Вцепившись в руль, Эмма надавила на газ, выровняла машину, быстро набрала скорость и помчалась к дому, молясь о том, чтобы ей хватило нескольких мгновений форы.
Еще не нажав на тормоз, Эмма уже схватилась за дверную ручку. Может, это и впрямь игра воображения, но ей не хотелось, чтобы ее внезапно захватили врасплох посреди улицы. Забыв про сумки, Эмма побежала к дому и испуганно вскрикнула, когда чья-то рука ухватила ее за запястье.
- Леди! - Молодой парень отскочил назад и едва не свалился в лужу, пытаясь сохранить равновесие.
- Что вам нужно?
- Это ваш дом?
Эмма сжала в кулаке ключи. Интересно, сможет ли она воспользоваться ими как оружием?
- А что?
- У меня три места багажа, "Америкэн", рейс номер 457 из Нью-Йорка, для Эммы Макавой.
Ее багаж. Она чуть не расхохоталась.
- Извините. Вы ехали за мной от самого маркета, и я, кажется, перетрусила.
- Я жду здесь больше десяти минут, - возразил парень, протягивая ей квитанцию. - Распишитесь, пожалуйста.
- Но…
В этот момент Эмма увидела, как к дому медленно подъезжает тот самый автомобиль, но лицо водителя ей рассмотреть не удалось.
- Извините, - повторила она. - Не могли бы вы подождать, пока я отнесу в дом сумки?
- Леди, меня ждут по другим адресам.
- Пожалуйста. - Эмма достала из бумажника двадцатку и, не дожидаясь согласия парня, вернулась к своей машине.
Дома она проверила все запоры. Горящий камин, тепло и включенный повсюду свет вернули ей ощущение безопасности. Тем более что в следующие двадцать минут автомобиль больше не появился.
Готовя ужин, Эмма окончательно успокоилась. День клонился к вечеру, и серые краски дня все больше темнели. Никаких сумерек, только непрерывный дождь.
Прошелестевшая по лужам машина заставила ее вздрогнуть, и, застыв у лестницы, Эмма уставилась на широкое темное окно. Скрипнули тормоза, хлопнула дверца.
Она уже бежала к телефону, когда услышала у входной двери шаги. Не колеблясь, Эмма бросилась к камину и схватила бронзовую кочергу.
Тот человек знает, что она в доме одна, ведь у нее, тупицы, не хватило ума опустить шторы. Дюйм за дюймом Эмма пятилась к телефону. Она позовет на помощь, а если подмога вовремя не подоспеет, будет защищаться сама.
- Эмма! Я сейчас утону здесь!
- Майкл?
Телефонный аппарат выпал у нее из рук. Уронив и кочергу, она бросилась к двери, но замок не подчинялся ее дрожащим пальцам. Когда дверь наконец распахнулась и Эмма обняла ругающегося Майкла, она уже смеялась.
- Извини, я не понял шутки.
- Нет, это ты извини. Просто я… - Она заметила в его глазах нечто такое, чего не видела прежде. Отчаяние.
- Дай, я помогу тебе. Ты насквозь промок. - Эмма стянула с него куртку. - У меня есть чай. Жаль, я не подумала о коньяке, но, возможно, осталась бутылка виски.
Подтолкнув Майкла к огню, она пошла на кухню и вернулась с чашкой. Майкл стоял на том же самом месте, глядя в огонь.
- Это замечательный индийский чай с большой долей ирландского.
- Спасибо. - Майкл пригубил, сморщился и выпил до дна.
- Тебе нужно снять мокрую одежду.
- Сейчас.
Эмма хотела еще что-то сказать, но передумала и тихо ушла наверх. Вернувшись, она взяла Майкла за руку:
- Идем. Я приготовила тебе ванну.
- С пеной?
- Все, что пожелаешь. Иди, - махнула она на дверь. - Успокойся, а я приготовлю тебе еще чаю.
- На этот раз сделай его чисто ирландским. На два пальца и без льда, - сказал Майкл, бросая на пол мокрую рубашку.
Эмма смущенно ждала, когда он снимет джинсы. Пора ей отказаться от страха по поводу каждой бутылки. Не все, кто хочет выпить, желают напиться.
Когда Эмма вернулась со стаканом, шум воды в ванной прекратился. Она остановилась у двери, чувствуя себя идиоткой, затем поставила стакан на столик у кровати. Несмотря на интимную близость с Майклом, она не могла представить, как войдет в ванную, когда он моется. Сев на подоконник, она ждала и глядела на дождь.
Майкл вышел, обернув бедра полотенцем. Он был таким же напряженным и с тем же отчаянием на лице.
- Я приготовила ужин, - быстро сказала Эмма. Он кивнул, но взял только стакан. - Почему ты не ешь?
- Я могу подождать.
Ей хотелось подойти к нему, взять за руку, разгладить моршины на лбу. Но Майкл хмуро уставился в стакан, как будто ее вообще не существовало. Тогда она пошла в ванную, чтобы развесить мокрую одежду и полотенца.
- Ты не обязана убирать за мной. - В его голосе слышалась ярость. - Мне не требуется нянька.
- Я только…
- Это Латимер хотел, чтобы ему прислуживали. Я другой человек.
- Отлично. - Эмма гневно бросила рубашку Майкла на пол. - Тогда сам убери ее, не всем нравится жить в хлеву.
Майкл швырнул рубашку в таз и резко повернулся к Эмме, злясь на нее, на себя, на все вокруг.
- Не смотри на меня так! - крикнул он. - Никогда не смотри на меня так. Я могу перешибить тебя одним пальцем.
Эмма попыталась сдержать злобу, обжигающую ей язык, но слова хлынули потоком:
- Я не боюсь. Никто больше не ударит меня безнаказанно. Я по горло сыта ролью жертвы. Если ты хочешь злиться на меня, валяй. Желаешь драться, ради бога, только мне хотелось бы знать, из-за чего. Если потому, что я не делаю того, что ты хочешь, не являюсь тем, кем ты хочешь меня видеть, не говорю того, что ты хочешь услышать, тогда я буду молчать. Но криком ты меня не изменишь.
Майкл поднял руку. Не пытаясь ударить или схватить Эмму, а прося успокоиться. Этой почти неуловимой разницы хватило, чтобы Эмма сдержала новую вспышку гнева.
- Ты здесь ни при чем, - тихо сказал он. - Извини. Мне не следовало приходить сюда. - Он взглянул на свою мокрую одежду. - Можно засунуть это в сушилку или еще куда-нибудь. Я оденусь и уйду отсюда ко всем чертям.
"Опять, - подумала Эмма. - Не просто злость, а глубокое темное отчаяние".
- В чем дело, Майкл?
- Я же сказал, ты здесь ни при чем.
- Давай сядем.
- Не надо, Эмма.
Майкл вернулся в спальню. Нет, виски ему не поможет.
- О, понимаю. Ты хочешь стать частью моей жизни, но я не должна становиться частью твоей.
- Только не частью этой жизни.
- Ты не можешь расчленить ее на части и сложить из них разные кучки. - Эмма прикоснулась к его руке. До этого момента она даже не представляла себе, насколько сильно любит его. - Расскажи мне все, Майкл. Пожалуйста.
- Дети, - пробормотал он. - Господи, совсем малыши. Он просто зашел на игровую площадку во время перемены и дал себе волю.
Добравшись до кровати, Майкл сел и закрыл ладонями глаза. Он видел это словно наяву, ужасался мысли, что так будет всегда.
Пораженная, Эмма села рядом с ним, поглаживая его по плечу, чтобы снять напряжение натянутых мышц.
- Не понимаю.
- И я тоже. Мы узнали, кто он. Псих. Всю жизнь лечился. Даже ходил в эту же школу, в первый и второй класс, пока его не забрали в психушку. Выяснили мы и все остальное, только какой от этого прок?
- Кто? О ком ты говоришь?
- Просто неудачник. Больной жалкий неудачник, раздобывший автоматический пистолет сорок пятого калибра.
- О господи! - поняла Эмма.
- Он подъехал к школе. Зашел на площадку. Дети играли в мяч, прыгали со скакалкой. Дождя еще не было. Он начал стрелять. Шесть малышей убиты. Двадцать в больнице, не все выпишутся оттуда.
- О, Майкл! - Она прижалась щекой к его щеке.
- А потом спокойно ушел. Когда приехала полиция, его там уже не было. Мы с Маккарти…
Но он не мог описать это, только не Эмме. Он не мог описать это даже себе.
- Мы нашли его машину в двух кварталах от школы. Он был рядом, завтракал в парке. Просто сидел на скамейке в чертовом парке и ел под дождем бутерброд. Даже не потрудился убежать, когда мы подъехали. Взял пистолет и сунул дуло в рот. Так что мы никогда не узнаем почему.
- Как печально. - Эмма не нашла других слов.
- От нас должно что-то зависеть. Шесть малышей убиты, а мы ничего не смогли сделать, ничего не сможем исправить. Остается только убедить себя, что невозможно было ничего сделать.
- Но ты ведь не ушел, - прошептала Эмма. - Поэтому от тебя что-то зависит, Майкл. Не стану говорить, как бы ты переживал из-за того, что предотвратить было в твоих силах, потому что это делает тебя таким, какой ты есть.
- К этому нельзя привыкнуть. - Майкл уронил голову ей на плечо. - Раньше я удивлялся, почему отец иногда приходил домой и запирался у себя. А когда я ложился спать, они с матерью разговаривали часами.
- Ты можешь поговорить со мной. Майкл привлек ее к себе:
- Я не хотел приходить с этим сюда. Но ты нужна мне, Эмма.
Она подставила ему губы. Если Майклу необходимо сжечь отчаяние в пламени страсти, она предоставит ему такую возможность.
Эмма взяла инициативу на себя. Он всегда любил ее нежно, терпеливо. Но если сейчас его жажда столь же неистова, как и ее, она утолит эту жажду.
На этот раз она постарается прогнать его демонов. Сев на Майкла верхом, Эмма чувствовала особое удовольствие, возбуждая его, ощущая, как под ее руками дрожит горячее напряженное тело. Ни колебаний, ни сомнений. Наслаждаясь в той же степени, в какой дарила наслаждение, она медленно выводила кончиками пальцев круги, возбуждающие линии на горячей коже.
У Эммы возникло желание попробовать на вкус блестевшее в свете лампы тело языком, впитать его губами. Хотя руки Майкла тоже не бездействовали, Эмма ускользнула, словно давая понять: не торопись, позволь мне вести тебя, любить тебя. Она скользила губами по телу, посылая обжигающие стрелы в его плоть.
Майкл слышал стук дождя, ощущал спиной тепло простыни, видел длинные волосы Эммы, струящиеся по плечам. Ее потемневшие бездонные глаза. Желая видеть ее всю, чувствовать ее, он разорвал на ней блузку, и зубы Эммы впились ему в плечо. Она понимала это желание и наслаждалась им. Первобытная дикость, но без жестокости. Возбуждение Майкла бурей откликалось в ней. Они достигли одинакового накала, и Эмма обнаружила, как восхитительно слияние любви и страсти.
Когда Майкл сорвал с нее одежду, ее тихий стон не был знаком поражения. Всю жизнь она ждала, чтобы ее хотели так сильно. Отчаянно, безрассудно, только ее. Но не знала этого. Как не знала и того, что ждала от себя такой же дикой необузданности.
Майкл уже не сдерживался, и Эмма купалась в его неистовстве. Толкала его еще дальше. Когда сильные пальцы впились ей в бедро, Эмма поняла, что он уже не считает ее хрупкой и нежной, требующей защиты. Майкл выдохнул ее имя, в нем слышалось желание обладать, обладать только ею. И принадлежать ей.
Эмма упала на него, торжествующе изогнувшись, высвобождая страсть, принимая его в себя. Первая волна экстаза прокатилась по ее телу, не уменьшив желания, и она сама задала ритм, быстрый, неистовый.
Даже когда Майкл взорвался у нее внутри, она не успокоилась, требуя еще. Она впилась в него губами, потом ее язык скользнул по шее Майкла, нащупал пульсирующую жилку. Тот пробормотал нечто бессвязное и, почти обезумев, стиснул ее, захватил губами ее рот. В следующее мгновение Эмма оказалась под ним, прижатая словно раскаленным горном к кровати.
Она обвила Майкла руками и ногами, открытые глаза не отрывались от его лица. Он увидел, как они вдруг застыли, ощутил, как судорожно вздрогнуло ее тело. Потом губы Эммы изогнулись. Медленно, торжествующе.
Это было последнее, что он увидел перед тем, как его затопила страсть.
Глава 43
Эмму бесило, что она все время оглядывается. Прошла уже почти неделя с тех пор, как она обосновалась в доме на берегу, а Майкл с Конроем неофициально поселились у нее. Репетиция будущего, в которое она начинала верить. Наконец-то Эмма чувствовала себя полноценной женщиной… и счастливой.
И все же ей порой не удавалось избавиться от ощущения, что за ней следят. В таких случаях она убеждала себя, что это лишь очередной журналист, который хочет сделать сенсационный снимок.
Но, оставаясь в доме одна, Эмма запиралась на все замки и держала Конроя поблизости.
Как бы часто она ни говорила себе, что страшится выдуманных призраков, она продолжала оглядываться, ждать.
Эмма подбирала себе подходящий наряд, классический и вызывающий одновременно. Вокруг нее суетились продавцы. Она хотела получить от поездки по магазинам удовольствие, но с облегчением вздохнула, когда все осталось позади и можно было отправиться домой.
Как бы удивилась Кэтрин, как бы засуетилась, если бы Эмма рассказала ей о своей мании преследования. А вдруг в ее отсутствие кто-то действительно проник в дом? А эти странные шумы в трубке? Должно быть, телефон прослушивается.
О господи. Скоро она начнет заглядывать под кровать и будет вынуждена лечиться до конца жизни.
Она ведь сама выбрала Лос-Анджелес, не так ли? Она уже обзавелась личным врачом, а скоро ей потребуется и личный гуру. Дойдет до того, что станет искать единения души с трехсотлетним буддийским монахом.
Эмма наконец засмеялась.
Буддийским монахам придется подождать хотя бы до тех пор, пока она не разберется с насущными делами. "Все будет как в старое доброе время", - подумала Эмма. Она снова на репетиции и делает снимки. Приятно, что ее прошлое и будущее соединились.
Когда Эмма вышла из машины, дорогу ей преградил Блэкпул:
- Какая встреча! Ну, здравствуй, милочка.
Она разозлилась на себя за то, что вздрогнула, и молча попыталась обойти Блэкпула. Но тот с легкостью прижал ее к машине, как когда-то к стене в фотолаборатории, и провел пальцем по ее шее.
- Разве так встречают старых друзей?
- Уйди с дороги.
- Надо поработать над твоими манерами. - Блэкпул ухватил ее за волосы, заставив вскрикнуть. - Маленькие девочки, живущие среди больших денег, вырастают испорченными. Я думал, твой муженек успел исправить тебя… пока ты его не убила.
Это не страх, поняла Эмма, когда ее начала бить дрожь. А ярость, ослепляющая ярость.
- Ты, ублюдок, отпусти меня.
- Не желаешь поболтать наедине? Давай покатаемся. - Не выпуская ее волос, он тянул Эмму за собой. Размахнувшись, она с силой ударила его камерой в солнечное сплетение. Блэкпул согнулся пополам, а она, отступив на шаг, наткнулась еще на кого-то, резко повернулась и чуть не ударила Стиви.
- Осторожнее. - Тот вскинул руку, успев перехватить кулак Эммы. - Не бей меня. Я только бедный выздоравливающий наркоман, пришедший поиграть на гитаре. У тебя проблемы?
Эмма, ощутив сумасшедшую радость, небрежно взглянула на Блэкпула, который наконец выпрямился. Она постояла за себя, и очень неплохо.
- Никаких проблем.
И они со Стиви направились в концертный зал.
- Что у вас произошло?
- Он просто нахал, - улыбнулась Эмма.
- А ты настоящая амазонка. Бедняга Стиви несся по стоянке, надеясь изобразить благородного рыцаря, а ты украла у него победу.
Эмма со смехом чмокнула его в щеку:
- Ты размазал бы его по стене.
- Не знаю. Он намного крупнее меня. Хорошо, что ты сама расправилась с ним. Мне бы очень не хотелось появиться на экране с подбитым глазом.
- Ты выглядел бы сногсшибательно и распутно. - Эмма обняла его за талию. - Давай не скажем папе.
- Брай ловко орудует кулаками, и я бы с удовольствием поглядел на испорченную физиономию Блэкпула.
