Дарио был близок к отчаянию. Больше всего угнетало сознание, что отрезаны все пути к отступлению: он никогда не простит Анаис измены с братом, хотя вопреки здравому смыслу мечтает вернуть ее, вполне отдавая себе отчет, что это невозможно. Теперь, когда замешан ребенок, она потеряна для него навсегда. В его душе бушевал ураган бессилия – мощный и яростный.
– В таком случае я бы считал себя монстром, – едва слышно произнес Дарио, с трудом различая собственные слова сквозь шум крови в ушах. – Ты это хотела услышать? Признал бы себя злобным, жалким типом, каким ты помнила своего отца, разрушившего брак с твоей матерью точно так же, как ты разрушила наш. Но у меня нет оснований задумываться об этом.
– Ты совершенно уверен в своей правоте? – Голос Анаис глухо пробивался сквозь ватную пелену его сознания. – Если однажды ты принял решение, сомнения больше не тревожат тебя? Хорошо, наверное, осознавать свою абсолютную мудрость. Простые смертные, вроде меня, утомляют тебя глупостью…
– Повторяю, у меня уже был подобный опыт, – резко перебил ее Дарио. – Думаешь, ты особенная, Анаис? Он говорил тебе это? Представь, он лгал. Ты не первая принадлежащая мне женщина, которую он соблазнил. – Безжалостная улыбка искривила его губы – признание давалось с трудом, а боль в ее глазах разрывала сердце. Тем не менее Дарио не сказал всей правды: Данте не знал, что Люси обманывала их обоих. Они оба порвали с ней и снова сблизились, но Дарио с тех пор перестал полностью доверять брату. Однако Дарио счел, что сообщил Анаис достаточно, – Теперь я усвоил урок. Этого больше не повторится.
Дарио объявил войну, думала Анаис, а значит, она вольна в выборе оружия, пусть даже ей противна сама эта мысль.
– Неужели ты решишься атаковать Ди Сионе через прессу? – на быстром, отчетливом французском спросила тетя, отвозившая Анаис в аэропорт острова. Они ехали по узкой дороге между зарослями сахарного тростника, припорошенного красной гавайской пылью. – Подумай о популярности Дарио на рынке технических новинок. Газетчики превозносят его во всех частях света. Шесть лет назад ты не обратилась в прессу и отвергла идею устроить цирк вокруг рождения Дамиана.
– Шесть лет назад Дамиан был только в проекте, – ответила Анаис также на французском – языке своего парижского детства. Этот язык использовал отец, чтобы оскорблять ее мать, и оба родителя – чтобы внушить ей, как она разрушила их жизнь и при этом оказалась такой никчемной. Анаис смотрела на ветряные мельницы вдоль хребта коричневых гор вдалеке, но мысленно уже летела над океаном на восток в Америку. – А теперь мой маленький мальчик похищен прямо с игровой площадки в школе. Если цирк поможет вернуть его обратно, я сама найму клоунов. – Анаис была непреклонна.
Когда Дарио оставил ее одну в конференц-зале, где еще не отзвучало эхо его жестоких фраз с объяснением единственной причины, почему он не верил ей, Анаис приступила к работе. Она договаривалась об интервью, беседовала с папарацци, умиравшими от желания задать ей вопросы, чтобы превратить ответы в бессвязный поток сознания. Сидя в центре длинного полированного стола, Анаис снова и снова рассказывала свою историю всем, кто хотел слушать, а сотрудники Дарио ходили мимо, делая вид, что ничего не видят и не слышат.
За несколько часов Анаис сумела распространить историю о "тайном коварстве жестокого олигарха, упивающегося своей властью", так широко, как могла за один день. Она сладко улыбнулась появившемуся на пороге Дарио. Он выглядел мрачным и подавленным. Сердце Анаис дрогнуло: не важно, что он сам навлек на себя позор, – она сострадала его боли. Она не могла осуждать себя за это: до появления Дамиана Дарио был ее единственной верной и преданной любовью. Пускай все закончилось трагично. В глубине души она всегда знала, что любовь не принесет ей счастья.
