- Запросто можешь. Я хоть завтра могу продать товар англичанам или французам на двадцать миллионов дороже. И пусть уяснят себе, что при случае я это сделаю. Но это на крайний случай. Пусти в ход свое обаяние. И учти: общаться тебе придется с великим князем Кириллом. Это двоюродный брат царя, так что некрасиво было бы задирать его слишком сильно. Вот тебе рекомендательное письмо к нашему новому послу в России Дэвиду Фрэнсису. В свое время он был губернатором Миссури. Говорят, этот деревенщина богат и великий князь его презирает. Если бы ты был деревенщиной, я тебя на такое дело и не послал бы. И наконец: мне пришло в голову, что нелишне было бы попользоваться кодовыми именами в твоих сообщениях из России. В случае перехвата русским не сразу все станет понятно. Я тут придумал клички для царя, царицы, великого князя Кирилла, Распутина и еще для некоторых крупных деятелей. Вот они все, на этой карточке. Советую заучить наизусть. Вчера я слушал вариации на тему "Энигмы" Эльгара и решил, что тебе лучше называться "Энигмой", согласен?
- Энигма, - задумчиво произнес Ник. - А что, неплохо.
Альфред встал из-за стола и шел пожать Нику руку, тот поднялся ему навстречу.
- Удачи, - пожелал Альфред. - Тебе она понадобится.
После смерти капитана Флеминга его вдова не исключала возможности вновь выйти замуж. А переехав в Нью-Йорк, ей пришлось столкнуться, как она сама выражалась, "с несколькими джентльменскими визитами". Эдит все еще была молода и красива, благодаря поистине строжайшей диете она сумела сохранить свою фигуру. Часто бывала в обществе, но все же любовь пришла к ней только спустя почти десять лет. Но когда это случилось, Эдит решила, что Ван Нуис де Курси Клермонт достоин многолетнего ожидания.
Ему было сорок семь, он отличался высоким ростом, худощавым телосложением, тонко развитой чуткостью к окружающим и был настолько близорук, что носил в очках стекла в четверть дюйма толщиной. Бросалась в глаза его вьющаяся огненно-рыжая шевелюра. Он владел сетью из двадцати девяти газет, выходивших в самых разных городах от Портсмута, Нью-Хэмпшира до Майами. Спустя три недели после первого "джентльменского визита" Клермонта к вдове Флеминг, воспламенившаяся Эдит стала любовницей Вана. Богатая вдова и влиятельный либеральный издатель были без ума друг от друга, но возникла одна проблема. Ван был ревностным католиком и имел жену, которая пребывала в добром здравии. Эдит понимала, что не сможет открыто жить с человеком, которого любит, но, исповедуя прагматизм, она примирилась с этой ситуацией. Она знала, что в таком большом городе, как Нью-Йорк, не так уж и трудно любить скрытно. Более того, она считала, что сам факт секретности придает ее с Ваном отношениям пикантный характер, делая их любовь более насыщенной, чего не было бы, если бы они были мужем и женой.
Однажды Эдит рассказала про Вана Нику. Она понимала, конечно, что ее тайная любовная связь несколько компрометирует ее как мать, но, с другой стороны, она не могла держать Вана "в шкафу" годами и к тому же искренне хотела, чтобы ее мужчины понравились друг дугу.
К сожалению, этого не произошло.
Ван, являвшийся автором некоторых наиболее яростных и пламенных редакционных статей в своих газетах, был строг в душе - за что враги называли его "невыносимым лицемером и педантом", - а потому скептически отзывался о характере Ника и распекал Эдит за то, что та испортила его. Эдит не могла этого отрицать.
Ник, вовремя осознавший, что даже его обаяние не оказывает воздействия на любовника его матери, благоразумно решил избегать встреч с ним. Его отъезд в Коннектикут несколько улучшил ситуацию. Ван неохотно признавал в разговорах с Эдит, что, "возможно", Ник изменится к лучшему. Но сама Эдит хорошо видела, что ее любимый мужчина по-прежнему не жалует любимого сына.
