2
Назавтра без четверти двенадцать она уже стояла возле кафедры прикладной математики. Настроение у Жени было приподнятым, если не считать овладевшего ею легкого волнения. Она дождалась, пока стрелки на часах сойдутся на отметке "двенадцать", и, предварительно постучав, осторожно приоткрыла дверь.
Столбовой был на месте. Он сидел за столом в полном одиночестве и сосредоточенно проглядывал лежащие перед ним записи, делая на полях пометки карандашом.
- Здравствуйте, - негромко, но внятно проговорила Женя.
Столбовой, не глядя на нее, кивнул, продолжая свое занятие.
Она, стараясь двигаться как можно бесшумнее, пересекла комнату и уселась на стул, стоящий у стены. Оттуда ей хорошо было видно лицо профессора, склоненное над бумагами. До сего времени Женя видела Столбового лишь мельком - и теперь с любопытством изучала его внешний облик.
Она не могла не признать, что он красив, а в молодости, пожалуй, был и вовсе покорителем женских сердец: безупречно прямая, благородная осанка, седые, но замечательно густые и элегантно подстриженные волосы, ясные черты лица. Крепкий подбородок и довольно тонкие губы выдавали упорный и твердый нрав. Одет Столбовой был вполне демократично - в темно-синий пуловер и легкие шерстяные брюки под цвет ему. Треугольный вырез пуловера украшал жемчужно-серый галстук.
Жене пришлось подождать минут десять, пока профессор завершил чтение и посмотрел на нее. Взгляд у него был необыкновенно глубоким и пристальным, он окутал Женю с головы до ног, буквально вобрал в себя, подчиняя какой-то особой ауре. Она почувствовала себя точно под гипнозом, не в силах оторваться от светлых и пронзительных глаз Столбового.
- Простите, - произнес тот низким, звучным голосом, - запамятовал, кто вы у меня?
- Зимина, из второй группы. Вы назначили мне придти к двенадцати. - Женя удивилась тому, что может говорить так легко и свободно: внутри у нее все дрожало от волнения.
- А, да, да. Зимина. Вспомнил. - Столбовой улыбнулся и скрестил перед собой длинные, холеные пальцы. - Как вас зовут?
- Евгения.
- Женечка. - Взгляд профессора потеплел. - Славное имя. Вы не против, если я так и буду вас называть - по-свойски, на правах старика?
- Какой же вы старик? - Женя позволила себе слегка стрельнуть глазами на Столбового, совсем капельку, чуть-чуть, в пределах допустимой нормы. Он тут же отреагировал на ее кокетство, заулыбался, вольготно откинувшись на спинку кресла.
- Не нужно лести, милая Женечка. Для вас я, безусловно, старик. У меня внучка вам ровесница. Но все равно, мне приятен ваш комплимент. А теперь оставим любезности и поговорим о деле. - Его лицо в мгновение ока стало серьезным и сосредоточенным, каким было несколько минут назад. - Знаете ли вы, что ваша курсовая произвела на меня огромное впечатление. Это не просто работа, это научный труд. Да, да, зря улыбаетесь, научный труд зрелого и чрезвычайно целеустремленного человека. Превыше всего я ценю в людях именно эти качества - серьезность и целеустремленность. Судя по тому, что я имел честь изучить, вы ими обладаете. Стало быть, мы сварим с вами кашу. Надеюсь, у вас уже есть какие-нибудь задумки и наработки для будущего диплома?
Женя поспешно кивнула.
- Есть.
- Славно. Это означает, что летом вы не только отдыхали на югах, но и работали головой, хотя загар у вас великолепный, ничего не скажешь. - Столбовой снова улыбнулся, но уже по-другому, сдержанно и корректно, и наклонился к Жене. - Записи у вас с собой? Покажите все, что считаете нужным.
- Конечно. - Женя поспешно достала из рюкзачка кипу толстых тетрадей и разложила на профессорском столе.
- Так, - протянул Столбовой в задумчивости, открывая одну из них, - сейчас посмотрим. - Он замолчал и углубился в изучение каллиграфического Жениного почерка.
