Кот пристально поглядел на нее желтыми глазами-плошками и степенно удалился на кухню. Вскоре пришла мать. Женя встретила ее в прихожей с сияющей физиономией.
- Привет, Женюра, как дела?
- Все о’кей.
- Обедала?
- Не совсем. Чай пила.
- Безобразие, - возмутилась Ольга Арнольдовна. - Заработаешь себе язву. - И тут же загадочно заулыбалась. - Угадай, кого я сейчас встретила в метро.
- Не знаю. Тетю Иру?
- Даже не тепло. Думай лучше. И отнести в кухню вот эти пакеты.
Женя послушно подхватила две полиэтиленовые авоськи с продуктами и потащила их к кухонному столу. Мать, переодевшись и вымыв руки, вошла следом за ней.
- Ну, так какие твои предположения?
- Ma, не доставай! У тебя такой обширный круг знакомых, что я буду перечислять их полчаса, а то и больше. - Женя вытащила из пакета батон копченой колбасы и, принюхавшись, блаженно закатила глаза. - Ух ты, как пахнет! Можно отрезать кусочек?
- Сначала суп! - категорично отрезала Ольга Арнольдовна. - И потом, почему ты решила, что это мой знакомый? - она хитро уставилась на дочь.
- Знакомый? - Женя понимающе кивнула. - Значит это "он"?
- Вот, вот. Уже теплее. - Мать достала из холодильника большую запотевшую кастрюлю.
- Костик, что ли? Или Никита?
- Снова холоднее.
- Да ну, мам, что за детские игры! Неужели, Генка из трудового лагеря?
- При чем тут Генка? - Мать потеряла терпение. - Это был Саша. Мы встретились с ним на Театральной. Он ехал в институт и передавал тебе привет. А еще он сказал, что вы собираетесь с хором куда-то ехать на самые праздники. Это верно?
- Верно. - Женя зажгла газ и поставила суп на плиту.
- И ты решила ехать с ними? - лицо Ольги Арнольдовны приняло озабоченное выражение.
- Да, я решила.
- А как же занятия?
- Я уже договорилась со Столбовым. Он разрешил мне отдохнуть пару дней.
- Честно говоря, я не в восторге от такой идеи. И Новый год мы привыкли встречать вместе.
- На этот раз встретим его раздельно, - мягко проговорила Женя. - В конце концов, надо же когда-то начинать. А вдруг я выйду замуж - мне ведь уже двадцать один.
- Что ж, замуж - это замуж. - Ольга Арнольдовна вздохнула и опустилась на табурет. - Тут я мешать не намерена, был бы человек хороший. Например, как Саша.
Женя весело расхохоталась.
- Кто про что, а вшивый про баню. Мамуль, как ты не можешь понять - ну не нравится мне твой замечательный и любимый Саша. Совсем не нравится. Вот вернусь из Питера, перестану ходить на хор и увидишь, он здесь больше не появится.
- Жаль, - с печалью в голосе проговорила Ольга Арнольдовна. - Смотри, суп сейчас выкипит, снимай скорее.
В дальнейшем разговор о Саньке больше не поднимался. Мать и дочь мирно обедали, Ксенофонт сновал взад-вперед около стола, выпрашивая куриную ножку. Затем Женя ушла к себе заниматься, а Ольга Арнольдовна взялась за хозяйство.
Уже глубоко за полночь, лежа в кровати, Женя вновь подумала о Карцеве. И как ее угораздило запасть на такого мизантропа и бирюка? Кажется, его абсолютно не интересует происходящее вокруг. Возможно, и сама Женя тоже не входит в сферу его интересов, а тот факт, что во время репетиций он пялится ей в спину, так это просто оттого, что больше смотреть некуда. Тем не менее, настроение у Жени было отличное. Она уже считала дни, оставшиеся до поездки. Почему-то ее охватила твердая уверенность, что там, в Питере, что-то произойдет. Что-то хорошее и очень важное.
"Глупости, - укорила Женя саму себя. - Если что-то и случится, так это то, что Санек объяснится мне в любви. И придется его глубоко разочаровать. Жаль, как говорит мама, очень жаль".
Она еще немного полежала, думая о своем, и заснула крепким, здоровым сном молодого человека, предвкушающего грядущие радости жизни.
