- В доме, где я только что была, беременная женщина. Отец ребенка был среди погибших на катере Маноса. Она не хочет рожать. Все так перепуталось. Доктор Лерос не может слышать об аборте, поэтому она собирается к старухе, которая этим "занимается", как она выражается, там, в деревне, километрах в пятидесяти отсюда. Она может погибнуть, определенно, может случиться заражение. Ну почему она не хочет родить и любить этого ребенка, это же так естественно. Я целый час ее уговаривала, обещала помочь с уходом за малышом. Да разве она послушает! Нет.
- Для вас, Вонни, это непривычная ситуация, - пошутила Эльза.
- Почему ты так думаешь?
- Мы все к вам прислушиваемся, внимаем всему, что слышим, поверьте. Часами говорим о вас с Дэвидом о вашей теории, что его отец, может быть, болен.
- Не может быть, а болен, - уверенно сказала Вонни.
- Да, вы правы. Его надо встряхнуть, заставить задуматься. И вы преуспели… он собирается сегодня позвонить домой.
- Отлично. - Вонни одобрительно кивнула. Она остановилась возле маленького, запущенного домика. - Мне в этот дом, пойдем со мной. Надо передать Николасу волшебное снадобье. - Из вязаной сумки на плече она вынула маленький глиняный горшочек.
- Вы и снадобья готовите? - ахнула Эльза.
- Нет, вообще-то это антибиотик, но Николас не доверяет врачам и современной медицине, поэтому мы с доктором Леросом придумали маленькую хитрость.
Эльза наблюдала, как Вонни бродила по дому старика, подняв кое-что в одном месте, прибрав в другом, беспечно болтая по-гречески. Потом она достала волшебную мазь и торжественно намазала большую рану у него на ноге.
Когда они уходили, старик улыбался им обеим.
Эльза и Вонни побрели обратно, оживленно болтая. Вонни рассказывала Эльзе про места, которые они проходили, называла их, объясняла, что это означало на английском.
- Вам здесь нравится, не так ли? - спросила Эльза.
- Мне повезло, что я нашла это место. Возможно, я могла отыскать что-то другое, но Агия-Анна была добра ко мне, я бы нигде больше не смогла жить.
- И мне жаль уезжать, действительно жаль, - призналась Эльза.
- Разве ты уезжаешь? Возвращаешься в Германию? - Казалось, что Вонни вовсе не рада.
- Да, конечно, надо ехать.
- Правильнее было бы сказать, надо вернуться к тому, от чего убежала.
- Вы не знаете… - начала Эльза.
- Знаю то, что ты мне рассказала, как ты решила убежать от сложной ситуации, и как он приехал сюда, нашел тебя, и как заставил тебя думать иначе.
- Нет, он не заставил меня думать иначе… Я сама передумала, - огрызнулась Эльза.
- Неужели?
- Да, Вонни, вы, как никто другой, должны знать, как это: любить кого-то и сбежать из-за него на край света. Вы сделали то же самое. Ради всего святого, вы должны понять.
- Я была совсем ребенком, когда сделала это, школьницей, а ты взрослая женщина, сделавшая свою карьеру, жизнь, уверенная в будущем. Нас нельзя сравнивать.
- Можно. Мы совершенно одинаковые. Вы любили Ставроса и ради него бросили все. Я делаю то же самое ради Дитера.
Вонни остановилась и взглянула на Эльзу с изумлением.
- Ты не смеешь утверждать, что мы совершенно равны. Что теряешь ты? Ничего. Ты все получаешь обратно - работу, мужчину, которому все еще не доверяешь, ты возвращается ко всему, от чего сбежала, это победа…
Эльза разозлилась:
- Неправда, Дитер хочет жениться на мне. Теперь все будет в открытую. Будем жить вместе, как муж и жена. Не станем больше скрываться, а потом поженимся. - Глаза ее засверкали.
- А первопричина, из-за которой ты сбежала… все это ради того, чтобы заставить его жениться, да? Мне казалось, ты говорила о чувстве вины, потому что он бросил свою дочь и посчитал это нормальным. Неужели отвращение к нему исчезло?
