Они уходят из кафе и идут рука об руку через площадь Сан-Марко. Уже поздно, и она понимает, что до званого ужина мужа осталось совсем немного времени, но ей невыносимо хочется быть рядом с этим моряком. И так хорошо чувствовать его руку на своей, это так естественно. Он соблазнительно близко, и от того, как его тело легонько касается ее, когда они шагают рядом, сердце замирает у нее в груди. Они останавливаются у Гранд-канала и смотрят на лодки, плывущие по широкой глади. Белль переводит взгляд на разноцветные дома противоположного берега. В них как будто отражается весь спектр чувств, которые наполняют ее сейчас, в эту самую секунду, когда она стоит рядом с мужчиной своей мечты: красный – ее страсть; кремовый – его непосредственность; жженая сиена – ее спонтанность; персиковый – нежность, которой она хочет его одарить; и даже бледно-зеленый – грусть, оттеняющая их судьбу.
– Чем вы теперь хотите заняться, Птичка Белль? – спрашивает Сантос, засунув руки в карманы и глядя на нее. И в ту же секунду ответ сам рождается в ее голове, как будто он внушил его Белль.
– Я хочу пригласить вас в гости, – роняет она, не осмеливаясь смотреть на него.
Он поворачивает ее лицо к себе, нежно проводит пальцем по щеке, останавливая его у нее на губах.
– Думаю, не сегодня, моя милая птичка. Меня ждет важное дело, но я знаю, мы еще встретимся.
Белль старается не показать разочарования, однако глаза ее снова наполняются слезами, на этот раз от стыда.
Он приподнимает ее лицо за подбородок.
– Милая Белль, не грустите. Имейте терпение. Не нужно стремиться взлететь слишком высоко, слишком быстро.
Убрав палец с ее губ, он наклоняется и нежно целует Белль. Она отвечает на его поцелуй с жадностью, надеясь, что он передумает, но через несколько секунд он отрывает от нее губы и похлопывает по плечу.
– Я найду вас, Белль, – говорит он, отступая. – Верьте мне.
Она смотрит ему вслед, пока он идет через площадь Сан-Марко. Почему его отказ так ее огорчил? Почему это для нее столь важно, если они едва знакомы?
Он оскорбил тебя, Луиза. Нагло влез в твою жизнь. И еще заставил вспомнить жизнь в Польше. Он хищник, охотник на ранимых замужних женщин. Он скверный человек.
Но, развернувшись и отправившись в обратный путь, она понимает, что это не так. Он сказал, что найдет ее. Просил верить ему, и по какой-то необъяснимой причине она верит. Она чувствует это. Крошечное зернышко надежды, посеянное у нее в сердце, пустило корни в душу, отчего позже она улыбается, несмотря на то, что муж порет ее ремнем за опоздание.
В этот вечер она другая женщина. Она поддерживает разговор с гостями, но не прислушивается к своим словам, просто позволяет потоку бессмыслицы изливаться сквозь ее уста, и никто этого, похоже, не замечает. Она ест отменное, если верить отзывам гостей, угощение, но не ощущает вкуса и не обращает внимания на то, какие блюда перед ней ставят. Она затянута в парадное платье, но, сидя за столом, не чувствует истерзанных ремнем, горящих ягодиц. Все это время она сжимает в руке скомканный мокрый платок Сантоса. А позже, когда муж, как обычно, пыхтит на ней, пытаясь создать наследника, она не замечает, когда он кончил и случилось ли это вообще. После того как он засыпает, она разжимает кулак и раскладывает на ладони платок Сантоса так, будто это водный цветок, распустившийся на роднике ее желания. Она подносит его к лицу и вдыхает запах, потом закрывает глаза и представляет лицо Сантоса.
"Он говорил со мной по-польски".
Вот чем он покорил ее сердце. Она любит, поэтому все остальное отходит в сторону и умирает. Все, что было до этого, – кошмарный сон, вся ее бытность синьорой Луизой Бжезинской. А теперь она просыпается. И она – Белль, она ждет, когда к ней придет Сантос.
