- Тем больше причин гордиться своей правотой, - повторила Фиона. - Когда можно сказать "я же говорила". Вы по праву можете это сказать.
- А я не хочу говорить, достаточно вам наговорила. И всем ужасно надоела. Это моя вечная забота - знать, что нужно всем, но только не себе самой. Андреас и Йоргис подтвердят это. Тупая, самонадеянная Вонни, которая может устроить мир, но только не свою жизнь.
Все замолчали. Потом заговорил Йоргис.
- Ты, конечно же, знала, как устроить жизнь нашей сестры Кристины, она бы без тебя никогда не оправилась, - начал он.
- И каждый день ты что-то делаешь, чтобы кому-то здесь помочь, - учишь Марию водить машину, присматриваешь за детьми, навещаешь больных. Это мне вовсе не кажется глупым и самонадеянным, - подхватил Андреас.
- Я бы никогда не догадался, что мой папа умирает, если бы не Вонни, - сказал Дэвид. - Только подумайте, каким бы виноватым я чувствовал себя всю жизнь, если бы не узнал об этом.
- А когда вы сегодня пошли со мной, вы нисколько не пытались на меня воздействовать. Вообще никак не вмешивались. Просто вы оказались правы, - напомнила Фиона. - И оставили меня с моими мыслями. Я этого никогда не забуду.
Вонни смотрела то на одного, то на другого. Сердце ее было так переполнено, что она не осмелилась заговорить. Наконец выдавила из себя два слова по-ирландски.
- Slan abhaile, Fiona, - произнесла она неуверенно, сдерживая слезы.
- Что это значит? - спросил Дэвид.
- Это значит "добро пожаловать домой", - ответила Фиона.
Томас и Эльза беседовали на балконе, как старые друзья. Невозможно было поверить, что они знали друг друга не долгие годы, а всего несколько дней и уже были посвящены в сердечные тайны друг друга.
- Значит, вы вернетесь гораздо раньше, до родов Ширли? - спросила Эльза.
- Вы думаете, мне стоит это сделать? - Он взглянул ей в глаза.
- Эй, я вовсе не указываю, кому что делать. Помните, как мы все злились, когда Вонни говорила каждому, кому и как поступить. Вы не говорили мне, что делать.
- Это другое, - возразил Томас. - Я действительно хочу знать, что вы думаете.
- О’кей… Не сомневаюсь, что вы любите Билла и он любит вас, и ему очень трудно найти в жизни такую большую, щедрую любовь, поэтому верю, что вам стоит быть рядом с ним. Вы не просто выкинули его из головы и начали свою собственную жизнь. Вы постоянно беспокоитесь о нем. Так почему бы не жить рядом с ним, в доме, куда бы он мог приходить. Когда родится ребенок, он будет ревновать, ему необходимо место, где он по-прежнему будет в центре внимания.
Томас внимательно слушал ее.
- Однажды его бесконечно любили, но я стал сильно ревновать к Энди, и любовь моя измельчала. - Вид у него был очень грустный.
- Тогда, возможно, следует склеить все снова, скрепить хорошенько, чтобы не развалилось окончательно, - предложила Эльза.
- Разумом я с вами согласен, но сердцем боюсь, что все испорчу, что лучше, если я не буду мешать ему… ради него и ради себя самого.
- Хорошо, Томас, вы придете к правильному заключению. Я вас хорошо знаю. Но теперь, перед отъездом, я уверена, что вы обязательно уедете. Собираетесь ли вы сказать, что мне делать с моей непутевой жизнью?
- Думаю, скажу, что мы можем и что делаем с любящими людьми, и надеюсь, вы сумеете придумать, как избавиться от Дитера.
- Но почему, почему вы хотите, чтобы это закончилось? Вы мой друг и хотите мне добра, как и я вам. Вы знаете, что Дитер - любовь моей жизни, - смутилась она.
- Вы спросили мое мнение, я сказал, - просто ответил Томас.
- Но я не понимаю, почему вы хотите, чтобы я его бросила, избавилась от него…
- Я бы тогда мог утешить вас.
