– Извини.
– Ты же не расстроился?
– Нет. Жалко, но раз нельзя, значит, нельзя. Но погладить-то можно?
– М-мм.
М-мм. Чтоб я сдох. Его рука бродила вверх-вниз по ее телу, а она смотрела на него со своей очаровательной улыбкой. Я взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Ребятишкам пора домой. Я взял камешек и бросил его в сад Траншанов. Мои влюбленные замерли, превратились в слух.
– Что это было? – прошептала Дженни.
– Не знаю. На человека не похоже. Мы бы еще что-нибудь услышали. Но вообще уже поздно. Нас вот-вот хватятся.
– А сколько времени?
– Половина одиннадцатого.
– Ничего себе!
Они уже поднялись, уже натягивали на себя одежду. И тут только я заметил. Вот дурные! Они оба были в носках! Видно, не хотели, чтобы ноги мерзли. Разделись догола, а носки не сняли. Две нимфы. Оделись они быстро – минуты за две. Сложили ложе и затолкали в угол. Тристрам достал из коробки печенье, и малые дети немного пожевали, поулыбались, загасили масляную лампу – и исчезли.
Я задышал глубоко, шумно – все равно никто не услышит. Мне бы сейчас вытянуться в кресле, расслабиться, зажечь сигару. Я встал, размял ноги. Слизистое пятно подсыхало, брюки липли к коже. Я встряхнул ногами, чтобы их освободить. Сарай был пуст… интересно, чем там сейчас пахнет? Я пролез через дыру в заборе. Не я – Эпплби прокрался на территорию Траншанов, застыл в стойке карате, вслушиваясь в тишину, потом шагнул к двери сарая. Взялся за ручку двери. Один поворот – и можно входить. Вдруг раздались шаги, хрустнул прутик – кто-то шел к сараю. Не я, кто-то еще. Только этого не хватало. Спасите! Сердце заколотилось – так мы не договаривались. Я ретировался в кусты – и из темноты появился Тристрам. Вошел в сарай и через несколько секунд вышел, держа в руке свой галстук.
Выждав немного, проник в сарай и я. Ах, этот запах, эти ощущения! Какая-то пряность, еще что-то необъяснимое. Кажется, так бы и утонул в нем. Это их запах. Ее. Такой странный и совершенно для меня новый… и все же чем-то знакомый, мои ноздри улавливают его уже много лет. Если на свете есть жизнь, то вот она – здесь. И она принадлежит – хоть чуточку – мне.
ГЛАВА 16
– Сынок, давай подброшу тебя до школы. Отцовские усы приветливо махнули мне поверх залитых молоком кукурузных хлопьев.
– Не надо, папа, спасибо. Пройдусь пешком. Погода отличная. Спасибо.
– Келвин. Ну что ты! Если отец предлагает… Что с тобой творится! Каждый вечер куда-то исчезаешь. А теперь новость – ты предпочитаешь идти в школу, а не ехать. Это совсем на тебя не похоже, правда, Джордж?
– Оставь парня в покое. Не хочет побыть с отцом – его дело.
– Папа, да неправда это. Просто я не хочу, чтобы ты из-за меня крюк делал.
– Это пустяки, сынок.
Что оставалось делать? А ведь я хотел пойти в школу вместе с Тристрамом. Хотел услышать, что он скажет. Посмотреть, изменилось ли в нем хоть что-нибудь. Но… увы.
– Спасибо, папа. С большим удовольствием поеду.
– Только не пережимай.
– Джордж! Теперь ты.
– Приготовь еще кофе, Элис. И он мне подмигнул. Господи.
Он задом выгонял свой "ягуар" из гаража, я стоял на дороге и якобы руководил его действиями, а сам поглядывал – не появится ли маленький Тристрам? Про отца и машину я вспомнил лишь когда мне в лодыжки уткнулся задний бампер.
– Ты что, лунатик? Тебя зачем сюда поставили?
– Извини, папа. Замечтался.
Садясь в машину, я все-таки увидел Тристрама.
– Погоди секунду. Может, Тристрама подбросим?
– Кого?