Валентина
– Да ты сегодня горячая штучка, дорогая! – восклицает Марко, когда Валентина присоединяется к подругам в баре "Маджента".
Гэби оценивающе осматривает Валентину и улыбается.
– Ты правда потрясно выглядишь, Валентина. Сто лет не видела, чтобы ты так одевалась.
– Да. С тех пор, как Тео переехал к тебе, уж точно, – вставляет Антонелла.
Валентина задумывается. Она поменяла стиль одежды не целенаправленно. Но Антонелла права. До встречи с Тео Валентина одевалась намного ярче. Хотя ей никогда не хотелось выглядеть как femme fatale или секс-бомба. Начать с того, что для этого у нее неподходящая фигура. Грудь слишком маленькая, а искусственное увеличение формы бюста она находит омерзительным. Сердце ее разрывается от жалости, когда она видит молоденьких тощих моделей с силиконовой грудью. Валентине они кажутся неким подобием куклы Барби, карикатурой с непропорциональными частями тела. К тому же искусственные груди совсем не так приятны на ощупь. Об этом ей говорил Тео.
Однако порой, чтобы стать другим человеком, Валентина любит одеться, как она это называет, "секси". Сегодня, когда ей предстоит отправиться в Бархатную Преисподнюю Леонардо, она ощущает потребность выглядеть более пикантно, чем обычно. Вот почему Валентина откопала дома смелые шортики, которые ее мать носила еще в шестидесятых. Сидят они на ее фигуре идеально. И обтягивающий черный нейлоновый комбидресс с молнией спереди. Образ дополняют высокие, до бедра, черные сапоги и белый ремень, подчеркивающий талию.
– Ты иногда – сплошное противоречие, Валентина, – говорит Марко, когда она втискивается на деревянную скамью рядом с ним. – Такая скромная и такая вызывающая… Причем одновременно. – Он грозит ей пальцем, глаза его весело поблескивают.
– Люблю быть загадочной, – с невозмутимым видом отвечает Валентина.
Марко целует ее в щеку.
– Ты удивительное создание, Валентина. Если бы я интересовался женщинами… у меня бы на тебя, наверное, встал.
– Спасибо, Марко. Это самый лучший комплимент, который я от тебя слышала. – Она чмокает его вытянутыми губами. В компании Марко у нее всегда поднимается настроение. Никто не понимает ее так, как он. Они с ним во многом похожи. Оба готовы бороться за то, чтобы жить своей жизнью, так, как хочется, без оглядки на чужие суждения и советы. В обоих силен дух свободы. Она подозревает, что Марко (помимо ее матери, само собой) был больше всех поражен, когда Тео переехал к ней.
Она видела это по его лицу, но, в отличие от Гэби и Антонеллы, он не усомнился в правильности ее решения и не стал спрашивать, почему она на это пошла. Он просто принял сам факт. Рядом с ним Валентина всегда чувствует себя расслабленно и спокойно, как будто, что бы она ни сказала, что бы ни сделала, он не перестанет любить ее как подругу.
– Знаешь, по-моему, ты еще загадочнее, чем твоя знаменитая мать, – говорит Гэби с лукавой улыбкой. "Уж в чем в чем, а в тайнах Гэби разбирается, как никто", – печально думает Валентина, пока ее подруга встает со своего места и идет к буфету.
Антонелла тем временем тянется через стол, берет руку Валентины и гипнотизирует ее своими глазами с накладными ресницами и густой подводкой.
– Так куда ты идешь такая разодетая? Где-то вечеринка? Можно мне с тобой?
Валентина высвобождает руку и делает глоток негрони.
– Нет никакой вечеринки, и тебе нельзя со мной, – спокойным голосом говорит она, погоняв во рту горько-сладкий коктейль.
Антонелла сопит и складывает под грудью руки, отчего ее пышный бюст выпирает еще сильнее. У Валентины невольно появляется мысль: "А какое помещение выбрала бы Антонелла – Атлантиду, Преисподнюю или Темную Комнату?" Впрочем, зная Антонеллу, можно предположить, что она побывала бы во всех трех по очереди.
