"Леся пришла!"
Завтра у "Гав-боев" съемки клипа. Гримировать их должна Леся. Сейчас у них на студии она посмотрит, в каком состоянии лица артистов, возможно, кому-то надо сделать чистку или массажик, чтоб на следующий день они предстали во всем блеске неотразимой красоты.
– Гав! – приветствует она открывшего ей дверь ясноглазого светловолосого Дениса.
– Р-р-р-р-р-р-р-р! – отвечает он. – Эй, говно-бои! Леся пришла!
От них, любимых, Леся не скрыла свое семейное имя. Это что-нибудь да значит!
– Леська! Слушай хита! – приказывает скуластый томный Ренат:
Я простату свою
Пуще глаза берегу,
А она мне в ответ
Ни гугу, ни гугу,
Все стоит и стоит
На другом берегу.
– Ну как? Романтично? – спрашивает он, откладывая гитару.
– Леська! Скажи ему, что такое простата, – просит Филя.
– Простата – это просто Тата, любимая девушка лирического героя песни. Без нее герою никуда. А она почему-то оказалась далеко.
Хорошо, хоть стоит… – задумчиво комментирует Дэн.
– Вот именно, – соглашается Ренат, – просто Тата.
– Слишком только печально, – отзывается Леся, – припев сделайте мажорный:
Эх ты, Татка моя,
Да простатка моя,
Вы такие, удалые,
Обе-двое у меня!
– Спиши слова! – просит Филя. – Соавтором будешь.
Они, дуря, перекидываются смешными словечками. Леся делает свою работу, не переставая смеяться.
Придумки
У группы куча придумок. Они знают, как насмешить, как завоевать сердца и души. Вечно кидают со сцены в зал, публике на память, что-нибудь незабываемое.
То на конфетной фабрике заказали карамельки, на обертках которых красовались их портреты – на каждой конфете по одному "бою". Объявили в местных газетах городов, где проходили концерты, о готовящейся "раздаче слонов".
В результате – залы забиты, поклонницы визжат, стоит только кинуть им горсть конфет – все рвутся собрать полный комплект картинок. Действо совершается под песню:
Ай вонт ю,
Я тебя люблю,
Ю вонт ми,
А ну-ка отними!
Неописуемое счастье доставили они своим фанатам, разбрасывая со сцены надувные шарики, еще не надутые. Горстями швыряли толпе, припевая:
Ты надуй его, надуй!
На прощанье поцелуй.
На портреты наглядись
И опять сюда вернись!
Обезумев от счастья, влюбленные девицы надували доставшиеся им шарики. А на шариках – о-о-о-о! На каждом – любимое личико кумира. Сколько было восторженных слез, поцелуев в резиновые губы резиновых портретов! И – вернувшихся на следующие концерты ненасытных любительниц подобного рода сувениров.
А было – вынесли на сцену "подушку счастья".
Что за подушка счастья такая? Кто объяснит?
Ну пришла одному из них прикольная мысль – на скорую руку порадовать верную публику.
Суть вот в чем.
Выносится огромная красная атласная подушка. Зрителям сообщается, что вот сейчас, на глазах всех собравшихся, произойдет обыкновенное чудо. Всем будет дарована настоящая любовь.
Минуточку: вот они зарядят подушку этой самой любовью.
Смотрите!
Красавцы обнимают, тискают, целуют подушку. Танцуют с ней, склоняются в танце, падают на нее. Зал стонет. Ждет. Что будет. Все жаждут обретения любви. И – ура! Мгновенно расстегивается "молния" на красной наволочке (все продумано: сначала хотели ножом вспарывать, потом отказались от жестокой сцены) – так вот: "молния" расстегнута, в зал летят заряженные любовью перья!
Перышки, как снежинки, целенаправленно выпархивают в зачарованный, заколдованный бесплатной раздачей любви зал. Со сцены на них направлена воздушная струя. Ах, какой волшебный снегопад! Жадные руки ловят себе "любовь". На счастье. Всю жизнь теперь будут хранить!
То, было дело, как-то картами игральными кидались, где сами были изображены в виде валетов и королей. Условие состояло в том, чтобы собрать всю колоду, тогда получишь главный приз: выйдешь на сцену, и тебя поцелуют твои кумиры.
Ой, что творилось!
Дружба без лишних слов
Леся, когда первый раз шла к ним, боялась, что предстанут перед ней заносчивые наглые себялюбцы, которым наплевать в душу ближнего – самое главное удовольствие. Приходилось уже встречаться с такими любимцами удачи. Капризы, истерики, унижение окружающих – неужели ради таких сомнительных удовольствий пробивались они к известности?
Почему бы и нет? Есть же давнее выражение – "вылез из говна и запел". И чем глубже в навозе сидел, чем больше усиливался к звездам пробиться и прибиться, тем громче и ароматнее "пение" пробившегося. Вблизи такой звезды долго не продержится никто. Ведь то, откуда вылез "певун", слишком явно будет давать о себе знать и помнить.
С этими ребятами все получилось наоборот.
Они оказались внимательными, предупредительными, даже услужливыми и очень скоро стали верными Лесиными друзьями.
А почему так вышло? Что было в Лесе, вызвавшее их доверие?
Конечно, дело она свое знала, как никто другой. Не утомляла. Понимала их с полуслова. У нее обнаружился безупречный вкус, природный такт. И – понимание. Шутки она умела поддерживать, как никто другой. Тем более шутки у них были какие-то полудетские, подростковые, близкие ей. Они так искренне радовались ей, так интересовались ее жизнью, что быстро стали не чужими.
Со стороны она на себя взглянуть не умела. Цену себе и не представляла. Не понимала, какое впечатление на людей производит.
Она бы недоверчиво смеялась, если бы ей кто-то сказал, что у нее прекрасные глаза, так и притягивающие своей глубиной и теплым вниманием, светящимся в них. Она бы не поверила тем, кто восхищался бы ее стройностью, ладностью. Она была привлекательной, интересной, красивой – даже в общепринятом понимании этого истертого слова, но понятия об этом не имела. И именно это придавало ее облику дополнительное обаяние. И было в ней при этом нечто неуловимо беззащитное.
Вот, с одной стороны, профессионально сильные руки, меткий глаз, понимание задач свидетельствовали о ее умениях, хватке, а при этом хотелось рядом с ней рыцарствовать, защищать. Может быть не всем, не все так чувствовали. Но ребята из группы относились к ней именно так, по-рыцарски.
Леся, с ее обычной сдержанностью, старалась не показывать, насколько хорошо ей с ребятами. Еще не так поймут. Но слова часто оказываются совершенно лишними. Без них – лучше. Ведь все само по себе, без всяких слов, обозначается и проступает в воздухе, в атмосфере. По атмосфере помещения вполне можно определить, какие люди в нем собрались и как друг к другу относятся.
Атмосферу ребята создавать умели. Может быть, в этом и заключался секрет их повсеместного успеха. В отличие от многих других попсовых групп, группок, группочек, соединившихся случайно, по хозяйской воле продюсера, полностью диктующего волю своим живым куколкам, "Гав-бои" были друзьями с самого раннего детства. Они выросли в одном дворе, ходили в один детский сад даже, не говоря уж о школе. Совершенно разные семьи, разные жизненные устремления родителей, разные воспитательные установки – а совпало, сложилось, срослось.
Филя
Филя, Филипп Петрушанский, сын театрального художника и балерины. Он с младенчества пасся, по выражению его бабушки, в театре, воспитался на классическом репертуаре. Воображение и фантазия Фили границ не имели. Большинство придумок и сюрпризов для зрителей – плоды его услужливой фантазии.
Впрочем, этим он прославился еще в детском саду. До сих пор хранит тогдашняя воспитательница, а ныне директор детского дошкольного учреждения Филину собственноручно изготовленную поздравительную открытку к Восьмому марта. На сложенном вдвое плотном альбомном листе изобразил ребенок сцены своей жизни в детсаду. Как умел, конечно. По-детски. Но гены папы-художника явно дали о себе знать. Вот растрепанный мальчик бьет ногой по мячу, вот девочку за косичку тянет, вот отодвигает тарелку с кашей (в тарелке значится – "каша"). Внутри открытки красовались стихи, сочиненные Филей, им же печатными буквами и написанные:
Поздравляю с праздником!
Поздравляю!
Буду я проказником.
Обещаю!
Тогда воспитательница, получившая в дар свидетельство редкого детского таланта, весело смеялась. Сейчас – гордится ценным подарком. Еще бы! Вон когда ростки-то проявились! А теперь – вся страна знает!
В школе Филя славился своим умением тонко увести течение урока в нужное ему русло. Зачем эти грубые, подлые доведения до белого каления ни в чем не повинного учителя? Зачем класть кнопку на преподавательский стул? Зачем натирать доску мылом? Старо и неостроумно.
Можно же все устроить тонко, мило, интересно для всех, в том числе и для педагога. Главное, чтоб до письменного опроса не дошло или до контрольной… И – не повторяться! Это – ни в коем случае.
– Петрушанский, к доске! – вызывает Наталья Николаевна.
– С удовольствием! – откликается примерный ученик.
Рывком, опрокидывая стул, спешит он предстать во всем блеске знания перед всем классом.
И вдруг! О ужас! Не дойдя до доски трех шагов, падает.
Но как! Вот где сказываются гены мамы-балерины! Умирающий лебедь истек бы последними слезами зависти при виде Филиного падения – долгого, выразительного, сковывающего ужасом привычное ко всему, но доброе учительское сердце. Возникало четкое, не подлежащее сомнению ощущение, что, падая, несчастный окончательно развалился буквально на части, на мельчайшие детали, кусочки.
Сколько бы ни продолжалось низвержение, всем присутствующим кажется, что длилось оно целую вечность. И тем не менее помочь не успели! Не поддержали, не уберегли, не ухватили гибнущего хоть за край одежды…
Наконец распростертое тело перед учительским столом окончательно затихает.
Учительница зажимает руками рот, видимо, чтобы не дать прорваться леденящему кровь крику ужаса.
– Филипп! Филя! Ох, ужас-то какой! Девочки, сбегайте в медпункт! – обретает она наконец дар речи.
– Не надо, – слабо доносится со стороны ножки учительского стула. – Я, кажется, жив…
– Но у тебя явно сотрясение мозга! – склоняется к поверженному судьбой Филе учительница.
– Я отдышусь и встану, – обещает примерный ученик. – Мне бы чуть-чуть сейчас полежать. Можно? Я потом отвечу.
– Да ты в себя сначала приди! – радуется педагог тому, что ребенок может говорить.
Это уже много при таком-то падении.
– Наталья Николаевна! – через силу, героически просит Филя. – Вы ведите урок, пожалуйста, очень вас прошу. Я чуть-чуть тут в себя приду.
– Лежи, лежи, не вставай, конечно, – соглашается ошеломленная учительница, забыв о намерении провести опрос.
Она тихонечко, чтобы не помешать Филе приходить в себя, объясняет новый материал, иногда скашивая глаза на вытянувшегося со скрещенными на груди руками ученика. Взгляд ее длится доли секунды, и этого хватает, чтоб вновь и вновь приходить в ужас от того, что могло бы быть – ведь могло бы быть – гораздо хуже!
В конце урока благодарные одноклассники бережно поднимают своего спасителя, хорошо отдохнувшего на полу у первой парты. И все вполне счастливы: и учительница, что обошлось, ученик здоров; и ученики, опять же – что обошлось, никого так и не спросили.
А вот еще маленькая радость.
Как ошеломить математичку, если она железная и несгибаемая, все подставы и розыгрыши знает назубок и ничто не может ее сбить с намеченного курса, отвлечь от цели? И отношения портить с ней – себе дороже.
– Спорим, что у тебя не получится? – предлагают задорные ученики выпускного класса, уверенные, что уж с Кларой Константиновной Филя не справится никоим образом.
– Я попробую, – задумчиво отвечает изобретатель.
Начинается урок. Клара пытливо оглядывает класс.
– Ну, кто нам докажет теорему?
Филя решительно тянет руку. Один-одинешенек тянет. Среди затаившего дыхание класса.
– Неужели только один смельчак нашелся? Маловато… – грозно тянет Клара, но все же сдается. – Ладно, иди, посмотрим, как у тебя получится.
Филя выходит к доске.
Берет в руки мел.
Начинает старательно стучать им о доску: и вправду что-то там наковыривает, формулы выводит.
Неужели так ничего и не придумал? Неужели просто напишет доказательство, и все? Люди разочарованно переглядываются.
Пишет и пишет. И – никаких.
Клара стоит как гранитный монумент, руки на груди скрестила, вглядывается в доказательство, суровая и неприступная.
И вдруг! О чудо!
– Подожди, мальчик! Не пиши! – восклицает математичка.
Неужели началось?
– Покажи, дай руку! Что это? – восклицает с неподдельным ужасом опытный педагог.
Тридцать голов тянутся разглядеть, что же это такое так изумило непробиваемую Клару.
Филя тем временем непонимающе озирается:
– Где? Что? – испуганно спрашивает оторванный от теоремы прилежный юноша.
Клара тем временем цепко хватает его ладонь.
И тут все видят: ногти у Фили покрыты ярко-красным лаком. Всего-то! Подумаешь, ерунда какая!
Конечно, ерунда. Но что ж никто до такой ерунды раньше не додумался? Никому в голову не пришло, какая химическая реакция может возникнуть в учительском мозгу в ответ на мальчуковый маникюр.
Ну надо же! Как мало оказалось нужно, чтобы разбередить подчиненную правилам и устоям душу педагога с огромным стажем.
– Что это у тебя, мальчик? – грустно-растерянно выдыхает Клара, не сводя глаз с алых ногтей.
– Это? А-а-а… Это мы так… Баловались, – жеманно, нараспев отвечает Филя. – Не обращайте внимания, это пустяки.
Филя честен, как и всегда. Ну, разве не пустяки, право слово?
Но для Клары эти ногти – символ такого падения, такого разврата, растления, конца света, что ей становится совершенно плевать на тему урока, теорему, доказательства, опрос и все остальное, столь мирное и привычное… Какая теорема, когда все кончено? Когда, в какие времена, скажите, люди добрые, на урок мог спокойно заявиться мальчик (мальчик!!!) с лакированными кровавыми когтями?
Класс уже понимает, что Филя своего добился! Урока не будет! Но! Главное сидеть молча и серьезно! Не сметь смеяться, хрюкать, всхлипывать, вздыхать. Это – самое трудное. Однако надо постараться.
– Мальчик! Это – очень плохо! – заявляет наивная Клара Константиновна, собравшись с духом. Она подыскивает слова, чтобы как можно деликатнее и доходчивее объяснить неуместность подобного антуража в облике мужчины.
– Кто тебя этому научил, скажи мне? – ласково и доверительно спрашивает она у Фили.
– Да это я сам… Просто посмотреть… – Филя опять говорит правду и только правду. Ничего, кроме правды.
И тогда Клара произносит речь. Ну, не такую, как Фидель Кастро, не на четыре часа, но на полчаса – это стопудово.
Она говорит о растленном влиянии Запада. О падении морали. Об измельчании мужчин. Об отсутствии стыда у девушки (зачем-то и девушек приплела заодно). И даже – туманно – о грехах и растлении, которое начинается с малого. А потом – по нарастающей, грех за грехом, падение за падением…
В заключение она берет с Фили честное слово, что больше он никогда! Никогда не будет забывать о своей принадлежности к сильному полу. И никогда – никогда не будет красить ногти!
– Честное слово! – обещает Филя (и ведь не врет, гад). – Честное слово, дорогая Клара Константиновна, я никогда больше не буду красить ногти. Простите меня, пожалуйста.
И опять же: все довольны. Клара – тем, что воспитательный акт явно удался, на такое времени не жалко. Ребята… Ну – ребята, понятно, чем.
После школы Филя поступил в Суриковское. Он стал профессиональным художником. Но школьная группа, созданная забавы ради, вдруг стала востребованной и превратилась в основную работу. Наверное, временно. Впрочем, что об этом задумываться? Пой, пока поется и пока слушателям не наскучили твои перлы.
Ренат
Не зря говорят, что противоположности сходятся. Ренат Хайрулин и Филя Петрушанский – наглядная иллюстрация этого правила.
С раннего детства перед глазами его был главный пример: папа.
Отец Рената родился в маленькой татарской поволжской деревушке, где царили строгие установки и законы. Основной закон: в доме главный мужчина. Его слово первое и последнее. Но и ответственность лежит на мужчине. Он обязанностей имеет больше всех в доме: на нем держится благосостояние семьи, он кормилец, защитник.
Женщина рожает, вскармливает и правильно воспитывает детей, в первую очередь в уважении к старшим и в почитании порядков и традиций.
Женщина ведет дом и дочек приучает к тому же.
На сына мать не может кричать, не может его отшлепать. Она уважать должна будущего мужчину. Если что не так сделал, расскажет отцу, тот разберется сам.
Папа был старшим сыном в многодетной семье. Он знал, что на него возложено. Вместе с родителями будет он всегда в ответе за младших. Главной его детской мечтой была армия. Мечта осуществилась. После школы поступил в Высшее офицерское командное училище и дослужился до генерала. Честный его офицерский путь розами устлан не был: и в Забайкалье послужил, и в Афганистане повоевал, и Кавказ на его долю выпал.
Жена ему досталась из его же деревни: верная, надежная, правильно воспитанная.
Без воспитания женщина легко превращается в шайтана. А это – самое страшное. Потому что за красотой трудно бывает мужчине разглядеть страшные черты врага рода людского. Женщина, у которой нет уважения к мужу, – самое страшное наказание. Какой пример она покажет? Кого вырастит? Скандалисток и подкаблучников. То есть: неполноценных людей.
Всей своей жизнью родители Рената показывали, как надо жить, чему покоряться, что преодолевать терпеливо.
Главное было – помнить о своем мужском достоинстве и долге.
Хорошего парня вырастили. Учился прилежно, в Горный институт поступил, надежную специальность приобрел.
Но попутно всегда были шутки, песенки, гитары, танцы, грохот.
Привыкли потихоньку родители к такому раздвоению личности своего хорошего сына.
Потому и не смутились, когда узнали о его выборе. Горное дело подождет, если что. Почему и не попеть, если людям нравится? Вся страна знает – чем плохо?
Ренат, как никто другой из группы, умел вести деловые переговоры, добиваться своего спокойно, не психуя, не выходя за рамки приличий. Как старший брат, как настоящий мужчина.