– Парня Холландов.
– А-а, да. Парень Холландов.
И он сдал машину назад, резко нажал на тормоз прямо возле Тристрама.
– Залезай, парень. Подбросим.
Отказаться было неудобно. Боже, какой у него усталый вид! Нужно быть смельчаком, чтобы в таком состоянии даже подумать о том, чтобы в таком состоянии идти в школу, – нужно быть смельчаком. А что Дженни?
– Как отец? Матушка? – спросил отец. Тристраму было не до светской беседы. Ему бы сейчас побыть одному, уйти в себя, предаться всяким лирическим мыслям.
– В добром здравии, – немногословно ответил он. Отец засмеялся.
– В добром здравии? Один-ноль в твою пользу. А что в школе? Как школа? Тоже в добром здравии, надо думать?
Отец. Ну как он может? У человека первое утро после той самой ночи, а он с чем пристает?
– Нормально.
Я повернулся и посмотрел на него. Спокойный, притихший, аккуратненький в своей школьной форме под темно-синим плащиком. Но я вижу тебя насквозь. От меня – никаких секретов. Все как на ладони. Можешь закрываться в душевой, сколько угодно. Я уже все видел. Ну, сладенький, красивенький Тристрамчик, что скажешь? Под моим взглядом он заерзал. Да не хочу я тебя смутить. Знаю, тебе требуется защита.
– Ну, как тебе в соборной школе? Не так уж плохо, верно? – спрашивал отец. – Да и город ничего. Согласен?
Тристрам кивнул, думая совершенно о другом.
– Сегодня мы с Келвином совершим рекордный трюк – двухчасовое родео по городу. Он учится водить, – объяснил отец Тристраму. – Выучится – сам тебя сможет в школу подвозить. Верно, Келвин?
– Точно. Обязательно.
– Вот и молодец.
Почему-то мне показалось, что Тристрам ухмыляется за моей спиной. Я пожал плечами – так, без всякой причины.
– Парнишка-то тихоня, да? Ногу со сцепления убирай плавно.
– Кто? Тристрам?
– Да. Я же говорю тебе – плавно.
– Понял, папа. Не то, что тихоня. Просто ему всего четырнадцать лет.
– Все равно, сказать-то ему особенно нечего. Вообще он не дурак?
– Не знаю. С виду парень толковый.
– Интересно, с Траншанами они подружились? Плохо себе это представляю. По-моему, они друг другу нужны, как корове седло. А миссис Траншан…
– Мне она нравится. Симпатичная тетка. Слегка шумноватая, а так – ничего.
– Слегка? Да стоит ей что-то произнести шепотом, об этом знает весь Кентербери. Когда у нас взорвался котел, я даже не успел сантехнику позвонить, а об этом уже знал весь город. Я приехал в тот день на работу, так на меня все накинулись с расспросами: что да как? Ничего себе, слегка шумноватая.
– Это ты зря, она ничего. Куда дальше – налево или направо?
Я был собой доволен – веду машину и при этом худо-бедно могу поддерживать разговор. Приятно, когда уверен в своих силах. Вж-жж! Вж-жж! Хочешь, крошка моя, я поглажу твои шелковистые бедра?
– Налево. Отлично. Привыкаешь потихоньку. Да, может, она не такая и плохая. Весь город такой, если разобраться. Что ни сделай, тут же всему городу известно – и перемывают друг другу косточки с истинным удовольствием. Поклясться могу, про твои отметки в школе все узнают раньше нас. Маленький городок – ничего не поделаешь. Нет, я был бы только рад, чтобы Траншаны и Холланды подружились. Соберутся вместе две кумушки и будут лясы точить, а? И твоя матушка вместе с ними.
Я не видел его лица, но знал – он мне подмигнул. Подмигнул-долбанул, сколько мне надо чего сделать, сколько мне чего хочется! Надо пронюхать, будут ли они вечером снова встречаться. Надо грызть науку и спихнуть эти чертовы экзамены. Надо выбраться из этого Кентербери. Надо сдать экзамен на вождение, тогда смогу ехать, когда хочу и как хочу. А хочу я посадить к себе в машину этих детишек, чем скорее тем лучше, отвезу их в лес и буду смотреть, как они будут пастись на травке, а сквозь деревья будет сочиться солнечный свет. Надо завести фотоаппарат. Надо быть дома и ждать их условного сигнала.
