- Она даже не знала, что мы родственники. Она просто хвалилась передо мной тем, что захомутала очень романтичного военного магната. Тут я крикнул: "Постой! Да ведь это мой старик!" Она чуть в обморок не упала. Маргарет приятная девочка. Похоже, она во вкусе Флемингов-мужчин. - Он засмеялся. - Как бы там ни было, не волнуйся. Я умею держать язык за зубами. Я восхищаюсь тобой - у тебя классный вкус насчет женского пола. Могу только мечтать о том, чтобы в твоем возрасте так же лихо покорять девиц! Конечно, мое восхищение тобой по этому поводу вряд ли разделила бы мать, а?
Ник пересек комнату, выхватил рюмку из рук Чарльза и плеснул бренди ему в лицо.
- Эй! - крикнул тот.
Ник грубо схватил его за ворот кителя и чуть приподнял с кресла.
- А теперь слушай, - негромко заговорил он. - Ты мой сын, и я люблю тебя. Но ты мне совсем не нравишься, Чарльз. У тебя поганый характер. Я не знаю, какой ты герой в небе. У меня такое чувство, что ты пошел на войну и подвергал себя там опасности лишь для того, чтобы потом бросить мне это в лицо в качестве обвинения, а? Что скажешь?
- Это неправда!
- А иначе чем бы ты меня шантажировал? А ведь это чистой воды шантаж! И мне это не нравится. Послушай, за что ты меня ненавидишь?
- Глупости! Ты мой отец, и я люблю тебя! Я восхищаюсь тобой! Я… - Он вдруг зарыдал, - я хотел быть как ты… я думал… только… - Он стал давиться слезами. Ник отпустил его, и Чарльз упал обратно в кресло.
- Только что?
- Ты не представляешь, что такое - быть сыном человека, о котором все газеты кричат, что он "торговец смертью"! - Он взглянул на отца налившимися кровью глазами. - В моей эскадрилье есть ребята, которые даже не разговаривают со мной из-за этого, им кажется, что это ты развязал войну.
- Я развязал войну?! А кто в течение последних шести лет пытался предупредить Америку об угрозе нацизма? Я!
- Но они этого не знают! Они пьют с нашими американскими летчиками, и те рассказывают им Бог весть что! Я для того и гоняюсь каждый раз за немецкими самолетами, чтобы искупить твою вину!
Ник потрясенно взглянул на сына.
- Если это действительно так много для тебя значит, - сказал он, - я продам компанию!
- НЕТ! - завопил Чарльз. - Она нужна мне! То есть… я хочу сказать, что когда-нибудь она перейдет ко мне. Просто я… сейчас трудно быть сыном Ника Флеминга.
Достав из кармана носовой платок, он стал вытирать бренди с лица.
- А я скажу, что не так уж легко быть отцом Чарльза Флеминга, - проговорил Ник. - Хорошо, внесем ясность. Ты хочешь получить компанию. Отлично, я оставлю ее для тебя. Но мне нужно кое-что узнать о тебе, Чарльз. Я думал, что у меня никогда не хватит мужества спросить. Ты когда-нибудь прикасался к Сильвии в… сексуальном смысле?
Лицо сына побагровело от гнева.
- Так вот о чем ты думаешь! - вскричал он. - Что за грязная инсинуация от человека, который балуется с Маргарет Кингсли за спиной моей матери! Ты лжешь, лжешь и пошел к дьяволу со своей ложью! Я никогда ничего подобного не делал со своей сестрой! Никогда! Но не думай, что я не знаю, почему ты сплавил меня в Оксфорд! Это все следствие твоего извращенного сознания, которое подсказывает тебе Бог весть что! Я поэтому и ненавижу тебя! Это ложь!
Он кричал как ненормальный. Ник подавил приступ дурноты. Он вернулся к ореховому письменному столу, сел и достал чековую книжку.
- Я не просто дам тебе тысячу фунтов, я поступлю даже лучше, Чарльз, - сказал он, взяв в руки перьевую ручку из малахитового футляра. - Я сейчас напишу тебе чек на два миллиона. После этого ты уйдешь из дому, и, надеюсь, больше я никогда тебя не увижу.
Чарльз изумленно воззрился на отца:
- Почему?
Ник тяжело посмотрел на сына.
- Потому что, - начал он спокойно, - ты слишком много протестуешь. А то, что ты совершил с Сильвией, отвратительно.
Чарльз вскочил с кресла.
- Отец… - прошептал он. - Ты ведь этого не сделаешь…
Но Ник уже писал чек.
- Я расскажу матери о Маргарет Кингсли! - взвизгнул Чарльз. - Я расскажу ей о том, какой двуличный подонок ее муженек!
- Она уже знает, - сказал Ник, подписывая чек. - Не утруждайся рассказами ей о Маргарет Кингсли. Я сам это сделаю, прямо сейчас.
Он вырвал готовый чек, поднялся из-за стола, передал его своему сыну с багровым лицом и сказал:
- Всего хорошего, Чарльз.
И вышел из комнаты.
- Ник, ты не посмеешь! - восклицала Эдвина спустя пять минут. Ник поднялся к ней в спальню и рассказал обо всем, что произошло. - Чарльз наш сын! - кричала она. - Не важно, что он натворил! Какие бы это ни были жуткие вещи… Мы дали ему жизнь, и мы не можем вот так просто швырнуть ему в руки чек и прогнать из дому! Он наш сын!
- Эдвина, ты думаешь, я хотел, чтобы все так вышло? Он превратился в негодяя! Пойми, он пытался меня шантажировать! Меня, своего отца!
Эдвина, уже в ночной рубашке, сидела на краешке кровати.
- Ты имеешь в виду ту женщину, о которой он рассказывал? - спросила она.
Ее муж, беспокойно ходивший туда-сюда по комнате, теперь остановился и взглянул на жену.
- Да. Я обманывал тебя, и ему удалось до этого докопаться.
Она отвернулась. Он подошел к ней, сел рядом на постель и обнял ее одной рукой.
- Прости меня, любимая, - тихо проговорил он. - Я всегда любил тебя, но у меня не получается быть образцовым мужем. Ты часто упрекала меня за то, что у меня двойной стандарт в жизни, что я, мол, могу изменять, а ты не можешь делать то же самое. Ты была права, я признаю это. И от всего сердца прошу у тебя прощения. Ты лучшая в мире жена, а я никудышный муж.
Она взглянула на него и вздохнула.
- Хорошо, по крайней мере, ты наконец признал это после стольких лет. - Проговорила она с вымученной улыбкой. - Я считаю это чем-то вроде моей маленькой победы. Но это пиррова победа, если мы теряем нашего сына…
- Эдвина…
- Подожди минуту. Я вовсе не оправдываю Чарльза. Я согласна насчет него во всем, что ты говоришь, хоть это и не делает чести нам, родителям. Но ведь эта проклятая война ведется именно против семьи! Конечно, мне могут возразить, обращаясь к высоким материям, но я работаю в Тракс-холле с детьми-сиротами. Для меня война - это прежде всего разрушенные, разбомбленные семьи, это дети, которые уже больше никогда не увидят своих родителей. Так неужели же мы станем ломать нашу семью по своему собственному произволу?! Только из-за того, что наш сын оказался не таким, каким мы ожидали его видеть? Пока что нам везет: никто не погиб. Но вдруг на следующей неделе Чарльза собьют? Это возможно. Как тогда у тебя будет на душе, на сердце?
- Он совершил кровосмешение!
- Откуда ты знаешь?
- Я знаю. Когда я обвинил его в этом, с ним чуть припадок не случился. Эдвина, я уверен в его виновности так же, как уверен в том, что люблю тебя. И я больше не хочу иметь с ним ничего общего! Господи, конечно же, я сам не святой. Чтобы понять это, тебе достаточно прочитать то, что обо мне пишут в газетах. Но то, что сделал он…
Он покачал головой.
- Ник, если ты меня любишь…
- Здесь не может быть никакого "если".
- Может! Как-то очень давно я изменила тебе… Тебе потребовалось много лет, чтобы простить меня. Что касается твоей неверности, то я смотрела на все твои похождения сквозь пальцы и прощала тебя сразу же, потому что люблю тебя больше… наверно, больше чем себя саму. Если ты любишь меня, то должен дать Чарльзу шанс!
- К черту! Я не могу этого сделать.
- Он наш сын.
- Если бы твой сын оказался убийцей, ты и тогда продолжала бы любить и защищать его?
- Да! Мне пришлось бы!
Он покачал головой, поднялся с постели, подошел к окну и выглянул наружу. После паузы он сказал:
- Я подумаю. И учти: только ради тебя, Эдвина. Я подумаю.
Несколько минут они молчали, погруженные в свои мысли. Затем она поднялась с кровати, подошла к мужу и, обняв его, поцеловала в щеку.
- Жить с тобой, милый, настоящее счастье, - прошептала она.
Он взглянул на ее все еще красивое лицо, полуосвещенное светом ночной лампы. Да, его душили ярость и гнев по отношению к сыну, но одновременно с этим он чувствовал неизвестную доселе силу любви к жене. Он обнял ее и прижал к себе.
- И ты подарила мне лучшие мгновения жизни, - прошептал он, целуя ее.
- Это дикая ложь! - горячо воскликнула Маргарет спустя два дня. - Я никогда не занималась любовью с твоим сыном! Как он посмел заявлять такое?!
- Тогда что случилось? - спросил Ник.
Они пили чай у Маргарет дома. В окна были вставлены новые стекла.
- Я познакомилась с ним в министерстве авиации, когда он сдавал какие-то документы своей эскадрильи. Потом мы встретились еще раз за ленчем. Он увидел меня, попросил разрешения сесть со мной, и я согласилась. Это было спустя два дня после того, как ты был здесь у меня. Поскольку я увидела, что он тоже американец, я спросила, знает ли он о тебе. Разумеется, я была изумлена, когда он сказал, что ты его отец. Но я даже не намекала ему на то, что мы занимались с тобой любовью! И с ним я тоже не спала! В конце концов я люблю своего мужа. И если уж я и позволила себе совершить глупость с тобой, это не значит, что я делала то же и с другими. Я готова задушить твоего сына!
- Значит, он обо всем сам догадался, - сказал Ник, - и воспользовался этим для того, чтобы шантажировать меня.
- Шантажировать тебя?! - воскликнула изумленно Маргарет.
Он кивнул.
- Да, вот такой у меня сыночек. Во многом тут моя вина. Это я избаловал, испортил его, когда он был еще ребенком. Не знаю, правильно ли я поступаю, вышвыривая его из своего дома и из своей семьи. Моя жена души в нем не чает и делает все, чтобы помирить нас. Но однажды он совершил такое, что я никогда не в силах буду простить.
- Что?
Он покачал головой.
- Я не могу тебе рассказать. Я никому никогда не расскажу. Но это не покидает меня, сидит постоянно вот здесь. - Ник постучал себя указательным пальцем по лбу. - Это убило всю мою любовь к нему, а я действительно любил его…
Он замолчал, и она увидела, как ему на глаза наворачиваются слезы. Она подошла к нему и взяла за руку.
- Мне очень жаль, сказала она.
Он поднял на нее глаза и попытался улыбнуться.
- Никак не хотел взваливать на тебя мои проблемы, - сказал он. - Просто думал поговорить с тобой. Узнать правду о тебе и о нем.
- Твой сын привлекателен. Но в нем нет и половины той привлекательности, которая есть в его отце. - Она наклонилась и поцеловала его в лоб. - Хочешь остаться на ночь?
Он опять посмотрел на нее и отрицательно покачал головой.
- Нет. Я не врал, когда говорил, что ты околдовала меня, но мне необходимо развеять эти чары. У тебя есть муж, а у меня - жена. В прошлом я часто изменял Эдвине, и всякий раз как-то ухитрялся оправдывать себя. Но я больше не хочу обманывать ее. Наверное, это звучит странно.
- Вовсе нет. Я думаю, ты ее любишь.
Ник слабо улыбнулся:
- Я всегда ее любил, но теперь… когда теряю сына… Мне кажется, я теперь нуждаюсь в ней. Впервые в жизни я нуждаюсь в ней.
Она стиснула его руку.
- Я рада тому, что мы познакомились, - сказала она тихо. - Не буду врать: я чувствую себя виноватой перед мужем за все, что было между нами. Но ты всегда останешься для меня приятным воспоминанием. Она улыбнулась. - Я сильно скомпрометировала свою репутацию соцалистки, влюбившись в капиталиста.
Он поднялся из-за стола, провел рукой по ее щеке и сказал:
- Этому капиталисту до сих пор не приходилось встречать такую красивую и умную социалистку.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Питер Чедвик бежал за своим новым красным воздушным шаром, который ему купила Эдвина, как вдруг из-за деревьев вдали вылетел самолет. На дворе стоял январь 1942 года. Америка уже вступила в войну и, К отчаянию Эдвины, Ник скоро должен был вернуться в Вашингтон, чтобы помочь там координировать вопросы вооружений в недавно созданном Пентагоне.
- Эльвира! - позвала Эдвина свою двадцатилетнюю помощницу. - Детей в дом! Быстрее! Видите, немецкий самолет!
Девушка, прищурившись, взглянула на небо.
- Но что он здесь делает?
- Не знаю. Может, летчик потерял ориентировку. Торопитесь же! Я за Питером!
Эльвира тут же стала подталкивать детей к дверям дома, а Эдвина побежала по большой открытой лужайке за домом, крича:
- Питер, вернись!
Но Питер, который находился от нее по меньшей мере в двух сотнях футов, вовсе не собирался терять свой красивый воздушный шар. Он продолжал бежать за ним.
- Питер!
Самолет с огромным черным крестом промчался над самой головой мальчика. Питер услышал треск пулеметной очереди. Он остановился и обернулся назад. Самолет перевалил через особняк Тракс-холла, едва не задев его печные трубы, взмыл в воздух и взял курс на Ла-Манш.
Неожиданно воцарилась тишина.
Питер, совсем позабыв о своем шарике, бросился бегом к красивой женщине, которую он успел полюбить. Он не мог понять, почему она лежит неподвижно прямо на земле.
- Миссис Флеминг, - позвал он издали.
Подбежав к ней, он, тяжело дыша, упал на колени и взял ее за руку. И тогда он увидел черно-бурые дырочки на ее красивом белом платье.
- Миссис Флеминг! - заревел он. - Вставайте. Пожалуйста… Вставайте…
Питер Чедвик потерял свою вторую маму.
Бессмысленное убийство Эдвины едва не свело Ника с ума. Эта ни в чем не повинная женщина, находившаяся далеко от ближайшей военной цели, была застрелена из пулемета с воздуха, когда бежала по лужайке, пытаясь спасти десятилетнего мальчика. Это поразило Ника в самое сердце своей варварской жестокостью и бессмысленностью. Его ненависть и отвращение к нацистскому режиму, зародившаяся восемь лет назад в комнате допросов гестаповского застенка, теперь затмила его мозг. Когда ему показали ее тело в местном морге, он зарыдал, как ребенок. Ее лицо, красивое и в смерти, пробуждало в его сознании тысячи светлых воспоминаний. Его первая встреча с ней в Тракс-холле так много лет назад, во время первой войны… Их бурный роман… Головокружительные годы, проведенные в Голливуде… Их ссоры и семейные радости… Их ласки и подозрения в обоюдной неверности… Они прожили вместе почти четверть века, и вот теперь она покинула его. Нежданно, страшно, бессмысленно.
Он прижал ее руку к своим губам, жгучие слезы упали на ее ледяную кожу. Его сердце было разбито.
Спустя два дня после этого маленькую каменную церквушку, построенную в XVIII веке, заполнили волнующие звуки мелодии гимна Уильяма Блейка "Иерусалим", который исполнялся хором мальчиков и молящимися. Ник согласился с тем, чтобы его жена была похоронена вместе с другими членами своей старинной фамилии. Жители соседней деревеньки в течение вот уже более двухсот лет оказывали последние почести хозяевам Тракс-холла - одним больше, другим меньше. В церкви присутствовали родители погибшей, лорд и леди Саксмундхэм. Они как-то вдруг постарели. Королевскую фамилию здесь представляла герцогиня Кентская. Черчилль не смог приехать и прислал письменные соболезнования, зато была его жена Клементина. Попрощаться с сестрой приехала и леди Блейк. Но больше всех страдал, кажется, Питер Чедвик. Его, как и остальных воспитанников приюта, тоже привезли сюда, чтобы они имели возможность проститься с любимой ими миссис Флеминг.
"Пока мы не построили Иерусалим, - пел хор, - на зеленой и мягкой земле Англии".
Был здесь и Чарльз. Он появился в церкви сразу после начала церемонии. Он сидел на скамье в последнем ряду в своей форме летчика и слушал преподобного доктора Кадуоллэдера, служившего заупокойную по женщине, которую он знал еще маленькой девочкой в те далекие и мирные времена, теперь казавшиеся уже чем-то вроде красивой сказки… Наконец молитва окончилась, последние звуки гимна отзвучали под сводами церкви и гроб с телом Эдвины был опущен в склеп.
Когда все стали выходить из церкви, Чарльз подошел к отцу. Прошло уже больше года с того времени, как они не виделись и не разговаривали.
- Могу я с тобой поговорить? - спросил Чарльз.
Ник рассеянно посмотрел на него и кивнул. Они шли вдоль стены церкви. Стоял холодный, сырой день, небо было серым, стонал ветер. Чарльз достал из кармана кителя листок бумаги и подал его отцу.
- Ты знал, что я никогда не разменяю этот чек, - сказал он.
- Знал.
- Я снова хочу быть твоим сыном. Я… - Он сглотнул. - То, в чем ты меня тогда обвинил, правда. Я осознаю, что совершил гнусный поступок с Сильвией. Мне стыдно за себя. Но я собираюсь просить тебя, во имя памяти о матери, чтобы ты попытался простить меня и дать мне еще один шанс. Я действительно стремлюсь к тому, чтобы ты мной гордился. - Он помолчал немного, потом добавил: - Я даже хочу, чтобы ты снова меня полюбил.
Ник закрыл глаза и услышал голос Эдвины: "Чарльз наш сын! Не важно, что он натворил! Какие бы ужасные вещи это ни были… Мы дали ему жизнь и не можем вот так просто швырнуть ему чек и выставить из дому!"
В течение всего последнего года жизни Эдвина постоянно твердила мужу, чтобы он изменил свое решение в отношении сына. Теперь, глядя на Чарльза, Ник жалел о том, что проявил упрямство и не пошел навстречу жене. Он взял сына за плечи, и они обнялись.
- Я так ее любил, - прошептал Чарльз.
- И я, - сказал Ник. - Даже больше, чем сам думал.
Он разорвал чек, и холодный ветер разметал обрывки по земле.
- Мы начнем все сначала, - сказал Ник, когда они вместе направились к ожидавшему Ника "роллсу".
Что ж, по крайней мере, он вновь обрел сына…
Он уже занес ногу, чтобы сесть в машину, как вдруг заметил подходившего к нему Питера Чедвика. Ангельское личико мальчика было спокойным, но Нику стало ясно, что Питер плакал. У него были красные припухшие глаза.
- Мистер Флеминг, - робко обратился он к нему.
Ник присел на корточки и взял мальчика за руки.
- Тебя зовут Питер, да? - сказал он. - Ты был с ней, когда…
Мальчик кивнул.
- Она подарила мне красивый красный шар, - сказал Питер. - Он мне всегда будет напоминать о ней.
Пожилой американец и совсем юный англичанин взглянули друг другу в глаза и ощутили, что их обоих связывает память о женщине, которую они оба любили. Питер достал что-то из кармана своего пальтишка.
- Это упало с самолета, - сказал он. - Я видел, как они падали с неба. Я думал, вам это нужно…
Он протянул руку Нику и разжал кулак. На ладонь Нику упали три латунных гильзы. Ник взглянул на них. Если бы кто-нибудь другой преподнес ему такой подарок, то ему показалось бы это неприличным. Но со стороны Питера это выглядело правильным.
- Спасибо тебе, - проговорил Ник, разглядывая гильзы.
Вдруг его взгляд помертвел.
Он рассмотрел одну из гильз поближе и увидел выгравированную на ней аббревиатуру "РАК" и инвентарный номер "479". Он узнал эти гильзы! Ярость пронзила его мозг, когда он зажал в кулаке патроны, произведенные его же собственной компанией!
"РАК" означало: "Рамсчайлд армс компани".