Как давно у Скотта не было такой роскошной любовницы! С проститутками он чувствовал себя наполовину онанистом. Они только раздвигали ноги, стараясь, чтобы все произошло как можно быстрее. Анне нужен был только его член. А эта женщина по-настоящему желала его, его поцелуев, объятий, его нежных слов… Ему это и льстило, и одновременно слегка пугало.
Придя немного в себя, он стал помогать ей, двигаясь навстречу, пытаясь попасть в ритм. Получилось не так эффектно, как в фильмах, но оба испытали редкостное упоение. Затем Бия ускорила движения. Скотт уже едва поспевал за ней. Ее голова запрокинулась, рот был приоткрыт, и судорожное дыхание вырывалось из груди… Но вот, закусив губу, она содрогнулась, еще раз, еще… И тут Скотта точно прорвало, и он закричал от непереносимого наслаждения.
Глава двадцать вторая
После длинного тяжелого перехода участники экспедиции трудились над устройством лагеря. Андре и Скотт вместе с солдатами ставили палатки. Бия собирала хворост – теперь надо было экономить горючее. Торрес и Анна готовили ужин, Америку ходил по территории лагеря, внимательно все разглядывая. Наконец он выразил свои мысли в форме старинной французской пословицы: "Труд освобождает нас от трех больших зол – скуки, порока и нужды".
За ужином говорили мало. Усталость сделала всех понурыми и молчаливыми. Окончив есть, Америку оглядел присутствующих.
– Есть чешская поговорка: "Усталому коню собственная грива в тяжесть", – изрек он и вышел.
– Что это на него нашло? – спросила Анна.
– И не говори. Кто знает, что у него в голове? – ответила ей Бия. – Кстати, – продолжила она, обращаясь уже ко всем, – завтра мы покинем эту тропу и пойдем пешком через горы. Советую вам освободиться от всего лишнего. Каждому придется самому нести свой багаж. Мы оставим здесь все грузовики и джипы. Возьмем только нескольких лошадей и верблюдов. Путь будет трудным.
– Мы уже достаточно прошли, но нет никаких признаков цитадели! – заявил Торрес. – Боюсь, что содержание манускрипта неверно трактуется.
– Я не знаю, каких признаков вы ждете, – ответил задетый за живое Скотт, – но я готов дать руку на отсечение, что мы на верном пути. И у меня такое предчувствие, что мы уже близко. Надо только расшифровать последние указания, содержащиеся в манускриптах. Кстати, сам тот факт, что мы свернули к Хайберскому ущелью, является хорошим признаком.
– Что это еще за чертовщина такая – Хайберское ущелье? – спросил Андре.
– Это естественный проход между Афганистаном и Пакистаном. Имеет огромное стратегическое значение. В течение долгого времени его считали воротами Индии. Говорят, по нему прошло войско Александра Великого, – пояснил Скотт.
– Значит, нам предстоит войти в Пакистан?
– Возможно.
Идти по горам было трудно. Подъем оказался крутым, глубокий рыхлый снег затруднял движение, скользкие участки ледяной поверхности таили немалую опасность.
Америку, не внявший совету Бии взять с собой только самое необходимое, тащил на себе едва не десяток словарей и всяких других справочников. Под таким грузом его ноги увязали в снегу по колено. Несколько часов он держался, но потом, боясь отстать, стал ускорять шаг, тратя на это слишком много энергии. Разреженный горный воздух окончательно доконал его. Профессор воскликнул:
– "Сдвинет гору тот, кто начнет с маленьких камней" – древняя китайская поговорка, – и упал без чувств.
Бия привела его в себя, но ему нужен был отдых, так что участники экспедиции решили здесь же разбить лагерь, несмотря на протесты Наджибуллы, который убеждал их поискать более безопасное место – подальше от нависающих круч и отвесных обрывов.
За ужином Анна, к которой, несмотря на угрозу заболеть СПИДом, вновь вернулось хорошее настроение, решила поддразнить Америку.
– Надеюсь, профессор, завтра нам уже не придется с вами возиться?
