– Но я вовсе не жалею о том, что все так повернулось. Ничего не изменила бы, даже если смогла. Если бы забралась в машину времени и перенеслась во время учебы в университете, то ничего бы не стала исправлять. – Надо было ей сказать это гораздо раньше. Калли выдержала пристальный взгляд матери. – А на своем месте я делаю именно то, что и хочу.
Горячая речь Калли показала ее матери, почему переезд в Мичиган невозможен. Белла удивленно вскинула обе брови, и Калли чуть призадумалась, прежде чем облечь в слова следующий довод:
– Это не жизнь по запасному варианту, мама. Это мой самый лучший выбор.
По крайней мере, оставался лучшим до потери Мэта.
Калли отбросила черные мысли и постаралась выдержать взгляд матери:
– И я не хочу…
Она замялась, а ее мать поставила сумочку рядом со стулом.
– Чего ты не хочешь?
– Я не хочу больше чувствовать, что вы только и ждете моей неудачи.
Повисла тишина, и Калли изо всех сил старалась не отвести взгляда. Она словно тысячу раз умерла и родилась, пока дождалась ответа матери:
– Хорошо.
Калли заморгала. "Хорошо"? Всего-то?
– Ты не сделаешь мне одно одолжение, Калли?
Калли постаралась сказать ровным голосом:
– Какое?
Ее мать подалась вперед, с решимостью во взоре:
– Не избегай больше мужчин. Подойди к этому вопросу со всей серьезностью, подумай о своем будущем, найди достойного человека.
У Калли сжалось в груди, только через несколько секунд она смогла сделать глубокий вдох. Ведь она только что нашла свою половинку. Но этот мужчина выбрал другую жизненную стезю.
– Ты почему еще здесь?
Голос Томми резонировал в стенах гаража, превращенного в мастерскую. Мэт разбирался в груде инструмента и повернулся к брату.
– Слышишь? – переспросил Томми.
Мэт провозился здесь уже два часа. Он вознамерился переехать в съемную квартиру и собирал вещи. Занятие это, хотя и малоинтересное, позволяло отвлечься от неприятных мыслей. Он выбрасывал разный хлам – эта куча росла медленно, и откладывал нужные предметы – и эта гора оказалась больше, чем хотелось. Картонные коробки заполнили спальню, гостиную и часть кухни. Часто он колебался – что оставить, а что выбросить. Ему никак не удавалось сосредоточиться. Расстроенный Мэт два часа назад спустился в мастерскую, надеясь, что разбираться с инструментом будет легче.
Раньше он всегда мог взять себя в руки. С чем с чем, а с этим проблем не возникало. Но, тоскуя по Калли и не имея возможности согласиться на ее условия, он решил снять напряжение единственным известным ему способом: поперекладывать с места на место гаечные ключи, отвертки и прочие железяки. Это занятие принесло ему некоторое удовлетворение.
Но никакого облегчения.
– Ты меня слышишь? – снова спросил его брат.
Томми зашел в мастерскую. Темные вьющиеся кудри и карие глаза всегда делали его похожим на быстро выросшего юнца. Или хотя бы на серьезного юношу.
Брат встал рядом с Мэтом и прислонился бедром к верстаку.
– Ты здесь надолго окопался, Мэт?
Повисла напряженная тишина. И Мэт не знал, как разрядить ситуацию.
– Не понимаю, о чем ты ведешь речь, – наконец промолвил он.
Но он все понимал. После возвращения из Нового Орлеана его одолевали мрачные мысли, словно окружали набухшие дождем свинцовые тучи, с молниями, громом и вызывающие смертельную тоску.
Томми усмехнулся:
– Нечего тебе здесь делать. – Он обвел рукой картонки с вещами, но Мэт понял, что имеется в виду не только мастерская в Мэнфорде, штат Мичиган. – Ты хочешь жить в Новом Орлеане. – Карие глаза уставились на Мэта. – Вместе с Калли.
Мэт почувствовал знакомое теснение в груди.
– Может быть, – промолвил он.
"Да!" – закричал его внутренний голос.
Мэт отвернулся от брата и снова начал разбираться с инструментом, словно страдающий навязчивым неврозом больной. Он знал: по статистике, из всех наркоманов чаще всего повторяются срывы у любителей метамфетамина.
И сейчас не мог найти нужные слова для такого человека.
Подобно Томми, он не мог справиться с собой. Никакое лечение ему не помогло бы. Разочарование жгло его изнутри, и он изредка гладил себя холодным гаечным ключом.
– Но мой дом – здесь, – заявил он.
– Вовсе не обязательно.
Мэт закрыл глаза, пальцы сжали шуруповерт фирмы "Филипс".
