От пиджака бывшего мужа пахло дорогим одеколоном. К горлу подкатил какой-то истерический смешок. От Ваниного пиджака (заметьте, не выпускного и не свадебного, а повседневного) пахло одеколоном долларов за сто. Мир перевернулся с ног на голову, однозначно.
Сизых подумал немного, потом тоже на лавку присел, но оставил между собой и женой приличное расстояние, чтобы её ни в коем случае не коснуться. Потом оглянулся за своё плечо, посмотрел на тёмные окна дома.
– Как Петровна умерла, так и здесь никто не живёт. Скоро кругом одни заборы будут.
– Сказал тот, кто выстроил вокруг своего дома стену, – попыталась сыронизировать Лана, правда, настроение было не слишком подходящее.
– Время такое, – непонятно ответил Сизых. Тоже посмотрел на пустырь, смотрел долгим взглядом и молчал. После чего с тем же всколыхнувшимся недовольством переспросил: – Зачем ты здесь сидишь?
– Я тебе уже сказала.
– Это просто пустота. Всё бурьяном поросло.
Лана кивнула, а потом задала неприятный для него вопрос:
– Ты на кладбище к нему ездишь?
Иван горько усмехнулся.
– Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал?
– Правду.
– Тебе эта правда не нужна была десять лет. А сейчас ты сидишь здесь, льёшь слёзы…
– Я не лью слёзы!
– Значит, будешь. Ночь длинная.
– Он был нашим другом, Ваня. Твоим лучшим другом.
– Мой лучший друг увёл у меня жену. Ты забыла? Я дружбу несколько по-другому понимаю.
Они посмотрели друг другу в глаза, после чего Лана сокрушённо качнула головой и отвернулась.
– А его родители наверняка так и винят нас с тобой.
– В чём? В том, что этот идиот по пьяни открыл газ и лёг спать с сигаретой? Я в этом точно не виноват. – Иван вдруг вскочил. Снова смотрел на пустырь, а на душе тяжесть. И хотя говорил ей, что не считает себя виноватым, искренне не считал, но внутри жгло. Поэтому он никогда не ездил этой дорогой. Не хотел смотреть на пустырь и вспоминать. – Ты же помнишь, каким он был. Море по колено. Я уверен, что он не собирался умирать. Пашка бессмертный был. Дурак, правда. Он просто решил всех попугать. Тебя в первую очередь. Чтобы утром приехали родители, ужаснулись незакрытому вентилю котла, а он бы после хохотал, рассказывая эту историю. О том, что он бессмертный!
Лана глаза закрыла, гладила рукой будто отполированное годами дерево скамьи. Не знала, что сказать. Когда-то она была уверена, что они с Ваней виноваты в смерти друга, что у Пашки сдали нервы, и он совершил эту глупость. Она открыто обвинила и себя, и мужа, и принимала все упрёки оставшихся без любимого сына, родителей. Себя заклеймила, несдержанный и упрямый характер Вани, и, в конце концов, уехала отсюда. А вот теперь, слушая Сизыха, понимала, что согласна с ним. Пашка, с его заводным характером, и любовью к бессмысленному риску и бахвальству, вполне мог так поступить. Он жил с уверенностью, что с ним ничего никогда не случится. Что он из любой ситуации выйдет невредимым. И от этой своей уверенности, даже самоуверенности, погиб так глупо. Из-за желания что-то ей доказать. Да и не только ей, а всем вокруг.
– Почему ты приехала сюда именно сегодня?
– Я не знаю. А ты?
– Тебя увидел.
– Врёшь. Ты уехал от Шохиных вслед за мной. Как я понимаю, один. И пришёл сюда.
– Я ненавижу это место.
– Но продолжаешь здесь жить.
Иван ткнул пальцем в пустырь.
– Я ненавижу это место. Но не понимаю, почему я должен менять всю свою жизнь, из-за глупости, которую даже не я совершил.
– Вань, а вдруг мы на самом деле виноваты? – спросила она. – Мы отнекиваемся, стараемся не думать, но вдруг виноваты? Ведь однажды нам выставят счёт.
– Так ты поэтому пришла? Считаешь, что высшие силы решили тебя покарать? Это смешно, Лана.
Она кивнула, правда, в глубине души не спеша с ним соглашаться.
– Пусть так.
Иван стоял в паре шагов от неё, сунул руки в карманы брюк, и радовался тому, что темнота скрывает его мрачное выражение лица. Правда, темнота скрывала и выражение глаз Ланы, а он бы хотел сейчас в них заглянуть. Увидеть, узнать, попробовать угадать, о чем она думает. В итоге головой мотнул и предложил:
– Иди спать.
– А ты?
– А я посижу. – Вдруг усмехнулся. – Тебя ведь не нужно провожать домой?
Лана с лавки поднялась, головой покачала.
– Не нужно.
Она пошла по дороге в сторону своего дома, забыв вернуть ему пиджак, а Иван снова присел на лавку и достал из кармана сигареты. Чёрт бы побрал курение. Несколько месяцев борьбы с собой. Но в такие моменты больше всего хотелось закурить. Он чиркнул зажигалкой, и одно короткое мгновение смотрел на пустырь сквозь яркое пламя. Во рту появилась горечь, а в голове мелькнула безумная мысль о том, что если Пашка его сейчас видит, то наверняка злорадно ухмыляется. И все черти в аду вместе с ним.
7
Из-за чего распадаются браки? Из-за кучи вещей. Порой даже из-за мелочей. Когда люди не могут смириться, вытерпеть, привыкнуть к манере общения, повседневности, узнают о любимом человеке нечто, по их мнению, нелицеприятное, чего раньше, в пылу чувств, не замечали или не хотели замечать. Ранние браки обычно полны страсти, сумасшествия, что молодые и влюблённые принимают за истинные чувства и вечную любовь. И оттого так сильно разочарование, когда отношения начинают портиться. Возникающие, как снежный ком, проблемы, вызывают непонимание и оторопь, и совершенно не ясно, что с ними делать, а уж тем более, как их решать.
Лана помнила свой первый брак именно таким. Отношения с Ваней в самом начале казались светом в окне. После того, как мама вышла замуж за Пронина, и все её мысли и чувства стали адресоваться ему, Лана поневоле почувствовала себя если не лишней в собственном доме, то помехой. Ей вечно требовалось внимание матери, она привыкла разговаривать с ней, делиться новостями, проводить с ней время и заниматься чем-то вместе. И хотя новость о замужестве восприняла стойко и даже понимающе, то таких кардинальных перемен в их жизни не ждала. А отчим занял, кажется, всё пространство в их жизни – физически и эмоционально. И тут в жизни молодой девушки появился герой. Он был взрослее, казался разумнее и спокойнее, и его отношение к ней никого не пугало. Ни её маму, ни Ваниных родителей. Они с Ваней были знакомы с детства, они жили через дорогу, но до определённого дня никто не мог подумать, что между Иваном Сизыхом, повзрослевшим и неожиданно возмужавшим, и ею, девчонкой, которую ещё год назад все вокруг считали малявкой, вспыхнет любовь. А она именно вспыхнула, как пламя из одной короткой искры, и поглотила всё вокруг. Стало легче жить, легче дышать и смириться с происходящим. Лана даже решила в какой-то момент, что понимает свою маму, от чего вдруг с той приключилось подобное чувственное помешательство. Правда, время от времени приглядываясь к отчиму, Лана находила все основания удивиться. Но сердцу ведь не прикажешь, и влезать в чужие взаимоотношения, выносить вердикты, кому кого любить, нельзя. И она решила примириться с тем, что есть. Детство закончилось, и канючить у маминой юбки она больше никогда не будет.
Семья Сизых на их улице была уважаема. Родители Вани были людьми порядочными, серьёзными, и в то же время общительными. В те времена на их улице было большинство таких жителей. Двадцать домов, и все друг друга знали. Все ходили друг к другу в гости и обращались за помощью в трудные минуты. Поэтому новость о том, что Ваня Сизых сделал предложение Лане Вольцовой, облетела улицу, и удивления, а уж тем более непонимания, не вызвала. К тому времени они встречались год, Ваня успел отслужить в армии и поступить в институт, а Лана отпраздновать своё совершеннолетие. Идеальный возраст для двух влюблённых молодых людей, которые знают друг друга с детства и встречаются довольно длительный отрезок времени, сделать шаг вперёд и создать семью. Лана, если честно, была уверена, что родители, когда они с Ваней объявят о своём решении, попытаются их отговорить, хотя бы подождать ещё год, но все, кажется, только обрадовались. Всё складывалось чересчур идеально, она поняла это ещё тогда, через пелену чувственного волнения. Но эти мысли были столь странными, что легче было от них отмахнуться.
Мама радовалась, что так удачно пристраивает дочку, Ванины родители радовались, что сын не привёл в дом незнакомую девушку, как у них было принято с лёгкой тревогой говорить, "из города". А новоиспечённые жених и невеста наслаждались своей ролью взрослых, самостоятельных личностей, которые доросли до того возраста, когда в состоянии самолично принимать судьбоносные решения. Но если отстраниться ото всех этих формальностей, острее всего Ланой вспоминались душившие её в то время эмоции. Перед замужеством она была уверена, что никогда и никого не будет любить так, как Ваню. И то, что всё складывалось так легко и удачно, окрыляло и пугало одновременно. Не случилось в её жизни, юности проблем и трагедий. Она не плакала по ночам из-за несчастной любви, как её подружки, не страдала от невнимания и комплексов. О комплексах она вообще никогда не задумывалась, искренне считала, что в ней их нет. И не потому, что она такая умница и раскрасавица, а потому, что ей их не привили. Мама никогда не указывала на её ошибки, не ставила ей кого-то в пример и не пыталась доказать, что дочь что-то делает и понимает не так. Мама была другим человеком, сама жила сиюминутными порывами и радостями, и считала, что правильно то, к чему у человека душа лежит. А как за такое можно ругать? И Лана выросла парящей, не привыкшей сомневаться в своих поступках. Если бы знала, как в будущем на этом придётся обжечься, возможно, и задумалась. И то вряд ли, в юности о проблемах будущего мало кто задумывается. Это ведь такое прекрасное время, когда ты уверен, что с тобой никогда ничего плохого не случится, и ты всегда поступаешь верно.
Ваня же был другим. В силу своего возраста, казался Лане невероятно серьёзным и вдумчивым. Порой даже скучным. Это позже, уже будучи за ним замужем, она вдруг осознала, что вся его серьёзность, это напускное, по сути, он всё тот же мальчишка, каким был в восемнадцать. Просто повадки стали более мужскими, а вот в голове гулял ветер. Но опять же всё это характеризовало её любимого человека, а в любимом любишь всё, даже недостатки. Так уж повелось. Ваня учился в институте, правда, без особого задора, и не строя особых планов на карьеру. Его отец заведовал пилорамой неподалёку, и в какой-то момент Лана решила, что, окончив институт, Ваня дальше пилорамы шагать не соберётся. Её муж не был амбициозен и тщеславен, это стало открытием для неё, хотя и не ударом. Опять же, юношеская любовь перекрывала всё. Когда они с Ваней шли в загс, рука об руку, когда на ней было свадебное платье, на тот момент казавшееся пределом мечтаний любой девушки, когда впереди их ждала целая жизнь, полная любви и страсти, об амбициях и образовании не думалось. Её собственный диплом искусствоведа не слишком заботил, в плену чувств Лана училась скорее по инерции, также не представляя, что будет делать и чем займётся в будущем. После свадьбы они жили с родителями Вани, в их доме, никакой другой вариант не обсуждался и не рассматривался, даже Ваней, а Лане не пришло в голову спорить. Оказавшись замужем едва ли не в восемнадцать лет, она не представляла, что это такое – жить самостоятельно. Без взрослых. К тому же, Ванины родители приняли её, как дочь, и никаких трудностей, вроде "двух хозяек на кухне", не возникло. Лана и не претендовала на роль хозяйки. Она для тёти Томы стала помощницей, а уж никак не соперницей. И зажили они, как в сказке. Вчетвером. Одной большой семьёй.
Честно, так и было. Какое-то время. Что Лана усвоила быстрее всего в своей семейной жизни, это то, что слово мужчины в доме Сизых – закон. Не истина, но с мнением мужской половины их семьи стоит считаться, а в нужный момент идти на компромиссы и даже наступать себе на горло, если тебя всерьёз что-то не устраивает. И дело не в том, что Владимир Иванович был каким-то домашним тираном или чересчур требовательным. Нет, он был понимающим и совершенно договороспособным, и уж точно не конфликтным, но, видимо, в самом начале его семейной жизни, когда Тамара Константиновна вошла в его семью, такой же молодой девчонкой, как Лана, её свекровь нарисовала ей супружескую действительность – мужчину нужно уважать. Это, конечно, правильно, но Лана, оказавшись в этой правильной реальности, неожиданно для себя осознала, насколько она не привыкла ставить мужское мнение выше своего. В её жизни отца не было, а мама воспитывала её в любви ко всему вокруг, а не в подчинении чужому мнению. Даже если это мнение любимого мужа и его замечательного отца. Владимир Иванович ничего открыто не требовал и голос не повышал, но совсем скоро после переезда в дом мужа, Лана впервые стала свидетельницей того, как свёкор стукнул кулаком по столу. Он просто не хотел слышать рассуждения жены на какую-то, как ему показалось, чисто женскую тему, и Тамара Константиновна замолчала. И Лана была уверена, что обиделась. Но все будто тут же позабыли о произошедшем. Перевели разговор на другую тему, и свекровь улыбалась, как ни в чём не бывало. А Ваня не отреагировал, никак. Для Ланы подобное поведение стало не то, чтобы шоком, но серьёзным открытием. Как оказалось, в доме Сизых царил полнейший патриархат. И Тамара Константиновна спорить с этим не пыталась, она без всякой усталости жарила мужу котлеты, а сыну варила по утрам манную кашу. Лану всегда удивляла Ванина любовь к манной каше, это было странно. В двадцать два года он не представлял себе утра без маминой каши. И, конечно же, совершенно не задумывался, что когда-нибудь ему всё же предстоит что-то изменить, поменять привычки, уехать от родителей и от манной каши, по крайней мере, в мамином исполнении, отказаться.
Получение образования по профессии искусствоведа не требует чрезмерных сил и времени. Лана училась, с удовольствием, но без фанатизма, а так как больше никаких занятий, конечно, кроме любимого мужа, она себе к девятнадцати годам, не нашла, то довольно много времени проводила дома. И невольно наблюдала и анализировала. Собственную жизнь анализировала, и, видимо, делала это зря. Ей ещё не было двадцати, что она могла понимать в законах и правилах поведения, самом обустройстве жизни? А ей казалось, что она понимает всё! Как когда-то ей хотелось донести до матери, что та ошибается в своём отношении к мужу, что не понимает каких-то банальных человеческих вещей, а могла бы спросить у неё, Ланы, она бы ей всё запросто объяснила, то же самое желание у неё начало появляться и при жизни в доме мужа. С каждым днём, с каждой подсмотренной сценой, удивляло всё больше и больше. И недовольство несовершенством, неправильностью происходящего стало накапливаться, что, несомненно, сказывалось на отношениях с Ваней. Он не понимал, что её не устраивает, расстраивает и раздражает, он не слышал ничего из того, что касалось его родителей. Модель поведения в его семье, её правильность, даже не обсуждалась. И мало того, со временем он стал брать пример с отца, и его просьбы о чём-либо стали больше походить на приказы. Короткое "да" или "нет", без всяких объяснений, выразительные взгляды, которых Лана не понимала и совершенно не собиралась расшифровывать. Она ведь не на шифровальщика учится, в конце концов. И даже не на физиономиста. Она привыкла разговаривать по душам, как с мамой когда-то, и как Ваня с ней говорил, до замужества. Точнее, он не говорил, он слушал, очень внимательно, держал её за руку, и непременно делал после что-нибудь приятное. А через год после свадьбы это всё осталось лишь в воспоминаниях. И это всерьёз удручало. Лана всеми силами старалась вернуть то, что было, пыталась разговаривать, сама держала мужа за руку, ей очень не хотелось через десять-пятнадцать лет оказаться на месте Тамары Константиновны, вся роль которой свелась к тому, чтобы варить кашу и жарить котлеты. И уж точно она никогда не потерпит, чтобы на неё стучали кулаками по столу. Это через много лет, прожив во втором браке не один год и продолжая анализировать прошлое, Лана начала понимать, что, несмотря на своё извечное молчаливое согласие перед своими мужчинами, её первая свекровь получала от них всё, что хотела. И даже больше. Просто когда-то избрала такую тактику, выбрала для себя в семье роль шеи, а не головы. Могла смолчать и смирить свою гордыню, зато потом получить поцелуй и необходимый ей результат. Но тогда Лана этого не понимала.
Да и Ваня не понимал. Он, как мужчина, брал пример с отца, и искренне верил, что Лана должна быть похожа на его мать. Не на свою, которая её всю жизнь воспитывала, и передавала свой жизненный опыт, а на его мать, которая так удачно подстраивалась под характер мужа. Настолько удачно, что их уже много лет называли идеальной парой. Ваня хотел такую жену, такой брак, таких отношений. И это не было плохо. Но как только он пытался поступить, как отец, чего-то потребовать или запретить, ему в лицо летели претензии, а в голову подушка. По крайней мере, начали они в своё время с подушек. И это не поддавалось разумному объяснению – ни с его, ни с её стороны. Лана защищала своё женское достоинство, свою независимость, как ей казалось, а Ваня упирался рогом в стену, пытаясь доказать ей, что все нормальные семьи живут именно так. И никак иначе. Жена должна уважать мужа и слушаться его.
– Прислушиваться к мнению мужа, – неизменно поправляла его Лана.
Но Сизых упрямо качал головой.
– Слушаться!
– Я что, для тебя собака?!
Обычно на этом разговор заходил в тупик, и оба обиженно замолкали.