– Ну-ну, сынок, не нервничай. Веди машину спокойно – это ведь как в жизни. Будешь двигаться спокойно – далеко уедешь.
– Понял, папа.
– Вот и молодец.
ГЛАВА 17
– Опять времени в обрез. Надоела мне эта спешка. Тристрам уронил голову в ладони.
– Скоро выходные. – Дженни легонько опустила руку на его макушку.
– Ну, и куда мы с тобой пойдем?
– Куда угодно. Погуляем, чем-нибудь займемся. А по воскресеньям мои всегда куда-нибудь уходят. Можем даже в собор сходить. Да мало ли куда.
– Были бы у нас велосипеды… или будь я постарше, и с машиной. Да, был бы я постарше… у меня были бы деньги и все прочее – делали бы, что хотим.
– Ну, тогда ты был бы для меня слишком старый. Тебе было бы лет двадцать, мама ни за что не разрешила бы мне с тобой встречаться.
– А как же Келвин?
– Ну, Келвина мы знаем всю жизнь. Когда мне было четыре, ему было десять – какие тут возражения?
Они сидели на ватном одеяле, полностью одетые. Они пришли в сарай, раскатили постель, нежно поцеловались, взялись за руки – и просто стали разговаривать.
– У тебя сегодня никакого странного чувства не было? – спросила Дженни.
– Было чуток. А у тебя?
– Да. Словно сама не своя. Но никто ничего не заметил. Во всяком случае, мне так показалось.
– Да и нельзя ничего заметить. Только ты сам про это знаешь – больше никто.
– И второй человек.
– Но уж больше точно никто. И не может никто знать.
– Честно?
Он кивнул, и она крепко обхватила его руками. Он погладил ее шею.
– Прямо была сама не своя?
– Ну, как… просто как бы другая… не такая, как остальные. А ты ничего такого не чувствовал?
– Пожалуй, тоже.
– У тебя все по-другому – ты ведь парень. А для меня, для девочки, это гораздо важнее.
– Ну, не сказал бы. Для меня это тоже еще как важно. Только и разницы, что чувствую себя более или менее сносно.
– Видишь! Так в этом все дело! А я – просто сама не своя. Но для тебя это важно? Не обманываешь?
– Еще бы. Да, может, за всю мою жизнь… за всю жизнь ничего важнее…
Не успел он закончить, как она завалила его на спину и забралась на него. Стала зажимать ему лицо руками, чтоб нечем было дышать, при этом вовсю хихикала. С минуту они так побарахтались, потом Тристрам вдруг обмяк. Дженни все хихикала, а он лежал совершенно неподвижно. Поиграв с ним еще несколько секунд, она внезапно остановилась.
– Тристрам. Ответа нет.
– Тристрам.
Она огляделась по сторонам, потом снова заглянула ему в лицо.
– Тристрам. Ну, ладно. Хватит, прошу тебя.
И она потрепала его по лицу. Он не пошевелился. Она начала сползать с него. У меня голова пошла кругом. Кто-то словно спросил меня: а ты что здесь делаешь, Келвин Эпплби?
– Шутка.
Тристрам захихикал.
– Тристрам, да тебя за это убить мало. Вот это точно.
– А сейчас я тебя съем. Запью чаем – и ни с кем не поделюсь. Хи-хи.
– Э, нет. Нетушки.
И вдруг – буйство плоти: он задрал ей юбку и перевернул на живот. Господи, как ребенок, всего лишь ребенок может носить такие трусики? Откуда у ребенка такие длиннющие ноги? В этих белых носках они кажутся еще длиннее. Он медленно приспустил трусики, пару раз чмокнул Дженни в попку и начал шлепать ее, как стучат на тамтамах. И даже запел под этот перестук.
– Тристрам, перестань. Хватит. Она прыснула от смеха.