– Мэнфорд совсем не должен быть твоим основным местом жительства, – продолжил Томми. – Вполне можешь найти постоянную работу в Новом Орлеане. В тамошней скорой помощи только и ждут, чтобы добавить адреналина в твою кровь.
– Мог бы туда перебраться. Однако этого не будет.
– Но почему?
Мэт посмотрел на унылый вид, открывающийся из окна. Это – Мэнфорд. Его охватила тоска, и он решил произнести слова, которые вертелись у него на языке несколько лет:
– Потому что когда я два года назад вошел в дом, то несколько секунд думал, что ты мертв.
Душевная боль охватила все его существо. Их взгляды снова встретились. Они никогда не вспоминали тот день. Это было слишком тяжело. Мэт обратил внимание, что волосы Томми падают ему на лоб, как у мальчишки.
– Второй раз я этого не вынесу, – сказал Мэт.
Томми наклонил голову:
– Знаешь, как это называется? Жестокость из милосердия. Ты меня до смерти так опекать будешь?
Мэт скривился:
– Жестокость – вполне подходящее слово. – Повисла недолгая пауза, и Мэт наконец продолжил: – Как бы то ни было, ты мой брат. Это – прежде всего.
Томми откашлялся, и его глаза подозрительно заблестели.
– Сколько я тебе говорил, ты не можешь спасти меня от самого себя, Мэт, – мягко промолвил он. – Хотя, Господь свидетель, стараешься. – Он покрутил головой, пытаясь унять боль в шее. – Тебе больше незачем приносить такие жертвы. Тебе надо взять передышку, Мэт.
Мэта охватила злость, в нем закипала ярость.
– Какого черта? – Он скрестил руки на груди, глядя прямо на Томми. – Ты мой брат. И думаешь, я так запросто тебя отпущу?
– Не меня. Мои грехи.
Это слово вонзилось в Мэта, скрутилось тугим узлом внутри его, перебило дыхание. Его сердцу стало так тесно в грудной клетке, что казалось, она вот-вот треснет.
А если посмотреть на себя со стороны? На свой комплекс мученика?
Боже, он недавно убеждал Калли отрешиться от прошлого, а сам оказался у него в плену. Но Томми не знал, что творится у брата в голове…
Мэт горестно усмехнулся, пожалев, что в их доме нет Калли, с ее искорками в глазах и протяжным выговором. И честностью, которая позволяет отвечать без страха на самые сложные вопросы.
Потому что как же ему найти согласие с младшим братом? Когда простого решения нет и в помине?
Мэт положил инструменты и направился было по лестнице на кухню, но остановился и сел на нижнюю ступеньку.
– Раньше мне надо было активнее работать…
– Попытайся получить ученую степень по медицине. – Томми сел рядом с Мэтом.
– … но мамы с папой не стало, и мы остались одни.
Один Господь знает, как это непросто – каждый день обихаживать Томми и одновременно быть взрослым мужчиной.
Они сидели плечом к плечу, и Мэт вспоминал, как впервые нашел Томми в бессознательном состоянии на полу. Как он исхудал, походил на живой скелет и причинял ему боль одним своим видом. Как сам он то и дело проверял брата по телефону. И по интонациям голоса улавливал, что дело худо.
Он не мог точно вспомнить момент, когда его подозрительность ослабела. Как он перестал в каждом действии брата видеть признак скорой беды.
"Почему он целую неделю дома?
Отчего так взволнован?
Почему у него сегодня нет аппетита?"
Узнав, что брат опять разбил машину, он усомнился в самом его желании выздороветь. Наверное, пора прямо объяснить Томми, что такой его преданности он не вполне заслуживает.
Мэт смотрел прямо перед собой. Он не мог встретиться взглядом с Томми, особенно с учетом того, что собирался ему сказать.
– Когда ты в третий раз сорвался, я еле сдержался, чтобы не уехать. – Мэт закрыл глаза при воспоминании о сумбуре в своей голове в те дни. Злости. Оцепенении. И понимании, что жить так дальше он не может.
Томми не произнес ни слова, в мастерской повисла тишина. Мэт не находил сил взглянуть на брата. Сделать такое признание было тяжело и не смотря в эти широко раскрытые карие глаза. Высказавшись, Мэт почувствовал себя премерзко. Даже если бы у него мелькнула мысль уехать, и то бы он сгорал со стыда. А желание покинуть Мэнфорд возникало у него каждое утро.
"Сбежать.
Подальше от этого города.
Спасти себя".
Измученный тяжелыми мыслями, он потер руками лицо. Он так долго находился в подвешенном состоянии, что утратил волю к сопротивлению. На каждый его довод находился контрдовод. Томми оставался его единственным родным человеком, бросить которого невозможно. Даже в те времена, когда Мэт чувствовал, что совсем идет ко дну.
