Она стиснула его руку, и он удивился тому, откуда у нее вдруг взялись силы.
- Ты должен попытаться остановить этот кошмар, Ник, - прошептала она. - Войну… последнюю войну… У тебя власть и деньги. Ты вполне способен остановить это безумие, Ник! Ты обещаешь мне это? Ради меня, ради всего того, что я дала тебе в этой жизни. Я прошу только одного взамен: попытайся остановить приближение войны… Попытайся спасти наш красивый мир. Ты обещаешь мне?
И снова он приник губами к ее руке.
- Я обещаю, - сказал он.
- Хорошо.
На лице ее отразилось умиротворение. Он был искренен в своем обещании, но не знал, как его выполнить.
Эдит умерла на следующее утро.
Годы шли, и в семье Флемингов, как и во всякой другой семье, происходили перемены. Кто-то женился, кто-то рождался, кто-то умирал. Правда, в отличие от остальных семей, благосостояние семьи Флемингов неуклонно повышалось, доходы увеличивались, и все это служило доказательством того, что богатый всегда может стать еще богаче.
В 1952 году Чарльз женился на Дафни Пирс, богачке, известной в обществе. Сильвия все еще не могла преодолеть в себе противоестественного влечения к родному брату, она презирала свою новую родственницу и наконец, чтобы "утереть нос" Чарльзу и Дафни, уехала в Англию с сыном Артуром, где, ко всеобщему изумлению, без труда охмурила одного из самых богатых холостяков Европы, своего кузена лорда Рональда Саксмундхэма, главу Саксмундхэмского банка. Рональд унаследовал Тракс-холл, который был возвращен семье правительством после войны. Так что Сильвия стала очередной хозяйкой старинного родового дома. Она чрезвычайно радовалась этому: все здесь живо напоминало о матери.
Сильвия быстро устроила Артура в Итонский колледж, переняла английское произношение и всерьез замыслила стать влиятельной представительницей лондонского света.
В 1955 году Эдвард Флеминг, единственный в семье представитель "богемы", или "битник", как их теперь называли, опубликовал свою первую книгу. Это была странная история из жизни курильщиков марихуаны в Гринвич-виллидж. Книга имела хорошие отзывы от критиков, но распродано было лишь три тысячи экземпляров. Эдвард бросил военную тематику после выхода и гигантского успеха "Обнаженного и мертвого", молодым писателем завладело чувство страшной зависти, и мечта о величайшей американской военной книге была похоронена. Эдвард был так обескуражен своим неудачным дебютом в литературе, что занял у отца миллион долларов и открыл собственный издательский дом, назвав его "Флеминг-пресс". Ник, который всегда подозрительно относился к писательской профессии, сделал все, чтобы заставить Эдварда бросить перо и заняться издательским бизнесом. И ему это удалось. К своему огромному удивлению, у Эдварда работа стала получаться и даже нравиться. Поскольку он сам был литератором, то работал смело и, пойдя на риск, поставил на новаторские литературные жанры. В 1956 году его издательский дом выпустил свою первую книгу. Это был научно-фантастический приключенческий роман "Дальний космос" (действие разворачивалось на одной из планет звезды Тау Сети). К его изумлению, книга распродавалась, как горячие пирожки, и "Флеминг-пресс" получил свою первую прибыль. Ник, почуяв успех и перспективу, уговорил Эдварда влиться в "Флеминг комьюникейшнз". Сделка была заключена, и вскоре Эдвард - который всегда хвастался тем, что не жаден, - обнаружил, что стал настоящим богачом.
Хью и Морим Флеминги оба женились и работали на своего отца. Поэтому в 1960 году, когда Нику исполнилось семьдесят два, он сказал Диане:
- По-моему, пришла пора отправляться на пенсию. Мальчики вполне справляются сами.
Но его ждал сюрприз.
3 февраля 1963 года президент Джон Ф. Кеннеди сказал своему секретарю:
- Соедините меня по телефону с Ником Флемингом. Он на своей яхте в Карибском море.