- Жизнь одна, Вонни. Приходится брать то, что хочется.
- Независимо от того, кто нам это дает?
- Вы взяли то, что хотели, верно?
- Ставрос никому не был обязан, он был свободен.
- Как насчет Кристины?
- Я не знала про нее, пока не приехала сюда, и он ее бросил, а ребенок умер. Так что все было по-другому.
- А как насчет денег? Вы украли деньги. Вы не можете претендовать на безупречность, - рассвирепела Эльза.
- Это были всего лишь деньги, и я их вернула до последнего пенни!
- Вы не могли, это бред, Вонни. Вы же ничего не зарабатывали. Не вылезали из больницы. Где могли вы взять деньги?
- Я скажу тебе где. Мыла полы в полицейском участке, нарезала овощи в таверне у Андреаса, убиралась на кухне в деликатесной, учила английскому языку в школе… однажды я стала достаточно приличной, чтобы они доверили мне своих детей.
- Вы все это делали? Полы мыли?
- У меня не было твоей квалификации, Эльза… И я не была так уверена в своей красоте. Как еще могла я заработать?
- В итоге вы смогли избавиться от Ставроса, не так ли? Забыли его?
- Почему ты спрашиваешь?
- Не знаю. Мне надо знать, если я захочу решить по-другому.
- О нет, Эльза, ты уже сделала свой выбор. Возвращайся и возьми то, что хочешь.
- Почему вы такая жестокая и злая? - зарыдала Эльза.
- Я жестокая и злая? Я? О, Эльза, опомнись, ради бога. Ты только послушай, что несешь. Я говорила уже, что ты привыкла жить по-своему. И я уверена в этом. В красоте есть безрассудный эгоизм. Магда была такая же, ты тоже. Это смертельно, потому что дает слишком много силы. На время.
- Магда подурнела? Вы об этом знаете?
- Откуда я знаю?
- Могли узнать, кто-нибудь сказал, - усмехнулась Эльза.
- Как ни смешно, мне действительно сказали, несколько человек доложили. Она и вправду стала некрасивой и почти потеряла Ставроса. Появилась молодая женщина, которая работает у них, И Ставрос с ней довольно часто видится. - От этой мысли Вонни заулыбалась.
- Что за люди рассказывают вам эти истории?
- Дай-ка разберусь, что за люди… Возможно, те, кто считает, что я заслужила какую-то компенсацию за то, что потеряла все и стараюсь из последних сил вернуть себе уважение.
- Вам же нет дела до респектабельности, - фыркнула Эльза.
- Очень даже есть, уважение необходимо нам всем, чтобы ладить с собой и найти во всем какой-то смысл.
- Вы свободны духом, вам же нет дела до того, что думают люди, - настаивала Эльза.
- Мне есть дело до того, что я думаю о себе, О да, и, кстати… я смогла избавиться от Ставроса, хотя и думаю о нем иногда. Знаю, что теперь голова его седая. Но хотелось бы увидеть его на улице и посмотреть, сможет ли он говорить, как разговаривают нормальные люди. Но этого не случится.
- Хорошо, вернемся к моей ситуации, - деловито перебила ее Эльза. - Зачем мне возвращаться к Дитеру? Скажите мне просто и спокойно, без эмоций. Пожалуйста.
- Это не имеет значения, Эльза, - вздохнула Вонни. - Ты не собираешься прислушиваться к моим советам. Ты сделаешь так, как хочешь. Забудь, что я говорила.
И до города они шли молча.
- Ширли.
- Да, Томас?
- Энди рядом?
- Ты же не хочешь говорить с Энди?
- Нет, просто надеялся поговорить с сыном без атлета Энди, прыгающего вокруг с мячом и заманивающего ребенка на очередную тренировку.
- На скандал напрашиваешься, Томас?
- Нет, конечно нет, просто заявляю прямо, что хочу поговорить с ребенком. О'кей?
- Ну ладно, обожди. Позову его.
- И, пожалуйста, чтобы верзила Энди не маячил рядом.
