Поводов грустить у Дестины и впрямь не было – она возбужденно делилась подробностями своей работы, стремясь и Джару заманить в министерство экономики Семи миров. Помимо интересной работы, у нее были и другие причины быть счастливой. Например, недавнее замужество за Ксеаром, который с некоторых пор стал для этой девушки больше, чем правителем. Их роман развивался невероятно бурно, но Джару это нисколько не удивляло: они были предназначены друг другу.
Как прорицатель, она только начинала узнавать себя и свои способности, и даже не смогла распознать свое собственное первое предсказание, видение - любовь Ксеара и Дестины. Зато его распознал сам Айи и не стал зря терять время, пригласив девушку на работу своим секретарем. В результате спустя несколько месяцев они поженились, а Яльсикар, помолвленный с Джарой уже больше года, уже никогда не станет ее мужем.
- Джара, ты чем-то расстроена? – спросила Дестина, прервав свой гимн совершенствованию финансовой системы. Девушка, наконец, осознала, что Джара не слишком заинтересована трудоустройством в министерство, как его не расхваливай. И вообще рассеяна и грустна.
- Честно говоря, да, - выдавила темноволосая девушка. – Только я не знаю, готова ли это обсуждать.
- Не знаешь или не готова?
- Не знаю. А ты готова выслушивать поток моего сознания?
- Готова, конечно. Ты же выслушивала меня, когда… я страдала, - улыбнулась Дестина, но ее глаза отражали лишь беспокойство и сочувствие. Она уже осознала, что Джара расстроена не из-за сломанного ногтя, и не из-за двойки в юридической академии Первого, где она училась.
Джара кивнула. Действительно, роль жилетки, куда можно выплакаться, она играла для Дестины долго – их роман с Ксеаром, хоть и быстрый, местами оказался непростым, пока они, наконец, не прекратили пикироваться.
- Яльсикар хочет уйти из миров. Создать свои, - сказала Джара и по выражению лица Дестины и ее приоткрытому рту, сразу поняла, что та не знала: Ксеар ей не сказал.
- Что? – ошеломленно переспросила та через несколько секунд, как только смогла вернуть нижнюю челюсть на место.
- Он так решил. Просто объявил мне, понимаешь. Не то, чтобы он хоть предупредил меня, когда это обдумывал, нет. Просто принял решение и сообщил. Ты, говорит, первая. Охренеть! Я первая узнала, какое счастье! Какое доверие, ты чувствуешь, да?
Глаза Дестины с все большей тревогой следили за подругой, вскочившей с земли и размахивающей руками. Черноволосая девушка ходила под ветками яблони взад-вперед, даже не замечая, как тоненькие веточки цеплялись за ее волосы.
- Джара, но это же Яльсикар, - беспомощно заметила Дестина, не зная сразу, что ответить. Она сама была в шоке, но сразу решила, что обдумает уход самого влиятельного, после ее мужа, повелителя позже. Сейчас важно было помочь подруге.
- Что ты имеешь в виду, "это Яльсикар"? Словно ты знаешь о нем что-то, чего не знаю я, - едва не срываясь на крик, громко осведомилась Джара. Она тяжело дышала, уперев руки в свои шикарные округлые бедра. Ее полная грудь, которой Дестина втайне завидовала, тяжело вздымалась вверх и вниз. А чернющие глаза уставились на подругу с яростью – словно это она была виновата в том, что Бьякка вел себя с невестой так пренебрежительно.
- Я знаю, что он очень… независимый и жесткий человек, - осторожно подбирая слова, ответила Дестина, стараясь посылать подруге лучи успокоения. Но они обе теперь стали повелительницами стихий, и ей нечего было дать Джаре. Захочет успокоиться – успокоит себя сама, от нее нужна только моральная поддержка.
- Никакой он не жесткий, он просто из кожи вон лезет, чтобы таким казаться, - тряхнула головой темноволосая упрямица. Дестина невольно улыбнулась. Джара тоже такой была: независимой и жестковатой. Однажды она даже заговорила с мужем об этом, спросила, как они могут быть вместе. Но Ксеар лишь предостерегающе посмотрел и, вздохнув, ответил, что с некоторых пор, уже лет двести или триста, предпочитает не размышлять о личной жизни Яльсикара, а просто радоваться за него, когда все в порядке.