9
Лось увеличил время репетиций. К фестивалю готовили Верди, несколько народных песен и отрывок из кантаты Баха. Необходимо было каждый раз проходить всю программу целиком. Лось хронически не успевал, злился, срываясь на крик. Больше всего доставалось басам - вся партия насчитывала лишь пять человек с весьма ограниченными данными. Если бы не Женька Карцев с его крепким баритоном, был бы полный караул. Но тот, как всегда, опаздывал, да не на пятнадцать минут, как раньше, а на все полчаса. Лось орал на него, как резаный, обещая выгнать к чертовой матери. Карцев его вопли игнорировал и вообще вел себя так, будто был глухонемой. Ничего не говоря в свое оправдание, дожидался, пока иссякнет дирижерский гнев, и молча шел к станкам. С ним партия начинала звучать прилично, и Лось помаленьку успокаивался.
Жене вовсе не улыбалось торчать на репетициях вместо двух часов два с половиной, а то и три. Дома ее ждал компьютер и внушительная стопка книг, которые, кровь из носу, нужно было успеть проштудировать до поездки. Но расстраивать дирижера ей тоже не хотелось. Она - скрепя сердце - отбывала занятие до конца, а потом стремительно сматывала удочки. Во всем этом был только один положительный момент: пользуясь ситуацией, Женя решительно пресекла чаепития с Саньком, мотивируя свой отказ пригласить его домой катастрофической нехваткой времени. Тот воспринял удар судьбы со свойственным ему стоицизмом, продолжая оставаться веселым, улыбчивым и предупредительным.
За неделю до отъезда Лось зачитал распорядок фестиваля, объявил время отправления поезда и сбора на вокзале. Поезд уходил в девять двадцать утра, а хористы должны были быть на платформе без четверти девять.
- Встретимся где-нибудь по дороге? - спросила Женя Любу, выслушав дирижера.
- Обязательно. Давай я доеду со своей Щукинской до Баррикадной, и буду ждать тебя в центре зала. Потом вместе перейдем на кольцевую и доберемся до трех вокзалов.
- Ладно, - согласилась Женя.
Ее дом находился как раз между Баррикадной и Октябрьским полем, поэтому предложение Любы ее весьма устраивало.
Назавтра они вдвоем прошвырнулись по магазинам. Люба купила себе обалденное платье для коктейля, а Женя присмотрела очередные джинсы, очень дорогие, расшитые стразами и украшенные замысловатой вышивкой. Любе ее выбор жутко не понравился.
- В чем ты будешь встречать Новый год? В них?
- Может быть. Еще посмотрю, - беспечно проговорила Женя, вертясь перед огромным блестящим зеркалом бутика.
Джинсы шли ей замечательно, ничто не украшало ее фигуру так, как они, подчеркивая длинные, сильные и стройные ноги и в меру округлые бедра. Молоденькая продавщица, стоящая за прилавком, невольно залюбовалась.
- Очень стильно и здорово. Девушка, не хотите к этому примерить вон ту кофточку? Мне кажется, она будет на вас смотреться потрясающе, и особенно с джинсами.
Женя скосила глаза на вешалку. Кофточка, верно, была недурна - темно-сиреневая, отливающая лиловым, с глубоким вырезом и широкими, свободно спадающими, полупрозрачными рукавами.
- Что ж, давайте ее сюда.
Продавщица принесла кофточку, Женя скрылась в кабинке и выскользнула оттуда через пять минут.
- Ну как?
Прикусившая язык, Люба подняла вверх большой палец.
- Ты похожа на испанку. Или на итальянку с карнавала. В любом случае, стоит брать, это твое, без сомнения.
- Вот в этом и встречу Новый год, - с достоинством проговорила Женя.
Блузка стоила очень недешево, ей пришлось выложить за нее все свои сбережения.
- Теперь я совсем пустая, - призналась она Любе, расплатившись в кассе за покупку. - Даже на колготки не хватит. Придется ждать, пока дядя подбросит деньжат по случаю праздников.
Брат Жениной матери, Святослав Арнольдович, работал врачом в хозрасчетной поликлинике и иногда баловал любимую племянницу. Впрочем, мать приучила Женю не слишком рассчитывать на его помощь и разрешала принимать подарки лишь изредка.