– Не бойтесь, моя дорогая! Как говорит одна ирландская пословица: "Выздоровевший больной – сам врач".
– Значит, вы расстанетесь с частью своих книг?
– Придется… Однако надо всегда помнить латинское изречение: "Cave ab homine unius liber" – "Бойся человека одной книги".
– Ты уверена, что с ним все в порядке? Ты хорошо его осмотрела? – прошептал Скотт на ухо Бие, пользуясь случаем, чтобы коснуться ее губами.
– С ним ничего серьезного… мания пословиц началась еще до обморока.
– Да, правда.
– "Длинный язык сокращает жизнь" – персидская поговорка! – Америку выразительно указал на шепчущуюся парочку.
– "Обвиняющий всегда немного лжет", Китай, – вставил Андре, у которого тоже был запас поговорок.
– "Кроме моих отца и матери, все лгут", берберское высказывание, – парировал лингвист.
– А это заразно… – заметил Скотт Бие, на этот раз гладя ей локоть.
– Возможно, что так даже лучше. Это доброкачественная болезнь, – ответила ему Бия. – "Тело, никогда не болеющее – опасное пристанище для души"! Шведская поговорка! – провозгласила она.
– Пойду, покурю, а то так и рехнуться можно, – объявил археолог.
Глава двадцать третья
Скотт был счастлив. Бия оказалась идеальной возлюбленной (она не задавала ненужных вопросов и всегда была готова заняться сексом), путь к цитадели, похоже, был верным, и у него всегда было вдоволь гашиша с тех пор, как Абдул, один из лейтенантов Наджибуллы, вернулся из Пакистана. Археолога беспокоили только его международные связи. Правда, он намеревался отказаться от них, к тому же его тайная деятельность носила крайне эпизодический характер и, как он поначалу считал, не приносила вреда экспедиции. Однако после похищения Анны словно заноза засела у него в душе. К тому же, он чувствовал, что не сможет создать серьезные отношения с Бией, не рассказав ей все. Это было необходимо не только ей, но и ему самому.
Скотт приготовил самокрутку с гашишем и направился к краю пропасти. Там он мог в свое удовольствие слушать шум ветра. Другим по душе любоваться звездами или морскими волнами. Он, Скотт, предпочитал ветер. Вой летящего ветра взывает к реальности и в то же время создает атмосферу видений и грез.
Да, он должен рассказать Бие все, ничего не утаив. Даже те эпизоды – а их было немало, – о которых ему самому хотелось забыть: как увлекся в юношестве коммунистическими идеями, как оказался в группе сверстников, играющих в революционеров, как потом оказалось, что лидер группы имел связь с Москвой и получал оттуда задания… Их отношения с Бией должны строиться на полном взаимном доверии. Ошибки совершают все, он не является исключением. Бия поймет его, а если нет… что ж, тогда им придется расстаться. Сначала она, конечно, будет шокирована, но потом поймет и простит. Кто-то сказал, что любить – значит, прощать. Сейчас еще не время говорить о любви между ними, но рано или поздно она обязательно придет. Таков естественный ход вещей. Все начинается с секса, потом он преображается в страсть. А из страсти вырастает в любовь. Не та любовь, о которой пишут в романах, это все глупости, а зрелое чувство мужчины и женщины, которые знают, чего хотят. Как все было бы замечательно, если бы не его проклятое прошлое. Но сейчас не стоит об этом думать. Сейчас лучше всего – слушать шум ветра и курить гашиш. Наступит подходящий момент, и он откроет Бие свое сердце. И она простит его и, может быть, полюбит еще больше. Они найдут цитадель со всеми ее сокровищами.
Впервые в жизни Скотт верил, что его ждет блестящее будущее. И он решил выкурить еще одну порцию.