Она посмотрела на него, открыв рот.
- Томас, это неправда! - задохнулась она. - Мы же с вами просто друзья. Я вам не нравлюсь, это всего лишь вино и звезды.
- Вы никогда не воспринимали меня в этом свете? - спросил он, склонив голову набок.
- Я действительно думала, что хорошо бы полюбить деликатного, вдумчивого человека, как вы. А не суетливого, беспокойного, как Дитер. Но я часто мечтаю о том, чего быть не может. Просто не может быть.
- Хорошо. Тогда, думаю, вам лучше вернуться к нему завтра же. К чему тянуть?
- Как легко вы сдаетесь, - кокетливо произнесла она.
- Да что вы, Эльза, все, что я говорю, неправильно. Я просто из вежливости взялся советовать вам. Вы же не собираетесь этого делать.
- Я только играю с вами, - призналась она.
- Не надо.
Она каялась.
- Знаю, что похожа на одну из тех феминисток, которые злятся, когда мужчина встает, чтобы уступить им место, и еще больше злятся, когда он этого не делает. Я только притворяюсь, потому что не ведаю, что делать. Я знаю, что надо делать вам. Это же так очевидно и просто. И что делать всем остальным - Дитеру, Дэвиду, Фионе, Андреасу, Вонни. Просто я так решила, что все ясно.
- Что же делать Вонни? - с интересом спросил Томас.
- Она должна заставить Андреаса и Йоргиса отыскать ее сына и сказать ему, какая она теперь замечательная женщина. Ставрос-младший обязательно вернется, если они ему расскажут.
Томас улыбнулся ей.
- Крестоносец Эльза, - с чувством произнес он и похлопал ее по руке.
В таверне обсуждали путешествие Фионы домой и где ей жить.
- Можем поехать на последнем пароме завтра вместе, - предложил Дэвид. - Вместе веселее, и в Лондон можем полететь вместе.
- Неплохая идея, так будет легче проститься.
- На какое-то время, - сказала Вонни. - Вы еще вернетесь, у вас здесь много друзей.
- Завтра попрощаюсь с Элени и поблагодарю за все и за то, что она позвала доктора Лероса.
- А я дам Марии последний урок вождения и скажу ей, что теперь с ней будет заниматься Вонни. Правильно, Вонни?
- А она на этой неделе ездит лучше? - спросила Вонни.
- Гораздо лучше, - успокоил ее Дэвид. - И будет еще лучше, если вы постараетесь не кричать на нее, но поможете быть более уверенной в себе.
- Мы все чувствуем себя намного лучше, когда никто на нас не кричит и укрепляет нашу самоуверенность, - проворчала Вонни.
- А ты сообщила своим в Ирландии, что возвращаешься? - спросил Фиону Андреас.
- Пока нет. Позвоню из Анна-Бич завтра.
- Иди и позвони по моему телефону, - предложил он так же, как было, когда случилась трагедия с Маносом.
- Только короткий звонок, а потом подруге Барбаре. Огромное спасибо, Андреас. - И Фиона побежала на кухню.
- Не странно ли это, что у вас, молодых людей, ни у кого нет мобильных телефонов? - удивился Йоргис.
- Да, это странно. Ни у одного из нас мобильник здесь не работает, - заметил Дэвид.
- Нет ничего необычного, - сказала Вонни. - Вы все от чего-то сбежали. Зачем вам звонить куда-то, чтобы вас проследили?
- Барбара?
- Господи Всевышний, это же Фиона!
- Барбара. Я возвращаюсь домой!
- Вот это новость. Когда же вы с ним приезжаете?
- Не мы, только я.
На другом конце провода молчали.
- Шейн остается там? - наконец произнесла Барбара.
- Как бы да, остается.
- Ну что же, очень жаль, - нейтрально произнесла Барбара.
- Не будь притворой, Барбара, ты же рада.
- Это несправедливо. Почему я должна быть рада, что моя лучшая подруга расстроена?
- Вовсе я не расстроена, Барбара. Как ты думаешь, мы можем с тобой пожить в одной квартире?