– Ну ты чего, Валентина? Нам-то ты можешь рассказать. Мы же твои друзья, – ноет Антонелла, глядя на нее страдальческими глазами.
Валентина качает головой.
– Да брось ты. Это не смешно!
– Не обращай на нее внимания, – советует Марко, достает из мартини оливку и начинает ее грызть. – Она не в настроении с тех пор, как ее испанец укатил домой.
Он поворачивается к Антонелле, которая делает вид, что рассердилась.
– Неужели ты еще не изучила нашу Валентину? Знаешь, почему она такая хорошая подруга? Потому что умеет хранить секреты.
– Я не знала, что никому нельзя было рассказывать про твоего парня! – защищается Антонелла. – Откуда я знала, что он еще скрывает свою ориентацию? Мне казалось, все видят, что он не гетеросексуал.
Марко закатывает глаза.
– Может, тебе, нимфоманке, это и было видно…
– Кто у нас нимфоманка? – спрашивает Гэби, подходя к столу с несколькими тарелочками антипасты, расставленными у нее на руках, как на подставке.
– Антонелла, кто ж еще! – запальчиво восклицает Марко, Антонелла же в ответ толкает его через стол. – Эй, осторожно!
– Ну, я бы не сказала, что это новость, – замечает Гэби, усаживаясь на свое место, и все принимаются за еду.
– Ну, спасибо тебе, подруга! – сердито произносит Антонелла, жуя жареный перец, но в глазах у нее смех, и Валентина понимает, что она вовсе не обижается.
– Где Тео? – вдруг спрашивает Гэби и смотрит на Валентину выжидающе, впившись ухоженными ногтями в какой-то овощ.
Валентина с напускным равнодушием пожимает плечами.
– Уехал.
– Куда?
– Понятия не имею, – говорит она, делая очередной глоток, и замечает, как Гэби и Антонелла переглядываются, будто знают что-то такое, чего не знает она. Но, конечно же, ничего они не знают. Они ее подруги, и если бы им было что-то известно, то сообщили бы ей об этом. Не так ли?
– На очередную выставку поехал, надо полагать, – значительным тоном говорит Марко и сжимает ее колено. – Ты какая-то не такая, Валентина, – добавляет он серьезнее. – Тео действительно куда-то пропал?
На этот раз в клуб Леонардо Валентина едет на велосипеде. В своем костюме и на таких колесах она выглядит, наверное, весьма необычно, но ей не хочется тратить деньги на такси. Она лавирует между машинами, продолжая думать о том, как Гэби и Антонелла обменялись взглядами. Какое они имеют право строить догадки? Еще на Антонеллу что-то нашло. Насколько помнит Валентина, подруга никогда не встречалась с кем-то одним дольше трех недель. Да и у Гэби страстный роман с женатым мужчиной. Им бы уже пора понять, что из себя представляет Валентина, что она гордится своей независимостью. И все же она сгорает от любопытства. По необъяснимой причине нестерпимо хочется узнать, где сейчас Тео.
Может, он какой-нибудь секретный агент, предполагает она. Нет, это смешно. Где вы видели секретного агента, который пописывает статьи о современном искусстве, а по субботам отправляется к каналу Навильо и прочесывает тамошние антикварные лавки. А что, если он жулик? Это еще более нелепая догадка. Тео – единственный знакомый ей человек, который вовремя платит штрафы за неправильную парковку. Тут ей приходит в голову еще одно возможное объяснение. Валентина вспоминает рассказ одной фотомодели бразильянки о своем отце, который она услышала от нее на Кубе, когда им пришлось пережидать бурю. Как выяснилось, он жил на две семьи, о чем она и ее мать не догадывались и узнали только на его похоронах, когда встретились с другой женой и детьми отца, приехавшими проводить его в последний путь. Что, если Тео ведет двойную жизнь? Вдруг у него есть и жена, и дети, которых он от нее прячет? От этой мысли Валентине становится противно. Она никогда не была собственницей. Она даже готова смириться с тем фактом, что у него может быть другая девушка. Но дети… Почему-то мысль о том, что у Тео, возможно, есть ребенок, ее огорчает. Почему, черт возьми? Когда на Виа Гардуччи Валентина останавливается на светофоре и мимо грохочет трамвай, ее озаряет: причина в том, что эта ситуация напоминает ей о Франческо и его жене. И ребенке, тогда еще не родившемся, который оказался для него важнее их отношений. Когда загорается зеленый, она, в некотором ошеломлении, срывается с места и несется по мокрой улице. С тех пор прошло уже почти десять лет, но рана все еще не зажила.