– Надеюсь, ты закончила представление? – спросил он притворно спокойным голосом – предвестником яростного взрыва. В синих глазах сверкали молнии. – Некоторые из нас трудятся здесь, чтобы заработать на жизнь, а не делятся фантазиями с папарацци. Нам нужен зал.
Анаис поднялась и подхватила сумочку:
– Пожалуй, я закончила на сегодня. Ты пришел, чтобы проводить меня к Дамиану?
Дарио коротко усмехнулся:
– Нет.
– Сколько мне еще придется ждать?
Его глаза холодно блеснули.
– Думаю, пять лет. Позвоню тебе, когда ему исполнится десять.
Анаис с трудом удержалась, чтобы не броситься на него за то, что он осмелился сделать такое заявление.
– Он маленький мальчик, Дарио. Ему непонятны твои игры. Он не заслуживает жестокости.
– Он – Ди Сионе, – возразил Дарио. – Справится.
Смех Анаис был вызывающе насмешливым.
– Как справился ты сам, хочешь сказать?
Это не понравилось Дарио.
– Если не уйдешь сию минуту, Анаис, я выкину тебя на улицу, – угрожающе прошипел он. – Мне безразлично, какое фото появится на первой странице завтрашней газеты.
Она не поверила, но решила не дразнить Дарио. Склонив голову, Анаис проскользнула мимо него к двери.
– Запомни эти слова, – предупредила она, напомнив, что идет война. Пускай она противилась этому всей душой, но не Анаис первая начала военные действия. Дарио успел даже взять заложника – единственное существо в мире, которого Анаис любила безоговорочно. У нее не осталось выбора. – Ты горько пожалеешь.
Глава 8
Пожалеть Дарио пришлось о многом уже в ближайшие несколько дней.
Прежде всего о том, что он вообще осуществил свой план. Ему стоило бы прислушаться к предупреждению Анаис о том, как поведет себя ребенок, вырванный из привычного окружения и разлученный с единственным родителем, которого он знал с рождения.
Кроме того, Дарио не учел, что насильственное переселение пятилетнего малыша в новую среду не произойдет гладко и безболезненно. Общий генетический материал не имел для мальчишки никакого значения. Впрочем, насколько он помнил, родственные гены мало что значили для близнецов Дарио и Данте. Вероятно, стоило хорошо подумать, прежде чем действовать.
Дарио снова наступил на те же грабли. Ситуация слишком напоминала его приход в "АЙС". Не раздумывая, в отчаянном порыве он сжег мосты – бросил жену, брата, прежнюю компанию – и только тогда обнаружил, что владелец "АЙС" нечист на руку и замешан в сомнительных операциях, о чем подозревал и предупреждал Данте.
Дарио сомневался, что к пятилетнему ребенку применимы те же меры, что к реорганизации новой компании. Несколько лет он потратил на перестройку, отстранил от дел прежнего директора, лишил права голоса, а потом уволил окончательно. Проведя с ребенком всего несколько дней, Дарио пришел к выводу, что лишить малыша права голоса – бессмысленная затея.
– Хватит, – сказал он однажды утром, прекращая очередной скандал. Пока няня беспомощно заламывала руки, Дамиан схватил со стола бесценную бронзовую статуэтку, стоимостью двести пятьдесят тысяч долларов и швырнул, целясь в голову Дарио. Конечно, он промахнулся на милю, но его намерения были очевидны. Теперь тяжелая фигурка торчала из паркетного пола, как наконечник боевой стрелы.
– Хочу к маме, – заявил мальчуган, скривив лицо – точную копию детских фотографий Дарио и Данте, за исключением темных глаз, доставшихся ему от Анаис. – Ты сказал, что она скоро придет, а она не приходит. – Его нижняя губа подозрительно дрожала.
– Она скоро будет здесь, – соврал Дарио. Ложь последнее время давалась ему легко. Когда он этому научился? Вероятно, он так же легко обманывал и себя.
– Мне здесь не нравится, – сообщил ребенок, не то чтобы жалуясь, а скорее для информации. – Хочу домой.
– Что, если это твой новый дом?