- Ты, как обычно, трусишь. Энди всегда старается не мешать, когда ты звонишь, и лишь потом спрашивает Билла, как он поговорил с папой. Проблемы создаешь только ты.
- Ширли, пожалуйста, позови его. Это же международный звонок, - взмолился Томас.
- Чья же вина?
Он почти услышал, как она пожала плечами.
- Привет, папа.
- Билл, расскажи, что ты делал сегодня, - спросил он и едва слушал, пока мальчик рассказывал про семейные соревнования в университете. Они с Энди выиграли забег на трех ногах.
- Называется забег папа - сын? - с горечью уточнил Томас.
- Нет, папа, они теперь так не называют. Знаешь, сколько семей переделались?
- Переделались? - задохнулся Томас.
- Это наша учительница так говорит, когда многие разводятся и все такое.
Слово не было слишком плохим, но оно напомнило обо всей этой истории.
- Конечно, так как же они это называют теперь?
- Забег старших и младших.
- Отлично.
- Ты чем-то расстроен, папа?
- Ты теперь один, только мы с тобой?
- Да. Энди всегда уходит во двор, когда ты звонишь, а мама на кухне. Зачем тебе знать.
- Хотел сказать, что люблю тебя.
- Папа!
- Все нормально, просто сказал. Больше не буду. Сегодня купил тебе прекрасную книгу. Здесь, в этом местечке, есть книжный магазин. Истории и мифы Древней Греции, но написаны для современного читателя. Сам читал все утро. Ты знаешь какие-нибудь греческие мифы?
- Это про тех ребят, которые плавали за золотым руном, греческая история?
- Конечно, расскажи мне про них. - Томас остался доволен.
- Это про брата и сестру, которые катались на спине барана…
- Ты в школе об этом узнал?
- Да, папа, у нас новая учительница истории, и она все время заставляет нас много читать.
- Это отлично, Билл.
- Будет здорово, когда у меня в следующем году появится братик или сестренка.
Сердце его стало тяжелым, словно кусок свинца. Ширли была беременна снова, и, конечно же, у нее не хватило такта или смелости сказать ему. У них с Энди теперь будет семья, а она смолчала. Никогда прежде Томасу не было так одиноко. Но для Билла все двери его души должны быть открыты.
- Отличная новость, конечно. - Он процедил это сквозь зубы.
- Энди уже покрасил детскую для малыша. Я рассказал ему, как ты сделал такую же для меня, и даже книжные полки поставил еще до моего рождения.
У Томаса навернулись слезы, и он почувствовал, что настроение было испорчено.
- Ну что же, полагаю, Энди позаботится о новых полках для всяких тренажеров и спортивного инвентаря для бедного малыша. К черту книги.
Он услышал, как у Билла перехватило дыхание.
- Это несправедливо, папа.
- Жизнь несправедливая штука, Билл, - выпалил Томас и бросил трубку.
- Расскажите мне все, - предложила Вонни, увидев лицо Томаса спустя пару часов.
Томас застыл в кресле. Просидел так весь день.
- Ну же, Томас, снова все испортили со своим малышом, не так ли?
- Я удалился, чтобы дать ему время и место, сделал все, что мог. А что бы сделали вы?
- Вернулась бы к нему, заявила бы права на свою территорию, была бы с ним рядом.
- Ширли беременна, - равнодушно бросил Томас.
- Теперь, когда мать беременна, вы будете нужны ему еще больше. Но нет, вам надо быть благородным, недосягаемым и разбить сердце сына, давая место и время, которые ему не нужны.
- Вонни, вы единственная из всех знаете, как трудно вести себя правильно с ребенком. У вас жизнь ушла на сожаления по этому поводу. Вы должны понять.
- Знаете, я ненавижу выражение "единственная из всех должна знать то или это". Почему я, из всех людей, должна что-либо знать?
- Потому что у вас отобрали ребенка, вам знакома эта боль, другие только догадываются.
- На таких, как вы, у меня не хватает терпения, Томас. Совсем не хватает. Я знаю, что из другого поколения, сын мой почти вашего возраста, но я никогда так не жалела себя, как вы. Тем более что решение проблемы в ваших собственных руках. Вы любите этого мальчика, и вы единственный, кто создает пропасть между вами.