То была необыкновенная ночь. Прозрачный свет растущей луны, отражаясь от снега, мягко освещал все вокруг. Горные цепи четко вырисовывались на фоне неба и, казалось, жили собственной жизнью. Шум ветра придавал этой величественной картине нечто фантасмагорическое. Скотт наслаждался великолепием открывавшейся перед ним панорамы. Он сидел на камне лицом к пропасти и ощущал себя неотъемлемой частью окружавшего его мира. И даже его прошлое перестало казаться ему таким уж ужасным. В мире все неразрывно связано, и все мы – составные части единого целого. Скотт решил, что завтра же он расскажет Бие все. И будь что будет… Он не допустит, чтобы его прошлое вставало между ним и его будущим.
Курево закончилось, но Скотту не хотелось покидать это место. Какая-то магическая сила удерживала его здесь. Возможно, желание продлить мысли о том, что завтра для него и Бии начнется новая жизнь. Да, он полюбит, он обязательно полюбит ее.
Он бы сидел там и мечтал еще бесконечно долго, если бы не мороз и ледяной ветер. Тут ему пришло в голову, что еще не так поздно и можно заглянуть в палатку Бии, чтобы вновь насладиться ее ласками. Скотт встал и движением оловянного солдатика повернулся спиной к пропасти. Но, сделав шаг в направлении лагеря, внезапно почувствовал, что теряет опору. Пласт снега, на котором он так долго сидел, подтаял от тепла и тяжести его тела и теперь неудержимо соскальзывал в бездну, увлекая его за собой.
Летя вниз, Скотт пытался удержаться, хватаясь за выступы скал, в кровь раздирая колени и локти. Его судорожные усилия несколько замедлили скорость падения, но до дна оставались еще десятки метров. Все-таки ему удалось зацепиться за край какой-то расщелины и закрепиться в ней.
Он не ощущал своих ног и каждый вздох причинял ему страшную боль. Он подумал, что у него, наверное, сломано несколько ребер. Самое главное сейчас было – не впасть в панику и попытаться трезво оценить ситуацию. Без посторонней помощи ему отсюда не выбраться. Кричать бесполезно, его никто не услышит. Лагерь далеко, а он лежит метрах в двадцати-тридцати ниже края обрыва. Его единственной надеждой была мысль о том, что Бия, хватившись его, догадается организовать поиски. А пока надо бороться с холодом.
…Когда его нашли, он был без сознания. Он пролежал более четырех часов в снегу при температуре минус восемь градусов.
Бия импровизировала, как могла, она ввела ему в вены жидкость, подогретую на водяной бане, собрала все одеяла и все лампы, какие были в лагере, чтобы его согреть. Когда раненого принесли, температура его тела едва достигала тридцати двух градусов.
Но медицинского оборудования не хватало. Большей его частью Бия решила пожертвовать, когда пришлось освобождаться от всего лишнего. И все же при помощи имеющихся препаратов ей удалось увеличить частоту ударов сердца и хотя бы на время избежать самого худшего. Она продолжала делать внутривенные вливания, чтобы увеличить объем крови и поднять кровяное давление, от которого зависит работа жизненно важных органов. Бию больше всего беспокоили легкие. Она вводила диуретики и молилась, чтобы не развился отек.
– Я полностью согласен, – заявил Америку, – с немецкой пословицей: "Снег – чистота обманчивая".
– Не понимаю, как он не убился насмерть, – равнодушно заметил Торрес. – Он же упал с высоты не менее тридцати метров…
– Самое главное, что он жив, – сказала Анна.
– "Пока есть жизнь, есть надежда". Это Феокрит, – поддержал ее Америку.
– А почему он свалился? – спросил Торрес.
– У него была дурная привычка курить гашиш на самом крае пропасти, – пояснил Андре.
– Глупое ребячество! К чему этот неоправданный риск?
– Немного гашиша – вовсе не причина для того, чтобы сорваться в пропасть, – заметила Анна. – Он, наверное, поскользнулся или что-нибудь еще в таком роде.
– Если курить гашиш не опасно, тогда почему его запрещают? – возразил Андре, вспомнив, что Анна тоже баловалась травкой вместе со Скоттом.
В эту минуту к ним подошла Бия.
– Ну, как? – спросила Анна.