- Конечно, можем, начну поиски прямо сейчас.
- Отлично. И вот еще что, Барбара, могла бы ты предупредить папу и маму?
- Конечно, что именно мне им сказать?
- Что я возвращаюсь домой. - Фиона удивилась: что здесь может быть неясного.
- Да, но ты знаешь, как люди этого поколения любят задавать вопросы… - начала Барбара.
- О, да пусть себе спрашивают, - небрежно бросила Фиона.
Томас проводил Эльзу в ее гостиницу и поцеловал в щеку.
- Schlaf gut, - пожелал он.
- Вы учите немецкий, чтобы произвести на меня впечатление? - улыбнулась она ему.
- Нет, Эльза, думаю, ради того, чтобы произвести на вас впечатление, придется сделать гораздо больше, чем просто сказать "Спокойной ночи", - промолвил он грустно.
- Например? - спросила она.
- Придется стать нетерпимым и рьяным. Мог бы попытаться, но на это уйдет много времени.
- Оставайтесь таким, какой вы есть, поверьте, Томас. Увидимся завтра в полдень в гавани.
- Вы к тому времени еще не уедете в Германию?
- А вы - обратно в Калифорнию?
- Спокойной ночи, прекрасная Эльза, - попрощался он и отвернулся.
Фиона была уже в номере Эльзы и паковала вещи.
- Перед тем как ты что-то скажешь, хочу извиниться. Я вела себя с тобой совершенно глупо, пытаясь одолжить денег и все такое, - начала Фиона.
- Это не имеет никакого значения, но и я была слишком резка и груба с тобой, извиняться надо мне.
- Теперь это не важно. С Шейном покончено. Я уезжаю обратно в Дублин. Вдруг я представила, какое меня с ним ждет будущее, и оно оказалось бессмысленным и печальным. Полагаю, ты сказала бы или подумала, что это была не настоящая любовь, если прошла так быстро.
- Нет, это была настоящая любовь, - успокоила ее Эльза. - Но, как ты поняла, она закончилась, и это сильно облегчит тебе жизнь.
- Я не для того отказалась от него, чтобы облегчить жизнь! - воскликнула Фиона. - Просто вдруг увидела его в другом свете, так, как видели его все вы. И тогда уйти стало совершенно нетрудно. Конечно, ужасно сожалею, что он оказался не тем, за кого я его принимала. У тебя совсем по-другому.
- Почему ты так думаешь?
- Ну, потому что Шейн только терпел мою привязанность, а Дитер умоляет тебя вернуться, обещая измениться ради тебя. Вот это настоящая любовь.
Эльза ничего на это не сказала.
- Что именно заставило тебя уйти от Шейна? - спросила она.
- Думаю, в его тоне было какое-то равнодушие. Я увидела, что ему все равно.
- Знаю, о чем ты, - медленно кивнула Эльза.
- Ты не можешь знать! Твой парень перед тобой на коленях, умоляет, чтобы ты вернулась. Это совершенно другое!
- То, что ты сказала о тоне голоса, абсолютно сходится. Пойду на балкон посмотреть на море. Присоединишься ко мне?
- Нет, Эльза, я устала. Дорога в Афины и обратно… За один день резко сменила свою жизнь. Хочу выспаться.
Эльза сидела на балконе очень долго, глядя на лунный свет и море, потом вернулась в комнату. Взяв бумагу, она стала писать письмо, которое собиралась отослать факсом на следующий день.
Моя дорогая Ханна,
ты всегда была таким замечательным и самоотверженным другом для меня. Ничего не просила и всегда была готова выслушать. Как оказалось, мысль приехать сюда была очень правильной. А еще лучше, что мы с Дитером встретились здесь, и теперь я могу принять решение, которое основано не на фантазиях, а на фактах. Я все еще не уверена, что делать. Но еще несколько дней на этом безмятежном острове все прояснят. Сегодня я услышала две вещи. Одну от американца, который говорил о преодолении. Он бросил случайно, что любовь можно преодолеть, как выздороветь после коклюша. Не знаю, прав ли он. Потом одна ирландка сказала, что мне повезло, потому что Дитер обещал измениться ради меня. И я подумала, почему мы стремимся изменить людей. Надо либо любить их такими, как они есть, либо уйти.