- Джара, - примиряющим тоном произнесла Дестина, поднимаясь с земли и приближаясь к подруге. Ее светлокожие тонкие руки легли на опущенные загорелые плечи: Яльсикар – непростой человек, ты ведь это знала? Жесткий он или притворяется, результат один, правда?
- А ты думаешь, мне сейчас от этого легче?
Черные ресницы дрогнули и повлажнели, и тогда Дестина крепко прижала ее к себе, и просто позволила выплакаться.
- Меня тянет к нему, когда его нет рядом. Но он стал такой… не знаю, высокомерный, холодный… ужасно раздражает. Я закатываю истерики, как какая-то… не знаю, неудовлетворенная домохозяйка с пятнадцатилетним стажем. Мне кажется, я стала ему неприятна, и я сама в этом виновата. Но он тоже – он не дает ни единого шанса. Мы оба сами не свои. И что мне теперь делать - я понятия не имею, - прошептала она, когда перестала всхлипывать.
- То, что ты сама хочешь, разумеется, - с каким-то даже удивлением ответила Дестина.
- Даже если будет очень-очень больно? – тихо спросила Джара.
- Если ты пойдешь против себя – будет больнее, - глядя на нее полными сочувствия глазами, сказала жена Ксеара.
Айи, первый мир. Ксеариат.
- Ты в порядке? – тихо спросила Дестина. После разговора с Джарой она нашла его в первом, в его кабинете, невольно нарушив его размышления. Он встретил вспышкой раздражения, которая, впрочем, через пару секунд прошла. Айи позволял ей беспокоиться о нем, даже когда это его напрягало и мешало работать.
- В каком смысле? – он поднял голову, пронзая ее недовольным взглядом.
- Мне Джара сказала, что Яльсикар уходит.
- А…
Немного помедлив, он развернулся на кресле от огромного деревянного стола, привлек ее к себе и посадил на колени, задумчиво погладил.
- У меня смешанные чувства, Дес. И облегчение, и…
- Я понимаю, - она обхватила его голову, гладя ее, ероша ему волосы: Яльсикар твой друг.
- Не совсем, но…
Он сжал челюсти, покачав головой. Сложно было объяснять то, чего он сам до конца не понимал.
- Он твой друг, Айи, посмотри правде в глаза, - внезапно завелась Дестина, тут же спрыгнув с коленей, почти превратилась в фурию, – Если не он, то кто? Почему ты все время это отрицаешь? Почему вы все отрицаете неизбежное и не хотите видеть правду?
Ксеар недовольно посмотрел на жену, словно удивлялся, как эта пигалица умудрилась влюбить его в себя и как смеет еще и дерзить? Ему несколько сотен лет, а ей двадцать с небольшим. Да что она вообще может знать о жизни? Она же, фигурально выражаясь, только вылупилась и беспомощно разевает клюв, оглядываясь по сторонам. И чего-то еще попискивает…
- Мы разные люди с ним, Дес. Даже не представляешь, насколько, - попытался успокоить он, оставшись спокойным. В конце концов, этот цыпленок очень привлекательный и сладенький… любимый цыпленок.
Но его любимая девушка, даже не подозревая о нелестных ассоциациях, пришедших в голову мужу, нисколько не успокоилась и продолжала упрямо сверкать раздраженным взглядом.
- Почему же я этого не вижу? – сердито спросила она. – Ты в газетах, что ли, прочитал, какие вы разные? Я такое замечала там. Он – сама грубость и жестокость, а ты – воплощенная мудрость и справедливость?
Муж посмотрел ей в глаза так, что Дестина разом струхнула. Иногда она забывала, что у него тоже непростой характер. И что дразнить его, когда плохое настроение, не самая хорошая идея. Выражение милого девичьего личика поменялось с гневного на умоляющее.
