- Потому что я сказал, какой Андреас замечательный человек и какой эгоист его сын, который не помогает ему. Она возразила, что я возвысил Андреаса на какой-то пьедестал и многие сказали бы, что я такой же, как Адонис, потому что сбежал, вместо того чтобы помочь своему отцу. Но, конечно, все совершенно иначе. - Он оглядел всех за столом и увидел по их лицам, что сам мало чем отличается от Адониса. - Я должен идти на урок вождения с Марией, - сказал он несколько сурово и ушел в дом, где молодая вдова в черном поджидала его на пороге.
Дэвид уже мог немного говорить на плохом греческом с Марией, кое-как, но все же понимая, что она сожалеет по поводу его отъезда. Вонни сказала ей, что его отец в Англии болен.
- Нет! - воскликнул Дэвид. - Он здоров! Очень здоров!
- Вонни говорила, что вы звонили домой, - сказала Мария.
Объяснить ситуацию людям, не понимавшим английский, было достаточно сложно, а Марии просто невозможно.
- Я не звонил домой, - запинаясь, произнес Дэвид по-гречески.
- Яти? - спросила она. По-гречески это означало "почему".
Ответа у Дэвида не было.
Вонни молча заворачивала в виноградные листья кедровые орешки с рисом.
Андреас посмотрел на нее из-под своих густых бровей. Она не напрасно тревожилась. Состояние у нее было такое же, как во времена, когда она начала спиваться много лет назад.
Он подумал, не станет ли она снова искать встречи с его сестрой Кристиной. Они с Вонни были хорошими подругами и очень друг друга поддерживали. Но тогда он шагу не сделает, не посоветовавшись с Вонни.
Лицо у нее было в морщинах, как прежде, но теперь добавилась сильная тревога. Она хмурилась и кусала губы.
Они сидели на открытой террасе с видом на город. Дважды она вставала и уходила на кухню. Он незаметно наблюдал за ней. Один раз она потянулась к полке с бренди и оливковым маслом.
Но взять с полки не посмела.
Второй раз она просто вышла в кухню и посмотрела в ту сторону. Но ничего не взяла. Дыхание у нее участилось, словно она бежала.
- Вонни, чем тебе помочь? Скажи, - взмолился он.
- За всю жизнь я не сделала ничего стоящего, Андреас. Что же кто-то может сделать для меня? Хоть что-нибудь?
- Ты всегда была хорошим другом моей сестре, моим другом, всех в Агия-Анне. Это чего-то стоит, не так ли?
- Не совсем. Мне не надо жалости, терпеть этого не могу, просто не вижу в прошлом ничего путного, ни в настоящем, ни в будущем. - Голос у нее стал совсем обреченным.
- Ну, тогда лучше всего открыть бутылку бренди, - сказал Андреас.
- Бренди?
- Бренди "Метакса". Там, на полке, ты все утро искала. Бери, пей, тогда никто не будет гадать, когда ты снова начнешь.
- Почему ты так говоришь?
- Потому, что это опасный путь. Можешь забросить работу, дисциплину и в одночасье перечеркнуть все годы. Потому что ты найдешь свое забвение, которого так хочешь, и, возможно, очень скоро, потому что сильно отвыкла.
- И ты, мой друг, будешь глядеть, как я спиваюсь?
- Если ты очень этого хочешь, то делай лучше здесь, подальше от глаз людских в Агия-Анне, - философски промолвил он.
- Не хочу, - жалобно произнесла она.
- Да, я это знаю. Но если ты ничего не видишь в прошлом, настоящем или будущем, то тебе лучше напиться.
- А ты видишь какой-нибудь смысл хоть в чем-то? - спросила она.
- В иные дни труднее, чем в другие, - ответил он. - Вонни, у тебя везде добрые друзья.
- Нет, я с ними со всеми постоянно ссорюсь.
- О ком ты думаешь?
- Об этой глупенькой Фионе. Сказала ей, что ее парень не вернется. Она расплакалась. Но я-то знаю, где он, а она не знает.
- Тише, тише, сама-то не расстраивайся.
- Я не имела права так поступать, Андреас. Я не Господь Бог.