Теперь уже поздно, и я пишу это при лунном свете. Я размышляла о своей жизни с Дитером так, как никогда прежде. Это было сложное бегство. Было от чего бежать. Отец бросил нас, когда я была совсем ребенком, и я всегда надеялась, что он свяжется со мной, если увидит по телевизору, но этого не случилось. Мы с матерью никогда не были близки, возможно, потому, что слишком одинаковые, вечно стремились к совершенству.
Но за недели моих странствий я узнала, что безупречной жизни не бывает, поэтому не стоит искать. Я повстречала много людей в этом путешествии, у которых проблемы гораздо серьезнее моих. Странно, но это меня успокоило.
И я думала о тебе, Ханна, и о твоем счастливом браке с Иоганном. Когда вы поженились пять лет назад, я сказала, что в нем нечего менять.
Я ужасно завидую тебе, моя дорогая, самая дорогая подруга.
Люблю тебя,
Эльза.
Глава шестнадцатая
Мириам Файн приготовила комнату Дэвида, купила новое пуховое покрывало и занавески в тон, развесила темнокрасные полотенца.
- Они смотрятся очень мило и мужественно. Надеюсь, ему понравятся, - сказала она.
- Не суетись вокруг него, Мириам, ему не нравится суета, - произнес отец Дэвида.
- И ты советуешь мне не суетиться? А что сделаешь ты? Да, что будешь делать ты, когда он войдет в эту дверь?
- Не сделаю ничего, что бы расстроило его.
- Начнешь говорить с ним об ответственности. Если его что и расстроит, так именно это!
- Нет. Не стану говорить об ответственности. По крайней мере, он наконец-то взялся за ум и бросил эти сумасшедшие идеи.
- Он возвращается, потому что ты болен, Гарольд. Он сам об этом догадался. Ты видел письмо, которое я ему послала. Ни словом не обмолвилась в нем. Ни единым словом.
- Мне не нужна его жалость. Не приму никакой жалости. - Глаза его наполнились слезами.
- Но от любви его ты не откажешься. Гарольд, в конце-то концов, именно поэтому он и возвращается, что любит тебя.
Отец Фионы повернул ключ в замке. В конторе день сегодня был тяжелый и длинный. С его пятидесятилетнего юбилея прошла неделя. Чувствовал он себя на восемьдесят пять. Плечи затекли и ныли. В конторе были молодые сотрудники, наступавшие ему на пятки. Вполне возможно, что ему удастся продвинуться еще раз по служебной лестнице.
Ему так хотелось зайти в паб и пропустить пинты три пива, но вспомнил, что Маурин приготовила ужин. Не стоило создавать дополнительных неприятностей.
Как только он открыл дверь, она выбежала к нему.
- Шон, ты не поверишь! Фиона возвращается домой. На этой неделе! - Маурин Райан умирала от радости.
- Откуда ты знаешь?
- Звонила Барбара, когда тебя не было дома.
- Неужели этот босяк не смог протянуть на пособии по безработице там? Это так? - ворчал Шон.
- Нет, что скажу тебе! Она его бросила… она возвращается домой одна!
Шон опустил портфель и вечернюю газету и сел, обхватив голову руками.
- Сегодня за обедом меня кто-то спросил, есть ли Бог, - сказал он. - Я посоветовал парню подрасти, потому что, конечно же, никакого Бога нет. Какой Бог позволил бы всему этому случиться? Но теперь я бы сказал иначе. Действительно, там, наверху, что-то есть. Она в самом деле возвращается?
- Завтра или послезавтра, она просила Барбару предупредить нас, опять хочет на старую работу.
- Ну что же, не здорово ли это? А девочки уже знают?
- Нет, хотела прежде сказать тебе, - произнесла Маурин Райан.
- Полагаю, ты приготовила ее комнату? - устало улыбнулся он.
- Нет, и скажу почему: она хочет жить в квартире с Барбарой.
