Содержание:
Керстин Гир 1
Синий сапфир. Любовь через все времена. 1
Роман 1
Пролог 1
Лондон, 14 мая 1602 года 1
Эпилог 48
Лондон, 29 сентября 1782 года 48
Керстин Гир
Синий сапфир. Любовь через все времена.
Роман
Пролог
Лондон, 14 мая 1602 года
В переулках Саутворка было темно и пустынно. В воздухе висел запах водорослей, нечистот и тухлой рыбы. Он непроизвольно сжал её руку и потянул её дальше.
– Лучше бы мы снова пошли вдоль реки. В этих переулках легко заблудиться, – прошептал он.
– И за каждым углом подстерегает вор и убийца, – довольно ответила она. – Замечательно, да? Это в тысячу раз лучше, чем сидеть в душных стенах и делать домашнее задание! – Она подхватила тяжёлые юбки и побежала вперёд.
Он невольно улыбнулся. Способность Люси в любое время и в любой ситуации видеть что-то положительное была уникальной. Даже золотая эпоха Англии, которая в настоящий момент совершенно не оправдывала своё название и выглядела довольно мрачно, её не пугала – скорее наоборот.
– Жалко, что у нас каждый раз не больше трёх часов времени, – сказала она, когда он её догнал. – "Гамлет" понравился бы мне больше, если бы нам не пришлось смотреть его с продолжениями. – Она ловко обошла мерзкую на вид лужу грязи – во всяком случае, он надеялся, что это грязь. Затем она сделала несколько резвых танцевальных па и повернулась вокруг своей оси. – "Так всех нас в трусов превращает мысль"… Разве это было не великолепно?
Он кивнул. Ему пришлось сдерживать себя, чтобы не улыбнуться. В присутствии Люси он часто так делал. Если бы он не следил за собой, то выглядел бы полным идиотом!
Они были на пути к Лондонскому мосту – мост Саутворка, который было бы удобнее использовать, глупым образом ещё не был построен. Но им надо было торопиться - если они не хотели, чтобы их тайная вылазка в XVII век была замечена.
Боже, что бы он только не отдал за то, чтобы снять этот жёсткий белый воротник! Он чувствовал себя, как собака после операции.
Люси завернула за угол по направлению к реке. Мыслями она всё ещё была с Шекспиром.
– Сколько, кстати, ты дал тому человеку, что пропустил нас в театр "Глобус", Пол?
– Четыре тяжёлые монеты – без понятия, сколько они стоят. – Он засмеялся. – Наверное, его годовой заработок или что-то в этом роде.
– Во всяком случае, это помогло. Места были супер.
Они добежали до Лондонского моста. Как и по дороге сюда, Люси остановилась и хотела опять высказаться по поводу домов, которыми был застроен мост, но он потянул её дальше.
– Ты же помнишь, что сказал мистер Джордж: кто долго стоит под окном, того обольют из ночного горшка, – напомнил он. – Кроме того, ты привлекаешь внимание!
– Даже не заметно, что стоишь на мосту – выглядит как обычная улица. О, посмотри, пробка ! Уже пора начинать строить другие мосты.
На мосту, в отличие от переулков, было много народу, но повозки, паланкины и кареты, едущие на противоположный берег Темзы, не продвигались вперёд ни на ярд. Далеко впереди были слышны голоса, проклятия и лошадиное ржание, но причина затора не просматривалась. Из окна кареты, остановившейся рядом с ними, выглянул мужчина в чёрной шляпе. Его жёсткий кружевной воротник согнулся ему до уха.
– Есть ли другая дорога через эту смрадную реку? – крикнул он своему кучеру по-французски.
Кучер ответил, что нет.
– А даже если бы и была, то мы не сможем повернуть, мы застряли! Я пойду вперёд и посмотрю, что там делается. Наверняка мы скоро поедем, сэр.
Мужчина с шумом втянул голову, воротник и шляпу назад в карету, а кучер спрыгнул с облучка и стал прокладывать себе дорогу сквозь толчею.
– Ты слышал, Пол? Это французы ! – восхищённо прошептала Люси. – Туристы!