На этот раз в клубе Валентину встречает не Ракель, а Леонардо. Валентина замечает, что рада его видеть, хотя сама не знает почему.
– Добрый вечер, Валентина, – говорит он. – Отлично выглядите.
– Вы тоже, – энергично отвечает она.
Сегодня он одет проще: оливковая рубашка, подчеркивающая цвет глаз, и обтягивающие голубые джинсы с вызывающе низкой посадкой. Валентина снова чувствует запах "Армани", которым наполнена передняя.
– Что скажете о вчерашних фотографиях? – спрашивает он.
– Вышло неплохо, – отвечает она, не глядя ему в глаза. – Но я не взяла их с собой.
Серия снимков Розы и Селии действительно удалась, все очень провокационно и в то же время красиво. Освещение в комнате было идеальным. Забавно, что пятна света на синей стене размытыми бликами отразились на коже девушек, словно те действительно находились под водой. Это очень даже соответствует названию комнаты – "Атлантида" – и ее сну. На последнем снимке запечатлены они обе, связанные кружевным шарфом, как на какой-нибудь старинной эротической фотографии. Потом она не снимала. Что было после этого, сама не знает.
– Позвольте, я расскажу, кого вы будете фотографировать сегодня. – Леонардо смотрит на нее очень внимательно, и взгляд его темнеет. Может, он знает? Что, если девушки рассказали ему?
– Хорошо. – Она кивает и теребит ремень сумки с фотоаппаратом, чувствуя себя непривычно робко.
– Вы встретитесь с двумя моими друзьями, Ники и Анной. Они садомазохисты. Анна – госпожа.
Он ведет ее за собой вниз и останавливается у кожаной двери Бархатной Преисподней.
– Я решил, что им лучше начать без вас, чтобы они вошли в образ. Можете зайти и сделать несколько снимков. Они знают, что вы придете, но будет лучше, если вы не станете вмешиваться в процесс.
– Хорошо… – Известно ли ему, как она "вмешалась" в прошлый раз? Может быть, она нарушила какое-то правило?
– Когда поймете, как все выглядит, сможете, конечно, предложить свой сценарий… В следующий раз, возможно.
Он снова пронзает ее темным взглядом.
– По вашему наряду я вижу, что вы не чужды театральности.
Глаза его блуждают по ее фигуре, и она невольно представляет себе, как он расстегивает на ней молнию и стягивает ее смелые шортики. Валентине удается сохранить внешнее спокойствие, но она чувствует, что ее соски твердеют, и улыбка на его лице говорит о том, что он тоже заметил, как они проступили под тонкой тканью. Какую-то секунду он медлит (этого достаточно, чтобы задуматься о том, что же между ними происходит), затем разворачивается, приоткрывает дверь и заглядывает в комнату. После поворачивается к ней и, приложив палец к губам, жестом приглашает войти. Она протискивается мимо него, чувствуя голыми ногами его мускулистые ляжки.
– Не бойтесь, Валентина, – шепчет он. – Мы не проводим здесь особенных пыток.
Валентина колеблется. В чем разница между обычной пыткой и особенной? Что она увидит в этой комнате? Что почувствует? Страх? Отвращение? Или, что, наверное, даже хуже, возбуждение? Но уже поздно давать задний ход. Она чувствует: Леонардо подталкивает ее. Валентине придется просто принять то, что происходит внутри.
Бархатная Преисподняя кажется больше, чем в прошлый раз. И темнее. Почти весь свет приглушен. Комната наполнена кроваво-красными тенями. Валентина медлит, дает глазам привыкнуть к освещению и выставляет в фотоаппарате настройки, почти не решаясь смотреть на две фигуры в другом конце комнаты. Неожиданно вспыхивает один из светильников, и конус света вырывает из полутьмы деревянный крест, который она рассматривала на днях. Валентина видит привязанного к нему обнаженного мужчину, обличие которого полностью скрывает маска с единственным небольшим отверстием для рта. Перед ним лицом к Валентине стоит очень высокая женщина в невообразимом костюме садистки. Вся нижняя часть ее обнажена, лишь к одному бедру спереди привязано некое подобие доспеха. На ней кираса, закрывающая половину корпуса, и ремень на талии с ответвлением, которое проходит у нее между ног и крепится сзади небольшим овальным куском кожи. Ягодицы ее не прикрыты. Черные волосы собраны в высокий конский хвост. Она похожа на какую-то воинственную предводительницу пиратов из футуристического кино. В руке она сжимает хлыст. Неожиданно щелкает им по полу, заставляя и Валентину, и обнаженного мужчину вздрогнуть.
Как же представить это эротичным? Валентине происходящее больше кажется банальным. Ожившей картинкой того, как она обычно представляла себе садомазохистские сцены. Что ж, по крайней мере сейчас есть возможность наблюдать за этими двумя людьми, воплощающими собственные фантазии. Нужно постараться и создать что-то сто́ящее. Она, прошмыгнув мимо женщины, Анны, припадает к полу, вползает между ними и достает люксметр. К удивлению Валентины, Анна смотрит прямо на нее. У Анны широкие скулы и раскосые глаза. На лице женщины расплывается улыбка чеширского кота.
– Добро пожаловать, Валентина, – говорит она.
Валентина от изумления теряет дар речи. Разве Леонардо не говорил, что общаться им нельзя? Почему же Анна обращает на нее внимание?
Анна искусно обжигает кончиком хлыста голую грудь мужчины.
– У нас гостья, – говорит она ему ледяным голосом. – Она пришла, чтобы увидеть, как ты будешь наказан и унижен.
Ники не отвечает, но Валентина видит его эрекцию. Тут же в голову приходит мысль: "А что, если бы госпожа связала Тео, ей самой показалось бы это эротичным?"
Анна бросает хлыст на пол и подходит к Ники. Она что-то держит в руке, но Валентина не может разобрать, что именно. Она наклоняется, лижет его сосок, одновременно гладя пенис, а потом защелкивает на сосках маленькие зажимы. Валентина замечает, что Ники вздрагивает.
– Сегодня, Ники, из-за того, что у нас гостья, я буду очень ласкова, – говорит Анна, становится перед ним на колени и начинает водить его пенисом по своей обнаженной груди. Валентина смотрит, как Анна вводит пенис себе в рот, поглаживая другой рукой мошонку. Она делает снимок за снимком – это единственное, что удерживает ее от того, чтобы сбежать из комнаты. Она чувствует себя вуайеристкой. Разве это не должно происходить наедине, без свидетелей? Хотя Леонардо для того и нанял ее, чтобы она запечатлела реалии его мира. Да и все не так уж страшно. Ники, конечно, связан, но сейчас ему доставляют скорее удовольствие, чем боль. И как только Валентина об этом подумала, лишь только услышала, как участилось дыхание Ники, Анна прекращает сосать его член и отстраняется. Широким жестом вытирает рот.
– Ну хватит, – говорит она и подмигивает Валентине. – Помни, Ники, ты мой раб, а не наоборот.
Она поднимает хлыст и, прежде чем Валентина успевает сообразить, что сейчас будет, со всей силы стегает Ники. Он издает приглушенный крик. Но госпожа не удовлетворена. Она снова хлещет его, совсем рядом с пенисом. Валентине делается дурно. Неужели он от этого получает удовольствие? Такое невозможно! Но, к своему огромному удивлению, она замечает, что его эрекция усилилась, а дыхание участилось.
– Правильно! Принимай наказание как мужчина, – рычит Анна.