– Плохо. И я опасаюсь самого худшего…
– "Худшее всегда неизбежно!" Так сказал Кальдерон! – изрек Америку.
Бия пошла немного поспать, а с больным в качестве санитара остался Абдул. Во время войны с русскими он был кем-то вроде отрядного медика. Правда, его медицинская деятельность сводилась к тому, чтобы перевязывать раны и порой пресекать милосердным выстрелом жестокие страдания умирающего.
Абдулу наказали не прикасаться к больному и в случае чего сразу звать Бию. Что он и сделал, когда Скотт пришел в себя.
– Тихо! Тихо! Не пытайся разговаривать, – сказала Бия.
– Я должен… кха… кха…
– Если не послушаешься, я введу тебе снотворное, – пригрозила Бия.
– Я должен… попросить у тебя… прощения.
– Ты ни в чем передо мной не виноват.
– Виноват… кха…кха… ты не знаешь…
– Хорошо. Ты мне потом все расскажешь. А теперь тебе надо отдохнуть.
– Ты прощаешь меня?
– Прощаю, хотя не знаю, за что.
– В моих вещах. Посмотри в моих вещах…
И он вновь впал в беспамятство. У него были симптомы острой воспалительной реакции, при которой тело, даже при отсутствии инфекции, теряет способность сопротивляться. Находись он в современной хорошо оборудованной больнице, у него еще были бы шансы выжить. А здесь…
– Я попробую немного отдохнуть, Абдул. Позови меня, если что-нибудь случится.
Он позвал ее через час. Скотт был мертв.
Бия рыдала. Так безутешно она не оплакивала даже смерть родных. Анна подошла к ней и обняла. Вдруг Бия вытерла слезы и побежала в палатку Скотта. Она хотела узнать, за что он так настойчиво просил у нее прощения. Может быть, это был бред умирающего? Лучше бы так…
Долго искать не пришлось. В глубине его рюкзака в свертке с грязным бельем Бия обнаружила миниатюрную рацию. И все стало ясно. Скотт был шпионом.
У Бии не было сил негодовать и возмущаться. Она испытывала огромное разочарование. И досаду. Как она могла так обманываться! Она чуть не полюбила человека, который предал ее еще до того, как стал ее любовником! Да еще как предал! Это не была заурядная измена мужчины женщине, а нечто гораздо более серьезное. С радиопередатчиками, выстрелами и убитыми.
– Как жаль. Он мне нравился… – сказал Наджибулла.
– Он получил по заслугам, ведь он был предателем! – высказался Торрес. – Он виновен во всех наших неудачах. Зато теперь мы можем быть спокойны.
После гибели Скотта Америку одному приходилось разгадывать содержавшиеся в манускрипте шарады. Судя по всему, цитадель находилась уже близко. Оставалось понять смысл самого последнего указания.
– В тексте сказано: идти к горам, выше которых не летают птицы, пока не найдешь "помет орла". Я помню дословно. И это можно перевести только так. Помет – он на всех языках помет, экскременты, – оправдывался профессор за свой перевод. – Надеюсь, к утру мы найдем решение. "Ночь – советница мудрого". Греческое высказывание.
Остальные участники экспедиции не разделяли оптимизма Америку. Какую полезную информацию можно извлечь из гуано? Однако сами ничего предложить не могли.
После смерти Скотта Бия и Анна неожиданно сдружились. СПИД и траур окончательно сблизили их. Андре же, напротив, как ни старался быть все время рядом с Анной, чувствовал, что все больше отдаляется от нее (или, скорее, она от него).
– Я уже говорила, что тебе не стоит особенно беспокоиться, – убеждала Анну подруга. – При хорошем здоровье СПИД не так уж страшен. С ним можно еще долго жить и радоваться жизни. И потом, со временем появляются все более действенные препараты.
– Да, ты это уже говорила. Но я хочу заниматься сексом без презерватива, не бояться самой простой простуды и, наконец, иметь детей, как всякий нормальный человек.
– Послушай, нормальных людей не бывает. У кого-то диабет, у кого-то больное сердце. Всем приходится думать о своем здоровье. Тебе не двадцать лет и ты не исключение.
