехала до платформы, села в поезд.
Вагон был битком, шел час пик. Женя ехала и дремала. Иногда поезд бросало из стороны в сторону, и тогда она просыпалась, машинально хватаясь за поручень. Потом, так же мучительно долго, она тряслась в троллейбусе…
Женька подхватил ее прямо с подножки. Видно, он давно ждал на остановке - его волосы и куртка были сплошь облеплены снегом. Женя, как тряпичная кукла, обмякла в его руках.
- Ну-ка. - Он коснулся холодными губами ее лба. - Да ты как кипяток!
- Ума не приложу, где я могла подцепить эту заразу, - хрипло проговорила Женя. - Два часа назад я была совершенно здорова.
- А теперь больна. И она еще печалится о компьютере! - Он осторожно вел ее под руку к подъезду.
Повернулся ключ в замке, скрипнула дверь.
"Сейчас появится Зинаида, - обреченно подумала Женя. - И спросит что-нибудь этакое. Например, пользуюсь ли я шампунем от перхоти?"
Однако прихожая оказалась пуста. Женькина мать куда-то делась или сидела у себя. Женька снял с Жени пальто, затем, усадив на банкетку, аккуратно стянул с нее сапоги - и, доведя до комнаты, уложил на тахту. Потом принес градусник.
- Меряй десять минут.
- Хватит и пяти, - мрачно пошутила Женя.
Она явственно ощущала, что температура будет приличная. Так и вышло. Столбик за короткое время взмыл до отметки тридцать восемь и восемь.
- Горло покажи, - скомандовал Женька.
Женя послушно раскрыла рот. Он сунул туда чайную ложечку, глянул, прищурившись.
- Красное, но без налетов. Значит, не ангина.
- Ты, часом, мединститут не заканчивал? Профессор кислых щей! - Она улыбнулась, хотя на глаза от слабости наворачивались слезы.
Женька на насмешку никак не отреагировал.
- Лежи, я чайник поставлю. Выпьешь чаю с медом, жар спадет понемногу. - Он вытащил из-под нее плед, накрыл ее им, а сверху накинул покрывало с кресла.
Жене, однако, все равно было холодно. У нее зуб на зуб не попадал. Она лежала, прикрыв глаза, и слушала, как Женька в кухне гремит посудой. Вскоре он пришел и принес кружку с чаем и блюдечко с желтоватым, густым медом.
- Пей.
Она так ослабла, что ему пришлось поить ее с ложечки. После меда захотелось спать. Женя отвернулась к стенке и провалилась в черную пропасть. Там ее тут же принялись терзать какие-то ужасные и злобные чудовища. Она отбивалась от них, как могла, но их было слишком много, целое полчище. Женя жалобно вскрикнула и открыла глаза.
Женька сидел на стуле, подставив его почти вплотную к тахте, и смотрел на нее с тревогой.
- Кажется, ты бредишь. Может "скорую" вызвать?
- Не надо, - шепотом проговорила Женя. - Пройдет. У вас есть аспирин?
- Есть.
- Принеси.
Он кивнул и поспешно вышел. Потом вернулся с таблеткой и стаканом воды. Женя растворила аспирин и выпила шипучий напиток. Через полчаса температура стала падать. Лоб у Жени взмок, ее одолела страшная слабость, но ломота в суставах прошла. Она снова уснула, на это раз спокойно, без видений и кошмаров.
Разбудил ее пронзительный крик. Женя резко села на тахте, испуганно тараща глаза в поисках Женьки. Она обнаружила его у окна, он стоял и спокойно глядел на нее. Крик повторился.
- Что это? - вконец осипшим голосом спросила Женя.
Не успел Женька ничего произнести в ответ, как дверь с грохотом распахнулась. В комнату ввалилась растрепанная Зинаида, лицо ее было искажено нечеловеческим страданием.
- А-а! Умираю! - она с маху рухнула на пол, как подкошенная, плечи ее дергались.
- Что… что с ней? - в ужасе проговорила Женя, невольно прижимаясь к стенке.
- Ничего. - Женька, не спеша, отделился от окна и, приблизившись к матери, опустился перед ней на корточки. - Показывай, что там у тебя? - Голос его звучал совершенно невозмутимо, без тени тревоги, но в то же время в нем не было обычного металла, как всегда, когда он общался с Зинаидой.
Та, подвывая и всхлипывая, сунула ему в лицо указательный палец. На самом кончике алела капелька крови.
- Уколо-олась! Иго-олкой!
Женя нервно хихикнула и тут же испуганно прикрыла рот ладонью, но Женька даже не посмотрел в ее сторону. Он привычно и ловко подхватил Зинаиду за оплывшую талию и, подняв, усадил в кресло.
- Не плачь, сейчас все пройдет.
Она, как по команде, тут же умолкла и лишь громко сопела, жалобно глядя на сына полными слез глазами.
- Последи за ней, - велел Женька, - я сейчас.
Та кивнула, косясь на Зинаиду с опаской. Он принес из аптечки пузырек с йодом и вату, аккуратно и тщательно смазал ранку.
- Ну что, легче? - Тон у него сделался совсем неузнаваемым, мягким и даже ласковым.
- Легче, - согласилась Зинаида и тут же потребовала: - Теперь забинтуй!
Женька покладисто сгонял в кухню еще раз, притащил стерильный бинт и в несколько слоев обмотал злополучный палец.
- Все. Теперь иди и поспи. А проснешься, будешь чай пить, с пряниками. - Он увел мать в ее комнату и долго не возвращался.
Женя продолжала сидеть на тахте, закутавшись в плед. Ей отчего-то сделалось невероятно тоскливо, так тоскливо, что она тихо расплакалась. Это чужой дом. Чужой! Он существовал до нее, существует и сейчас. Женька и его мать - одна семья, сколько бы он ни орал на нее, ни угрожал расправой, на самом деле он ее любит. Он не бросил ее, как бросила Женя свою мать одну в пустой квартире, он вообще ничего не бросил, продолжает жить так, как привык, как ему удобно. Жалеет Зинаиду за уколотый иголкой палец, а ее без угрызений совести заставил тащиться с температурой через весь город! Да ему просто плевать на нее, что бы он там ни говорил!
В коридоре послышались шаги. Она поспешно вытерла слезы. Женька вошел в комнату и подсел к ней на тахту. Выражение лица его было угрюмым и усталым.
- Часто она так? - осторожно спросила Женя.
- Часто. У нее болевой порог снижен. Ей простой порез кажется почти полостной операцией. Это правда так, она не притворяется, мне врачи говорили.
- Женька, она что, совсем сумасшедшая?
Он вздохнул и придвинулся поближе к ее ногам.
- Не совсем. Вернее, она вообще не сумасшедшая. У нее тяжелая форма диабета. Ну и… всякие там осложнения. Это долгая история, нечего тебе ее пересказывать. - Женька махнул рукой. - Лучше скажи, как ты? Тебе лучше?
- Мне-то лучше, - сухо и недовольно проговорила Женя. - Но, вообще-то, мне все это надоело.
- Надоело что? - он взглянул на нее непонимающе.
- Все! - повторила она и, отвернувшись от него, уставилась в стену.
- Ты мать имеешь в виду?
- Я тебя имею в виду! Ты… ты достал меня!
- Чем я тебя достал?
- Своей ортодоксальностью! Своей глупой таинственностью! Ты не живешь по нормальным человеческим законам и хочешь, чтобы я тоже не жила вместе с тобой! Вечно говоришь загадками, ни о чем никогда не рассказываешь! Ни о чем и никогда! Стоит мне хоть чем-то поинтересоваться, ты отвечаешь, что это долгая история, и уходишь от ответа. Как я могу после этого общаться с тобой - и вообще тебе верить? А - главное… - Женя обернулась и посмотрела на Женьку в упор мокрыми, воспаленными глазами. - Главное, почему бы сегодня было не отпустить меня домой?
Он несколько секунд молчал, выдерживая ее взгляд. Потом сказал тихо:
- Разве я привел тебя сюда силой?
- Ты мог бы не говорить со мной по телефону таким тоном! Ты ведь не говорил так сейчас с матерью? Не говорил!
- Женя, это другое. Не сравнивай.
- Почему другое? То, что у нее низкий болевой порог - это ты понимаешь, а то, что у меня диплом - нет? Ты вертишь мной как куклой, а я, идиотка, подчиняюсь тебе, потому что… потому что совсем спятила от любви.
- Я тут ни при чем. Ты сама хотела приехать, вот и приехала.
- Нет, при чем! При чем!! Меня мама дома полтора месяца не видела, мы почти не разговариваем, а раньше дружили!
- Твоя мама меня ненавидит.
- Ну и что?! - закричала Женя. - Это ее право! У каждого, как говорится, свои недостатки!
- Тише, связки сорвешь. Когда горло болит, нельзя орать.
- Престань меня все время поучать, это даже смешно!
- Вовсе я тебя не поучаю. И вообще… я что-то не пойму: из-за чего весь сыр-бор? Из-за истории с пальцем?
- Из-за твоей дури. - Женя вдруг почувствовала, что жутко устала.
Ее запал кончился так же внезапно, как и возник. Она больше не ощущала злости на Женьку и даже огорчения по поводу того, что сегодня снова не сможет позаниматься. Кажется, он прав: если она приехала сюда, значит в глубине души хотела этого. Стало быть, злиться можно лишь на себя. На себя, а никак не на него.
- Я, между прочим, тоже устал, - негромко сказал он. - Мы засыпаем в половине второго, а встаю я в пять. Каждый день, кроме субботы и воскресенья. Ты-то спишь до девяти, а то и больше.
Женя молчала. Возразить на это было нечего.
- Давай не будем ссориться, - мягко попросил Женька. - Мне нужно тебя видеть. Каждый день. Тебе тоже это нужно, иначе ты давно бы ушла. Значит, все остальное не имеет значения.
Она кивнула.
- Наверное.
- Хочешь еще чаю?
- Хочу.
Он поцеловал ее и встал.
- Сейчас принесу. Ты укройся, а то тебя прохватит.
17
До вечера Женя так и пролежала в постели. Температура поднималась еще раз, она опять сбила ее аспирином. Женька приготовил ей царский ужин: голубцы в сметане с гарниром из овощей. Женя могла ручаться головой, что сама бы она, сколько ни мудрила бы у плиты, такой шедевр соорудить не сумела. Да что там она! Мать, бывшая знатной кулинаркой, и то позавидовала бы Женькиной стряпне. Есть, однако, было трудно: горло отекло, и каждый кусок она глотала с неимоверным усилием.
Часов в одиннадцать Женька принялся разбирать старенькое кресло-кровать.
- Спи. Не буду тебе мешать. Завтра не смей никуда уходить, лежи и жди меня. Я к трем постараюсь освободиться.
- Слушаюсь, гражданин начальник, - колко проговорила Женя. Потом прибавила более миролюбиво. - Дай что-нибудь переодеть, а то я вся мокрая после аспирина.
Он покопался в шкафу и достал старую рубашку в полоску. Женя надела ее и стала похожа на арестанта. Женька щелкнул выключателем, комнату скрыл мрак.
- Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
Женя поудобней устроила голову на подушке и закрыла глаза, но спать не хотелось, Очевидно, сказывалось то, что она весь день провела в лежачем положении. Минут пятнадцать Женя ворочалась с боку на бок, затем приподнялась, опершись на локоть, и прислушалась: с Женькиного кресла не доносилось ни звука. "Неужели он уже спит?" - изумилась она. Потихоньку откинула одеяло и, на цыпочках ступая, приблизилась к нему. Женька, действительно, спал, до Жени долетало его едва слышное, ровное дыхание. Она задумчиво постояла, потом села по-турецки прямо на ковер у изголовья кресла. Осторожно дотронулась до его волос. Он тут же заворочался, пробормотал что-то сердито-неразборчивое. Женя поспешно убрала руку, вспомнив о том, как странно он реагировал на внезапное прикосновение.
- Тихо, тихо. Спи.
Она продолжала сидеть, разглядывая его лицо, насколько это можно было сделать в темноте. Почему она так любит его? Что в нем есть, чего не было в тех, других? Ведь не в привороженном же зелье дело, если говорить всерьез?