- Ты сделала это в ее же интересах, - успокоил он.
- Я должна ей сказать, где он, - вдруг встрепенулась Вонни.
- Сомневаюсь, что это мудро.
- Можно воспользоваться твоим телефоном, Андреас?
- Пожалуйста…
Она набрала номер и заговорила с Фионой:
- Звоню, чтобы сказать, что не имела права кричать на тебя сегодня. Я очень сожалею, очень.
Андреас ушел, чтобы не мешать ей. Он знал, как трудно Вонни признаться в собственной неправоте.
В номере Эльзы Фиона глядела на трубку телефона в полном недоумении. Она ожидала всего, но только не этого. Она не знала, что сказать.
- Все нормально, Вонни, - неуверенно пробормотала она.
- Ничего хорошего тут нет. Он молчит потому, что он в тюрьме в Афинах.
- Шейн в тюрьме! О господи, за что?
- Что-то связанное с наркотиками.
- Неудивительно, что от него никаких вестей. Бедный Шейн… Неужели они не позволили ему связаться со мной, чтобы сообщить?
- Он пытался с тобой связаться в итоге, но лишь для того, чтобы ты внесла за него залог, и мы сказали…
- Ну конечно, я внесу залог. Почему мне никто не сообщил?
- Потому, что мы решили, что без него тебе будет лучше, - запинаясь, произнесла Вонни.
Фиона рассвирепела:
- "Мы решили". Кто это "мы"?
- Йоргис и я, но в основном я, - призналась Вонни.
- Да как вы посмели, Вонни? Как смеете вы вмешиваться в мою жизнь? Теперь он думает, что я не потрудилась связаться с ним. И все из-за вас.
- Именно поэтому я звоню теперь, - оправдывалась Вонни. - Я отвезу тебя к нему.
- Что?
- Я в долгу перед тобой. Поедем вместе на пароме в Афины утром, отведу в тюрьму и выясню, что происходит.
- Зачем вы это делаете? - засомневалась Фиона.
- Возможно, потому, что поняла наконец, что это твоя жизнь, - сказала Вонни. - Встретимся в гавани на восьмичасовом пароме завтра утром. - И она вернулась и села рядом с Андреасом.
- Сработало? - спросил он.
- Не знаю, завтра будет ясно. Но чувствую себя как-то увереннее. Ты сказал, что в иные дни труднее, чем в другие. Как у тебя дела сегодня?
- Не особенно. Написал Адонису в Чикаго, и он уже должен получить письмо. Но он молчит. Написать было трудно, а еще труднее остаться без ответа. Но думаю, не стоит сдаваться, Вонни. У Маноса и остальных на катере шансов не было никаких, поэтому я намерен идти до конца.
- Ты написал Адонису? - У нее радостно заблестели глаза.
- Да, никто не знает, кроме тебя и Йоргиса.
- Как я рада, какой ты умница, что сделал это. Он обязательно отзовется. Верь мне.
- Почему я должен тебе верить? Если серьезно, так ты сама ни во что не веришь. Почему тебе все должны верить?
- Я знаю, он позвонит. У тебя включен автоответчик? Ты вечно забываешь это сделать. Адонис вернется, уверена, вернется. Допустим, он скоро приедет, его комната готова?
- Там все как было при нем, - пожал плечами Андреас.
- Но там надо покрасить. Прибраться для него.
- Может быть, он никогда не вернется, мы лишь продлим мое разочарование.
- Не надо предаваться унынию, это страшный грех. Давай сделаем это сегодня. Я закончила твою долму. Убери ее в холодильник и найди краску. У тебя есть кисти?
- Да, в сарае в углу двора… Они, возможно, немного засохли. Гляну, где у меня растворитель.
- Да, но следи за мной, один неверный шаг, и я снова окажусь на скользкой дорожке.
Он с удивлением посмотрел на нее. Она действительно сделала решительный шаг в жизни. Лицо ее снова светилось жизнью и оптимизмом. Ради этого можно было и комнату покрасить, лишь бы она не сорвалась.
Даже если сын не вернется, дело было стоящее.
Глава четырнадцатая
- Мама?