- Вы не понимаете. Я в творческом отпуске.
- Они не ФБР, чтобы следить за вами, если вы вернетесь домой к собственному сыну.
- Неужели все так просто, - вздохнул он.
Вонни направилась к двери, словно хотела уйти.
- Ваша спальня там, Вонни. - Он кивнул в сторону свободной комнаты.
- Хочу спать с курами, - отрезала Вонни. - Они очень успокаивают, просто кудахчут и копошатся и не усложняют жизнь понапрасну.
Она ушла.
Фиона разговаривала о работе с господином Лефтидисом, управляющим гостиницей в Анна-Бич.
- Я могла бы присматривать за детьми ваших постояльцев, я квалифицированная медсестра, понимаете, со мной дети будут под надежным присмотром.
- Вы не говорите по-гречески, - возражал управляющий.
- Нет, но большинство посетителей говорят по-английски, даже шведы и немцы.
Она заметила, как Вонни шла через фойе, осматривая полки сувенирных ларьков гостиницы.
- Вонни скажет за меня, - обрадовалась Фиона. - Она подтвердит, что на меня можно положиться. Вонни! - позвала она. - Скажите господину Лефтидису, что из меня выйдет хороший работник.
- В качестве кого? - резко спросила Вонни.
- Мне же надо где-то жить, когда Эльза уедет. Я просила господина Лефтидиса разрешить мне работать здесь за стол, кров и совсем ничтожную плату. - Фиона умоляюще взглянула на женщину.
- Зачем тебе работа… разве ты не уезжаешь домой? - не сдавалась Вонни.
- Нет, вы же знаете, я не могу уехать, пока Шейн не вернется.
- Шейн не вернется никогда.
- Это неправда. Он обязательно вернется. Пожалуйста, скажите господину Лефтидису, что я надежная.
- Ты не надежная, Фиона, ты себя обманываешь, думая, что этот парень приедет к тебе!
Господин Лефтидис смотрел то на одну, то на другую, словно они играли в теннис, и решил, что с него довольно. Он пожал плечами и ушел.
- Вонни, зачем вы это делаете? - В глазах Фионы заблестели слезы обиды.
- Фиона, ты глупо выглядишь. Все тебе сочувствовали и жалели после выкидыша и всего прочего. Но теперь ты должна собраться с мыслями. Ты должна понять, что для тебя здесь нет будущего, нечего тебе сидеть и глупо поджидать того, кто не собирается к тебе возвращаться. Уезжай в Дублин и возьми судьбу в свои руки.
- Вы такая жестокая и холодная. Я думала, вы мне друг, - хрипло произнесла Фиона.
- Я твой самый лучший друг, если бы у тебя хватило ума это понять. Почему друг должен помогать тебе устроиться там, где нет работы, и продлить твои мучения? Что ты можешь сама по себе?
- Я не буду сама по себе. У меня есть друзья, Эльза, Томас, Дэвид.
- Они все уезжают. Запомни мои слова, ты останешься одна.
- Какое имеет значение, что я сама по себе? Шейн приедет ко мне, несмотря на то, что вы о нем думаете. Теперь мне надо искать работу где-то еще, и жилье тоже. - Она отвернулась, чтобы не показать, что плачет.
- Вонни понравится "Утреннее сияние"? - Андреас частенько заглядывал в сувенирную лавку и угощал ее трехцветным мороженым на стальном блюдце из деликатесной Янни через дорогу.
- Нет, хочу бутылочку водки и льда побольше, - сказала она.
Андреас был потрясен. Вонни никогда не шутила по поводу своего алкоголизма и запойного прошлого.
- Какие-то проблемы? - спросил он.
- Да есть немного. Пришлось поцапаться с каждым из этих заморских детишек.
- Мне казалось, что они тебе нравятся, они все к тебе очень привязаны. - Андреас чрезвычайно удивился.
- Не знаю, в чем дело, Андреас, но ничто не в радость мне эти дни. Все, что они говорят, меня раздражает.