– Но, может быть, если я стану принимать это лекарство…
– Я тебе уже объясняла! Тогда тебе пришлось бы отказаться от проверенных средств, гарантирующих выживание. Если, конечно, ты сразу не умрешь от этого снадобья.
– Но кому-то придется проверить его на себе?
– Анна, в каком веке ты живешь? Сегодня все лечебные препараты сначала испытываются в пробирке, потом на животных и только после этого на людях. Забудь все эти истории, которые ты читала про Пастера и про Дженнера.
– Кто такой Дженнер?
– Не важно. Ты поняла меня?
Глава двадцать четвертая
На следующее утро Америку сиял от радости. Встретив его, Андре решил, что профессор разгадал загадку орлиного помета и последнего этапа пути к цитадели.
– Ну, как? – спросил он. – Вам это удалось?!
– Да, да, наконец-то!
– Ну, и что? Что это означает?
– На этот вопрос очень сложно ответить.
– Почему?
– Потому что здесь, с одной стороны, проявляется стремление человека к вечным истинам, а с другой – мы имеем дело с еще одной функцией языка, которую можно было бы назвать лапидарной, в дополнение к референтивной и поэтической, используя терминологию Якобсона.
– Не знаю, правильно ли я вас понял, но не лучше ли назвать данную функцию эсхатологической?
– Гмм… Это звучит уж слишком возвышенно.
– Действительно… Где уж помету быть возвышенным!
– Помету? Какому помету?
– Орлиному! Которого много у цитадели! А вы что имели в виду?
– Я имел в виду мою статью о пословицах и поговорках! Я закончил ее сегодня ночью. Несколько недель я только об этом и думал.
– Так вот почему в последнее время вы так увлекались пословицами! А как же поиски цитадели?
– А вот теперь я вплотную займусь этим вопросом! "Каждому овощу свое время", друг мой!
День прошел спокойно. Поскольку Америку еще не докопался до тайного смысла помета, участники экспедиции решили сделать небольшую остановку.
Бия попросила Наджибуллу использовать этот день, чтобы осмотреть окрестности и выяснить обстановку.
– Конечно, отрадно сознавать, что среди нас уже нет шпиона, но наши преследователи вряд ли оставят нас в покое. Им только будет немного труднее, – заметил Андре. – Шпион им больше и не нужен. Теперь им вполне достаточно следить за нами издали. А когда мы найдем цитадель, они устроят нам засаду.
– Не забывайте, что наши атаки нанесли им большой урон, – не без гордости напомнила Бия.
– Завидую вашему оптимизму, – усмехнулся Андре, в последнее время ревнующий Анну к Бие, – но в этой стране не представляет никакого труда набрать новую банду головорезов. Были бы деньги. А деньги у них, судя по всему, есть.
К ужину почти никто не пришел. Америку заявил, что он будет работать с картами и, потом, ему надо худеть. Он уже давно собирается ограничивать себя в еде.
Наджибулла задержался, общаясь с кочевниками, которые, как он подозревал, могли оказаться лазутчиками одной из враждебных групп. Никаких преследователей он не обнаружил. Но это мало что значило. В окружающей местности было много естественных укрытий, а ветер быстро заметал следы на снегу.
Америку потерпел полную неудачу, пытаясь соблюдать режим, он зверски проголодался и съел две плитки шоколада и пачку печенья. Но на утро он светился от счастья: по его словам, он разгадал последнюю загадку манускрипта.
– Это решение подсказал мне Андре. Он заявил, что помет не может быть возвышенным. Но как вам, мои дорогие сеньоры, известно, мы ищем "помет орла". Так вот, горы, в которых мы сейчас находимся, называются Гиндукуш. Древние греки называли их Парапамиз, это название мы находим у Страбона и Арриана. Персы, которые никогда не были хорошими знатоками греческого языка, перевели название Парапамиз достаточно фантастично: "Горы, над которыми не летают орлы". В манускрипте явно имеется в виду одна из вершин Гиндукуша.