Большинство жителей Нью-Йорка пали бы ниц прямо на горячий асфальт только за возможность заглянуть внутрь знаменитого дома в стиле ар-деко у Центрального парка, связанного с именами богатых и знаменитых, живших здесь в разное время, а многие пошли бы на убийство ради того, чтобы на пять минут подняться в эксклюзивные апартаменты Дарио Ди Сионе и не только ради великолепного вида из окон.
Пятилетний малыш, возможно, его плоть и кровь, огляделся вокруг с равнодушным видом, сморщил нос и пожал плечами.
– Здесь неплохо, – заключил он, – но лучше, если здесь будет мама.
Дарио поймал взгляд няни и отпустил ее кивком головы, потом повернулся к Дамиану.
– Должен тебе кое-что сказать, – начал он, чувствуя себя идиотом – жалким комическим злодеем из мультфильма. Правда, у него не было маски, чтобы спрятать лицо. – Я твой отец.
Дарио не знал, чего ожидать: возможно, какой-то драматической сцены, как в кино. Утром ребенок швырнул в стену дорогую тарелку со стола, потому что хотел на завтрак другую кашу. Новость о том, что у него есть отец, должна вызвать… реакцию.
Дамиан и бровью не повел, словно речь шла о погоде за окном.
– Знаю, – сказал он, явно считая замечание лишним и даже глупым. – Мама говорила мне. Она позволила поставить твою фотографию возле кровати.
– Ты знал? – Потрясенный, Дарио не сразу осмыслил конец фразы.
– Она сказала, что у тебя очень важная работа. Ты занят, поэтому не приходишь домой. – Устав стоять спокойно, Дамиан поерзал, без видимой причины поднял руки над головой и стал подпрыгивать на одной ноге вверх-вниз без устали. – Скоро мама вернется?
– Скоро, – рассеянно ответил Дарио. Он тщетно пытался осмыслить то, что услышал. – Ты все время знал, что я твой отец? Даже в школе?
– Конечно. – Дамиан перестал прыгать и посмотрел на Дарио, как на недоумка. – Мне не разрешают уходить с незнакомыми. – С этими словами он влез на диван, используя его как батут, и громко запел песенку со словами, похожими на собачий лай.
Дарио сидел как громом пораженный. Комок в груди мешал ему дышать. Анаис дала ребенку его фотографию. Значит, она не скрывала его отцовство? "Что, если ты ошибаешься?" – спросила она. По правде говоря, Дарио никогда не испытывал сомнений. Конечно, Анаис отрицала факт измены, как иначе? Но Данте промолчал, и его молчание было красноречивее любых слов. Какой смысл брату-близнецу лгать об интимных отношениях с женой Дарио?
Однако поведение Анапе оставалось загадкой. Зачем было говорить малышу об отце? На ее месте Дарио никогда бы так не поступил: сделал бы вид, что ее не существует. Он признался Анапе, что будет считать себя монстром, если ошибся. Вдруг Данте солгал и Дарио сделал неправильный вывод? Тогда все эти годы после злополучного эпизода в его квартире…
Дарио знал, что это невозможно. Как бы ни складывались отношения, Данте никогда не лгал ему. Тем не менее Дарио чувствовал себя монстром.
– Как я мог? – прошептал он, стараясь решить головоломку. Как уместить в голове, что чистая, невинная Анапе, за которой он ухаживал в Колумбийском университете, спала с его братом? Со временем Дарио придумал объяснение: Анапе так нуждалась в любви и ласке после несчастливого детства, что одного мужчины ей не хватало. Он поверил в собственную версию. Но его фотография у постели ребенка никак не вписывалась в образ распутной женщины. Дарио совершенно запутался и находил это невыносимым. Еще неделю назад все было ясно: предав его, Анапе сама выбрала свою судьбу. Он застал ее на месте преступления. Как знать, возможно, она обманывала его с самого начала?
Но теперь все осложнилось и не укладывалось в привычные рамки. События недели выбили его из колеи: встреча с бывшей женой на Гавайях; сообщение о том, что у него есть сын… Все требовало нового осмысления.
Достав телефон, Дарио начал набирать ее номер. Никогда раньше он не проявлял слабости в критической ситуации. Почему эта женщина вьет из него веревки даже на расстоянии?