Она стояла рядом, затаив дыхание, чувствуя, что в эти минуты решается ее судьба. Столбовой пролистывал страницу за страницей, иногда взгляд его цеплялся за тот или иной абзац, он задерживался на несколько секунд, затем снова методично продолжал чтение. Наконец он дошел до конца тетради, поднял голову и глянул на Женю.
- Как называлась ваша курсовая?
- Экономико-математическое моделирование выброса вредных веществ на примере завода химических волокон.
- Да, верно. Вы хотели бы развить эту тему и дальше? Сделать на ее базе диплом?
Женя пожала плечами.
- Возможно. А возможно и нет. Я бы взялась и за что-то другое, если бы вы посоветовали.
Столбовой усмехнулся.
- Отчего ж не посоветовать, если я отныне ваш куратор? Видите ли, наша кафедра занимается математическим моделированием оценки техногенных рисков в крупных промышленных центрах. Поэтому выбранная вами тема не противоречит общему направлению. Более того, она весьма объемная и работы тут непочатый край. Но лично я всегда сторонник новизны. Идите дальше, попробуйте обдумать, например, следующее: "Обоснование и использование линейного программирования при оценке рисков технических катастроф". Как вам такая тема? Впоследствии из нее может выйти неплохая диссертация.
- Интересно, - проговорила Женя. - Но, честно сказать, то, над чем я работала летом, имеет к этому мало отношения.
- Я бы даже сказал, никакого, - засмеялся Столбовой. - Но ничего страшного тут нет. Сходите в библиотеку, почитайте Дуброва, "Моделирование рисковых ситуаций в экономике и бизнесе", Курицкого. "Поиск оптимальных решений". Можете еще взять американскую монографию профессора Принстонского университета, Вандерхуэлла. Пару дней, я думаю, вам хватит, чтобы бегло ознакомиться с литературой. Кое-какие материалы есть и в Интернете, так что придется засесть за компьютер. А к этому, - Столбовой похлопал по стопке тетрадок, - к этому мы всегда сможем вернуться. Всегда. Поняли?
- Да.
- Ну вот так. Жду вас, милая Женечка, в среду в это же время. Подготовьтесь как следует, мы сразу же начнем работать. Рад был знакомству.
- Я тоже. Большое спасибо. - Женя сложила тетради и покинула кабинет.
Настроение у нее было двойственным. С одной стороны Столбовой покорил ее, с другой несколько озадачил, чтобы не сказать - испугал. Видимо, правду про него говорят, что он фанатик от науки и его требования к студентам безумно завышены. Два дня на такую гору нового материала - это совершенно нереально. Хотя… как сказать. Если очень собраться, возможно, все получится. Во всяком случае, игра стоит свеч: она, Женя, не далее как вчера, призналась Любе, что мечтает о диссертации - и вот, ее мечта начинает осуществляться.
Едва Женя вспомнила о Любе, как тотчас увидела ее саму, бодро поднимающуюся по ступенькам.
- Приветик, - весело поздоровалась та, - ну что, пообщалась со своим профессором?
- Пообщалась.
- И как? Вид у тебя не слишком.
- Да нет, все просто замечательно. - Женя улыбнулась. - Столбовой - мировой дядька. И умница, и красавец.
- Правда? - Люба многозначительно усмехнулась. - Смотри, не втюрься в него.
- Нет, для этого он все-таки, слишком стар. Но вообще, был бы Столбовой помоложе лет на тридцать, я бы с удовольствием приняла его ухаживания.
- А сколько ему? - поинтересовалась Люба.
- Не знаю точно. Что-то около шестидесяти. У него уже внуки взрослые.
- Ну и Бог с ним, - махнула рукой Люба. - Слушай, я сейчас к Перегудовой. Думаю, через час уже освобожусь. Подожди меня, махнем по магазинам. Сейчас повсюду летняя распродажа, скидки до семидесяти процентов.
- Да ты что? - Женя решительно помотала головой. - Я сейчас прямехонько в библиотеку. Мне нужно Курицкого читать. И монографию американского профессора.
Люба закатила глаза.
- Обалдела, девушка? Ведь еще только второе сентября. Что ж ты весь год делать будешь?
- Все то же самое. Ходить в библиотеку и сидеть за компом. Так что, гуд бай.
Люба безнадежно посмотрела на Женю.
