– Мы оба ошиблись, – твердым тоном заявила она. – И я думаю, что ради успеха выставки будет лучше, если это больше не повторится. Отныне у нас будут только профессиональные отношения, – добавила она.
Габриэль мрачно улыбнулся.
– Вы в самом деле считаете, что это возможно после сегодняшнего вечера?
Брин не была уверена, что у них получится наладить только лишь деловой контакт. Ведь одно незначительное прикосновение Габриэля лишало ее способности мыслить здраво. Но это неправильно. Она не хотела снова страдать от любви к Габриэлю Д’Анжело.
Габриэль посмотрел на упрямо вздернутый подбородок Брин, увидел решительный блеск ее глаз и понял, что она не шутит. Ему было тридцать три года, у него накопился немалый опыт общения с женщинами, и он полагал, что научился неплохо их понимать. Брин смотрела на него весь вечер так, словно желала его так же сильно, как и он ее. Поцелуй в машине был результатом взаимного притяжения. Брин может думать иначе, может считать для себя безумием влечение к Габриэлю. Но он готов поклясться, что она хочет его.
Нравится он ей или нет – это уже совсем другое дело.
И для Габриэля это было важно.
Потому что он не просто хотел Брин – она ему по-настоящему нравилась. Она нравилась ему и пять лет назад. Тогда он был поражен ее решительностью и преданностью отцу. Сейчас его восхищали ее упорное стремление добиться успеха, готовность иметь дело с галереей "Архангел", несмотря на то что эта галерея стала причиной многих ее бед…
– Хорошо, Брин, – он кивнул, – если вы этого хотите, отныне так и будет, – резко выпалил он.
Брин моргнула.
– Вы хотите сказать, что согласны попробовать наладить деловые отношения?
Он напрягся.
– Да, как я уже сказал. Вы не верите? – хрипло произнес он, и Брин настороженно посмотрела на него.
Конечно, она верила Габриэлю; за пять лет он ни разу не дал повода усомниться в искренности своих слов. Но где-то в глубине души она даже была уязвлена тем, с какой легкостью он согласился на чисто деловые отношения. Выставка начнется только через месяц, но Брин знала, что теперь ей часто придется бывать в "Архангеле": позировать для фото, приносить данные для каталога, следить за подготовкой и оформлением ее картин. И для всех будет гораздо лучше, если в это время им с Габриэлем удастся поддерживать хотя бы видимость хороших отношений. Брин все это знала. Но сердце подсказывало ей, что влечение, которое она испытывала к Габриэлю, казалось бы безнадежно угасшее в ее душе, снова вспыхнуло с прежней силой, как только она увидела его и оказалась рядом. Однако несколько минут назад Брин настолько потеряла контроль над своими чувствами, что от одного прикосновения Габриэля чуть было не достигла оргазма. Влечение было взаимным, и от этого Брин становилось еще страшнее. Но Габриэль хотел не Сабрину Харпер, а Брин Джонс. Поэтому стоило прекратить все это и раз и навсегда установить правила их отношений.
– Хорошо. – Она кивнула и нагнулась, чтобы взять с пола сумку, прежде чем открыть дверцу машины.
– Подождите, – быстро приказал Габриэль и выскочил из машины, чтобы открыть ей дверцу. – Мама учила меня, что нужно быть вежливым и всегда провожать девушек до дома, – объяснил он, когда Брин вопросительно взглянула на него.
Брин не была уверена, что заслужила это проявление заботы после своего невежливого обращения с Габриэлем.
– Еще раз спасибо за ужин и вечер у Антонио. Это, безусловно, была самая лучшая пицца в моей жизни, – пробормотала она, когда они подошли к входной двери.
Он кивнул.
– Я на несколько дней улечу по делам, поэтому, видимо, не увижу вас раньше понедельника. – Он пожал плечами. – Но вы ведь уже успели пообщаться с Эриком?
– Да. – Внезапно у Брин стало тяжело на душе – ведь ей не представится шанс снова увидеть Габриэля в понедельник. – Интересная поездка? – спросила она, пытаясь поддержать разговор.