- Айи, тебе не стоит думать, что он тебя предал. Только не сейчас, - тихо попросила она, мгновенно сменив тон.
- Дес, я тебя очень прошу. Не лезь в это. Я не хочу с тобой ссориться, - холодным тоном произнес Ксеар, глядя в глаза жене.
- Ему сейчас тоже непросто. И Джаре. Ты знаешь, что они расстались?
- Это не мое дело. Если Джара захочет – она уйдет за ним в новый мир.
- Нет, я ей не позволю сделать такую глупость, - вырвалось у Дестины.
Ксеар поднял бровь:
- Я надеюсь, ты с ней это не обсуждала?
Его взгляд стал таким холодным и неприятным, что Дестина даже перепугалась – она видела у мужа такой взгляд единственный раз. Тогда он был занят тем, что прогонял ее из своей жизни, уверенный, что она его не любит. И грозил удалить из своих миров.
- На самом деле обсуждала. А что? – Дестина вздернула подбородок, не отводя взгляда. Она уже не та запуганная девочка. Она вошла в седьмой, узнала себе цену, нашла в себе неисчерпаемый источник силы и многому научилась за этот год. Она много работала, часто жертвуя даже самым дорогим – минутами в объятиях Айи, у которого и так было катастрофически мало свободного времени для нее. Она стала независимой, сильной женщиной… да, замужней, да не свободной. Но только по собственному желанию.
Ксеар покачал головой. Из его взгляда спустя пару секунд ушел холод, но появилось разочарование:
- Дес, надо быть очень самоуверенной, юной и бестолковой, чтобы пускаться давать людям советы на такую тему. Очень бестолковой, - громче и резче повторил он, даже видя, что Дестина заливается краской от возмущения.
- Ты все сказал? – убийственно тихим тоном поинтересовалась она и, вместо извинений получив его царственный кивок, мгновенно перенеслась в третий мир, чтобы переварить ссору с мужем. А Ксеар, подумав, перешел в седьмой, обиталище стихий. В надежде, что хоть там ему удастся прийти в себя и обрести подобие гармонии.
***
В седьмом никого не было, кроме камня. Пустыня, тишина, звенящая пустота и переливы солнечных лучей на скале. Легкое движение горизонта-потенциала – как везде в мирах. Кристально чистое лазурное небо.
- Такое впечатление, что ты отсюда никогда не выходишь, Аквинсар, - бросил Айи вместо приветствия. Камень помолчал, потом с любопытством коснулся его, изучая его состояние:
- Неудачный день? – без какого-либо выражения спросил он.
- Неудачное тысячелетие, - рявкнул в ответ Айи, нарезая круги как бешеный.
- Даже тебе еще нет столько лет, - со смешком ответил Аквинсар. – Так что все еще может наладиться в этом тысячелетии.
- О, ради бога. Оставьте меня все в покое. Просто оставьте меня в покое, - пробормотал ветер.
- Строго говоря, я к тебе и не приставал, - парировала скала. – Я, конечно, понимаю, что дело в моем брате и привык огребать за него от вас всех, но вообще-то я – не он. Так что…
- Скажи мне, ты с ним уйдешь, Аквинсар? Ты уйдешь с ним? – с нажимом и яростью спросил ветер, леденя неподвижную скалу своим потоком.
- Вообще не планировал. Ты что, меня выгоняешь? – насмешливо спросил камень.
Ветер стих.
- Нет… прости. Я не хотел бы, чтобы ты уходил.
- Тогда я останусь.
Они долго молчали, набираясь энергии. Айи успокоился, летая уже в своем нормальном темпе.
- Айи, это не заговор. Никто не уходит из Седьмого. Только Яльсикар. Даже если бы я хотел, я бы сейчас не ушел, - мягко сказал Аквинсар наконец.
- Джара может уйти.
- Они же расстались.
- Сегодня расстались, завтра – помирились.
- Даже если она уйдет, мы выдержим всю нагрузку.
- Ты кое-чего не знаешь, Аквинсар. Идем ко мне, поговорим. Не могу здесь с мыслями собраться.