- Дэвид! - От радости в ее голосе у него защемило сердце.
- Мама, получил твое письмо о премии.
- О, Дэвид, я не сомневалась, что ты позвонишь. Я знала. Какой ты умница, что позвонил так скоро.
- Понимаешь, я не уверен, что происходит… Не хотел уточнять даты возвращения, рейсов… Слушать планы и обсуждения, что ему надеть на церемонию.
- Папа будет так рад, когда узнает, что ты звонил, очень обрадуется.
Он уже начал чувствовать знакомое давление, которое они на него оказывали. Ощущение тяжести концентрировалось в груди.
Мама продолжала радостно болтать:
- Отец вернется приблизительно через час, до чего же он обрадуется.
- Он, конечно же, в субботу не на работе?
- Нет, нет, просто… э… его нет…
Дэвид удивился.
Папа ходил в синагогу не каждую неделю, но только по большим праздникам. Субботы он всегда проводил дома.
- Что он делает? - спросил Дэвид.
- О, понимаешь… это… - Мама была в замешательстве.
У Дэвида вдруг внутри все похолодело.
- Папа болен? - внезапно спросил он.
- Почему ты так думаешь? - В ее голосе послышался страх.
- Не знаю, мама, вдруг мелькнула мысль, что он, может быть, заболел, а мне не сказал, и вы оба молчали.
- Это чувство появилось у тебя внезапно, далеко в Греции? - задумчиво произнесла она.
- Что-то вроде этого, - огрызнулся он. - Но это правда, мама?
Ожидая ответа, он почувствовал, как остановилось время. Прошло всего несколько секунд, но они показались вечностью. Он смотрел из телефонной будки на жизнь в гавани, как загружались и разгружались суда, толпы людей спешили по своим делам.
- У папы рак прямой кишки, Дэвид, неоперабельный. Ему осталось всего полгода.
У Дэвида перехватило дыхание.
- Мама, он знает? Ему сказали?
- Да, теперь всем говорят, без исключений. Он очень спокоен.
- У него есть боли?
- Нет. Удивительно, никаких, но он принимает много лекарств.
У Дэвида вырвался надрывный вздох, словно он пытался подавить плач.
- О, Дэвид, не расстраивайся. Он настроен очень решительно, совсем не боится.
- Почему ты мне не сказала?
- Ты знаешь своего отца, он такой гордый, не хотел, чтобы ты вернулся из жалости, он не разрешил говорить.
- Понятно, - грустно сказал Дэвид.
- Но он не может запретить тебе знать, Дэвид. Телепатически. Представляешь, ты почувствовал беду на таком огромном расстоянии. Это невероятно, но ты всегда был очень чутким мальчиком.
Никогда Дэвиду не было так стыдно.
- Позвоню еще в понедельник, - пообещал он.
- Сообщишь о своих планах? - с нетерпением спросила мама.
- Да, - виновато произнес он.
Томас позвонил матери.
- Не надо звонить мне издалека, сынок, не трать понапрасну деньги на меня.
- Все нормально, мама, у меня хорошая зарплата, я говорил тебе, хватает, чтобы жить здесь как миллионеру и еще выплачивать Биллу алименты.
- И посылать мне подарки. Ты хороший мальчик, мне нравятся эти журналы, которые ты присылаешь каждый месяц. Я их никогда не покупаю сама.
- Знаю, мам, все для нас, а ничего для себя. Твое вечное правило.
- Так поступает большинство, у кого есть дети, но это не всегда помогает. Господь послал мне тебя и твоего брата, но такое бывает не часто.
- Трудно быть родителем, да, мама?
- Мне это не казалось таким уж сложным делом, но мой муж умер, а не ушел от меня к другой, как это сделала твоя жена.
- В разводе участвуют двое, мама. Здесь виновата не только Ширли.
- Да, но когда ты найдешь себе пару?
- Когда-нибудь, честное слово, и ты об этом узнаешь первой. Ма, звоню, чтобы узнать, как Билл. Ты с ним разговариваешь?
- Ты же знаешь, что да, сынок. Звоню ему каждое воскресенье. Он прекрасно успевает в школе, занимается спортом, он полюбил физкультуру.