– Я еду в Рим, – ответил он.
Брин посмотрела на него широко раскрытыми глазами: Габриэль говорил ей, что ездит туда только за "удовольствиями". Теперь, когда они оба решили быть просто коллегами, Брин не могла позволить себе проявлять излишнее любопытство. И тем более чувствовать уколы ревности…
И тем менее она знала, что ей небезразлично то, чем он будет заниматься в Риме.
– Брин?
Открывая входную дверь, она заставила себя посмотреть на него и непринужденно улыбнуться. Прежде чем войти внутрь, она снова обернулась:
– Приятно провести время в Риме.
– Обычно так и бывает, – рассеянно ответил он, несколько секунд пристально глядя на нее.
Повернувшись, Габриэль направился к машине, продолжая думать о Брин. После того как он сообщил, что улетает по делам, она как-то странно притихла, и ее тон стал немного напряженным. Что бы это могло значить? Все указывало на то, что Брин чувствует облегчение, узнав, что им точно не удастся встретиться в ближайшее время. И не стоит обманывать себя и искать другую причину перемены ее настроения. Несколько минут назад Брин четко дала понять, что хочет видеть в нем только лишь коллегу. Но он был не в состоянии больше сдерживать себя: слишком велико было желание прикоснуться к ней. Брин, конечно, может возражать, но она отвечала на эти поцелуи и не протестовала, когда Габриэль ласкал ее груди.
Теперь ему нужно было на время уйти от нее, чтобы между ними возникла дистанция – в буквальном смысле. И тогда можно надеяться, что при следующей их встрече он сможет контролировать свои эмоции. Лишь несколько часов спустя, употребив изрядную порцию виски и вновь прокрутив в голове подробности этого вечера, Габриэль вспомнил: при разговоре с Брин он упомянул, что ездит в Рим за "удовольствиями". Может быть, это и было причиной резкой перемены ее тона? По крайней мере, он хотел надеяться на это.
– Потрясающе, Эрик! – Лицо Брин просто сияло от восхищения, когда она любовалась посеребренной окантовкой, обрамлявшей ее картину, которую она всегда мысленно называла "Смерть розы". Это была не просто смерть цветка; это был символ всякой гибели: любви, надежды, грез. И как они оба надеялись, такая посеребренная рама прекрасно подчеркнет задний план картины, покрытый дымкой, и алую розу, роняющую росу и лепестки на переднем плане полотна.
За последние четыре дня большую часть своего времени Брин провела в "Архангеле". Она была уверена, что Габриэль все еще в Риме. Лучшими моментами этих дней оказались часы, проведенные в хранилище галереи. Они с Эриком выбирали рамы, которые должны были в самом лучшем свете представить десять полотен Брин на выставке через месяц. Не был исключением и этот вечер.
Насколько Брин было понятно, Габриэль провел эти четыре дня в Риме, без сомнения получая всяческие "удовольствия". Брин занималась своими делами и старалась не думать о Габриэле и о том, что он мог делать в Риме.
И сейчас она тоже не собирается вспоминать о нем.
– Идеальный вариант! – с энтузиазмом произнесла Брин, продолжая рассматривать картину в посеребренной раме.
Эрик кивнул.
– Последнее слово за Габриэлем, но я думаю, он одобрит наш выбор, – сочувственно добавил он.
При упоминании Габриэля улыбка исчезла с лица Брин.
– Он очень хорошо понимает искусство, – пожал плечами Эрик.
– Лучше вас?
– Гораздо лучше, – без всякой обиды подтвердил Эрик. – Все братья Д’Анжело очень тонкие натуры. По этой причине я и хотел работать в галерее "Архангел".
Эрик снял картину со стены, куда они повесили ее, чтобы лучше оценить раму.
– Пропустим по стаканчику, когда закончим тут? – весело предложил он, аккуратно укладывая картину.
– Я…
– Мне кажется, вы быстро поймете, что Брин не любит смешивать работу и удовольствия.
При внезапном звуке голоса Габриэля у Брин замерло сердце. Она быстро обернулась и увидела его в дверном проеме.