– Да! Здорово, конечно. Но нам надо вперёд, у нас не так много времени. – Он вроде бы где-то читал, что этот мост в своё время будет разрушен и построен заново пятнадцатью метрами дальше. Не очень хорошее место для прыжка во времени.
Они пошли за французским кучером, но впереди люди и повозки стояли так плотно, что пройти было невозможно.
– Я слышала, там загорелась телега, на которой везли бочки с маслом, – сказала какая-то женщина, не обращаясь ни к кому конкретно. – Если они недосмотрят, то подожгут весь мост.
– Но не сегодня, насколько я знаю, – пробормотал Пол и схватил Люси за руку. – Пойдём, мы вернёмся назад и будем ждать прыжка на той стороне реки.
– Ты пароль помнишь? На тот случай, если мы не успеем.
– Что-то про кутту и лаву.
– Gutta cavat lapidem , глупый. – Хихикая, она подняла к нему лицо. Её голубые глаза сверкали от радости, и у него в голове внезапно всплыли слова его брата Фалька, когда он спросил его о подходящем моменте. "Я бы не стал долго тянуть. Я просто бы сделал это. Тогда она влепит тебе затрещину, и ты будешь знать ответ".
Конечно, Фальк хотел знать, о ком идёт речь, но у Пола не было ни малейшего желания вступать в дискуссии, начинающиеся словами "Ты же знаешь, отношения между де Вильерсами и Монтрозами должны быть исключительно деловыми!" и заканчивающиеся "Кроме того, девушки Монтрозов все козы и со временем превращаются в драконш, как леди Ариста".
Какие такие козы! Может, это верно насчёт других девушек Монтрозов – но никак не насчёт Люси!
Люси – которой он удивлялся каждый день, которой он доверял то, что не доверил бы никому другому, Люси, с которой буквально –
Он сделал глубокий вдох.
– Почему ты остановился? – спросила Люси, но он уже наклонился к ней и прижался губами к её губам. Секунды три он боялся, что она его оттолкнёт, но потом она преодолела своё удивление и ответила на поцелуй – сначала робко, а потом всё более настойчиво.
Собственно, здесь был не самый подходящий момент, и, собственно, они ужасно торопились, потому что в любую секунду могли переместиться, и, собственно…
Пол забыл, в чём состояло третье "собственно". Сейчас была важна только она.
Но потом его взгляд упал на фигуру в тёмном капюшоне, и он испуганно отшатнулся.
Какой-то момент Люси непонимающе смотрела на него, затем покраснела и уставилась на свои ноги.
– Извини, – смущённо пробормотала она. – Ларри Колмен тоже сказал, что когда я целуюсь, то у него такое чувство, что к его лицу прижимают горсть недозрелого крыжовника.
– Крыжовника? – Он потряс головой. – И кто такой, чёрт побери, Ларри Колмен?
Теперь она смутилась окончательно, и он не мог её в этом винить. Ему надо было как-то привести в порядок хаос в своей голове. Он потянул Люси подальше от света факелов, взял её за плечи и посмотрел ей в глаза.
– Окей, Люси. Первое: твой поцелуй… он на вкус как земляника. Второе: когда я найду этого Ларри Колмена, я ему врежу по носу. Третье: запомни хорошенько, на чём мы остановились. Но сейчас у нас есть крохотная проблема…
Он молча указал на высокого мужчину, который небрежно вышел из тени одной из повозок и наклонился к окну французской кареты.
Глаза Люси расширились от испуга.
– Добрый вечер, барон, – сказал мужчина. Он тоже говорил по-французски, и при звуке его голоса рука Люси вцепилась в локоть Пола. – Как приятно Вас видеть. Вы проделали долгий путь из Фландрии. – Он откинул капюшон.
Из глубин кареты донёсся удивлённый возглас.
– Фальшивый маркиз! Что Вы тут делаете? Как это возможно?
– Я бы тоже хотела это знать, – прошептала Люси.