- А по-моему, наоборот, хорошо…
Последнее слово Аквинсар договаривал уже в кабинете Айи в Ксеариате. С возвращением в первый мир оба мужчины обрели свой обычный облик. Младший из них оказался намного ниже Ксеара ростом, что было удивительно для повелителя стихий, который мог сделать себе любую внешность. Но Айи это не удивляло: в этом мире не было человека, который меньше, чем Аквинсар, интересовался бы своей внешностью.
В результате она у него оставалась ровно такой же, что и в реальности. Поэтому перед ним стоял стройный светловолосый человек лет двадцати-двух, с веснушчатым длинным носом, пушистыми ресницами и необычно светлой кожей. Рядом с ним сам Айи казался почти мулатом – очень загорелый, очень высокий, с волнистыми волосами, яркими темными глазами, густыми ресницами и большим упрямым ртом.
- У нас изменения в мирах, Аквинсар, несанкционированные – время от времени происходят пожары, и я никого не могу поймать. Яльсикар не говорил тебе, что начал расследование? Надеюсь, он его хотя бы закончит перед уходом, но не поручился бы за это, - бросил Ксеар, все еще взвинченный. – Мне нужен твой совет. Ты лучше всех знаешь, как устроены миры – что это или кто это, к чертям, может быть?
Каль, первый мир. Редакция газеты "Политика сегодня"
Длинные загорелые мужские пальцы стучали по клавишам так яростно, что наверняка разломали бы их, не будь они неповреждаемыми, как и многие вещи в мирах. Большинство жителей первого давно перешли на "касательную" клавиатуру, которая представляла собой простую проекцию на поверхность стола и реагирующую на прикосновения по принципу тач-пада. Но Каль Ягиль, как и многие журналисты и писатели старой закалки, предпочитал ощущать под пальцами настоящие клавиши, еле слышно щелкающие при каждом нажатии. Поэтому в их редакции на всех столах лежали обычные плоские клавиатуры, подключающиеся к коммуникаторам одной кнопкой, как и большие удобные мониторы.
Каль посмотрел на время - часы показывали пять. Это означало, что у него ровно два часа для завершения материала - главной статьи недели, а он едва успел начать.
Спецкорр "Политики сегодня", опытный, обросший за долгую карьеру такой кучей источников, что иногда они даже мешали - он все же не мог вспомнить, когда последний раз в его руках был настолько "разрывной" материал. Было бы преступлением не подать его максимально красиво. Но времени не хватало катастрофически...
Заставив себя сосредоточиться, Каль вновь заглянул в свои записи и застучал по клавишам с удвоенной силой. Возбуждение, охватившее его при этой работе, не затмевало неприятного чувства, ощущать которое было непривычно. В реальности, так называемом восьмом мире, Каль тоже работал журналистом, только не газетчиком, а новостником. Передавая горячие "брейкинг-ньюс", те, что часто маркируются пометкой "срочно", он, как правило, ничего не успевал осмыслить, кроме того, что это, собственно, срочно. Обычный человек вряд ли найдет нечто общее в таких событиях, как, например, отставка премьера, десятибалльное землятрясение или высадка человека на Марс. А для журналиста все это одно и то же. Срочная новость. Которую полагается немедленно передать, озвучить, написать, распространить, наболтать на камеру в прямом эфире, опередив всех конкурентов.
Лишь потом, потом-потом можно будет отреагировать на все это по-человечески. Погоревать над погибшими, порадоваться или расстроиться из-за премьера (в зависимости от политических взглядов), снова помечтать стать космонавтом - как в детстве. А в первые секунды - только возбуждение, адреналин и охотничий азарт. Успеть первым. Отработать лучше всех, достать неведомые подробности, прокомментировать у экспертов – такая работа.
Однако в этот раз Каль отреагировал не так. Сначала была оторопь. И лишь потом - возбуждение и привычная гонка пальцев по клавишам. Хотя материал он получил эксклюзивно, соревнование с самим собой было для Ягиля не менее важным. Написать еще изящнее, еще ироничнее, еще точнее выразить свою мысль - в последние годы для него было важнее, чем просто обогнать конкурентов.