– Господи, ты даже не представляешь, как я хотел собрать сумку и укатить отсюда куда попало. Хоть к черту на рога. – Он повернулся, чтобы встретить взгляд брата. – Потому что устал мучительно ждать, когда ты убьешь себя окончательно. Наблюдать, как ты превращаешься в ходячего мертвеца.
Он постоянно ждал нового срыва. Звонка из скорой. Следующим вечером Томми не пришел домой, и Мэт заподозрил передозировку, решил, что брат отключился.
Или умер.
– Я безмерно устал ждать, что ты снова разобьешь мое сердце.
– Но ты не уехал, – процедил Томми.
Мэт грустно усмехнулся при этих словах. Их вполне можно было выбить на его могильном камне.
– Время пришло, – промолвил Томми. – Пора тебе заняться своей жизнью. Хватит нянчиться с младшим братом. Возвращайся к своей Калли. – Томми сверлил взглядом Мэта. Потом усмехнулся: – Пока ты не стал никому не нужным старым брюзгой. Да ты уже им наполовину стал. Сам знаешь, братишка.
Мэт тяжело вздохнул. Он убеждал Калли вычеркнуть из памяти давнюю вину. А теперь и ему самому пригодился бы такой совет.
Мэт ухмыльнулся:
– Неужели мой брат меня поучает?
– Твой брат демонстрирует жестокость к тебе из милосердия, приятель, потому что настал мой черед. Тебе лучше уехать. Мне нужно, чтобы ты уехал. – Томми скрестил руки на груди и прислонился спиной к перилам. – Как я могу почувствовать себя самостоятельным взрослым человеком, если ты торчишь рядом и суешь нос, куда надо и не надо. Я завязал с наркотой. Каждый день настраиваюсь на то, чтобы не сорваться. Знаю, ты хочешь облегчить мне жизнь, убрать все препятствия. Но сейчас пришла пора мне самому заняться своей судьбой.
У Мэта заколотилось сердце так, будто готово было выпрыгнуть из грудной клетки.
– Отправляйся в Новый Орлеан. Найди там работу. А сюда приезжай в любое время. Здесь всегда будет твой второй дом. – Томми встал и посмотрел сверху вниз на брата. – Но права на тебя принадлежат Калли.
Томми поднялся по двум верхним ступенькам, вышел на кухню и закрыл за собой дверь. Мэт смотрел на нее, и слова брата продолжали звучать в его голове.
Глава 11
Раздались звуки вальса, жених и невеста вышли вперед. Танцевальный зал в парке Ривервей стал местом бала начала XIX века. Калли наблюдала за происходящим и затаила дыхание, когда появились гости со стороны невесты. У них было только два дня для репетиций танцев и совсем не осталось времени, чтобы пройтись в свадебных костюмах эпохи Регентства.
Темные волосы невесты были собраны в узел и украшены цветками белой гипсофилы. Не требовалось большого воображения, чтобы увидеть в ней Элизабет Беннет. В отличие от своей избранницы жених не отличался высоким ростом Фицуильяма Дарси. Но в красивом жилете и галстуке-шарфе выглядел весьма импозантно.
Калли наслаждалась плодами своего титанического труда, когда услышала до боли знакомый голос:
– А вторжение зомби на сей праздник ожидается?
Калли резко повернулась. Прямо перед ней стоял Мэт. У нее захватило дыхание от его вида. В элегантном жилете, нарядном галстуке и брюках с иголочки, он имел вид непривычно официальный, хотя вполне приветливый.
– Получился бы достойный финал программы. Тебе не кажется? – закончил он с улыбкой.
Калли хотела было ответить, но у нее словно язык отнялся.
Зачем он приехал? Убедить ее заменить отношения на расстоянии чем-то другим? Или сообщить, что сам занял иную позицию и способен отпустить брата в свободное плавание? А может, намерен отказаться от прежнего образа жизни, когда один брат с утра до ночи присматривал за другим? Калли понимала, что первое время после отказа Томми от наркотиков такая опека требовалась. Но продолжалась она и потом – эти двое мужчин разучились быть просто братьями: младший то и дело проходил реабилитацию, а старший бдительно за ним следил.
Калли сжала за спиной руку в кулак, чтобы преодолеть искушение схватить Мэта за лацкан и притянуть к себе. В ее в голове вертелись вопросы: "Почему ты приехал?" и "Ты передумал?".
Или еще более важный: "Ты любишь меня так же сильно, как я люблю тебя?"
– Нет, – сказала она вслух, – никаких зомби.
– Вот жалость-то!
– Для кого как.