- Гуд бай. Так я и знала, что Столбовой запряжет тебя, как сивку-бурку. Ты хоть звони, когда выдастся свободная минутка. И не забудь - в следующее воскресенье у Ленчика день рождения. Он, как всегда, позвал нас к себе на дачу, на шашлыки.
- Насчет шашлыков не уверена, а позвонить, позвоню обязательно. Пока. - Женя чмокнула Любу в розовую щеку и стала спускаться по ступенькам.
3
Домой она попала лишь в семь вечера. Пять часов, проведенные в библиотеке, давали о себе знать - голова гудела, в глазах рябило. Однако Женя заметно приободрилась: чтение открыло ей кучу интересного, она получила представление о теме, которую дал ей Столбовой, и тема эта начинала ей нравиться.
Мать уже вернулась с работы и вышла навстречу Жене в прихожую, а вместе с ней и пушистый сибирский кот Ксенофонт, любимец маленького семейства Зиминых.
- Женюша, наконец-то. - Ольга Арнольдовна смотрела на дочь с тревогой. - Я уже волноваться начала. Ты бы хоть позвонила.
- Мобильник разрядился, - объяснила Женя, снимая с плеч рюкзачок. - Мам, что у нас на ужин?
- Рыба жареная с картошкой. Ксенофонт уже отведал. - Мать улыбнулась и обняла Женю. - Господи, да ты на ногах не стоишь от усталости. Пойдем, все горячее. Я уже дважды разогревала, а тебя все нет и нет.
- Я в библиотеке сидела, - извиняющимся тоном проговорила Женя, послушно следуя за Ольгой Арнольдовной на кухню.
Оттуда доносился упоительный запах жареной горбуши, Ксенофонт, подняв хвост трубой, путался у Жени в ногах. Мать усадила ее за стол, поставила перед ней тарелку с едой, налила чаю и устроилась напротив на табурете.
- Ешь. И рассказывай, как прошло собеседование.
- Все отлично, - с набитым ртом произнесла Женя, - Столбовой мне понравился. Кажется, и я ему. Уже дал тему для диплома.
Мать слушала и удовлетворенно кивала.
- Как его зовут-то хоть, профессора твоего? А то ты все по фамилии, неловко как-то.
- Николай Николаевич. Мам, ты бы видела, с какой скоростью он считает! Как компьютер!
- Ты ешь, ешь, не отвлекайся. Положить тебе добавки?
- Нет, спасибо, а то я поправлюсь. - Женя отодвинула от себя пустую тарелку и блаженно откинулась на спинку кухонного уголка. - Уф! Сейчас выпью чаю, посижу десять минут - и залезу в Интернет.
- Не много ли для одного дня? - обеспокоилась мать. - Нужно ведь когда-то и отдыхать.
- Нет, в самый раз, - успокоила ее Женя. - Мне через два дня надо уже полностью во все въехать.
- Въедешь. - Ольга Арнольдовна ласково потрепала дочь по волосам. - Ты же у меня редкостная умница. И характер у тебя отцовский: пока своего не добьешься, не угомонишься.
- Верно. - Женя рассеянно улыбнулась.
Мысли ее уже блуждали далеко, она старалась осмыслить то, что только что вычитала в книге Курицкого, и предвкушала, как удивит Столбового своей подкованностью и осведомленностью. Мать, заметив это, отстала от нее с разговорами, вымыла посуду, взяла на руки Ксенофонта и ушла к себе смотреть сериал.
Женя напилась чаю, дождалась, пока ноющая от долгого согнутого состояния спина хоть немного придет в себя, и тоже скрылась в своей комнатенке. Села за компьютерный стол, вытащила из ящика чистый лист бумаги, взяла ручку.
Для начала она решила составить распорядок на неделю. Семь ноль-ноль - подъем. Пятнадцать минут интенсивная зарядка для поднятия тонуса. Затем двадцать минут водные процедуры. Потом завтрак. Два раза в неделю занятия на кафедре со Столбовым. Еще два раза английские курсы - без них не обойтись, если изучать американскую монографию. Остальные дни - библиотека. Затем - в два обед и снова занятия, на сей раз за компьютером. В десять - ужин. В половине двенадцатого - сон.