- На тебя не похоже. Ты всегда такая спокойная, все стараешься сгладить…
- Не теперь - нет, я не такая, Андреас. Кажется, что я все взбаламутила. Думаю, это из-за трагедии на море и напрасных жертв. Все теперь кажется бессмысленным. Не вижу смысла ни в чем. - Она бродила по своему маленькому магазину.
- В твоей жизни много смысла, - заверил он.
- Разве? Неужели что-то есть? Сегодня я ничего не вижу. Думаю, я глупая женщина, застрявшая здесь, вдали от дома, пока не умру.
- Вонни, мы все тут застряли до конца своих дней, - удивился Андреас.
- Нет, ты не понимаешь, во всем какая-то бессмыслица. Так я чувствовала себя много лет тому назад, и тогда я забиралась на самый верх города и пила до бесчувствия. Не дай мне скатиться по этой дорожке снова, Андреас, мой дорогой друг.
Он взял ее руки в свои.
- Конечно, не дам. Ты так боролась за то, чтобы выбраться из этой пропасти, никто не позволит тебе свалиться туда снова.
- Но какая у меня бестолковая жизнь… людям пришлось ходить за мной, присматривать. Думаю, рассказав этим юнцам свое прошлое в эти два дня, я поняла, какая была глупая, какая эгоистка. Поэтому и напиться снова захотелось, чтобы забыться.
- Ты обычно забываешь о своих проблемах, помогая людям, это тебя спасает, именно поэтому они все тебя так любят.
- Возможно, но на меня это уже не действует. Больше не хочется помогать, только забыться, и все. Да и люди меня больше не любят. Уверена, все теперь от меня за сотни километров.
У Андреаса вдруг возникла идея.
- Вонни, мне нужна твоя помощь, у меня совсем плохие руки, не могла бы ты помочь мне приготовить долму? Пальцы не сгибаются, не получается навертеть все эти листья. Пожалуйста, запри свой магазин и пойдем ко мне в таверну. Сделай одолжение, ладно?
- И, конечно, у тебя будет полно кофе и мороженого, чтобы отвлечь меня от зеленого змия. - Она слабо улыбнулась ему.
- Конечно. Именно это я и задумал, - подтвердил Андреас, и они вышли из дома вместе.
Томас бегом спустился по выбеленной наружной лестнице, но их он, вероятнее всего, не заметил, потому что пробежал мимо, даже не поздоровавшись.
В полдень они снова сидели в ресторанчике в гавани и обсуждали Вонни.
- Не понимаю, чего она напала на меня, потому что, если честно, с Шейном у многих натянутые отношения, - начала Фиона. - Но почему вы все тоже? Не понимаю.
На минуту они задумались.
- Со мной все понятно, - сказала Эльза. - Я для нее стерва, которая шантажом заставила бедного, невинного молодого человека жениться на себе.
- И он действительно сделал вам предложение? - спросил Томас.
- Да, но все не так просто. Почему Вонни напустилась на вас? - сменила тему Эльза.
Томас задумчиво почесал в затылке.
- Если честно, не знаю, что ее раздражает во мне так сильно. Но она не перестает говорить о том, что у меня был выбор в ситуации с моим сыном, а у нее нет. Хотелось сказать, что я, по крайней мере, не сошел с ума и не спился, как она. Но обижать ее я не собирался, просто хотелось согласиться, что старался сохранить уважение и делать все правильно.
Дэвид попытался заступиться за Вонни:
- Вы не можете не замечать, почему она вам завидует. Если бы у нее была возможность хотя бы приблизиться к своему сыну, она бы не задумываясь была с ним. Она знает, что целиком виновата в случившемся… Именно поэтому она такая злая.
- Ты слишком добрый, Дэвид. В конце концов, к тебе она так же беспощадна, как ко всем, - сказала Фиона.
- Да, но понимаете, она не знает, что за люди мои родители. Я читал и перечитывал это письмо и не нашел даже намека, что папа болен…
- Но, Дэвид, почему именно она обозлилась на тебя? - спросила Эльза.