- Я тоже, - пробормотала она. - Но давай подождем до вручения премий.
- Никогда не мог отказать симпатичной мордашке.
- Да, не мог. Ты убедил Кэтрин выйти за тебя?
- Ее позиции слабеют.
Подойдя к залу, они услышали, как репетирует одна из групп, от громового рока которой дрожали стены.
- Кэтрин осталась в Лондоне. Говорит, у нее слишком много больных. На самом деле она хочет посмотреть, как я справлюсь один.
- А ты вправляешься?
- Забавно, все годы я принимал наркотики, чтобы комфортно себя чувствовать. Хотел кое-что забыть. - Он вздохнул, вспомнив Сильви. - Наркотики мне этого так и не дали, но я продолжал употреблять их. За последние два года до меня все же начало доходить, какой может быть жизнь, если взглянуть ей в лицо. - Стиви беспокойно дернул плечом. - Черт, я похож на проповедника.
- Ты похож на счастливого человека.
Стиви усмехнулся. Да, он счастлив. Больше того, он начал верить, что заслужил это.
- Я по-прежнему лучше всех, - сказал он, когда они подошли к сцене. - Но теперь я могу наслаждаться этим.
Эмма увидела, как у отца берут интервью. Он тоже счастлив. Джонно стоял у стены, насмехаясь над Пи Эм, который пытался сунуть фотографии своего малыша всем рабочим, каких ему удавалось схватить за руку.
Группа на сцене перестала играть. Шестеро юных парней, выдвинутых на звание лучшей молодой группы. Эмма чувствовала их напряжение и с гордостью заметила, что ребята бросают взгляды на ее отца.
Наверное, спрашивают себя: продержатся ли они так же долго? Оставят ли столь же глубокий след? Тронет ли их музыка следующее поколение?
- Конечно, - сказала она Стиви. - Ты лучше всех. Вы лучше всех.
О Блэкпуле она больше не вспоминала, не оглядывалась через плечо.
Она с наслаждением фотографировала, разговаривала о музыке, смеялась над воспоминаниями. Без стеснения вышла на сцену и прочла заготовленные слова полупустому залу. Вернувшись на место, Эмма взяла теплую колу, а на сцене несколько музыкантов заиграли мелодии Чака Берри.
Только Пи Эм рано ушел домой, торопясь к жене и малышу.
- Стареет, - констатировал Джонно, садясь рядом с Эммой. Потом оглянулся на семнадцатилетнюю певицу, уже ставшую звездой.
- Господи, мы все стареем. И глазом не успеем моргнуть, как ты нанесешь нам величайшее оскорбление, превратив нас в дедушек.
- Мы будем подвозить тебя к микрофону в коляске.
- Какая ты отвратительная, Эмма.
- Училась у лучших. - Хихикнув, она положила руку ему на плечо. - Знаешь, на сцене уже нет никого, пережившего два десятилетия рок-н-ролльного ада. Вы настоящие памятники.
- Совершенно отвратительная, - решил Джонно и взялся за губную гармошку, - Все эти слова о наградах за достижения целой жизни ничего не значат, - бормотал он между аккордами. - Зал славы рок-н-ролла…
- Ну и нервы у них, да? - Эмма со смехом ткнула его в бок. - Джонно, ты же ведь не беспокоишься по поводу возраста?
Ухмыльнувшись, тот снова принялся наигрывать блюз. Кто-то за их спиной подхватил ритм на бас-гитаре.
- Посмотрим, как ты будешь себя чувствовать, мчась полным ходом к чертовому пятидесятилетию.
- Джаггер старше.
Теперь вступил ударник со щетками.
- Неудачный пример, - отозвался Джонно, продолжая играть.
- Ты выглядишь лучше.
- Верно.
- И я в него не влюблялась.
- Так и не преодолела страсть ко мне? - усмехнулся Джонно.
- Так и не преодолела, - торжественно заявила она, затем прыснула и начала петь, сочиняя на ходу:
У меня есть те рок-н-ролльные блюзы.
Те старые, старые рок-блюзы.
Когда мои волосы поседеют
И ты попросишь меня что-нибудь сыграть,
Я скажу:
"Не трогай меня, мама, сегодня у меня ноют кости".
Но у меня есть те рок-н-ролльные блюзы.