Жена Вана Уинифред жила с дочерью в большой квартире на Парк-авеню. Она годами не обменивалась с мужем ни единым словом, но никогда не забывала отсылать свои новые счета в Клермонт-билдинг, уродливое семиэтажное здание в двух кварталах от Сити-холл, в котором располагалась штаб-квартира всей газетной сети и редакции нью-йоркской газеты Вана "Графика". Исправно оплачивая счета, Ван с удивительной моральной гибкостью "забывал" свою вину - ведь это он бросил Уинифред! - и не терзался угрызениями совести, которые наводят только скуку. Ван занимал огромные апартаменты на Риверсайд-драйв с великолепным видом на Гудзон. В Сэндс-пойнте он имел также летний домик с окнами на пролив Лонг-Айленд, где в тот жаркий июньский день 1916 года как раз заканчивал свой пятый круг в бассейне, когда увидел, что через лужайку к нему спешит Эдит.
- Ник едет в Россию! - крикнула она еще издали.
Упершись руками о края бассейна, Ван рывком выбросил тело из воды. В свое время он был питчером в гарвардской бейсбольной команде - выпуск 1886 года - и гордился тем, что с тех пор не нажил ни унции жира. Он поддерживал форму ежедневными физическими упражнениями: либо играл в мяч или в теннис, либо плавал в бассейне. Он был также воинствующий противник табака и не употреблял никакого спиртного, кроме стаканчика вина иногда за обедом. Подчиненные считали, что в нем недостает человечности, но Эдит знала, что в постели Вану ничто человеческое не чуждо. А отменное здоровье делало его сказочным любовником.
Он слепо шарил рукой в поисках очков, оставленных на упругой доске для прыжков в воду.
- Чего он там забыл, в России?
- Он только что звонил. Какая-то там сделка с оружием. Как ты думаешь, он там будет в безопасности?
- Думаю, что да. Но поголодать ему придется. Мой петроградский корреспондент Бэд Тернер сообщает, что даже представители высших слоев русского общества в последнее время испытывают проблемы с добыванием продуктов питания. - Он наконец отыскал свои очки, водрузил их на нос и, взяв полотенце, стал сушить волосы.
- Значит, ты полагаешь, что мне не стоит волноваться за него? - не унималась Эдит.
- Я телеграфирую Бэду, попрошу его приглядеть за ним там.
Эдит улыбнулась и поцеловала Вана.
- Ты добрый человек, Ван Клермонт, - прошептала она. - Ничего удивительного, что я без ума от тебя. - Затем тревога снова отразилась у нее на лице. - Ты ведь знаешь, что Ник тоже добрый.
- Да ну? - Тон, каким это было сказано, ясно говорил об истинном отношении к Нику Флемингу.
- Но мы хотим пожениться сейчас! - гневно воскликнула Диана, обращаясь к своим родителям.
Они находились в одной из гостиных Грейстоуна.
- Диана, Ник уезжает уже утром, - терпеливо объяснил Альфред. - Не будь ребенком…
- Это обман! - прервала она отца и повернулась к матери: - Вы придумали эту поездку в Россию для того, чтобы отнять у меня Ника!
- Не неси чепухи, - сказала Арабелла. - Не закатывай сцен. Ты ведешь себя сейчас, как третьесортная оперная певичка.
- Но Ник может пострадать в России! Его даже могут убить там! - Она повернулась к Нику, который стоял рядом. - Милый, прошу тебя, не уезжай!
Он обнял ее, чтобы успокоить:
- Диана, теперь уже поздно отказываться. Эта миссия очень важна для твоего отца и для нас с тобой. Она займет всего пару месяцев, и со мной ничего не случится, вот увидишь.
Она дрожала всем телом от гнева и страха за Ника. Ожидался новый эмоциональный взрыв. Инстинктивно она обняла Ника и прижала его к себе.
- Если я тебя когда-нибудь потеряю… - в отчаянии шептала она, сжимая кулачки.
Вдруг она отпустила Ника и бросила на родителей гневный взгляд.
- Если с ним что-нибудь случится в России, это будет ваша вина! - крикнула она. - И вы будете помнить, об этом до конца жизни! Я вам это устрою!
- Знаешь, Диана, - заметила Арабелла, - ты сейчас мало похожа на леди.
Диана взяла Ника за руку и сжала ее:
- Когда дело касается безопасности Ника, я не забочусь о том, чтобы выглядеть леди.
Было ясно, что она говорит серьезно.
Ник слегка потянул ее за руку. Она опустила глаза и увидела его скрещенные пальцы.
Вздохнув, она повторила знак. Их секретный знак. Их вечная любовь, которая переживет и поездку в Россию.
"Святая Тереза" оказалась грузовым судном с каютами, рассчитанными на двадцать пассажиров. Поднимаясь по сходням и разглядывая исполосованный ржавыми подтеками белый корпус посудины, Ник понял, что его девятнадцатидневное плавание до Владивостока может быть каким угодно, только не роскошным. Стюард-аргентинец в грязно-белой форменной куртке провел Ника к приготовленной ему каюте № 9, располагавшейся по левому борту. Раздвижная дверь, два иллюминатора и огромный таракан, которого стюард небрежно раздавил каблуком…
- Капитан Родригес приглашать вас обед сегодня вечер за свой стола, - ухмыляясь, сообщил стюард и подцепил таракана с пола куском туалетной бумаги.
Ник не рвался на этот обед. И вообще он решил, что плавание на этом тараканьем лайнере будет располагать к посту. К тому же он уже сильно скучал без Дианы. Поездка в Россию со всеми ее опасностями обещала быть захватывающим предприятием. Нику предстояло увидеть мир, и он пребывал в радостном предвкушении этого. Но его не отпускали мысли о зеленоглазой богине, которая пробудила в нем столь сильную страсть и потом ответила на нее взаимностью. Он лежал на своей койке и от воспоминаний о том, как они занимались любовью, вдруг необыкновенно возбудился. Он жаждал вновь заключить ее в свои объятия, тосковал по нежному аромату ее кожи… Ничего! Всего через пару месяцев они снова будут вместе, и, если все обернется удачно, он станет богатым человеком. Эта мысль также возбуждала его.
И когда "Святая Тереза" вышла в бухту Сан-Франциско, мысли Ника Флеминга были обращены не к деньгам и военной сделке, не к великим князьям и военным министрам. Все его мысли были о Диане.
Пассажирский список "Святой Терезы" привел бы в восторг Уильяма Сомерсета Моэма. Здесь была симпатичная и обладавшая пышным телом женщина, которую звали сеньора Гонзага. Она путешествовала со своим якобы "дядей" сеньором Альба. Это был смуглый шестидесятилетний мужчина, который утверждал, что является фермером и держит скотоводческое хозяйство, но смахивал больше на работорговца. Непробиваемо чопорная английская леди, направлявшаяся в Токио для заступления на должность гувернантки одного из членов императорской фамилии. Полненький и декадентски выглядевший господинчик, назвавшийся графом Разумовским, с прядью седины в черных волосах, моноклем и постоянной елейной улыбочкой на своих толстых губах. Парочка американцев-новобрачных, направлявшихся в Манилу, где муж получил работу в контингенте армии США. Два японских бизнесмена, перуанский винодел, две мексиканские пары и, наконец, средних лет разведенная американка, следовавшая в Гонолулу. Едва появившись на корабле, она сразу же заказала себе коктейль с джином и к столу капитана появилась, уже порядочно напившись.
- Этот ваш корабль просто ржавый черпак, - невнятно провозгласила эта леди, усаживаясь по правую руку от капитана. - Моя каюта настоящий рассадник клопов.
Капитан Родригес, смахивавший на пирата, надевшего мундир офицера флота только для маскировки, игнорировал эти упреки, которые явно наводили на него скуку.
- Меня зовут граф Разумовский, - сообщил русский, находя себе местечко рядом с Ником.
- А меня Ник Флеминг.
Ник как-то слышал от Альфреда Рамсчайлда о каких-то связях между Разумовскими и Бетховеном. Он спросил:
- Вы случайно не из той семьи, что помогла однажды Бетховену?
На лице графа сейчас же отразилось удовольствие.
- Вот это да! Потрясен! Действительно, один из моих предков служил русским посланником в Вене и был покровителем Бетховена. Нам нравится считать Людвига членом нашей семьи… правда, слегка невоспитанным членом. Вы американец?
- Да.
- А куда путь держите?
- В Петроград.
- О, в таком случае нам просто необходимо стать друзьями! Я тоже направляюсь в Петроград. Боюсь, нам предстоит долгое путешествие. Девятнадцать суток на этом coi-disant лайнере, затем еще пару недель на транссибирском экспрессе. Но что, позвольте полюбопытствовать, влечет молодого американца в Петроград в столь тяжкие времена?
Ник еще дома заготовил себе "легенду".
- Я представляю "Синер сьюинг мэчин компани", - ответил он.
- О, торговый агент?
- Совершенно правильно.
Граф снял свой монокль для того, чтобы протереть его салфеткой.
- Я дам вам мою визитку. В Петрограде я знаю всех. Абсолютно всех. Большие связи при дворе. Евгений Николаевич Разумовский поможет вам продать сотни швейных машинок.
- Очень любезно с вашей стороны, граф.
- Этот ваш суп, - объявила во всеуслышание напившаяся американка, - просто отвратителен!
Капитан Родригес только пожал плечами.
Граф Разумовский вновь нацепил свой монокль. На нем был хорошо сшитый вечерний костюм, как и на остальных мужчинах, сидевших за столом, кроме капитана, который и на обед явился в своей короткой белой форменной куртке.
- Вам, наверное, приходилось слышать, - продолжал Разумовский, - что императрица Александра Федоровна - германская шпионка. Это бред. Да, по рождению она немка и имеет множество родственников в Германии, включая и родного брата в кайзеровской армии, но я отказываюсь верить тому, что она шпионка. А в то же время, - он драматически поднял вверх наманикюренный палец и ухмыльнулся, она любовница Распутина. В этом я уверен. У них во дворце закатываются оргии, а Распутин еще сносится с мертвецами!
Нику пришло в голову, что он едет в интересную страну.
Догадываясь о том, что поездка в Россию может быть небезопасной, Ник захватил в путешествие небольшой автоматический пистолет 22 калибра производства "Рамсчайлд армс", который носил в кожаной кобуре под пиджаком. На второй день плавания представилась возможность пустить его в ход.
Возвращаясь в свою каюту после получасовой прогулки по палубе - таким образом Ник пытался хоть немного развеять скуку и размяться, - он вдруг услышал шум изнутри. Насторожившись, он вынул пистолет из кобуры и тихо отворил дверь.
Граф Разумовский шарил в ящиках его бюро.
- Хотите позаимствовать мою зубную щетку? - спросил Ник, внутренне радуясь своей предусмотрительности: бумаги он носил при себе.
Вызывающе аккуратненький в своем белом костюме и белой шляпе, граф обернулся и выпрямился, тут же явив свою дежурную елейную улыбочку.
- Мой дорогой Флеминг, - сказал он, - поздравляю: вы взяли меня с поличным! Тысячу извинений! Надеюсь, это не повредит нашей зарождающейся дружбе?
- Это ее, безусловно, не упрочит. Что вы здесь искали?
- Люблю совать свой нос в чужие дела. В этом я неисправим. И профессия у меня подходящая: я работаю в Охранном отделении, то бишь в царской тайной полиции.
Его рука потянулась к карману.
- Руку назад, дорогой граф, - сказал Ник и чуть повел дулом пистолета, одновременно громким щелчком сияв его с предохранителя.
Лицо графа удивленно вытянулось.
- Друг мой, я всего лишь хотел достать кошелек, чтобы доказать вам мое раскаяние.
- Где-то я вам верю, но скажите, с чего это вдруг царское правительство заинтересовалось скромным американским торговым агентом, который плавает по своим делам на аргентинской ржавой посудине?
- Флеминг, какую бы вы ни вели игру, вы остаетесь в ней любителем. Офис вашей ненаглядной "Синер сьюинг мэчин компани" закрылся в Петрограде в 1915 году. Учитывая это обстоятельство, царское правительство и заинтересовалось вами. И заинтересовалось всерьез. Зачем вы мне лгали про швейные машинки?
Не сразу Ник ответил:
- Не вижу причин говорить вам все как на духу.
- И имеете на это полное право, - согласился граф. - Я самостоятельно намерен выяснить правду, и вам не помешать этому. Ладно, время обедать. Не присоединитесь ли ко мне в баре на стаканчик бренди с содовой? За мой счет, естественно. Буду считать это частичной компенсацией за ущерб, причиненный моим гнусным вторжением в вашу личную жизнь. Мы не доверяем друг другу, но это не повод для ссоры. В России дружба всегда основана на толике здорового взаимного недоверия.
Ник спрятал пистолет обратно в кобуру. Граф Разумовский был одной из самых louche личностей, которые когда-либо встречались ему. Но он также вызывал в нем восторг. К тому же Ник переживал смертельную скуку.
Елейная улыбочка графа стала еще шире, когда он увидел, что Ник убрал пистолет.
- Играете в покер? - как ни в чем не бывало спросил граф у Ника, когда они вместе вышли из каюты последнего. - Научился во время моего пребывания в Штатах. Может, перекинемся? Все равно здесь больше нечем заняться. Либо карты, либо пьянство.
- Либо обыски в каютах пассажиров.
- Верно, - сказал граф, усмехаясь и поправляя монокль. - Но это я уже попробовал.
* * *
В течение последующих двух недель, пока "Святая Тереза" неспешно тащилась под жарким солнцем Тихого океана, Ник играл в покер с графом, сеньором Альбой, лейтенантом Перкинсом и другими пассажирами, которые подсаживались к столу. Выяснилось, что граф Разумовский отвратительно играл в покер, но был остроумным собеседником. Из него так и сыпались шуточки и сплетни. К тому же, похоже, он был одержим Распутиным, о котором знал десятки разных историй, от которых волосы поднимались дыбом. Он утверждал даже, что лично знаком со старцем, одно время, мол, служил в том отделении, которое отвечало за личную безопасность - и заодно следило за всеми передвижениями - фаворита императрицы. В квартире Распутина, которая располагалась по адресу: Гороховая, 63–64 - прямо напротив департамента полиции, по словам Разумовского, толпились представители всех классов русского общества, добиваясь благосклонного взора человека, который имел такое сильное влияние на императрицу, а через нее и на императора. По словам графа - а эти вещи он рассказал с особой охотой, - светские женщины добиваются Распутина как сексуального партнера.
- Это величайший любовник всех времен и народов! - исступленно шипел Разумовский, потирая руки. - Многие женщины признавались мне, что он переносил их в астральный мир экстаза. Они говорили, что это было нечто большее, чем просто секс, некое религиозное таинство.
Остальные игроки в покер высмеивали эти рассказы, но Разумовский настаивал на том, что это правда.
Ник полагал, что на самом деле граф обычные сплетни выдает за факты, а о самих фактах имеет лишь самое отдаленное представление. Граф пил с утра и до вечера, вроде бы не пьянея. Впрочем, водка и коньяк развязывали ему язык. Граф слишком уж небрежно указывал на свою принадлежность к Охранному отделению. Это навело Ника на подозрения в том, что, может быть, и это неправда.
Конечно, легче легкого было увидеть в этом русском всего лишь хвастливого и любящего выпивку вруна. Но Ник считал, что за этим фасадом скрывается то, что граф предпочитает не выставлять на всеобщее обозрение. Внешне он был добродушным, но внутри у него таилось нечто зловещее. Ник пытался сдерживать свое воображение, тем более что - кроме того инцидента в каюте - Разумовский больше не делал ничего подозрительного. Даже проиграв в покер свыше тысячи долларов, он отнесся к этому легко.
И все-таки Ник был не в силах избавиться от ощущения, что Разумовский опасен.