- Если что, я тебе одолжу сколько нужно, - пообещала Люба, никогда не испытывавшая стеснения в средствах.
- Спасибо, - поблагодарила Женя.
В последующие дни она занималась сборами: гладила концертную блузку и юбку, упаковывала необходимую парфюмерию и маленькие новогодние сувениры, которые приготовила для Любы, Санька и еще нескольких парней и девчонок, с которыми тесно общалась. Для Лося Женя еще пару дней назад купила красивую ароматическую свечу в форме контрабаса, а для концертмейстерши Анны Анатольевны - нарядный газовый шарфик.
Мать глядела на ее хлопоты с печальной улыбкой. Жене было ее безумно жалко: никогда прежде на новогоднюю ночь они не расставались. Даже когда Женя встречалась с кем-нибудь из кавалеров, этот праздник она всегда проводила дома, так уж было заведено с той самой поры, как ушел отец. Ей захотелось хоть чем-нибудь утешить мать.
- Мамуль, ты не переживай. Я вернусь, и мы отпразднуем Рождество.
- Я вовсе не этим огорчена, - со вздохом произнесла Ольга Арнольдовна.
- А чем же тогда?
- Волнуюсь за тебя. Вдруг простынешь там, ноги промочишь. Сейчас самое гриппозное время, потом будешь все праздники валяться с температурой.
- С чего это я вдруг буду ноги мочить? Я ж не маленькая.
- Кто тебя знает, - неопределенно проговорила мать.
Вид у нее оставался подавленный, и Женя, для того, чтобы развеселить ее, решила продемонстрировать новые шмотки. Она надела джинсы и кофточку, сунула ноги в лодочки на высокой, тонкой шпильке и прошлась перед Ольгой Арнольдовной, как на подиуме.
- Неплохо, - одобрила та. - На мой взгляд, каблук мог быть и поменьше. Слишком уж ты высокая в этих туфлях. И ноги ну прямо от шеи растут.
- Это комплимент? - рассмеялась Женя.
- Понимай, как хочешь, - улыбнулась мать. - Во всяком случае, парню, который захочет пригласить тебя на танец, нужно иметь приличный рост. Лучше - начиная от метра восьмидесяти. Саша под эти стандарты, пожалуй, подойдет.
"А Женька?" - неожиданно подумала Женя. Она вдруг отчетливо представила его рядом с собой - худого, в бесформенном, растянутом свитере, который он носил, не снимая, на все репетиции. Стиль явно не соответствовал. Пожалуй, стоило подыскать для новогоднего бала что-нибудь поскромней, да и каблуки снять.
"А, ладно, - решила Женя, - все равно он ни за что ко мне не подойдет. И танцевать я, наверняка, буду с Саньком - напоследок, перед разлукой".
Она сняла вещи, аккуратно разложила их по пакетам и засунула в дорожную сумку.
Вечером накануне отъезда они созвонились с Любой.
- Я поставила будильник на семь, - сообщила та.
- А я на шесть тридцать.
- Зачем так рано? - удивилась Люба.
- Мне надо. Я привыкла иметь в запасе много времени.
- Ну хорошо. Не забудь, Баррикадная, центр зала. Гуд бай.
- Бай. - Женя повесила трубку.
У нее с самого утра болела голова. Где только она сегодня не была - и на курсах, и в библиотеке. И в гастрономе - покупала еду в дорогу. Устала, как собака. Сейчас - в душ и на боковую.
Женя оккупировала ванную, провела в ней не меньше сорока минут, затем высушила волосы феном, выпила таблетку цитрамона и улеглась спать.
Она проснулась от какого-то толчка. Ей что-то снилось. Кажется, связанное со Столбовым. Ну да, точно, ей снилась конференция. Огромный зал, куча народу, все смотрят на нее, стоящую на кафедре. Женя оглядывается в поисках Столбового, но почему-то его рядом нет. И вообще нигде нет. Вместо него в первом ряду она видит Женьку Карцева. Тот глядит на нее внимательно и серьезно, ожидая, когда Женя начнет доклад. Она хочет открыть рот и произнести первую фразу, но вдруг ее охватывает страх. Это даже не страх, а ужас. Женя не понимает причины этого ужаса, и от этого ей делается еще хуже. Ей хочется бежать прочь - с кафедры, из зала. Где же, черт возьми, Столбовой, почему он бросил ее на произвол судьбы? Женя шагнула вперед, нога ее нависла над пустотой. Она вздрогнула и открыла глаза…
В комнате было не темно и не светло. Клубился серый сумрак. Женя тотчас почувствовала тревогу. Светает только в половине девятого, а она должна была проснуться в шесть тридцать. Женя рывком схватила с тумбочки мобильник. Так и есть! Часы на экране показывали восемь пятнадцать. Она проспала! Не услышала сигнал будильника! Никогда раньше с ней такого не бывало. Господи, вот кошмар! Через пятнадцать минут Любка будет ждать ее на Баррикадной. Ей даже позвонить нельзя, наверняка она уже в метро.
Женя вскочила с кровати и бегом бросилась в коридор. Дверь в комнату матери была плотно закрыта - та спала, очевидно надеясь, что Женя ее разбудит. Она вбежала в ванную, включила кран с ледяной водой, наспех умыла лицо. Бог с ней, с Любкой, она догадается, что вышло недоразумение и поедет на вокзал одна. Сейчас главное - успеть к поезду. У нее в запасе ровно час, а добираться до Комсомольской площади не меньше сорока минут. Хорошо еще, что Женя с вечера собрала все нужные вещи вплоть до мыла и зубной щетки.
Кое-как приведя себя в порядок, она забежала на кухню, включила электрочайник, приготовила себе чашку крепкого кофе и, обжигаясь, выпила его. В это время в дверях показалась взъерошенная со сна голова матери.
- Ты почему не завтракаешь? - зевая, спросила Ольга Арнольдовна. - И чего не разбудила меня? Я бы тебе еду приготовила.
- Мам, я проспала. У меня ни секунды лишней. Давай прощаться.
- Как прощаться? - заволновалась Ольга Арнольдовна. - Без завтрака? Вот так, на бегу? Надо же присесть на дорожку.
- Садись. - Женя подсунула ей табурет. Сама присела на краешек и тут же вскочила. - Все. Чао. Я позвоню.
- Давай хоть бутерброды тебе с собой сделаю! - не унималась Ольга Арнольдовна.
- Никаких бутербродов. У меня с собой полно еды. А у Любки еще больше. Пока, мамуль, - Женя ткнулась губами матери в щеку и вылетела в прихожую. Мигом обулась, накинула пальто, подхватила сумку и была такова.
Она хотела для скорости поймать машину, но потом решила, что застрянет в пробках. Метро в этой ситуации казалось более надежным.
Однако ей не повезло. Поезд, следовавший по кольцу, ежеминутно останавливался в туннеле. От страха опоздать у Жени снова разболелась голова. Она старалась не смотреть на часы, но взгляд ее против воли то и дело устремлялся на циферблат. Прошло не меньше двадцати минут, пока состав, наконец, одолел считанные станции от Краснопресненской до Комсомольской.
Женя выскочила из вагона и почти бегом помчалась по лестнице. Едва она очутилась на улице, в сумочке тут же запел мобильник. Женя на ходу вытащила телефон.
- Ты где? - кричала в трубку Люба. - Мы все уже собрались. Что случилось?
- Ничего особенного, - тяжело дыша от быстрой ходьбы, сквозь зубы проговорила Женя. - Просто я проспала. Не услышала будильник.
- А говорила, что любишь иметь в запасе много времени! - колко поддела Люба. - Сколько тебе еще идти?
- Пять минут. Я уже около вокзала.
- Ладно, я передам Саньку. А то он чуть с ума не сошел от волнения.
- Передай. - Женя отключила сотовый и вошла под своды Ленинградского вокзала.
Она еще издали заметила на одном из перронов большую, пеструю толпу и, стараясь не терять темпа, устремилась к ней. Вскоре от компании отделился силуэт и поспешил ей навстречу. Это, конечно, был Санек - Женя уже видела его радостное и возбужденное лицо и слышала обращенное к ней "Женя, наконец-то!" Он подлетел, обнял ее, выхватил из руки сумку. Она вдруг почувствовала, что ее не держат ноги и, против воли, повисла у него на локте.
- Устала, бедная, - сочувственно произнес Санек. - Ты не торопись, мы успеваем.
Женя, прищурившись, вглядывалась в толпу, тщетно пытаясь найти среди хористов Женьку Карцева. Мгновение спустя она увидела его, стоящего чуть поодаль от других, в потрепанной черной куртке и без шапки. Его светлые волосы были покрыты снежинками. Издали казалось, что это седина. Женя нарочно подольше задержала на нем взгляд, надеясь, что он почувствует его и обернется, но Карцев продолжал стоять к ней вполоборота, сосредоточенно разглядывая состав.
К Жене бросилась Люба.
- Ну, Женюра, ты и даешь! Сейчас бы уехали без тебя. Посадка уже идет полным ходом. Скорее! - Она схватила ее за руку и потянула к поезду. - У нас места рядом. Ты, я и Санек, а напротив Ольга Дурова, Наташка Козлова и Настя. Да что вы там копаетесь?
- Спокойно, Чакина, - с усмешкой скомандовал Санек, занося в тамбур вещи. - А то взорвешься от избытка энергии.
Он отыскал нужное купе. Там уже сидели подружки Наташа Козлова и Оля Дурова. Не хватало лишь белокурой и смешливой Насти Губаревой.
Девушки устроились на скамейке, Санек запихнул сумки на багажную полку и сел рядом с Женей, вплотную прислонившись к ее боку. Она чувствовала, как от его тела исходит волна желания. Ей захотелось оказаться подальше.
- Любань, давай махнемся. Я к окну, у меня голова со вчерашнего дня трещит.
- Пожалуйста. - Люба озорно глянула на Санька, пожала плечами и встала.
- Я тоже пересяду, - тут же заявил тот, передвигаясь вслед за Женей.
- Что, и у тебя с головой непорядок? - съязвила Люба.
Девчонки напротив весело пересмеивались и шушукались. Санек оставил вопрос Любы без внимания, наклонился поближе к Жениному уху и шепотом спросил:
- Ты позавтракать-то успела? Хочешь пирожок с курагой?
- Нет, спасибо. У меня и так в горле пересохло.
- У меня есть бутылка "Нарзана". Достать?
- Ну, давай, - согласилась Женя.
Санек вытащил из рюкзака "Нарзан", открыл и разлил в пластиковые стаканчики. Хватило на все купе.
- За отъезд, - провозгласила Люба, поднимая свой стаканчик.
- А мы, действительно, тронулись! - закричала Наташка. - Смотрите, перрон движется.
За окнами, действительно, медленно плыла платформа. В дверях показалась румяная физиономия Насти.
- А вот и я. Не ждали?
Компания дружно пила минералку.
- Эх, - мечтательно протянула Люба, глядя на мелькающие за окном киоски. - Сейчас бы сюда пивка.
- Всеволод Михалыч пиво запретил, - тут же встряла Настя.
- Подумаешь! - Люба пренебрежительно хмыкнула и заговорщицки подмигнула Саньку. - Сейчас отъедем подальше, можно будет смотаться в вагон-ресторан. Возьмем там пару банок "Клинского", ничего страшного не случится.
- Любаня, не нарушай дисциплину, - строго проговорила Женя.
Она понемногу приходила в себя от бешеного бега. Головная боль утихла, на душе стало спокойно и хорошо. Это свершилось - они едут! Через семь часов она увидит Питер, в котором была лишь один раз в жизни, когда ей исполнилось пятнадцать. Они ездили туда с отцом и Ингой совсем незадолго до его смерти. Женя до сих пор помнила свой восторг, когда она увидела гранитную набережную Невы, ее свинцовые воды под таким же свинцовым небом, графически четкие силуэты зданий, наполненную воздухом ширь Дворцовой площади.
Ее охватила эйфория. Даже сидящий рядом Санек больше не раздражал ее, наоборот, она почувствовала к нему нежность и благодарность. И тут же вспомнила свой сон. Что за галиматья ей привиделась? Будто она выступает на конференции одна, без Столбового. И опять этот Карцев! Где он, кстати?
Посмотреть бы на него хоть краем глаза. Женя осторожно поднялась со скамейки.
- Ты куда? - тут же спросил Санек.
- Я сейчас вернусь.