- Ну и прекрасно, верно?
- Думаю, совершенно прекрасно, Шон. - У матери Фионы на глазах выступили слезы.
- Большой сюрприз, Билл, хочу взять тебя и маму на прогулку! - предложил Энди.
- Вот здорово! Куда мы идем?
- Твоя бабушка отправляется с группой в Большой каньон, помнишь, она говорила?
- Да? - Билл казался очень обрадованным. Папа часто говорил ему про Большой каньон, показывал картинки. Обещал, что когда-нибудь они отправятся туда. - Хочешь сказать, что и мы туда пойдем? - загорелось нетерпением лицо мальчика.
- Я говорил Ширли, что мы всегда мечтали там побывать, так почему бы не сделать это, если заодно можно встретиться с бабушкой?
- А что говорит мама?
- Сказала, что я добрый, и мне это понравилось, но я делаю это не ради того, чтобы казаться добрым. Решил, что так будет лучше для всех нас.
- Ты добрый, Энди, - согласился Билл.
- Я тебя обожаю, Билл, ты это знаешь, и, когда родится малыш, я буду такой же счастливый, как ты. Тогда у меня будет двое детей, чтобы любить их.
- Почему ты будешь такой же счастливый, как я?
- У тебя есть два папы, верно? И когда позвонишь папе в Грецию, ты скажешь ему про наше путешествие.
Билл набрал номер в Греции, но попал лишь на автоответчик.
Он оставил сообщение:
- Папа, Энди везет нас в Аризону посмотреть Большой каньон. Мы поедем через Сьерра-Неваду и собираемся повидаться с бабушкой. Она будет там со своим книжным клубом. Энди говорит, что я могу позвонить тебе, когда мы будем там, чтобы мы с бабушкой могли пообщаться с тобой вместе.
Потом трубку взял Энди:
- Томас, на случай, если ты услышишь это послание до нашего отъезда и захочешь поговорить с Биллом, вот номер моего сотового телефона. Постараюсь все показать малышу как следует. Теперь мы изучаем карту путешествия, но уверен, что я многое пропущу. Может быть, он когда-нибудь поедет вместе с тобой, когда ты вернешься.
- Это если он вообще когда-нибудь вернется, - влез в разговор Билл перед тем как Энди положил трубку, и его слова остались на автоответчике.
Когда Томас вернулся, после того как проводил Эльзу, он прослушал запись.
Он долго сидел и размышлял. В курятнике он заметил огонек фонарика. Он не ошибся, предположив, что Вонни не придет переночевать в комнату для гостей сегодня вечером. Он задумался над странной непростой жизнью, которую она вела среди этих людей в Агия-Анне.
Он думал о прекрасной, яркой Эльзе, возвращающейся к своему эгоистичному немцу, смотревшему на нее лишь как на трофей.
Он думал о простом, порядочном Энди, которого всегда демонизировал, но который просто очень старался быть хорошим.
Он думал о своем Билле, который верил, что отец никогда не вернется домой. Он сидел и думал до тех пор, пока звезды на небе не поблекли и холмы не озарились первыми лучами солнца.
Они собрались на последнюю встречу в ресторанчике со скатертями в бело-синюю клеточку.
- Представляете, мы часто здесь бывали, но так и не знаем, как он называется, - задумчиво произнесла Фиона.
- Он называется "Полночь", - сказал Дэвид. - Смотри на буквы. - И он медленно написал: "Месанита".
- Как в самом деле тебе это удалось? - спросила Эльза.
Медленно он еще раз вывел греческие буквы: то, что выглядело как "В", на самом деле было "Н".
- Из тебя бы получился отличный учитель, Дэвид. - Эльза была совершенно искренней.
- Не знаю, я не такой уверенный.
- Тем лучше для учителя, - сказал Томас.
- Буду скучать по вас, дома у меня мало друзей, - признался Дэвид.
- А я нет, но очень удивлюсь, если у вас не появятся новые друзья в ближайшем будущем, - добавил Томас. - И не забывайте, что через уроки вождения их будет еще больше!