- Еще бы, теперь, когда его нудный старый папа не надоедает ему с книжками, стихами и всяким таким.
- Он ужасно по тебе скучает, Томас, ты же знаешь.
- А разве у него нет распрекрасного Энди, а еще братика или сестренки в проекте? Зачем ему я?
- Он говорил, ты не рад, что у них будет ребенок, - сказала мать.
- Не обязан плясать от радости по этому поводу, - съязвил Томас.
- Он сказал, что надеялся, что ты полюбишь нового малыша так же, как Энди любит его, хотя тот ему никто.
- Он действительно думал, что я обрадуюсь этой новости? - сильно удивился Томас.
- Он всего лишь ребенок, Томас. Ему всего девять лет, отец уехал от него, совсем уехал из Америки. Он хватается за соломинки. Он надеялся, что, может быть, ты приедешь и станешь приемным отцом для малыша, как Энди для него.
- Энди просто задница, мама.
- Возможно, это так, сынок, но он добрая задница, Томас, - заметила мать.
- Добрый я, мама.
- Уверена, что ты добрый, но не уверена, что об этом знает Билл.
- Да ладно, мама, я правильно поступил, дал ему свободу, не суетился вокруг него. Дал ему возможность привыкнуть к новой жизни.
- Да, конечно, но может ли ребенок в девять лет это понять?
- А что, по-твоему, должен был сделать я?
- Не знаю, быть рядом с ним, а не за тысячи километров. Мне так кажется.
- Считаешь, это помогло бы?
- Не знаю, но, по крайней мере, Билл, твоя кровь и плоть, не думал бы, что ты его бросил.
- Конечно, мама, я понимаю, что ты сказала.
Эльза прочла второй факс от Дитера.
Я знаю, что ты прочла мое письмо на прошлой неделе. В гостинице мне сказали, что передали тебе его. Пожалуйста, хватит играть, Эльза. Просто скажи, когда вернешься. Ты в этой ситуации не единственный игрок, у меня своя жизнь. Почему я должен всем говорить про нас, пока не буду уверен, что ты вернешься?
Пожалуйста, ответь мне сегодня.
Люблю тебя вечно,
Дитер.
Она читала и перечитывала послание, пытаясь расслышать его голос, словно он произносил эти слова, и отлично все слышала. Дитер говорил быстро, решительно и возбужденно. "Пожалуйста, ответь мне сегодня".
Именно он играл главную роль на этой сцене. Он забыл, что речь шла о ее жизни, ее будущем. Как смеет он требовать от нее быстрого ответа. Она отправилась в небольшой бизнес-центр в Анна-Бич, чтобы отослать имейл.
Вопрос серьезный. Я должна подумать. Не торопи меня. Напишу через несколько дней.
Тоже люблю тебя вечно, но дело не только в этом.
Эльза.
Фиона проснулась очень рано и смотрела на восход солнца над Агия-Анной. Ей с трудом верилось в разговор с Вонни накануне вечером.
Она все еще сильно злилась на Вонни и Йоргиса. Как посмели они сказать ей, что Шейн не пытался с ней связаться? Как смели они заставить ее думать, что Шейн мог ее бросить, оставить из-за ее глупости? Но он пытался связаться с ней, а эти зануды влезли не в свое дело.
Они сказали, что ему от нее нужен был только залог. Конечно, чтобы выбраться из тюрьмы, залог необходим. Чего они ждали?
Она радовалась, что скоро снова увидится с ним.
Но мысль о том, что придется терпеть Вонни на пароме, ей не нравилась. А еще она жалела, что обо всем рассказала вчера Эльзе. От Эльзы не было никакого прока.
Как хотелось Фионе повернуть время вспять. Зачем она просила Эльзу помочь ей достать деньги, одолжить ей тысячу евро, всего на несколько дней, пока Барбара не пришлет из Дублина?
- Одолжить тебе денег, чтобы вытащить его и чтобы он закончил свои художества на твоем личике? - возмутилась Эльза.
- Это совсем другое, - начала Фиона. - Он был в шоке, я все неправильно ему сказала, понимаешь?