Женя закончила писать и пробежала глазами листок. Да, Любка права: времени на отдых не остается. Ну и черт с ним, с отдыхом. Отдыхать и развлекаться она будет потом, когда добьется поставленной цели. Когда ее оставят на кафедре и дадут возможность заниматься любимым делом. А сейчас нужно пахать, как проклятой, и пусть Любка бегает по тусовкам, ездит на шашлыки, влюбляется и страдает - она, Женя, прекрасно обойдется без этого.
Женя вздохнула, вынула из маленькой коробочки пару канцелярских кнопок и приколола листок на видное место над столом. Затем решительно нажала на кнопку и включила компьютер.
4
Три недели она держалась со стойкостью оловянного солдатика: строго следовала своему расписанию, не отступая от него ни на йоту. Столбовой был доволен - за это время она полностью проштудировала Курицкого, одолела больше половины труда американца и начала "Моделирование рисковых ситуаций" Дуброва. Кроме того, Женя отыскала в интернете несколько интересных статей. Две из них были на немецком языке - его она изучала в школе и могла худо-бедно читать со словарем.
Ложиться в половине двенадцатого, конечно, не получалось. Столбовой работал взахлеб, не давая отдыха ни себе, ни Жене и заряжая ее своей энергией. Она почти ежедневно засиживалась до двух часов ночи, а иногда и до половины третьего, но вставала неизменно в семь.
К концу третьей недели ее постепенно охватила апатия. Женя почувствовала, что переоценила свои силы. Ей постоянно хотелось спать, но в то же время она не могла уснуть. Стоило ей лечь и закрыть глаза, в голове начинал роиться целый ворох мыслей, мелькали отрывки из прочитанного, формулы и уравнения.
Ольга Арнольдовна, поначалу старавшаяся не тревожить дочь и дать ей возможность распоряжаться временем так, как она считает нужным, не на шутку разволновалась.
- Женечка, так нельзя, дорогая, - говорила она, пытаясь прекратить ночные бдения за книгами и компьютером. - Посмотри, на тебе лица нет. И похудела ты ужасно, за три недели добрых три кило скинула.
- Ну и хорошо. - Женя упрямо мотала головой. - Любка завидовать будет. У нее худеть не получается.
- Что ж хорошего? Так и до переутомления недалеко. Ты б сходила куда-нибудь, развеялась, а то сидишь сутки напролет в четырех стенах.
- Некогда, мам.
- Неправда! Я сама училась в институте и писала диплом. И на все у меня хватало время. Николай Николаевич замечательный преподаватель, но он, наверняка, не подозревает, как ты себя истязаешь.
- Он сам себя истязает так же.
- Ему можно. Он мужчина, и к тому же в возрасте. А тебе еще детей рожать.
- Ой, мам, отстань со своими детьми! Мне до этого еще очень далеко. - Женя закрывала ладонями уши, давая понять, что спор окончен.
Ольга Арнольдовна сдавалась и уходила, а она чувствовала, что мать права. Однако остановиться не могла.
В последнее воскресенье сентября они, наконец, поругались по крупному. Были именины Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Ольга Арнольдовна собиралась в гости к своей сестре - Наде - и звала с собой Женю. Та наотрез отказывалась ехать. Слово за слово разговор перешел на повышенные тона, как вдруг, в самый кульминационный момент, раздался звонок в дверь. От неожиданности обе - и мать, и дочь - вздрогнули.
- Кто это? - спросила Женя.
- Мне откуда знать? Наверное, соседи - ты слишком громко кричишь!
- Ничего подобного. Это ты кричишь. - Женя решительно встала со стула и направилась в прихожую, мать - за ней.
За дверью на площадке стояла Люба, румяная, нарядная, в коротком белоснежном плаще и изящных сапожках. В руках у нее был огромный торт в прозрачной упаковке.
- Если гора не идет к Магомету, значит Магомет мало заплатил горе. - Люба звонко расхохоталась и, потеснив Женю, зашла в квартиру. - А если честно, то совести у тебя нет, Зимина! Обещала звонить, и ни ответа, ни привета. Между прочим, сегодня мои именины, забыла?
- Ой! - Женя смущенно качнула головой.