Ее попка чуть вздрагивала под его ритмичными ударами. Но вот Дженни вильнула бедрами, трусики запутались между ягодицами, и Тристрам перестал стучать на тамтамах. Он глубоко задышал и стал тереться щекой о ее нежную кожу. Его светлые шелковистые волосы колыхались над полоской ее трусиков. Мои ноги непроизвольно раздвинулись, а его лицо скользило вдоль ее бедер, стараясь в них углубиться. Дженни перевернулась на спину, трусики рассекли надвое ее молодую поросль, и Тристрам зарылся в нее лицом, а руки Дженни поглаживали его затылок. Улыбаясь нежнейшей улыбкой, она расстегнула его брюки, и ее ищущие пальцы задвигались вдоль его ноги, вверх, вниз, снова вверх, она овладела его малышом-крепышом, вытолкнула его наверх и распластала вдоль живота, подобралась большим пальцем к верхушке… Тристрам подвинулся чуть выше, и они снова поцеловались, играя друг с другом.
– Самое важное, – проурчал он, – Самое… самое… – Он оказался наверху, и ее трусики сползли ниже, а потом и совсем слетели, при этом оба они оставались в школьной форме… она раскрылась, и он вошел в нее. Звуки, которые они издавали, были короткими, нежными, сладостными. Никаких тяжелых стонов, никаких тягостных придыханий – просто вылетали изо рта и рассеивались легкие струйки воздуха, они пересекались, сталкивались, растекались вдоль их тел. Едва слышный всхлип, и через минуту – не больше – все было кончено, его обмякшее тело накрыло Дженни, а ее руки плетьми лежали на его спине.
– Все хорошо? – шепотом спросил он.
– Чудесно. Такое ощущение – лучше не бывает. У тебя тоже?
Он поцеловал ее в щеку.
– Тоже – и еще в десять раз больше. – И никакой крови.
– Откуда ты знаешь?
– Чувствую.
– Не больно?
– Нет. Словно что-то теплое и большое вошло в меня, такое большое, что до самой груди добралось. Смешно, да?
– Да он всего шесть дюймов, не больше.
– А кажется, что намного больше. Ты-то откуда знаешь? Ты, что, его мерил? Садился с линейкой, заставлял его встать и мерил? Ведь нет?
– Нет, конечно.
– Откуда тогда знаешь?
– Потому что он у всех такой – шесть дюймов. В школе врач рассказывал.
– Не может такого быть. Вон груди, бывают всех форм и размеров, каких хочешь.
– А у нас не так. У всех мальчишек в школе – одинаковые.
– Ты откуда знаешь?
– Видел в душе.
– Как это? Вы что, моетесь все вместе? Смех. Вот так стоите и смотрите, у кого чего длиннее? Смех.
– Нет же. Вообще-то у нас отдельные кабинки. Просто раздевалка у всех общая, только и всего.
– А мы в школе так не моемся. Мыться вместе с нашими толстухами – даже подумать страшно. – Она поежилась. – Это у нас самая любимая тема, но чтобы вместе мыться в душе… Кошмар!
– Подумаешь.
– Точно кошмар.
Он осторожно вышел из нее. Я совсем об этом забыл – они же в одежде! – они и сами почти забыли. Дженни на секунду зажмурилась.
– Все хорошо?
– Угу.
Дженни улыбнулась ему.
Вдруг на лицо Тристрама набежали морщинки.
– Дженни!
– Да?
– Вообще-то не стоит тебя спрашивать, но…
– Что?
– Да математика! Ты же впереди меня идешь, а я что-то спотыкаюсь. Может, подсобишь чуть-чуть?
В голосе слышались извиняющиеся нотки.
– Пожалуйста, но почему не попросить Келвина? Пользы точно будет больше.
Ну, еще бы.
– Неудобно. У него – экзамены, он все время занимается.
Неужели? Особенно сейчас.
– Ладно, помогу? В чем там дело?
– Потом. Приду к тебе, тогда и разберемся. Твои родители ничего не скажут, если будут думать, что мы занимаемся.
– А на самом деле мы что будем делать?
ГЛАВА 18
Наутро я специально застрял в саду, поджидая Тристрама.
– Келвин! Я думала, ты уже десять минут как ушел! Опоздаешь! Что ты копаешься? – закричала через окно своей спальни мама.
– Зарядку делаю! – прокричал я в ответ.
– Зарядку? Топчешься на дорожке – это у тебя зарядка? Что с тобой такое? Не представляю, как ты будешь сам обходиться, когда уедешь в Кембридж… Зарядка? Ну и ну! Давай, дуй в Школу.
– Иду, мама.
Я пошел по дорожке как можно медленнее, надеясь, что, пока добреду до калитки, мама отойдет от окна. Не тут-то было. Я поплелся по Малберри-роу, роняя по дороге вещи, – чтобы был предлог остановиться, – и, подбирая их, всякий раз быстро оглядывался. Двести ярдов до поворота я покрыл минут за пять. Уже собрался свернуть за угол – и увидел его. Я высыпал содержимое портфеля на землю – и стал ждать.
Услышав шаги, я принялся все подбирать. Это оказалась миссис Эджкомб, жена мэра, одна из клиенток моего отца, организатор благотворительных базаров вместе с моей матушкой. Невысокого росточка, она всегда носила меховые шубы, доходившие ей до лодыжек. Орлиный профиль, очки-бабочки – она воззрилась на меня.
Я сделал вид, что не заметил ее, но она стояла и смотрела, и тут из-за угла появился Тристрам. Я побросал учебники в портфель, поднялся – и с высоты моего роста уставился на миссис Эджкомб.
– Чудесное утро сегодня. Все из рук так и валится. Она ничего не сказала, просто продолжала смотреть на меня. Подошел Тристрам, и я показал ему знаком регулировщика – проходите, не останавливайтесь. Он понял и прошел мимо, а я поклонился миссис Эджкомб и догнал его.
– Кто это?
– Жена мэра. Я бы от нее не отвязался, так что ты меня спас. Считай, я твой должник. – Это я здорово придумал. Здоровиссимо. – Чем могу тебе отплатить? Одолжить деньги, помочь с уроками, сделать за тебя математику? Приказывай.
– Ты серьезно?
– Что?
– Поможешь мне с уроками? Заглотил наживку вместе с удочкой.
– Если тебе надо, почему нет? Я же сказал, с меня причитается. Да и отвлекусь заодно. Свои уроки вот где сидят. Может, и Дженни требуется помощь.
– Что это ты вдруг про нее вспомнил? – спросил он удивленно и чуть воинственно.
– Может, у нее тоже проблемы с уроками.
– Возможно.
– Вот и займемся все вместе. Кажется, в ее песне поется именно так?
– Я ее спрошу. Но сам приду точно.
Понятно. Задавать ей такие вопросы может только он.
Я удивленно поднял брови, и он смутился.
– Ведь я сам ее давно знаю. – Я улыбнулся. – Вы, значит, подружились?
Он вспыхнул.
– Более или менее.
– Ну и отлично. Она вообще отличная девчонка. К тому же, хорошенькая.
– Ты считаешь?
– Все так считают.
Он обдумал мои слова. Это было что-то новое. Не просто Дженни, но хорошенькая Дженни, которую считают хорошенькой и другие.
– Да, правда.
Он улыбнулся – кажется, впервые лично мне, глядя мне прямо в глаза. Как-то даже чересчур дружелюбно, чересчур доверчиво. Я улыбнулся в ответ.
– Келвин? – Похоже, ему стало легче называть меня по имени. – Ты ведь ее родителей хорошо знаешь, да? Как думаешь, они не станут возражать, если я позову ее в кино или куда-нибудь погулять?
– А что им возражать? Даже рады будут. Миссис Траншан только с виду такая мегерка. А если к ее отцу по-доброму подкатиться – вообще никаких проблем.
Он шел рядом, пиная бурые листья. Будь я хорошенькой девчонкой, я бы взял его за руку, замурлыкал песенку и заскакал, шаркая ногами по листьям. Увы. Я – всего лишь неуклюжий толстяк. Ничего, еще возьму свое.