Эльза отвела волосы с лица Фионы.
- Все еще видно синяк, - тихо сказала она. - Фиона, никто на земле не даст тебе денег для этого ублюдка, чтобы вытащить его оттуда. Там ему место навечно.
У Фионы был такой вид, что Эльза сразу смягчилась.
- Послушай, я не лучше Вонни, тоже учу тебя жить. По себе знаю, как это трудно. Но скажу, что стараюсь быть объективной. Пытаюсь смотреть на себя со стороны, на свою ситуацию как бы другим взглядом. Стараюсь быть зрителем, а не участником. Тебе это тоже может пригодиться.
Фиона покачала головой:
- Не думаю, что здесь что-то поможет. Если только я смогу взглянуть со стороны бедного Шейна, который любит меня и пытается связаться со мной, страдая в греческой тюрьме. Это все, что я могу увидеть, Эльза. Шейн думает, что я его бросила. Мне от этого ничуть не лучше.
Эльза посмотрела на нее так, словно перед ней голодная сирота, молящая о помощи. Это был взгляд сострадания, заботы и в то же время недоумения, что такое вообще может происходить в мире.
Когда Вонни и Фиона встретились на пристани, Вонни купила два билета в обе стороны. Фиона открыла было рот, чтобы сказать, что не собирается возвращаться в тот же день, но прикусила язык, смолчав.
- У тебя большая сумка с собой? - удивилась Вонни.
- Кто его знает, что случится, - неопределенно сказала Фиона.
Когда паром вышел из гавани, Фиона оглянулась на Агия-Анну. Она здесь недавно, но столько событий уже произошло.
Вонни спустилась вниз, где подавали кофе и напитки. Возможно, она вдруг решила снова запить. Здесь, на этом пароме. Такое могло случиться. Андреас сказал Дэвиду, что Вонни впервые за многие годы близка к этому и впервые почти признала возможность нового запоя. Господи, не дай этому случиться теперь, когда они в открытом море.
К своему облегчению, Фиона увидела, что Вонни вернулась с кофе и двумя непропеченными на вид пирогами.
- Лоукоумандес, - пояснила она. - Это с медом и корицей. Придаст тебе сил на весь день.
Фиона с благодарностью посмотрела на нее. Женщина явно старалась загладить свою вину. Фиона знала, что должна быть ей благодарна.
- Вы сама доброта. - И похлопала ее по руке.
К своему удивлению, она увидела на глазах Вонни слезы. Они сели рядышком и стали есть медовые пироги.
- Йоргис?
- Андреас! Я как раз думал о тебе. Входи, входи! - Начальник полиции подвинул стул брату.
- Йоргис, кое-что случилось…
- Плохое или хорошее? - спросил Йоргис.
- Не знаю.
- Да ладно, ты должен знать.
- Не знаю. На автоответчике было сообщение по-английски. Это из магазина, где работает Адонис. Они просили, как только я его увижу, передать ему, чтобы он позвонил им и сказал, где ключи от склада, которые никто не может найти. Сообщение очень сложное, будто они решили, что… что они подумали… что он мог…
Йоргис схватил брата за руку.
- Думаешь, он возвращается? - спросил он, почти испугавшись услышать ответ.
- Вполне возможно, именно так, Йоргис. - Лицо Андреаса осветилось надеждой.
В студии новостей подруга Эльзы Ханна увидела Дитера, сидевшего в одиночестве, и подошла к нему. Обычно никто не отваживался приблизиться к великому Дитеру без особо важного повода. Но она решила, что дело чрезвычайно срочное. Ханна только что получила сообщение по электронной почте. Очень короткое и по существу.
В этом маленьком городке я чувствую себя спокойно и в безопасности. Хорошее место, чтобы принимать решения. Но все происходит так медленно, даже мысли не спешат. Если Дитер спросит обо мне, скажи ему, пожалуйста, что я ни в какие игры не играю. Я просто хочу все обдумать и, когда смогу, свяжусь с ним. Он, возможно, тебя не станет спрашивать, но хочу, чтобы ты была готова.
Люблю,
Эльза.