– Разве так приветствуют собственного потомка? – довольно ответил высокий. – Я, в конце концов, внук внука Вашего внука, и хотя меня иногда именуют человеком без имени, у меня оно тем не менее имеется. Могу я присоединиться к Вам в карете? Стоять тут не особенно удобно, а этот мост ещё долгое время будет забит. – Не дожидаясь ответа и не оглянувшись, он открыл дверцу и забрался в карету.
Люси оттянула Пола ещё на пару шагов в сторону, подальше от света факелов.
– Это действительно он! Только намного моложе. Что нам теперь делать?
– Ничего, – прошептал в ответ Пол. – Мы никак не можем подойти и сказать ему "Привет!". Мы вообще не должны тут находиться.
– Но почему он здесь?
– Дурацкое совпадение. Он не должен нас видеть. Пойдём, нам надо на берег.
Но никто из них не тронулся с места. Они оба как зачарованные уставились на тёмное окно кареты – ещё более зачарованно, чем на сцену театра "Глобус".
– При нашей последней встрече я Вам ясно дал понять, за кого я Вас принимаю, – донёсся из кареты голос французского барона.
– Да, дали! – От тихого смеха визитёра у Пола мурашки пошли по коже, хотя он не мог объяснить, почему.
– Моё решение твёрдое! – Голос барона слегка дрожал. – Я передам этот дьяволов аппарат альянсу, какие бы коварные методы Вы ни применили, чтобы воспрепятствовать мне. Я знаю, что Вы связаны с сатаной.
– Что он имеет ввиду? – прошептала Люси.
Пол лишь покачал головой.
Снова прозвучал тихий смех.
– Мой узколобый, сбитый с толку предок! Насколько более лёгкой была бы Ваша – и моя! – жизнь, если бы Вы примкнули ко мне, а не к Вашему епископу или к этим жалким фанатикам из Альянса. Если бы вы использовали Ваш разум, а не чётки. Если бы Вы осознали, что Вы часть чего-то большего, а не того, что Вам проповедует Ваш священник…
Ответом барона было, казалось, "Отче наш", Люси и Пол слышали его тихое бормотание.
– Аминь! – со вздохом сказал визитёр. – Итак, это Ваше последнее слово в этом деле?
– Вы воплощение сатаны! – сказал барон. – Покиньте мою карету и не показывайтесь мне больше на глаза!
– Всё, как вы хотите. Только ещё одна мелочь. Я до сих пор Вам не говорил, чтобы зря не волновать Вас, но на Вашей могиле, которую я видел собственными глазами, стоит дата смерти 14 мая 1602 года.
– Но это же… – сказал барон.
– …сегодня, верно. И полночь уже близко.
Барон ответил клёкотом.
– Что он там делает? – прошептала Люси.
– Нарушает свои собственные законы. – Мурашки на коже у Пола переместились на затылок. – Он говорит о том, что… – Он замолчал, потому что в животе возникло знакомое ощущение.
– Мой кучер сейчас вернётся, – в голосе барона прозвучал неприкрытый страх.
– Да, я уверен, – с ленивой интонацией ответил визитёр. – Поэтому я тоже потороплюсь.
Люси прижала руки к животу.
– Пол!
– Знаю, я тоже чувствую. Чёртово дерьмо!.. Нам надо бежать, если мы не хотим упасть в реку. – Он схватил её за руку и потянул вперёд, стараясь не поворачиваться лицом к карете.
– Собственно говоря, Вы умерли на родине, от осложнений после инфлюэнцы, – слышался из кареты голос гостя. – Но поскольку визиты, которые я Вам наносил, привели к тому, что Вы сейчас в Лондоне и пышете здоровьем, то что-то явно пошло не так. Поэтому я, как человек ответственный, чувствую себя обязанным немного помочь смерти.
Пол был занят своими ощущениями и подсчётами, сколько метров осталось до берега, но когда до его сознания дошло значение этих слов, он остановился.
Люси ткнула его в бок.
– Беги! – прошипела она, сама переходя на бег. – У нас всего пара секунд!