Выглядел он просто сногсшибательно – темно-коричневый дизайнерский костюм, кремовая сорочка и галстук из тончайшего шелка, черные спутанные волосы, а лицо чуть более загорелое, чем обычно. Но сегодня в его шоколадных глазах не было теплоты. Они были ледяные. И от них веяло арктической стужей. Габриэль насмешливо подернул губой, медленно оглядывая ее фигуру холодным насмешливым взглядом – черную майку и черные джинсы с низкой талией, к тому же она была совсем без макияжа. На фоне дорого одетого Габриэля Брин почувствовала себя нищей студенткой, какой она когда-то действительно была.
"Брин выглядит еще более прекрасной", – раздраженно признался самому себе Габриэль. Ее глаза мерцали теплым сине-серым цветом, а щеки мило зарделись. Очевидно, она хорошо чувствует себя в обществе Эрика.
Брин посмотрела на Габриэля, ее взгляд при этом стал настороженным, а щеки побледнели. Подумав о том, что Брин и Эрик за последнее время сильно сдружились, Габриэль внутренне напрягся.
– Если вы закончили на сегодня, то тогда мне необходимо переговорить с ней пару минут. – Это было скорее утверждение, чем вопрос, Габриэль не собирался слышать отказ. Ни от Эрика, ни от Брин.
– На самом деле, – осторожно начала было Брин, – я…
– Я думаю, мы лучше продолжим разговор у меня в кабинете. – Габриэль демонстративно держал дверь открытой.
Брин широко раскрыла глаза, быстро облизнув пересохшие губы.
– Да… конечно. – Она крепко сцепила пальцы, отчего костяшки даже побелели. – Эрик, выпьем в другой раз?
Эрик непринужденно улыбнулся, очевидно совсем не ощущая возникшее напряжение между Габриэлем и Брин.
– Без проблем, – легко согласился он.
Габриэль уважал и ценил Эрика – эксперта их лондонского отделения, и ему бы очень не хотелось портить отношения, используя свои полномочия.
– Брин? – позвал он.
Схватив со стула джинсовую куртку и сумку, она поспешила к выходу. Чтобы избежать контакта с Габриэлем, Брин вынуждена была прижаться к дверному косяку и аккуратно проскользнуть в коридор. Она осталась там в ожидании Габриэля, и ее лицо при этом казалось настороженным.
Опасение было полностью оправданным.
– Виски?
Оказавшись в стильном кабинете Габриэля, Брин почувствовала себя неловко. Она наблюдала, как он снимает пиджак и вешает его на спинку стула. Напряжение лишь разрасталось: Брин все еще переживала из-за своего не слишком удачного внешнего вида. На фоне Габриэля она выглядела бледно.
– Немного рановато для меня, спасибо, – непринужденно отказалась она. – Или вы думаете, что мне сейчас нужно расслабиться? – неуверенно добавила она, заметив его стальной взгляд.
Габриэль ничего не ответил, молча разлив виски в два хрустальных стакана. Вернувшись, он протянул один стакан ей. За последние четыре дня у него выдалось много удачных моментов, связанных с работой. Но в личной жизни все было гораздо сложнее. Габриэлю так и не удалось выбросить Брин из головы. Не удалось забыть этот последний вечер с ней, когда их взаимное влечение заставило их потерять голову. Габриэль не сомневался, что это случится снова, несмотря на предложенный Брин формат исключительно деловых отношений. И он согласился на эти условия. Пять лет назад Габриэль хотел эту женщину, и так же сильно он хочет ее и сейчас. В Риме он встретился с Лучией – своей давней знакомой, красивой жгучей брюнеткой, но в этот раз он отказался провести с ней ночь, потому что по-прежнему думал о Брин.
– Вам понадобится, – мрачно подтвердил он. – Нам обоим понадобится, – добавил он с иронией, делая долгожданный глоток из своего стакана. Пряный аромат духов Брин вновь вскружил ему голову.
Она взяла предложенный стакан. Ее рука при этом заметно тряслась.
– Как поездка в Рим?
– Прекрасно. – Габриэль отошел к окну, подальше от Брин и от ее околдовывающего аромата. – Мне пришлось постараться, но удалось приобрести две восхитительные фрески для нашей галереи, за которыми я и поехал.
– Да?
Он скривил губы в усмешке, увидев удивление в ее взгляде.
– Я же сказал вам, что еду по делам.
Да, он сказал именно это, но Брин не поверила ему. Правда, ее не должно касаться, чем занимался Габриэль в Риме эти четыре дня. В то же время в глубине души она хотела знать все подробности поездки.
Выражение лица Габриэля было мрачным, и Брин испытывала дискомфорт.
– Так о чем вы хотели со мной поговорить? – спросила она с деланой непринужденностью.
– О Сабрине Харпер.
Глава 6
– Брин, присядьте в кресло, наклоните голову v как можно ниже и просто глубоко дышите, черт побери! Да, вот так, – хрипло выпалил Габриэль, ставя стакан на журнальный столик и помогая ей дойти до кресла. – Черт возьми, девушка, что вы имеете против моего любимого виски тридцатилетней выдержки?
Габриэль нагнулся, чтобы поднять стакан. Минуту назад он выпал из рук Брин, когда, казалось, она уже готова была потерять сознание. Габриэль поставил стакан обратно в бар и схватил тряпку, чтобы вытереть лужу на ковре.
– Что вы сказали? – Он наморщил лоб, услышав, как Брин что-то бормочет, опустив голову между колен.
– Повторю, – отрывисто выпалила она, поднимая голову и свирепо смотря на него. Ее лицо было мертвенно-бледным, в глазах застыла боль. – Мне плевать на ваше односолодовое виски тридцатилетней выдержки!
– Я сомневаюсь, что вы будете так думать, когда я вычту стоимость бутылки при продаже ваших картин, – иронично ответил Габриэль, усаживаясь в кресло.
– Как вы можете? – продолжила она свое обвинение, прежде чем он смог ответить. – Как вы можете такое заявлять без всякого предупреждения?
"Немного времени ей понадобилось, чтобы оправиться после первого потрясения", – с сожалением подумал Габриэль.
– Какое предупреждение вы хотели, Брин? – раздраженно спросил он, с отвращением бросая мокрую тряпку на барную стойку. – Например: "Кстати, мне кажется, мы уже встречались в переполненном зале суда?" Или: "Вы так похожи на Сабрину Харпер! Дочь?" Только не падайте снова в обморок, Брин! – резко предостерег он, увидев, как ее лицо побелело, а дыхание стал затрудненным.
– Я не упаду в обморок.
Брин резко встала на ноги. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя.
– Как давно вы обо всем узнали?
Он повел бровью.
– Что Брин Джонс – это Сабрина Харпер?
– Да! – прошипела она сквозь стиснутые зубы.
Габриэль непринужденно пожал плечами:
– С самого начала.
– Но как?.. – Брин ахнула и потянулась рукой к подлокотнику кресла, чувствуя, что вновь теряет равновесие. – Вы не могли!
Его карие глаза спокойно смотрели на нее.
– Не мог что?
– Начать со мной работу! Я бы никогда не попала в финал конкурса, если правда обо мне была известна вам с самого начала!
Он пожал плечами, такими широкими и крепкими под кремовой шелковой сорочкой.
– Если честно, мой брат Рафаэль отговаривал меня включать вас в список участников, но я решил…
– Ваш брат Рафаэль тоже в курсе? – Она в недоумении уставилась на него.
– Послушайте, Брин, наш разговор сложится гораздо лучше, если вы будете понимать, что я всегда говорю правду. И никогда не боюсь последствий сказанных слов, – резко добавил он.
Одним из таких последствий оказалось заключение в тюрьму отца Брин. Этот неоспоримый факт незримо стоял между ними.
– Первым вас узнал Микаэль, – спокойно продолжал Габриэль. – Он видел вас на собеседовании у Эрика, затем сказал об этом Рафу, а тот уже сообщил мне.
– Хорошенькая шпионская группировка, не так ли? – попыталась огрызнуться Брин, все еще шокированная признанием Габриэля. С этой мыслью она никак не могла свыкнуться. Неужели он ее работы взял на выставку, полностью отдавая себе отчет, кто их автор? Пялился на ее грудь в тот день в офисе, пригласил на ужин к Антонио, целовал ее в тот вечер в машине. уже обо всем зная? Брин никак не могла понять, что же это все значило.
– Не думаю, что разумно оскорблять меня или моих братьев, – медленно произнес Габриэль.
Находясь в Риме и постоянно думая о ней, Габриэль пришел к выводу, что по возвращении в Лондон скажет правду. Брин испытывала к Габриэлю явную неприязнь, возможно, даже ненависть за то, что по его вине ее отец попал в тюрьму. Но ее влечение к Габриэлю также было неоспоримым. И он не видел способа продолжить их отношения, если правда останется невысказанной.
Конечно, оставалась вероятность того, что, даже поговорив начистоту, им не удастся наладить взаимопонимание, но Габриэль знал, что невозможно дальше лгать. Чем дольше он будет продолжать молчать, тем меньше шансов на то, что они с Брин когда-либо поймут друг друга.
– Я несколько раз просил вас довериться мне, Брин, поговорить со мной, – хрипло произнес он.
Она широко раскрыла глаза.
– Что вы имеете в виду? Я должна была рассказать вам, кем являюсь на самом деле? Что я дочь Вильяма Харпера?
– Да, – резко выпалил он.
Брин продолжала смотреть на него в полном недоумении.
– Вы понимаете, что это глупо?!
Он иронично усмехнулся:
– Тем не менее это правда.
Она недоуменно покачала головой.
– Об этом не могло быть и речи, – категорично заявила Брин.
Он нервно выдохнул.
– Очень… жаль. – Габриэль в самом деле думал, что в один прекрасный день она доверит ему свой секрет.
– Не вижу проблемы. – Она словно бросала вызов. – К счастью, у вас есть запасной кандидат для выставки молодых талантов, так что вы без проблем и с удовольствием можете выкинуть меня.
– Я не собираюсь вас выкидывать, Брин, и мне неприятен тот факт, что вы думаете, что это могло бы доставить мне удовольствие, – резко оборвал ее он и, поморщившись, нервно провел рукой по своим темным волосам. – И какого черта мне так делать, если вы, безусловно, самый талантливый художник на нашей выставке?
– Какого черта? – повторила она вызывающе. – Я дочь Вильяма Харпера! – напомнила она ему, словно повторение этих слов помогло бы ей понять поведение Габриэля. Да, он знал все с самого начала. Скандал вокруг имени ее отца был связан с галереей и семейством Д’Анжело, и она не могла поверить, что Габриэль, соглашаясь выставлять ее работы, готов был вновь напомнить общественности о той грязи.
Она с опаской посмотрела на Габриэля, еще раз отмечая, как гармонично он вписывается в обстановку роскошного кабинета. Его образ богатого и успешного человека, безусловно, вызывал доверие. Это было заметно и во время суда – даже судья, ведший процесс, выказывал ему большее почтение и уважение, чем другим участникам судебного разбирательства. Без сомнения, это придавало большую весомость свидетельским показаниям Габриэля против ее отца.
Конечно, вина отца не вызывала сомнений и не требовала особенных доказательств. Улики были налицо: попытка сбыть поддельного Тернера, заказ на выполнение подделки, оплата услуг художника из Польши – отец Брин заплатил ему гроши за изготовление подделки, а потом хотел сбыть ее за миллионы фунтов стерлингов Габриэлю и галерее "Архангел".
– Брин, даже без помощи Микаэля я бы сразу узнал вас…
Она бросила на Габриэля пронзительный взгляд:
– Не думаю. Я специально взяла другое имя и выгляжу совсем не так, как пять лет назад.
Он невесело улыбнулся:
– Вряд ли я когда-нибудь забуду девушку, которая с такой ненавистью смотрела на меня в суде на протяжении нескольких дней. Я бы узнал вас по одному только взгляду…