В этот момент вошла экономка и положила перед ним стопку газет с новыми разоблачениями. Взяв Дамиана за руку, она вывела его из комнаты. Вместо того чтобы позвонить Анаис и поблагодарить за доброту, причины которой он не понимал, Дарио погрузился в перипетии драмы под броскими заголовками.
"Человек с ледяным сердцем отнял моего ребенка!"
Тут в голову ему пришла страшная мысль. Анаис дала сыну фотографию Ди Сионе, но откуда ему знать, чей это портрет – его или Данте?
Поздно вечером того же дня в домашний кабинет Дарио постучалась няня. Он сидел перед монитором лэптопа со стаканом виски и просматривал видеролик светской хроники с интервью, которое давала Анаис. Она так убедительно разыгрывала безутешную мать, ставшую жертвой корпоративного волка – жестокого, бессердечного негодяя Дарио, – что он почти поверил ей.
"Я вела уединенную жизнь, – говорила она, захлебываясь слезами, – нет, он не развелся со мной – просто появился спустя несколько лет, когда у меня иссякла надежда. Я думала… надеялась… Звучит наивно, не правда ли? Это был ловкий трюк. Игра. Он хотел отнять нашего ребенка".
Дарио уже раз пятнадцать возвращался к этому сюжету. Зная правду о предательстве Анаис, он тем не менее допускал, что она не играет, представляя все так, будто шесть лет назад, как и сейчас, он являлся, как ангел смерти, и разрушал ее жизнь.
"Она заворожила тебя, – кричал ему Данте в те далекие времена, когда Дарио вопреки его советам принял предложение от компании "АЙС" и допустил ошибку, признавшись, что Анаис поддержала его решение. – Из-за нее у тебя помутился рассудок. Что дальше, брат? Она сделает нас врагами?"
Нет. Они сделали это вместе в его спальне.
Дарио заставил себя вернуться к реальности. Няня смотрела на него с тревогой. Он не знал, как долго она ждала у двери.
– Что случилось? – спросил он, испугавшись собственного голоса, – так говорят люди, находящиеся на грани помешательства.
– Дамиан, – испуганно произнесла пожилая женщина, заставив его сразу забыть о душевных муках. – Боюсь, он заболел.
– Не может быть, – нахмурился Дарио. – После ужина он кувыркался на балконе.
Он вскочил и через гостиную поспешил за няней в отведенную Дамиану комнату. Мальчик лежал свернувшись на кровати, дрожал и плакал. Ему явно было плохо. Дарио притронулся к горячему лбу.
– Хочу к маме, – пропищал ребенок.
Дарио никогда не чувствовал себя таким беспомощным и никогда так не презирал себя. Неужели он использовал пятилетнего малыша как инструмент мести его матери? Как низко он пал, повторив своего отца – самого эгоистичного человека на земле. По крайней мере, его отцу было совершенно наплевать на детей. Ему в голову не пришло бы использовать их как заложников. Значит, Дарио был хуже отца.
Он набрал номер Анаис, не уверенный, что может говорить из-за перехватившего горло спазма.
– Дарио?
– Приходи, – коротко велел он, – Дамиан заболел.
Он не знал, сколько прошло минут или часов до прихода Анаис, – Дарио потерял счет времени. Он сидел в полутемной комнате, укачивая малыша на руках, и бормотал утешения. Когда ему удалось успокоить ребенка, Дарио испытал гордость, намного превосходившую триумф от достижений "АЙС" на мировом рынке. Он недоумевал, как маленькое, пахнувшее потом и немного липкое существо сумело занять в его сердце уголок, о существовании которого Дарио не догадывался. А ведь Дамиан даже не любил его. Однако для Дарио уже не имело значения, обнимает он сына или племянника.
Подняв голову, он увидел Анаис.
Она стремительно ворвалась в комнату с летящими за спиной, как черная вуаль, волосами. Пронзив взглядом Дарио, она метнулась к нему и, упав на кровать рядом с сыном, прижала ладони к его горячим щекам.
– Мамочка, – простонал Дамиан, не удивившись ее появлению, словно дети не сомневаются, что родители будут рядом в трудную минуту. – Я заболел.