Он на ватных ногах ускорил ход, и пока он бежал к берегу, который уже расплывался перед его глазами, из глубины кареты донёсся ужасный, тихий крик, сопровождаемый предсмертным хрипом "Дьявол!" – а потом наступила полная тишина.
Из Анналов Стражей, 18 декабря 1992 года.
Сегодня в 15 часов Люси и Пол отправились на элапсирование в 1948 год. Они вернулись в 19 часов, приземлившись на клумбе с розами под окнами Драконьего зала в совершенно мокрых костюмах XVII века. Они выглядели растерянными и несли какую-то чушь, поэтому я вопреки их желанию известил лорда Монтроза и Фалька де Вильерса. История, однако, объяснилась очень просто. Лорд Монтроз точно вспомнил о костюмированном садовом празднике в 1948 году, в ходе которого некоторые гости, в том числе Люси и Пол, после употребления избыточного количества спиртных напитков оказались в бассейне с золотыми рыбками. Лорд Монтроз взял на себя ответственность за этот случай и пообещал возместить повреждённые экземпляры роз "Фердинанд Рикар" и "Миссис Джон Лэнг".
Люси и Пол были строго предупреждены о необходимости воздерживаться от алкоголя, всё равно в какое время.
Отчёт – Дж. Монтжой, адепт 2 степени.
1
– Господа, это церковь! Здесь не целуются!
От внезапного испуга я широко открыла глаза и непроизвольно отшатнулась, ожидая увидеть устремившегося ко мне старомодного священника в развевающейся сутане, готового обрушить на нас возмущённые речи. Но нашему поцелую помешал не священник. Это был вообще не человек. Это был маленький призрак водосточной фигурки, сидевший на скамье рядом с исповедальней. Он таращился на меня так же ошеломлённо, как и я на него.
Хотя это было довольно затруднительно. Потому что моё теперешнее состояние вряд ли соответствовало слову "ошеломление". У меня, откровенно говоря, наблюдался основательный ментально-технический коллапс мышления.
Всё началось с этого поцелуя.
Гидеон де Вильерс поцеловал меня, Гвендолин Шеферд.
Конечно, я могла бы спросить себя, что это ему вдруг пришло в голову – в исповедальне одной из церквей Белгравии в 1912 году, сразу же после нашего головокружительного бегства, при котором моё длинное, узкое платье со смешным матросским воротником буквально путалось у меня под ногами.
Я могла бы сравнить этот поцелуй с полученными ранее и проанализировать, почему Гидеон умеет целоваться намного лучше других.
Ещё я могла подумать о том, что нас разделяет стенка исповедальни с проделанным в ней окошком, сквозь которое Гидеон просунул руки и голову, и что это вряд ли можно назвать идеальными условиями для поцелуя, тем более что в моей жизни и так накопилось много хаоса – после того как я три дня назад узнала об унаследованном мною гене путешествия во времени.
Но на самом деле я вообще ни о чём не могла думать, кроме "Ох", "Хммм" и "Ещё!".
Поэтому я практически пропустила тот момент, когда у меня в животе закрутилась карусель. И только сейчас, когда водосточный призрак, подбоченившись, таращился на меня со своей скамьи, только сейчас, когда бархатно-зелёный полог исповедальни превратился в грязно-коричневый, я осознала, что мы успели перескочить из прошлого в настоящее.
– Вот дерьмо! – Гидеон откинулся на свою сторону исповедальни и стал растирать затылок.
Дерьмо? Это слово сбросило меня с небес на землю, и я забыла о водосточном призраке.
– Так плохо оно всё же не было, – заметила я, стараясь придать своему голосу как можно больше небрежности. К сожалению, у меня немного сбилось дыхание, и это снизило эффект от моих слов. Я не могла смотреть Гидеону в глаза, поэтому упорно таращилась на коричневый полиэстровый полог исповедальни.
Боже мой! Я пролетела во времени больше ста лет и даже этого не заметила, потому что наш поцелуй меня совершенно, целиком и полностью… поразил. Я имею ввиду, что некий тип, не будем указывать пальцем, вначале брюзжит и придирается к тебе, потом ты спасаешься бегством от преследования и защищаешься от людей с пистолетами, а затем – бац! – он заявляет, что ты нечто особенное, и целует тебя! А как Гидеон целуется!.. Я сразу же ощутила ревность ко всем тем девчонкам, с которыми он этому научился.