- Хорошо, господин президент.
"Сизпрей", построенная год назад на верфи в Голландии, была последней причудой Ника. Он пресытился своими роскошными домами, виллами и квартирами, ненавидел курорты за то, что там не хватало уединения, нуждался в теплом климате зимой из-за своего артрита, поэтому в конце концов решил построить себе яхту. Вдвоем с Дианой они приступили к реализации этого плана. Для работы наняли кораблестроителя и дизайнера, которые должны были сотворить яхту их мечты.
И "Сизпрей" вышла именно такой, какой задумывалась.
Сто девяносто футов в длину, с изящным белым корпусом, с двумя трубами, с четырьмя мощными дизельными машинами, этот корабль мог развивать скорость до двадцати двух узлов. Команда состояла из двадцати пяти человек, включая французского кока, шведку-массажистку и канадского врача. Этого было вполне достаточно для того, чтобы удовлетворять все потребности хозяина яхты, его супруги и гостей. Согласно завещанию, по смерти Ника его коллекция современной живописи должна была перейти в Музей современного искусства. Начиная с пятидесятых годов, он стал приобретать полотна старых мастеров, которыми украсил кают-компанию яхты. Здесь был и Ватто, и Гойя, и Делакруа. В столовой красовался великолепный Рембрандт, за которого пришлось выложить более двух миллионов долларов. В хозяйской каюте Ник и Диана имели возможность любоваться работами Мане и Греза. Что касается будуара Дианы, то он был украшен картинами мадам Виже-Лебран.
Ник считал, что все эти годы торопился жить, и теперь решил побыть некоторое время в покое и отдыхе. На "Сизпрей" было все для того, чтобы Ник и Диана могли спокойно наслаждаться роскошным времяпрепровождением.
В тот день яхта бросила якорь на Ямайке. Ник и Диана загорали у кромки плавательного бассейна, когда раздался звонок.
- Это президент, сэр, - сообщил один из стюартов, подавая Нику телефонный аппарат.
- Мистер Флеминг? - раздался в трубке голос Джона Ф. Кеннеди. - Ну как там нынче на Ямайке?
- Лучше и быть не может, господин президент, - ответил Ник. - Термометр показывает тридцать градусов, и в небе - ни облачка.
- О, я вам завидую. Я только что переговорил с вашим сыном Чарльзом. Он говорит, что вы пока не собираетесь продавать нам товар Рамсчайлдов.
- Совершенно верно, господин президент. И причины остаются все те же. Та война, которую мы ведем в этой паршивой стране, которой даже и название-то никто правильно произнести не может, является низкой и отвратительной. Я слишком стар для того, чтобы меня снова начали обзывать Титаном смерти. Я не желаю вляпываться в войну, которая день ото дня становится все более непопулярной. Но для того, чтобы узнать эту мою точку зрения, вовсе не обязательно было звонить мне, ведь вы, как я полагаю, знакомы с содержанием моих газет. А если я сказал раз, то я скажу это и сто раз: "Уходите из Вьетнама".
Он услышал, как президент прокашлялся.
- Мне хорошо известна ваша точка зрения, но независимо от того, правы вы или нет, ситуация такова, что мы не можем сейчас уйти оттуда…
- А вы соберите чемоданы и уйдите! - почти выкрикнул раздраженный Ник.
- Вы прекрасно знаете, что это все не так просто.
- Ничего сложного. Не слушайте вы этих генералов из Пентагона! Им нравится эта война. Уж я-то довольно навидался в своей жизни этого брата, чтобы знать, какую они всегда ведут игру! Не слушайте их.
- Ну что ж, вижу, что наш разговор никуда не ведет, мистер Флеминг. Но дело в том, что мы остро нуждаемся в вашем оружии Могу я взывать к вашим патриотическим чувствам, сэр?
- Это последнее прибежище негодяев, как сказал бы доктор Джонсон. Нет, господин президент, вы не можете взывать к моему патриотизму, потому что он говорит мне, что эта война причиняет больше вреда, чем пользы той стране и одновременно губит массы людей. Какое нам дело до того, что во Вьетнаме у власти будут коммунисты? Черт с ним! Кому он нужен?
Президент вздохнул:
- Ладно, мистер Флеминг. Продолжайте наслаждаться жарким солнцем.
- Вы не обиделись, мистер президент? - улыбнувшись, спросил Ник.
- Не могу сказать, что я в восторге от вас в эту минуту. Всего хорошего, мистер Флеминг.
Президент положил трубку и объяснил стоявшему рядом с ним брату, занимавшему пост министра юстиции:
- Старый упрямец!.. Я его даже с места не сдвинул!
Ник, закончив телефонный разговор, сказал Диане:
- Вот это да, уж не спятил ли я? Никогда еще я не получал такого удовлетворения от продажи очередной партии оружия, как сейчас - ничего не продав!
- То, что ты можешь послать подальше самого президента Соединенных Штатов, - сказала Диана, - я и называю властью, милый.
- Когда десять лет назад умирала мать, она взяла с меня слово попытаться остановить приближающуюся войну, остаться в стороне от ядерных вооружений. Это обещание было нелегко выполнить, но под конец, мне кажется, я понял, как это сделать. Я просто не буду им продавать свой товар. В 1945 году я хотел было уже вообще плюнуть на военный бизнес, но Чарльзу удалось отговорить меня. Что ж, по крайней мере, сейчас у него ничего из этого не выйдет. Эта война - глупая ошибка, и я не хочу в ней участвовать.
Она гордилась своим мужем.
- Ты абсолютно прав, Ник. Но Чарльз не сдастся. Он будет воевать с тобой.
- Пусть его воюет. Босс пока еще я.
Он откинулся на спинку шезлонга и закрыл глаза от слепящего карибского солнца. Он думал сейчас о своей матери и о данном ей обещании.
Он думал о том, что наконец-то знает, как уважить ее просьбу.
А в это же самое время, - через час после разговора Ника с Кеннеди - Чарльз Флеминг собрал с зале заседаний Флеминг-билдинга в Нью-Йорке своих младших братьев - Эдварда, Мориса и Хью. Еще с войны у него осталась легкая хромота, но, несмотря на это и на свои сорок четыре года, он был все еще строен, выглядел моложаво, а сшитый в Лондоне серый костюм вдобавок придавал его осанке властность. Он был разгневан.
- У меня только что состоялся разговор с президентом, - сообщил он, садясь во главе стола. - Он сказал, что звонил старику на "Сизпрей" и тот все еще держится своей старой линии.
- Никаких сделок с Пентагоном? - спросил Морис. Ему исполнилось уже тридцать девять, и он был отцом четверых детей.
- Никаких сделок с Пентагоном. Лично у меня терпение уже иссякло. Мы теряем сотни миллионов долларов на нереализованных заказах только из-за того, что какой-то дряхлый старикашка на своей яхте полагает, что это, видите ли, безнравственная война!
- Она такая и есть, - сказал Эдвард. Он был вице-президентом "Флеминг индастриз" и заправлял издательским и газетным бизнесом. Он так и остался холостяком и, несмотря на то что присоединился к предпринимательскому истеблишменту, до сих пор не признавал деловых костюмов, а ходил всегда в мешковатых пальто из твида. Это было последним, что не умерло в нем от "битника".
- Нет, нравственная, черт возьми! - рявкнул Чарльз. - Если мы не остановим их во Вьетнаме, скоро вся Азия будет размахивать красным флагом! Америка должна быть сильной и могущественной, и наш отец, который вообще-то должен знать это лучше всех нас - ведь он был в России во время революции и даже попал в лапы к коммунякам, - теперь страдает размягчением мозгов и хочет позволить им запугивать нас! Америка всегда вела только справедливые войны, и эта война такая же справедливая, как и вторая мировая!
- Чарли, где ты понабрался всей этой дребедени? - сказал Эдвард. - Нам нечего делать во Вьетнаме. Старик полностью прав. Если откровенно, я даже удивлен тем, что он занимает такую позицию, но восхищаюсь его мужеством.
Чарльз сверкнул глазами на брата, но сдержался.
- Хорошо, давайте оставим вопросы морали, - предложил он. - Давайте поговорим о деньгах. О наших деньгах! Мы не только теряем миллионы на заказах, мы записываем себя в "черный список" Пентагона. Я разговаривал с высокопоставленными генералами, которые дали понять, что, если мы не подадим им руку помощи сейчас, когда они в нас нуждаются, они не подадут нам руки никогда. Компания Рамсчайлдов является одной из самых крупных военных фирм в мире и приносит четверть всех доходов "Флеминг индастриз". А если Пентагон поставит на нас крест, нам останется только штамповать охотничьи пугачи и игрушечные пистолеты. Вы мои братья. У нас у всех очень много поставлено на эту компанию. Неужели вы хотите, чтобы это случилось?
В воздухе повисла гнетущая тишина.
- Но что мы можем сделать? - спросил наконец Морис. - Это отцовская компания. Он босс.
- Может, и нет, - сказал Чарльз. - Ему семьдесят пять лет. Может, нам удастся объявить его неспособным к управлению таким производством.
- Об этом можешь забыть, - фыркнул Эдвард. - Он способнее любого из нас, и тебе это прекрасно известно. А если ты попытаешься провернуть с ним такую штуку, он съест тебя с потрохами.
Чарльз хрустнул костяшками пальцев.
- Ты прав, - признал он. - Но есть и другой путь. В "Флеминг индастриз" есть по меньшей мере пятнадцать миллионов долей в акциях класса "А" с правом голоса. Отцовский пай перетянет любой из наших. У него три с половиной миллиона акций. У него есть еще три миллиона в "Флеминг фаундейшн", но они не имеют здесь права голоса. Два с половиной миллиона или около того находятся на руках мелких вкладчиков. У нас же, его детей, у каждого по миллиону акций. Шесть детей - шесть миллионов. Если мы сложимся все вшестером, то наш коллективный голос станет самым весомым. Мы можем просто заставить его торговать с Пентагоном!
- Ты играешь с огнем, - предупредил Эдвард. - Старик еще может переписать свое завещание. Если мы осмелимся говорить с ним на языке силы, он лишит всех нас наследства. Он переведет свои акции в "Флеминг фаундейшн" и переименует ее в "Флеминг индастриз". А потом хорошенько даст нам всем под зад. Кроме того, на меня можешь сразу не рассчитывать, потому что я согласен со стариком.
Чарльз гневно взглянул на своего младшего брата.
- Ты, Эдди, всегда любил привлекать к себе внимание громкими акциями. Сначала ты уехал в Гринвич-виллидж и стал там голозадым хиппи, а теперь хочешь пустить по миру всю семью? Неужели ты не понимаешь, что на Уоллстрит прекрасно известно, что мы бойкотируем предложения Пентагона? Посмотри, что стало с курсом наших акций за последние полгода! Бумаги Флемингов в течение нескольких десятилетий были надежнейшими из самых надежных, а теперь посмотри, что творится! Со ста восьмидесяти четырех курс наших акций упал до ста девятнадцати! Мы скоро все накроемся медным тазом!
- Не накроемся, - сказал Эдвард мрачно.
- Чарли прав, - заметил Морис. - В финансовом отношении компания катится в пропасть. Если "Рамсчайлд" не будет торговать с правительством, тогда останется один выход - продать компанию.
- Нет, об этом и не мечтайте, - тут же замотал головой Чарльз. - "Рамсчайлд" - это мое детище. Вы хорошо знаете, какие бабки компания может приносить. Это золотая жила, которую мы не разрабатываем только из-за упрямства отца. Если уж на то пошло, то давайте зададим себе откровенный вопрос: кто реально управляет компанией - мы или старик? Эдди прав насчет того, что давить на него - большой риск. Но ведь, если по чести, всю работу выполняем мы! Когда он сюда последний раз заглядывал, а? Они с Дианой постоянно либо на яхте, либо где-нибудь в Европе. Он больше не имеет к компании никакого…
- А я думаю наоборот, - прервал его Эдвард. - Конечно, он не принимает участия в ежедневных операциях, но он защищает стратегические интересы компании. И наши, кстати, семейные интересы. Я считаю, что если мы не ввяжемся в эту паршивую войну, то в общественном мнении очень выиграем.
- Если к тому времени от нас еще что-нибудь останется! - крикнул Чарльз. - Нам надо принимать решение. Старик уважает только силу. Поэтому я считаю, что если мы поиграем немного мускулами перед его носом, то вполне возможно, что он уступит.
- На меня не рассчитывай, - повторил Эдвард.
- Я и не рассчитывал. Как с тобой, Морис? И ты, Хью?
Они колебались.
- А что Файна и Сильвия? - наконец спросил Хью. - Без них все равно не обойтись.
- Файна будет за меня, - сказал Чарльз. - Она терпеть не может Диану с тех самых пор, как узнала, что тот турок, который пристрелил Рода Нормана, был нанят ею. Это какой же надо быть дурой, чтобы рассказать такое?
- А Сильвия?
- Сильвию я беру на себя.
- Если тебе удастся уговорить Сильвию, тогда можешь рассчитывать и на меня.
- Отлично, Хью! - улыбнувшись, воскликнул Чарльз. - Морис?
Морис, самый консервативный член семьи Флемингов, ответил уклончиво:
- Я должен все обдумать. Сначала уломай Сильвию, потом я дам свой ответ.
Чарльз хлопнул ладонями по столу:
- Ладно, пока достаточно. Завтра я вылетаю в Лондон к Сильвии.
- Вы все совершаете большую ошибку, - заметил Эдвард.
Чарльз бросил на него взгляд.
- Еще посмотрим, кто из нас совершил большую ошибку, - сказал он веско.
Выдающаяся красота была все еще очевидна, но она быстро меркла от неумеренного воздействия сначала калифорнийского солнца, потом калифорнийских вин и, наконец, калифорнийских наркотиков. Мечта Файны стать кинозвездой такого же уровня, как ее отец Род Норман, обернулась истинным кошмаром. У нее была внешность звезды и талант актрисы, но недоставало того трудноопределимого "чего-то", что западало в душу зрителю. После съемок в незначительных ролях в тусклых постановках ее агент стал упрашивать ее обратиться за помощью к своему влиятельному отцу. Чтобы он пришел и спас ее карьеру, висевшую на волоске. Это предложение настолько оскорбило ее, что она ушла не только из кино, но стала также удаляться и от жизни. По крайней мере, от реальной жизни.
Ее культовое поклонение погибшему отцу, которое явилось причиной ее ненависти к мачехе Диане, направило Файну в конце концов в мир грез, навеянных наркотиками. Поскольку она была очень богата, ей не составило труда купить захудалый особняк, в котором в дни своей славы проживал сам Род Норман. С тех пор особняк, однако, был превращен в двухквартирный дом. Поселившись там, Файна начала поворачивать стрелки времени назад. Первым делом она изгнала из дома квартирантов, затем выложила почти четверть миллиона долларов за то, чтобы привести дом в состояние, в котором он был в начале 20-х годов. Раньше ее любимой картиной был фильм "Все о Еве", теперь это стал "Бульвар заката", копию которого она приобрела. Затем, как и Норма Десмонд, она оклеила весь особняк фотографиями Рода Нормана из своей обширной коллекции. Лики красавца-кинозвезды с прилизанными по моде начала 20-х волосами глядели отныне отовсюду в доме: со всех столов, стен, крышки пианино и шкафов. В Южной Калифорнии, этом царстве эксцентричности, поведение Файны мало кого удивило. Она прослыла у местных жителей "Мисс Тяжелый Случай".