– Знаю, малыш, – прошептала она, принимая его из рук Дарио и прижимая к себе. – У тебя небольшая температура. Болит голова?
Уткнувшись ей в шею, Дамиан пробормотал что-то нечленораздельное. Она понимающе кивнула:
– Неудивительно. Давай немного остудим тебя, а потом ты поспишь.
Няня принесла по ее просьбе мокрое полотенце. Анаис переодела ребенка в сухую пижаму, приложила холодную ткань к его лбу и прилегла на кровать, чтобы он мог обнять ее. Дарио отметил ее ловкие, привычные движения, напомнив себе, что мать с сыном рядом уже пять лет. Анаис запела колыбельную.
Дарио не представлял себе ничего более прекрасного. Его сердце, давно превратившееся в камень и угли, трепетало. Сидя у изножья кровати, он вдруг осознал, что больше всего на свете мечтает вернуть Анаис вместе с этим маленьким мальчиком – удивительной копией их обоих. Дарио никогда не хотел иметь семью и с трудом выносил своих родственников, но сейчас он готов был все отдать за жену и сына.
Он мог бы оставить спящего ребенка, однако не ушел. Анаис перестала петь, но не двинулась, лежа возле сына, как свирепая львица, готовая растерзать каждого, кто посягнет на ее дитя. Дарио готов был помочь ей в этом.
– Ледяное сердце? – усмехнулся он в тишине.
– Если ты посмеешь отобрать моего ребенка, – медленно произнесла Анаис со сталью в голосе, – я уничтожу тебя чем-то посильнее газетной шумихи.
Дарио не сомневался.
Они долго молчали, прислушиваясь к неровному дыханию ребенка.
– Он знал, что я его отец, – не выдержал Дарио, – поэтому позволил увести себя из школы. Сказал, что моя фотография стояла возле его кровати.
Анапе не сразу ответила. Она словно не слышала его. Дарио не настаивал. Тишина комнаты действовала умиротворяюще. В том, что они вместе сторожили сон больного ребенка, было что-то интимное, и впервые Дарио не чувствовал в этом вызова.
– У него есть маленькая подруга Олина, – заговорила наконец Анапе, не поворачивая головы. – Ее отец – пожарный на острове. В глазах детей он настоящий герой. Девочка рассказала Дамиану, что папа готов прийти по первому зову, чтобы спасти ее и прогнать монстров, если они явятся ей в страшном сне. Ведь отцы всегда так поступают.
Она оперлась на локоть и пристально посмотрела на Дарио. Он замер.
– Дамиан спросил, как ему позвать отца, ведь его никогда не было рядом.
Дарио смотрел на нее как завороженный. Казалось, у него остановилось дыхание от давящего чувства вины.
– Я объяснила, что ты все знаешь про него и бросишься на помощь, если понадобится, стоит только подать сигнал. – Анапе не опускала глаз. – Ведь все отцы – волшебники, особенно ты.
– Анапе…
– Вместе мы выбрали твое фото из свадебного альбома, пошли в магазин, и он сам выбрал рамку. Дамиан хотел иметь на всякий случай двойную защиту, поэтому на рамке изображен Бэтмен, а ты выглядишь сильным, смелым и могущественным. Иногда я вижу, как Дамиан беседует с твоим портретом, будто ты настоящий. Для него ты всегда был таким.
Дарио не знал, что сказать. Анапе продолжала:
– То, что ты сделал – вывез его за океан, возился с ним эти несколько дней, тратил на него время, – не страшно. Я знала, что ты не обидишь его. Дамиан представлял все как грандиозное приключение с человеком, которого, как ему казалось, он хорошо знал. Ты для него настолько же реален, как любой телевизионный персонаж. Это не сломает его. Он упрямый ребенок.
Глаза Анапе потемнели, стали жестче. Дарио казалось: не двинувшись с места, одним взглядом она обнажила его душу.
– Самое страшное случится тогда, когда тебе надоест эта игра. Ты снова станешь Ди Сионе – хозяином компьютерной империи. Ты выкинешь его обратно, где нашел, и забудешь все заманчивые обещания. Это пугает меня, Дар, потому что тогда ты по-настоящему разобьешь его сердце.