– Никого не видно. – Гидеон выглянул из исповедальни, а затем вышел в неф. – Отлично. Мы вернёмся в Темпл на автобусе.
Я со своего места растерянно уставилась на него. То есть он готов вернуться к текущим делам? После поцелуя (а лучше до него, но сейчас уже было слишком поздно) надо было бы, наверное, прояснить парочку основополагающих моментов? Был ли этот поцелуй своего рода объяснением в любви? Может быть, Гидеон и я теперь пара? Или мы просто немного пообнимались от нечего делать?
– В этом платье я в автобусе не поеду, – категорично заявила я и попыталась встать как можно более горделиво. Уж лучше я проглочу язык, чем задам ему один из тех вопросов, которые вертелись у меня в голове.
На мне было белое платье с синим сатиновым поясом и таким же бантом – наверняка писк моды в 1912 году, но совершенно не годное для поездки в общественном транспорте в двадцать первом веке. – Мы возьмём такси.
Гидеон повернулся ко мне, но возражать не стал. В своём сюртуке и брюках со стрелками он тоже, вероятно, не горел желанием проехаться в автобусе. При этом он смотрелся действительно хорошо, хотя его волосы уже не казались такими уложенными, как два часа назад, а падали на лоб растрёпанными прядями.
Я выбралась из исповедальни в неф и поёжилась. В церкви было страшно холодно. Или, может быть, я чувствовала холод оттого, что почти не спала три ночи подряд? Или из-за того, что только что произошло?
Наверное, за последние дни мой организм выбросил больше адреналина, чем за все предыдущие 16 лет, вместе взятые. Как много всего случилось и так мало было у меня времени на то, чтобы всё это обдумать! Моя голова, казалось, вот-вот лопнет от мыслей и эмоций. Была бы я персонажем комикса, надо моей головой сейчас бы наверняка плавал пузырь с огромным вопросительным знаком. И ещё с парочкой черепов.
Я призвала себя к порядку. Если Гидеон хочет вернуться к текущим делам – пожалуйста, я тоже могу это сделать.
– Окей, тогда пойдём отсюда, – сказала я надменно. – Мне холодно.
Я собиралась протиснуться мимо него, но он крепко ухватил меня за руку.
– Послушай, насчёт того, что только что… – Он замолчал, очевидно надеясь, что я продолжу фразу.
Но я, разумеется, не стала этого делать. Мне очень хотелось знать, что же он собирается мне сказать. Кроме того, у меня были трудности с дыханием – так близко ко мне он стоял.
– Этот поцелуй… Я… – Опять половина предложения. Но я тут же мысленно его продолжила.
"Я этого не хотел".
Да, понятно, но в таком случае не надо было этого делать, правда? Это было то же самое, как если поджечь, к примеру, занавеску, а потом удивиться, что в доме пожар! (Ну ладно, сравнение дурацкое). Я не собиралась ни на йоту облегчать его положение и смотрела на него холодно и выжидающе. То есть я пыталась смотреть на него холодно и выжидающе, но на самом деле, наверное, мой взгляд говорил "Я маленький Бэмби, пожалуйста, не стреляй в меня", и я ничего не могла с этим поделать. Не хватало ещё, чтоб моя нижняя губа задрожала!
"Я этого не хотел". Давай уже, скажи это!
Но Гидеон ничего такого не сказал. Он вытащил шпильку из моих спутанных волос (наверное, моя сложная укладка превратилась сейчас в воронье гнездо), взял прядь и стал наматывать себе на палец. Другой ладонью он принялся гладить моё лицо, а потом наклонился ко мне и поцеловал, на сей раз очень осторожно. Я закрыла глаза – и опять произошло то же самое: мой мозг отключился и снова стал испускать "Ох", "Хммм" и "Ещё!".
Правда, всего лишь в течение десяти секунд, потому что чей-то голос рядом со мной нервно произнёс: