- Не больше, чем ценные бандероли.
Женя поняла, откуда у него эти стальные бицепсы.
- Все равно, поставь на место!
- Так и быть. - Он, наконец, разжал руки, и она коснулась ботинками асфальта.
Над головой по-прежнему висело серо-багровое небо, вокруг был невероятный простор. Вдалеке мрачно чернел контур Петропавловки. На фоне черно-белой гаммы ярким пятном выделялась туристическая группа, и особенно экскурсовод в ядовито желтой шапочке.
- Граждане, поскольку у нас всего полтора часа, экскурсия обзорная. В крепость заходить мы не будем, только постоим у ворот. Я расскажу о тех, кто томился в этих застенках.
- А то мы сами не знаем, - недовольно проговорил Женька. - Кому вообще нужны эти экскурсоводы?
- Ты не прав. - Женя взяла его под руку. - Идем, послушаем.
Они догнали группу, от которой прилично отстали и остановились чуть поодаль от остальных.
- Крепость была заложена шестнадцатого мая тысяча семьсот третьего года на острове Люст-Эланд в дельте Невы. Она предназначалась для защиты земель, отвоеванных в ходе Северной войны со Швецией. Крепость строилась по плану, составленному при участии самого Петра. Согласно правилам… - Женя рассеянно смотрела на желтоголовую экскурсоводшу и думала, что она ужасно похожа на попугая - такая же маленькая и пестрая, с такими же крохотными блестящими глазками. И говорит так же быстро, неразборчиво, налегая на шипящие.
- …В тысяча семьсот двенадцатом году на месте деревянной церкви Трезини заложили каменный собор. При жизни Петра возвели колокольню с высоким шпилем…
Женька сзади легонько потянул Женю за рукав. Она обернулась.
- Ты что?
- Ничего. - Он глянул на нее невозмутимо и одновременно хитро.
- Ну и не мешай. - Женя хотела отвернуться обратно к экскурсоводу.
В ту же секунду Женька неожиданно сделал ей подсечку и усадил в снег.
- Ты с ума сошел? - Она глядела на него с изумлением.
- Мне просто скучно. Вставай, давай. - Он подал ей руку.
Женя, поколебавшись, уцепилась за нее, но вместо того, чтобы помочь подняться, Женька снова толкнул ее в сугроб.
- Ладно. - Она показала ему кулак и встала на ноги, отряхивая пальто. - Сейчас узнаешь, где раки зимуют.
Он, улыбаясь, ждал.
- На твоем месте я бы спасалась бегством. - Женя приблизилась к нему и обеими ладонями толкнула в плечо, однако Женька даже не покачнулся.
- Слабачка ты.
- Сам слабак! - Она толкнула сильней, он перехватил ее руку. Они весело завозились, пытаясь повалить другого на землю.
Те из группы, кто стояли сзади, начали оглядываться.
- Ребята, вы спятили? Мешаете слушать! Как маленькие!
- Все. - Женя решительно увернулась от Женьки и поправила сбившийся на бок шарф. - Все, прекрати. Стыдно.
- Давай отойдем подальше.
- Не буду я никуда отходить, мне не тринадцать лет.
Он обнял ее сзади, прижал к себе.
- Ладно, будем так стоять.
Женя хотела воспротивиться, но внезапно почувствовала, что не может и пальцем шевельнуть от охватившего ее сладкого томления. Все остальное стало ей безразлично. Пусть ее считают сумасшедшей и бессовестной - ей сейчас не до экскурсии.
- Правда, уйдем, - полушепотом проговорила она, оборачивая к Женьке загоревшееся лицо.
- Они потихоньку покинули место, где стояла группа, и свернули за угол. Их точно кинуло друг другу в объятия. Это была настоящая страсть, дикая и необузданная, неподдающаяся контролю разума. В ней не было романтики, лишь животная сила, лишь иступленная ненасытность. Губы болели сладкой болью, тело мучительно ныло. Когда бы не зима, не пятнадцатиградусный мороз, они, не задумываясь, юркнули бы в первый попавшийся закуток…
…Женя пришла в себя и ужаснулась. Нет, не может быть! Это не она стоит тут, посреди улицы, белым днем - и целуется до самозабвения, почти до обморока. Откуда на нее свалилось это помешательство? Эта постыдная, порочная зависимость от прихоти практически незнакомого человека! Женя, сделав над собой неимоверное усилие, рванулась из Женькиных рук.
- Ты… что… куда? - В его глазах плавал туман.
- Хватит. Это немыслимо. Я… никогда не думала, что способна на такое. Это, в конце концов, неприлично.
- Подумаешь, приличия… - он пожал плечами, понемногу тоже приходя в чувство.
Женя взяла его за руку, как ребенка.
- Пойдем к нашим. Хотя бы сделаем вид, что нам интересно.
- Дура ты, Женька. Зачем делать какой-то вид? Перед кем ты хочешь выглядеть?
- Перед ребятами.
- Наплевать на них.
- Тебе, может, и наплевать, ты привык. А мне - нет!
- Ладно. - Он послушно побрел вслед за Женей.
Экскурсия уже заканчивалась. Экскурсоводша-попугай отвечала на вопросы. Женька кинул задумчивый взгляд на высокие серые стены.
- А казематы там будь здоров, мрачные. Я видел.
- Когда? - удивилась Женя. - Ты разве был здесь?
- Был. Лет пять назад.
- И я была. - Женя посмотрела на строгие и торжественные Невские ворота. - Только это было давно.
Минут через десять Лось велел идти в автобус. Следующим по плану шел Исаакиевский собор. Вместе с дорогой на его осмотр ушел час с небольшим. Потом хористов отвели в кафе на обед.
Все это время Женя и Женька не разлучались. Они буквально приросли друг к другу, не замечая, что на них косо посматривают окружающие. В какой-то момент в поле зрения Жени попался Санек - он стоял отдельно от всех и ковырял носком ботинка снег. Вид у него был непривычно сумрачный и угрюмый. Женя глянула и тут же позабыла о нем.
После обеда они съездили на Дворцовую площадь, оттуда в Мариинку, где для участников фестиваля были забронированы билеты на спектакль. В половине двенадцатого их, наконец, привезли на вокзал. Из брюха Икаруса выгрузили багаж. Ребята помогли девушкам донести сумки и чемоданы до уже стоящего на платформе поезда.
На этот раз вагон был купейный. Женька довел Женю до ее двери и остановился в узком проходе, притиснувшись спиной к стене.
- Я сейчас, - пообещала она. - Только вещи положу и разденусь.
Он молча кивнул. Женя вошла в купе, где уже сидели Люба, Настя и Ника. Вся троица встретила ее ледяным молчанием. Она сняла пальто, аккуратно пристроила его на плечики. Затем задвинула сумку под сидение и вышла. За ее спиной тут же послышался оживленный шепот. Женя решительно и резко дернула дверь.
- Теперь пошли к тебе.
Пока Женька устраивался на своем месте, она точно так же ждала его в коридоре. Поезд тронулся. Они стояли, обнявшись, и глядели в окно.
- До утра так продержимся? - спросил он, отодвигая накрахмаленную шторку, чтобы улучшить обзор.
- Наверное.
- Хочешь, можешь идти спать.
- Не хочу. Я в автобусе выспалась.
Со стороны тамбура послышался звонкий женский голос.
- Мороженое! Шоколадное, сливочное, эскимо! Фирменное, ленинградское! Кто желает?
Тут же двери купе стали с грохотом отползать. Хор почти полным составом вывалил в коридор. Все совали продавщице деньги.
- Мне три эскимо.
- А нам два сливочных.
- Тут полтинник, с него сдача тридцать три рубля. Тетка растерянно замотала головой, обвязанной пуховым платком.
- Сынки, дочки! Я так не могу. У вас у всех купюры крупные, у меня сдачи столько нету. Считайте все вместе, а потом разбирайте, кому что нужно. - Она выставила на пол большую корзину, доверху наполненную мороженым.
- Тихо, люди! - прикрикнул Глеб Сташук, доставая из кармана калькулятор. - Давайте, говорите по порядку, кто чего берет.
Ребята принялись диктовать заказы. Сташук быстро щелкал кнопками.
- Ша! Проверяйте, ничего не перепутал? Пять по девять, два по двадцать пять, четыре по двадцать, три брикета по тридцать четыре и десять по одиннадцать. - Он стукнул пальцем по клавише.
- Триста восемьдесят семь, - тихо произнес стоящий за его спиной Женька.
- Триста восемьдесят семь! - Глеб торжественно вручил мороженщице четыре сторублевки. - Держите. Мы между собой сами разочтемся. Налетай, ребята!
- Ты откуда узнал? - Женя удивленно поглядела на Женьку.
Тот слегка прищурился.
- Через плечо ему посмотрел. А ты что подумала?
- Так я и подумала. - Женя весело рассмеялась. - А мы почему не взяли мороженое?
- Ну его. - Женька поморщился. - Горло будет болеть. Мне сегодня утром уже на работу нужно.
- А мне завтра в институт, к профессору, - спохватилась Женя.
На нее внезапно напал страх. Диплом, конференция, Столбовой - все это показалось забытым, далеким и абсолютно бессмысленным. И что вообще будет, когда они вернутся в Москву?
Точно прочитав ее мысли, Женька спросил:
- Ты что вечером делаешь?
- Занимаюсь. Я и так все запустила за эти дни.
- Давай часов в пять встретимся на Пушке, у памятника. Успеешь закончить до этого времени?
- Что ты! - Женя глянула на него почти с испугом. - Конечно, нет. Там работы невпроворот.
- Когда же тогда? В шесть?
- Жень, лучше завтра.
Он мотнул головой.
- Нет, завтра не годится. Это слишком далеко, я столько ждать не смогу. Сегодня, в семь, и точка.
Его тон и вообще вид выражали полную категоричность и непреклонность. Глядя на него, Женя невольно подумала: "А ведь Любка права: он эгоист. Чужие проблемы для него ничего не значат. Интересно, что он видит во мне: новую забавную игрушку или… или ту соломинку, ухватившись за которую можно хоть капельку приблизиться к враждебно отвергаемому им миру?"
Женька глядел на нее пристально и напряженно. Слишком напряженно, точно ожидая коварного и жестокого удара. Так, по крайней мере, показалось Жене. "Скорее, все-таки, второе", - решила она и, вздохнув, проговорила:
- Хорошо. Сегодня, в семь.
"Конференция пойдет к черту, - мелькнула у нее в голове полная безнадежности мысль, - да и вообще, весь диплом".
На его лице выразилось облегчение. Он осторожно взял ее за плечи, и развернул к окну.
- Смотри. Там интересно.
Они стояли и смотрели, как несутся навстречу заснеженные поля и угрюмые, черные леса. Коридор постепенно опустел, затем погас верхний свет. В наступившем сумраке они вновь целовались, от Женькиных рук веяло жаром, от оконного стекла холодом. "Стрела" летела во тьму, и Жене казалось, что она превратилась в героиню из оскароносного фильма "Титаник" - так же парит над землей, стоя на носу гигантского теплохода в объятиях любимого…
…Еще позже, когда уже не осталось сил, она сидела на откидном стуле, а Женька рядом, на корточках, и они о чем-то шептались. Женя плохо понимала, о чем. Язык и веки отяжелели от бессонницы, мысли текли заторможенно.
А потом поезд прибыл на Ленинградский вокзал.
- Всем до свиданья, - сказал Лось окружившей его на перроне толпе. - Неделю отдыхаем. Затем в пятницу, как обычно, в шесть.
Женя и Женька вошли в только открывшееся, безлюдное метро. Москва отсыпалась после праздников. Они доехали по кольцу до Баррикадной. Дальше Женьке нужно было в другую сторону, он и так уже опаздывал.
- Все, пока. - Он обнял Женю в последний раз, на мгновение крепко прижав к себе. - Мы обо всем договорились.
- Да. На Пушке, в семь. - Она повернулась и пошла к эскалатору, стараясь не оглядываться.
12
По квартире летал аромат свежесваренного кофе. Ольга Арнольдовна в халате и бигуди бросилась навстречу вошедшей Жене.
- Женюся! Дорогая! Я так соскучилась!
- Я тоже, мамуль, - сонно проговорила Женя и, не раздеваясь, опустилась на банкетку, стоящую в прихожей.
- Ты какая-то бледная. - Мать встревоженно вгляделась в ее лицо. - Не простыла, часом? Не отравилась?
- Нет, нет, я здорова. - Женя улыбнулась и принялась снимать сапожки. - Ты-то как? Отпраздновала Новый год?
- Не спрашивай! Отвратительно отпраздновала. Тосковала по тебе. У Сони все сели телевизор смотреть, а по нему полная муть. Но ты не бери в голову. - Ольга Арнольдовна потрепала дочь по щеке. - Главное, что тебе было весело. Ведь было?
- Было, - подтвердила Женя.
- Ты раздевайся, мойся и за стол. Я пирожков напекла, твоих любимых, с капустой. Да, пока не забыла, тебе звонил Столбовой.
- Не может быть! - Женя застыла с сапогом в руке.
- Может. Поздравлял с Новым годом. У него такой приятный голос. Он и меня, между прочим, поздравил. Мы с ним немного поболтали.
- Поболтали?
- О тебе. - Ольга Арнольдовна рассмеялась. - О том, какая ты у нас замечательная и целеустремленная. Сегодня вечером, часиков в семь-восемь, ты должна ему позвонить, он хочет, чтобы завтра вы уже начали заниматься.
- Вечером я должна уйти, - рассеянно проговорила Женя, вешая пальто в шкаф.
- Куда уйти? - Ольга Арнольдовна остановилась на полпути в кухню.
- Так, в одно место.
- Я думала, ты будешь весь вечер готовиться к консультации. Сначала поспишь с дороги, а потом засядешь за книги.
- Все так и будет, - успокоительно произнесла Женя. - Я посплю и засяду за книги. Но в шесть уйду.
- Странно. - Мать пожала плечами. - Не похоже на тебя. Вы что, собираетесь какой-то компанией?
- Можешь считать, что да.
- Что значит "можешь считать"? - Ольга Арнольдовна обиженно поджала губы. - Ты что-то не договариваешь. Люба пойдет с тобой?
- Нет. Она не дружит с этими людьми.
- А ты дружишь?
- Да, дружу.
- И давно?
- Мам, ты меня допрашиваешь? Я ведь совершеннолетняя даже по западным меркам - там в двадцать один год позволено все.
- Я просто пытаюсь понять, - задумчиво проговорила Ольга Арнольдовна. - Ты ведь не с Сашей идешь?
Женя покачала головой.
- И вид у тебя… какой-то чумовой. Женюся, кто эти люди? Они из хора?
Ей стало ясно, что мать не отвяжется. Все равно придется ей сказать, так лучше раньше, чем позже.
- Мамуль, ты только не волнуйся. У меня… роман. - Она счастливо улыбнулась.
- Роман? С кем же это?
- Потом расскажу. Дай сначала привести себя в порядок. - С этими словами Женя скрылась в ванной.
Душ, однако, ее нисколько не освежил, наоборот, она почувствовала, что падает с ног от усталости. "Выпью кофе и лягу спать", - решила Женя и побрела в кухню.
Мать ждала за столом. На скатерти красовалось блюдо, полное пышных, румяных пирожков, и две чашки дымящегося кофе. Женя надкусила пирожок, глотнула обжигающую, ароматную жидкость и ощутила полное блаженство.
- Ты меня вернула к жизни, - пошутила она, обращаясь к матери.
Та в ответ даже не улыбнулась.
- Я тебя слушаю. - Тон ее был серьезным и требовательным.
Женя беззаботно пожала плечами.
- Ну что я могу тебе рассказать? Он давно мне нравится, я ему тоже. - Она взяла еще пирожок.
- Давно - это как?
- С самого первого дня в хоре. Он классный, непохожий на других. Мне с ним очень хорошо.
- В постели?
Женя дернулась - и едва не вылила кофе.
- Ма, зачем ты так?
- Затем, что ты выглядишь как выжатый лимон. У тебя круги под глазами и щеки ввалились. Так бывает после медового месяца.
- После медового месяца вовсе не выглядят как выжатый лимон, - возразила Женя.
- Ошибаешься. Я сама была молодая и отлично все помню. Он… этот парень… он что, имеет богатый сексуальный опыт?
- Ничуть. - Женя весело рассмеялась. - Совсем наоборот. Скорее, он полный профан.
- Тогда, прости, я не пойму, откуда взялась такая страсть? - Мать отхлебнула из чашки и поморщилась.
- А вдруг это любовь с первого взгляда? Как тебе такая гипотеза? - Женя, продолжая улыбаться, пристально смотрела на Ольгу Арнольдовну.
Та покачала головой.
- Не верю я этому.
- А чему веришь?
- Ну… положим… существует влечение, счастливое совпадение физических данных.
- Разве это плохо?
- Неплохо. Даже хорошо. На первых порах. Но только - на первых. Потому что страсть имеет свойство угасать, и тогда становится необходимым другое совпадение - совпадение душ. А для этого недостаточно знать друг друга три дня.
Женя вдруг вспомнила слова Женьки: "Сомневаюсь, что у меня есть душа". Зачем он так говорил? Не для того ли, чтобы не допустить ее до своей души, уберечь от вторжения собственный внутренний мир?
Ольга Арнольдовна смотрела на дочь выжидающе.
- Молчишь? Значит, понимаешь, что я права.
- Ма. - Женя отодвинула от себя чашку. - Постарайся не обидеться на то, что я сейчас скажу. Мне… все равно, права ты или нет, я останусь при своем мнении.
- Но ты не должна тратить на него столько времени!
- Должна. Столько, сколько он захочет.
- Господи, Женюся, ты, похоже, потеряла голову! Иначе твое поведение не объяснить.
- Вот и не объясняй. Спасибо за завтрак. Я пошла спать. - Женя, не дожидаясь ответной реплики матери, убрала чашку в раковину и вышла из кухни.
Очутившись у себя в комнате, она быстро разобрала диван - и улеглась, предварительно поставив будильник на три. На этот раз сны ее не атаковали - видимо, организм настолько утомился, что полностью выключил мозг. Женя проснулась точно по звонку. Ополоснула под краном лицо и засела за американскую монографию. В мыслях у нее крутился один и тот же навязчивый вопрос - как быть со Столбовым? Позвонить ему в семь из дома она не сможет. Звякнуть с сотового? Но на завтра договариваться все равно бессмысленно - за три часа она ничего толком не сделает.
"Позвоню с Пушки, скажу, что очень устала. Попрошу перенести консультацию на послезавтра", - решила, наконец, Женя.
Время неслось стремительно и неумолимо: не успела она оглянуться, как стрелки уже показывали без четверти шесть. Женя захлопнула книгу и начала одеваться.
На пороге появилась мать.
- Уже уходишь?
- Да, мне пора.
- Ты же ничего не успела!
- Завтра докончу. Не поеду на занятия.
- И тебе не совестно перед профессором?
- Ма, мы уже обо всем договорились. - Женя вышла в прихожую и принялась натягивать перед зеркалом шапочку.
Ольга Арнольдовна стояла за ее спиной, как страж.
- Когда ты вернешься?
- К девяти. Или к десяти. Максимум - к одиннадцати.
- Что можно делать на улице столько времени?
Женя обернулась и посмотрела на мать.
- А ты предлагаешь позвать его сюда?
Та поспешно замахала руками.
- Нет, нет, ни в коем случае!
- Ну вот, и нечего спрашивать. Пока. - Женя, уже полностью готовая, помахала Ольге Арнольдовне рукой и скрылась за дверью.
По дороге ей в голову пришла мысль, что она так и не обменялась с Женькой мобильными номерами. Мало ли, какая может выйти нестыковка? "Как только увижу его, сразу спрошу", - решила она.
Женька прогуливался у памятника Пушкину взад-вперед, несмотря на то, что до семи оставалось еще десять минут. Женя незаметно подошла сзади и закрыла ему глаза ладонями.
- Угадай, кто?
Он обернулся и сходу заключил ее в объятия.
- Я почему-то думал, что ты не придешь.
- Я похожа на лгунью? - Женя обиженно похлопала ресницами.
- Ты похожа на сон, - серьезно проговорил Женька. - И мне бы не хотелось просыпаться.