- Вот и я о том же! Ладно, я знала, что тебя в гости не дождешься, сама пришла, с доставкой на дом. Вот, тортик принесла, идемте чай пить.
- Конечно, Любаша, идем, - засуетилась Ольга Арнольдовна. - С днем ангела тебя. Хорошо, что приехала, а то с этой Женей просто беда. Совсем свихнулась на почве учебы, может хоть ты на нее повлияешь, а, Любушка?
- Женюра у нас не поддается влиянию, - засмеялась та. - Ведет себя хуже некуда: друзей забросила, в кино с нами не ходит, день рождения Ленчика пропустила! Куда это годится? Я вот со своей Катериной Ивановной все прекрасно успеваю. - Люба сунула Жене в руки коробку с тортом. - Иди нарезай, горе мое! И не вздумай улизнуть за свой компьютер, обижусь на всю оставшуюся жизнь!
- Не улизну, - пообещала Женя.
В глубине души она была рада любиному визиту, надеясь, что подруга поможет ей хоть на время расслабиться и отвлечься от дел.
За чаем мать и Люба принялись прорабатывать Женю на пару. Они наседали и наседали, и та не выдержала: к горлу ее подкатил комок, глаза защипало. Женя уронила голову на руки и разрыдалась.
- Да ты что? - испугалась Люба. - Женюрочка! Прости, солнце мое, я тебя вовсе не хотела расстраивать.
- Я… я… - Женя всхлипывала, не в состоянии произнести что-нибудь членораздельное, глядя на Любу и мать полными слез глазами.
- Она устала, - со вздохом проговорила Ольга Арнольдовна. - Это самый настоящий стресс. От него до депрессии один шаг.
- Так надо же что-то делать! - воскликнула Люба. - Хотите, я поговорю со Столбовым, чтобы он снял часть нагрузки?
- Н-не надо, - с трудом выговорила Женя, вытирая слезы, - дело не в нагрузке.
- А в чем тогда?
- В том, что я не могу переключиться. Даже если пойду в кино или еще куда-нибудь, все равно буду думать об этом дурацком линейном программировании.
Мать и Люба переглянулись.
- Н-да, - протянула Люба негромко, - это называется "ку-ку". - Она замолчала, сосредоточенно кроша ложечкой остаток торта на блюдце.
Женя тихо всхлипывала, почесывая за ухом Ксенофонта, который, вспрыгнув к ней на колени, громко и блаженно урчал.
- Может быть… - робко начала Ольга Арнольдовна, но Люба внезапно перебила ее:
- Я знаю, что делать! Женька, тебе нужно заиметь хобби. В сфере искусства.
- Какое еще хобби? - не поняла Женя.
- Ну, например, у тебя же есть слух. Когда Костик воет свои песни под гитару, ты ему всегда подпеваешь.
- При чем здесь Костик и его гитара?
- Правда, Любушка, при чем? - удивилась Ольга Арнольдовна.
- Вот при чем. Помнишь, я тебе говорила, что хожу на хор? Уже второй год. Хор называется "Орфей", он любительский, в нем поет молодежь, все только по собственному желанию - и совершенно бесплатно, что немаловажно!
- Господи, Любаша, и когда ты все успеваешь? - Ольга Арнольдовна всплеснула руками, глядя на Любу с восхищением.
Та оставила ее комплимент без внимания и продолжала:
- Тебе надо сходить к нам.
- На хор?!
- Да, на хор. Вторник и пятница вечером у тебя свободны?
Женя задумалась. По вторникам и пятницам Столбовой работал в университете, и эти дни она целиком проводила в библиотеке.
- Раз молчишь, значит ничего конкретного на это время у тебя не намечено, - тут же перешла в наступление Люба. - Да и что тут сомневаться, это почти рядом, от вас полчаса езды на автобусе. Репетиции с семи до девяти. В десять уже будешь сидеть за своим компьютером. А какую музыку мы там поем! И Чайковский, и Глинка, и русские народные песни. Сразу все термины из башки вылетят. И дирижер отличный, Всеволод Михайлович Лось.
- Нет, это чушь какая-то, - попыталась возразить Женя, но Люба тут же состроила свирепую физиономию: