***
Гриша понял, что это его счастливый билет. Но вечером, рассказывая о нем Любе, Жилкин уведомил жену, что отказался от предложения Аскольда.
– Гриша, ты в своем уме? Как же ты мог отказаться от помощи? – голос Любы дрожал.
– Именно, Люба, по-мо-щи, – подчеркнул Гриша. – Мне помощь не нужна. Тем более – его. Я не возьму денег у Аскольда. Не хочу быть ему обязанным.
– Гриша, это глупо. Аскольд очень добрый. Надо сказать ему спасибо, что отважился решить наши проблемы.
– Не наши, а твои! Неужели ты не понимаешь, что он делает это ради тебя… Нет. Пусть твой Аскольд заботится о ком-нибудь другом, а о своей жене я буду заботиться сам.
Гришу можно было понять, но ревность – плохой советчик. Он и на следующий день не заплатил проценты. Около пяти часов вечера, когда дома никого, кроме Любы, не было, на квартиру к Жилкиным явились два "шварцнегера". Она неосторожно открыла дверь, думая, что позвонил кто-то из сыновей. Ее грубо оттолкнули, и ворвавшиеся в дом незнакомцы направились прямиком на кухню.
– Вы кто, что вам нужно? – закричала она.
– Тише, Любовь Платоновна. Ваш супруг водит нас за нос. Его нет на рабочем месте. Мы его здесь подождем, – сказал один.
– Да чо ждать, Бумер, давай поищем сами. Пусть заткнется твоя Платоновна. Сиди и молчи, – приказал ей второй. – Давай, в туалете посиди, подумай, где деньги.
Ее заперли в смежном санузле. Она только слышала, как пришельцы хозяйничали на кухне: открывали ящики, перетряхивали коробки.
– Вы теряете время. Денег у нас нет, – кричала она.
– А ваш муж утверждает, что есть… Но не отдает.
В это время домой вернулся Петр. Он увидел незнакомцев, схватил в коридоре табуретку и заорал:
– А ну пошли отсюда!
Люба из-за двери умоляла сына не связываться с бандитами.
– Не шуми, парень, слушайся маму.
Петр открыл санузел и сунул матери мобильник:
– Звони в милицию…
– Парень, не шуми…
Наверно, "шварцнегеры" имели не совсем правильное представление о семье Жилкиных. Они были в курсе, что у Гриши два сына-близнеца, но не знали, что это – здоровенные восемнадцатилетние качки. Пришельцы переглянулись и не стали связываться с разъяренным Петром. У выхода Бумер громко сказал:
– Надеюсь, Гриша любит свою жену и сыновей. До скорого.
Петр распахнул дверь ванны и увидел Любу лежащей на полу.
– Мама! Что с тобой? Тебе плохо?
– Петя, вызови "Скорую"… – тяжело дыша, выговорила она.
"Скорая" увезла Любу в ту больницу, в которой она работала медсестрой. Петр разыскал отца только поздно вечером. В больницу уже не пускали. Но Жилкину, как мужу сотрудницы, помогли передать Любе записку; она ответила, что ей лучше… Гриша написал ей другую записку, что согласен взять Аскольда в компаньоны… Все, кажется, утряслось. Формально, правда, совладельцем оставался Козловский.
Ни на следующий, ни через день, ни через два Гриша не приходил навещать свою беременную жену. Его мобильник не отвечал. Были по очереди близнецы, приносили фрукты и утешали мать тем, что отец занят по горло со своим новым компаньоном. Наконец, на четвертый день в палату с огромным букетом явился Аскольд. Любы не было, она пришла минут через пять.
– Любочка, тебе же лежать надо! – поцеловал ей руку Аскольд.
– Я уже не знаю, что мне надо. К телефону ходила. Спасибо за цветы… Гриши нигде нет. Не понимаю, что с ним. Ты видел его?
– Сегодня – н-нет.
– Он встречался с теми людьми, отдал долг?
– Люба, ты сядь… Ты совсем извелась… Бледная… Гришу задержали, – решился сказать Аскольд.
– Где задержали? – не поняла она.
– Любочка, его арестовали…
***
Настя с пяти лет воспитывалась в детдоме. Это было перестроечное время, когда старые жизненные устои рушились, а их место занимали новые, вкупе получившие меткое название "пофигизм" или "всем все до фонаря". Пофигизм проник во все области человеческой деятельности. Перестроечный метод воспитания сформировал "пофигистов", к которым относилась и бедная Настя. Если в семьях еще как-то пытались сопротивляться смене нравственных ориентиров на противоположные, то сельский детдом невольно стал колыбелью новых революционеров, которые возненавидели всех богатых, счастливых и просто сытых. Дети в детдоме были брошены государством на произвол судьбы. Они никогда не ели досыта, оставаясь под присмотром нескольких сердобольных деревенских женщин, которые месяцами не получали зарплаты и кормились исключительно своим огородом. Из Камышинского детдома даже директор сбежал. Большинство воспитанников мечтали об одном – вырваться из нищеты и любыми способами добиться жизненного успеха и материального благополучия. Мечтала об этом и Настя.
Но одно дело мечтать и работать официанткой в придорожном кафе, другое – ухватить синицу и даже погнаться за журавлем в небе. Синицей была подслушанная ею тайна о "золотой воде". Ради журавля – свободной и сытой по ее детдомовским понятиям жизни – она без зазрения совести приготовилась пройти по головам всех встреченных на пути. К несчастью, Насте никто никогда не говорил, что зло, сделанное другим, вернется к ней многократно увеличенное.
В тот день, когда ей удалось всучить Прорве свой липовый диплом и устроиться на работу, она решила, что женит на себе бездельника Леню, а там… "Там" было пока туманным.
Работа пока была непыльная – заклеить конверты, подать кофе, проводить к шефу посетителей, сделать ксероксы с документов… Вот эта ее обязанность и помогла Насте в ближайшее же время сделать копии результатов двух независимых экспертиз воды, пласт которой залегает на участке Лобовых. Калисяк отпустил ее в тот день пораньше, и она наконец сама позвонила Лене:
– Алло! Слышишь меня? Может, заедешь?
Леня был счастлив.
В последнее время он часто ревновал Настю: к телу не подпускала, все время около нее вились разные ухажеры, к тому же, не сказав ему ни слова, на новую работу перешла – с потерей зарплаты… Зачем, не объясняла. Настя при этом строго следовала своему "бизнес-плану". Во-первых, наблюдала, как поведет себя Леня после разрыва с Оксаной, не захочет ли вернуться к своей невесте; во-вторых, действительно сумела заставить его ревновать к совершенно незнакомым мужчинам – это было в кафе, ну а когда вдруг оттуда ушла – причины не назвала, пусть погадает, мозги хоть чем-то займет.
Леня, ходивший всю неделю мрачный, после Настиного звонка повеселел. По дороге забежал на кухню, откуда доносились аппетитные запахи. Лика с мамой Таней стряпали ужин. Леня сделал себе бутерброд.
– Мам, посмотри на него! – прицепилась Лика. – Как ни в чем не бывало… Тебе не стыдно?
– Стыдно, у кого видно. Ты о чем? – удивился Леня.
– А ты как будто не знаешь. Ты что с Оксанкой творишь? Она тебя ждала, надеялась…
– А я просил? – жуя, ответил Леня. – И не лезь в дела старшего брата, поняла?
– Это не чужие дела. Она моя подруга. Ходит как тень. Извинись перед ней.
– Ты подруга, ты и извиняйся!
– Вот свинья, ни капельки не изменился!.. – вспылила Лика.
Тут мама Таня сказала:
– Лика, не вмешивайся! Сами разберутся. Лика удивленно посмотрела на мать:
– Мам, ты что? Может, медаль еще ему дать?
– По-твоему, лучше было бы, если бы он ее обманывал. Знаешь, это дело такое. Полюбил другую… – защищала мама Таня любимого сыночка, который молча ел.
– Да в кого наш Леня может влюбиться? В эту, что ли, честную официантку?
– Что ж с того? Она хорошенькая, а работа, знаешь, всякая бывает, – сказала мама Таня.
– Сестра! Ну что ты скалишься, – усмехнулся Леня. – Чтоб ты знала, она у Прорвы работает секретарем.
Вот это была новость так новость. Лика не нашлась, что и ответить.
***
Леня забрал Настю у ворот фабрики, и они поехали к ней на квартиру. Дорогой девушка загадочно молчала. Когда вошли в ее комнату, Леня сразу полез целоваться, но Настя строго сказала:
– Ты должен меня познакомить с родителями.
– Ты же с ними знакома, ну, Насть… – ласкался Леня.
– Во-первых, с отцом не знакома. А во-вторых… Я могу произвести на них впечатление?
– Тебе зачем? Насть, ну я соскучился…
– Перестань! – осадила она. – Помнишь того парня? Ты нас как-то вместе видел? Он сделал мне предложение. Хочет на мне жениться, слышишь?
Леня поцеловал ее в шею:
– Ну и пусть женится…
Настя вырвалась из его объятий и отошла к окну.
– Не подходи!
– А что я такого сказал? Поженитесь, нарожаете детей, – подошел к ней Леня.
– Я с тобой серьезно, а ты… – закусила губку Настя.
– Если серьезно, гони этого хмыря, он и детей тебе дебильчиков наделает.
– Не шути так, для меня это важно.
– Что важно, Настя? Подгузники? – воскликнул Леня.
– Да… Только ты вряд ли поймешь. У тебя все есть. С детства на всем готовом… У тебя дом, родители, тебя опекают, защищают… – серьезно говорила Настя.
– А тебя не опекают, поэтому пойдешь за парня, которого не любишь, – разозлился Леня.
– Может, я его люблю.
– Ага, и жить без него не можешь! Эта песня мне знакома, только от тебя-то я не ожидал.
– Я, Ленечка, просто тебя предупредила.
– Все бабы одинаковые. Все замуж торопятся. А я не спешу. Разве так плохо? Зачем тебе семья? Мы же молодые, – он опять попытался обнять ее.
Настя снова вырвалась и усмехнулась:
– Я тебя разве о чем-то прошу? С чего ты взял, что я хочу, чтобы ты на мне женился? Больно надо. Проваливай!
Настя избрала правильную тактику. Леня привык, что девушки сами вешаются ему на шею и лезут в постель. Оксана, правда, открыла счет недотрог, теперь еще и она… Леня вернулся домой, ни с кем не разговаривая, поднялся к себе в комнату и заперся. Настроение было ужасное: что-то изменилось в России за время его двухгодичного отсутствия, а что – непонятно! В Германии он всегда был первым парнем…
Утром к нему постучалась мама Таня:
– Леня, открой! Полдень… Отец злится…
– Открыто, – отозвался Леня.
– Лень, я вот тебе творожка принесла. С вареньем, поешь?
Молча, не вставая с кровати, он проглотил две ложки и отдал миску матери.
– Лень, ну что стряслось, выкладывай! – мама Таня потрепала по голове великовозрастного сыночка. – Может, я помогу?
– Отец достал, – загнул мизинец Леня. – Лика грузит по полной, – загнул безымянный. – Работу не могу найти…
– С работой сейчас непросто. А отец ждет, чтобы ты помог ему по хозяйству.
– Какое хозяйство, мам! Мне деньги нужны. Дай, пожалуйста, творог, доем… – Леня взял обратно миску.
– А может, все дело в той девушке? – осторожно предположила мать.
– Ну, все! – разозлился он. – Я обратно в Германию уеду.
Мама Таня ничего не успела ответить, внизу раздался звонок. Она пошла открывать.
На пороге стояла Настя, одетая просто, причесанная гладко.
– Здравствуйте, – сказала она. – Я к Лене, он дома?
– Добрый день, – ответила мама Таня. Из кухни вышел Лобов.
– Здравствуйте, – сказал. – Леня-то дома, но спит. Настя, глядя на часы, изобразила удивление.
– Он в ужин завтракает. Барон… – объяснил Лобов.
– Отец!.. – осадила мужа Татьяна. – А вот давайте с нами чайку…
– С моим медом, – добавил Лобов.
– Спасибо, – ответила Настя и неуверенно пошла на кухню за хозяевами.
Сели пить чай. Настя наложила себе в розетку меда, определила:
– Липовый…
– О! Барышня в меде разбирается, – оценил Платон.
– Мой детдом в деревне был. Пасечник местный нас жалел, угощал. Он много меду качал, килограммов по сто с каждого улья.
– Мы по сто пятьдесят качаем, – похвастался Лобов.
– Правда? Здорово! – порадовалась Настя.
Закончив чаепитие, мама Таня наконец сказала:
– Леня у нас в своей берлоге залег, никак не вытащу. Услышит, что вы здесь, мухой прилетит!
– Ой, не надо на "вы"! Зовите меня просто Настя.
– Настя, так Настя! – улыбнулся Лобов.
– Может, растормошишь своего кавалера? Иди через гостиную налево, наверх… – попросила мама Таня.
– Спасибо, – поблагодарила Настя и тут же подмаслила Лобова: – А вы мне еще расскажете про вашу пасеку?
– Расскажу, коль интересно. Когда она ушла, мама Таня сказала:
– Милая девушка… Скромная.
– В меде разбирается, – положительно охарактеризовал Настю и Лобов.
Настя встретилась с Леней на середине лестницы: она поднималась, он спускался. Они обменялись ничего не значащими приветами.
– Счастливо оставаться! – сказал Леня и пошел вниз.
– Куда собрался? – остановила его Настя. – Может, сначала поговорим?
– О чем! – усмехнулся он.
– Есть о чем. Иначе не пришла бы.
– Скажешь, беременная?
– Лень, тебе неприятно, что я пришла? Могу уйти…
Наступила многозначительная пауза. Настя смотрела прямо в его глаза, и – загипнотизировала. Он вдруг развернулся и пошел вверх. Вместе они вошли в его комнату. Стали целоваться.
– Ленечка, ты хоть дверь запри…
***
Потом они сидели на Лениной кровати, говорить не хотелось, но Настя все-таки спросила:
– Лень, не пойму, чего ты вообще хочешь в жизни?
– Я точно знаю, чего я не хочу… Вкалывать, как мои старики.
– Значит, деревенская жизнь не для тебя?
– При первом удобном случае смоюсь отсюда, не задумываясь.
– Везде устроиться можно… – намекнула Настя.
– Ага. Сапоги, телогрейка, земля под ногтями. Мы не рабы…
– А тебе чего надо?
– Мне? – Леня уткнулся ей в колени. – Кучу денег и одну Настю.
– Настя рядом уже есть…
– Значит, полдела сделано! – обнял он ее.
– Лень, зачем тебе искать что-то на стороне? Смотри, какой дом, хозяйство. Ты ведь наследник!
– Не смеши. Этот дом стоит копейки.
– А земля?
– Я же сказал: мы не рабы. Насть, вот скажи, зачем ты к этому Прорве подалась? Хочешь его на крючок зацепить? А чо – богатый такой, сын – всего-то тебе ровесник…
– Слушай, а это идея! – воскликнула она. – А теперь проводи меня… Да блаженство с лица сними, не пугай старых родителей.
– Насть, ты у меня просто криминал… хотел сказать кремень. Что хочешь, то и делаешь, – нехотя оторвался от кровати Леня.
– Желаешь, чтобы я со второго этажа прыгала? Я ведь прыгну. Только сейчас день, а не ночь. Увидят!..
Вниз, в гостиную, Настя спустилась – сама невинность и добродетель. Правда, громко говорила:
– Леня, только не забудь, ладно? Купи "Из рук в руки" и "Работу". Не хочешь сам смотреть, я на фабрике просмотрю в свободное время. В Интернете поищу. Работы полно, только надо взяться и найти.
– Молодец, Настя, мужчин всегда надо подтолкнуть вначале, – выглянула из кухни мама Таня. – А куда это вы уходите? Нет, нет, без обеда я вас не отпущу.
Таким образом Настя, на правах дорогого гостя, попала на семейный обед. Сидели в гостиной, занимая половинку большого стола, на котором стояла праздничная посуда. Леня только удивлялся: чем Настя всех заворожила? Вела она себя с достоинством, слова подбирала тщательно. Речь зашла о том, что было интересно всем: о ее работе на фабрике.
– Ну и как у этого Прорвы работается? – спросил Лобов.
– Пока скучно, зато тихо, спокойно и перспектива есть. Лучше, чем с подносом бегать для шоферов и наглой молодежи… – ответила Настя.
– Как фабрика заработает, скучать не дадут, – кивнула мама Таня. – Настя, ну как тебе мои голубцы?
– Ой, я таких никогда и не ела, ум отъешь! Я не собираюсь в секретариате долго засиживаться… буду производство изучать, интересно ведь…
– Глядишь, наведут порядок, ексель-моксель! – улыбнулся Лобов. – Может, по рюмочке?
– Спасибо… но мне к часу на работу. Неудобно как-то, – пожала плечами Настя. – Фабрика – это для всех шанс. Молодежи будет где работать, люди в деревню вернутся.
– А не скучно в деревне-то? – поддел Лобов.
– Кому-то, может, и скучно, а я так только здесь нормально и чувствую, – сказала она.
Потом Настя убедила всех, что любит мыть посуду и возиться в огороде. Обед закончился обозрением лобовских владений. Леня составил компанию только потому, что в общую прогулку был втянут энергопотоками садово-огородного энтузиазма Насти и родителей. Лобов с гордостью показал свою пасеку, а Настя совсем не по-дилетантски участвовала в разговоре о пчелах. Потом наступил черед мамы Тани. Ее коньком была теплица, в которой вызревало до тонны помидоров, перца и баклажанов. Настя и здесь не ударила в грязь лицом: ловко оборвала ненужные листья пожелтевшей рассады, разрыхлила грядку и стала втыкать саженцы в землю.
– Смотри, девчонка-то рукастая. Мать, ты давай, прибавь темп. Обставляет тебя молодежь.
– Зато у меня качество. И удовольствие от работы…
Всего лишь за час общими усилиями рассада была спасена. Супруги Лобовы довольно переглянулись, оба подумали об одном и том же: вот такую бы им невестку!.. Но самый конец встречи был омрачен.