Но на этот раз собственный текст казался нелепым налетом на пугающей истине.
Разумеется, Каль не упустил возможности больно уколоть Яльсикара Бьякку, своего давнего оппонента, стремительно превращавшегося во врага. Он также не забыл позлорадствовать по поводу бесполезности новых мер безопасности. И беспомощности научного института, на деятельность которого тратятся немалые бюджеты. Но главная мысль Ягиля, красной нитью прошедшая через внушительных размеров статью, заключалась в другом.
Если верить материалам, которые Каль получил от высокопоставленного источника в Ксеариате, последние две недели в мирах, незаметно для всех обитателей, происходило нечто невероятное – ткань миров менялась, и вспыхивали пожары. Это происходило тут и там, и пока выглядело почти безобидно – никто не страдал, но это происходило независимо от воли Ксеара и других повелителей стихий.
В отличие от тысяч прошлых попыток, эти были успешными, пояснил источник Ягиля. Каль и сам знал, что это означает. Если Ксеар, Бьякка и другие обитатели седьмого мира вот уже две недели не могут поймать злоумышленника, продолжающего свои диверсии - значит, это кто-то по-настоящему сильный. И опасный. А демонстративные изменения в мирах говорят о том, что он не боится повелителей. А значит, миры вот-вот ждет какое-то потрясение, и не исключен передел власти и передел миров с непредсказуемыми последствиями для всех их обитателей.
Ягиль напоминал всем читателям, что за всю историю миров еще не было такого, чтобы Ксеар в тот же день, в ту же минуту не поймал того, кто покушался на основы мироздания. Служба безопасности и полиции, конечно, не зря ели хлеб, слегка иронично писал Каль – они тратили недели и месяцы на поимку хулиганов, мелкого ворья и бытовых тиранов. Заметки об удалении таких людей исправно пополняли криминальную полосу, служа предупреждением новичкам. Но тех, кто покушался на основы основ, Ксеар находил лично, мгновенно. Их было немного – менять ткань мира могли только те, кто ходили в пятый и дальше.
Но такие случаи бывали, и тогда газеты со смаком расписывали незавидную участь преступника: даже за несанкционированное создание чашки кофе можно было вылететь на годы, не говоря уж о попытке получить более серьезные материальные выгоды. И на то у Ксеара есть веская причина, пояснял Ягиль в своей статье: если каждый будет создавать, что ему вздумается, в мире наступит полный хаос и удручающее неравенство. Все, кто достигли пятого, баснословно разбогатеют, а остальным ничего не останется, как им прислуживать. Ну а повелители окажутся в незавидном положении: преимуществ, по сравнению с другими модераторами у них не будет, а обязанность держать этот мир на своей энергии останется. Долго ли смирятся с таким положением вещей? Им проще будет уничтожить этот неудачный мир, не оставив камня на камне.
Уже выпустив свой материал, ожидая выхода газеты, Ягиль продолжал размышлять об этом, чувствуя, как по коже пробегает мороз. Видит Бог, он предпочел бы не выпускать такой сенсации. Ведь, несмотря на его нелюбовь к некоторым повелителям мира сего, сам мир его вполне устраивал. Уж точно он был лучше реальности.
Аквинсар, пятый мир.
Пятый. Самый абстрактный мир из Семи. Бесплотный. Нематериальный. Выйти сюда означало лишиться тела. Немногие могли находиться в нем долго – это пугало и дезориентировало. Плохому настроению в Пятом не место, любая нестабильность психики вызывала галлюцинации и странные, подчас неприятные, ощущения. Но для счастливого, полного энергии человека это, возможно, был наилучший из миров. Здесь можно было двигаться с максимальной скоростью, и одновременно не двигаться вообще. Фонтанировать энергией и накапливать ее. Купаться в своей силе, напитываться счастьем, эгоистично наслаждаться каждой молекулой своего потенциала – ощущать его как физическую субстанцию. Более плотную и реальную, чем ты сам.