В прошедшие дни она не проигрывала в голове будущий разговор с Мэтом при встрече. Не знала, с чего начать, и даже побаивалась обдумывать возможные ответы. Если бы он стал ее переубеждать, она вполне могла и уступить.
Как ни приказывала она себе быть стойкой, сердце подсказывало ей совсем другое.
– Пройдемся? – предложил он.
У нее заколотилось сердце.
– Конечно.
Калли прошла за Мэтом через застекленные двери на террасу, убеждая себя не сдавать позиции.
Однако в последние недели ей становилось все хуже, а отнюдь не легче. Она сомневалась, что даже способна отказаться от возобновления редких встреч. Ведь каждое утро для нее начиналось с тоски по Мэту, его смеху и тонкому юмору. А по вечерам она уныло смотрела в потолок, мечтая, что он вернется в ее постель. В ее жизнь.
Но задавать такие вопросы после двух недель разлуки казалось неуместным. Поэтому она спросила:
– Где ты так приоделся?
Он повернулся и прислонился к чугунной ограде, за которой виднелись дубовые ветви, подсвеченные из бального зала.
– Я позвонил Колину и поговорил с Джейми. Выяснилось, что супруга твоего бывшего горит желанием помочь в устройстве нашего романтического свидания. И решила, что случай самый подходящий. Даже позвонила жениху и невесте, чтобы меня обязательно пригласили.
По губам Калли скользнула улыбка.
– Вот почему они так ели меня глазами на вчерашнем ужине, когда мы уточняли последние детали.
Мэт усмехнулся:
– Вступающим в брак свойственны пустые мечтания. К сожалению, – он оглядел себя, – все слишком расхваливают мой наряд.
– Да, лучший Фицуильям Дарси всех времен. А еще зачем ты здесь?
Наверное, последняя ее реплика стала лишней. Не следовало так откровенничать. Сдержанность в чувствах принесла бы больше дивидендов. Но она не могла совладать с собой.
– Я здесь в надежде произвести впечатление.
Калли едва не задохнулась:
– Что за впечатление?
Мэт придвинулся ближе, мгновенно распалив ее чувства. Свежий ветерок, с чуть слышным ароматом магнолии, ерошил его песочного цвета волосы, но Калли улавливала только запах его цитрусового мыла. Тепло его тела. Чарующий взгляд.
Он неотрывно смотрел на нее. И ответил фразой из ее любимого романа:
– "Я размышлял о гораздо более приятных вещах: скажем, о том, сколько очарования заключается в красивых глазах на лице хорошенькой женщины".
Прошло несколько секунд, прежде чем эти слова достигли ее сознания.
– Ты прочитал "Гордость и предубеждение"?
Его лицо осветилось улыбкой.
– А как еще мужчине произвести впечатление на женщину, которая зарабатывает на жизнь устройством изысканных свадеб? Для начала неплохо процитировать Дарси.
Боясь притушить искорку надежды, Калли не произнесла ни слова, только сильнее вцепилась в его рукав.
– Я только что подготовил резюме для больницы Святого Матфея. Сдается мне, им требуются опытные врачи скорой помощи.
Несмотря на сильное сердцебиение, она заставила себя спросить:
– Это будет совместительство?
– Нет. Полная ставка. Ну, в любом случае не меньше восьмидесяти процентов рабочего времени. Чтобы осталась возможность изредка ездить в Мэнфорд, для работы с неполной занятостью.
Боясь поверить самой себе, Калли подняла брови, а Мэт улыбнулся:
– На одну неделю раз в три месяца или около того. Вполне достаточно, чтобы проведать братца и его жену. – Он тщетно старался погасить улыбку. – Особенно теперь, когда у меня скоро появятся племянники.
Последние слова прозвучали так беззаботно, что до Калли лишь через несколько секунд дошел их смысл.
Она восхищенно ухнула и упала на грудь Мэта. Он схватил ее, и она вдруг почувствовала, что ее ноги оторвались от земли. Но это ее не испугало. Она грелась в его объятиях и млела от постепенного осознания: Мэт, наконец, окончательно приехал в Новый Орлеан. Он, судя по всему, не спешил опускать ее вниз. А она, будь ее воля, не попросила бы его об этом никогда.
Она ткнулась носом в его шею и вдохнула, наслаждаясь запахом его теплой кожи и прикосновением сильных рук.
– Что заставило тебя переменить свое мнение?
– Ну… – Его слова перетекали из его груди в ее. – Ты говорила, что хочешь видеть меня здесь. Томми хотел того же. И я сам. В такой ситуации было бы просто глупо не приехать.
– Люблю твою логику.
– Догадываюсь.
Мэт опустил ее на землю, продолжая обнимать и крепко прижимать к себе.
Она подняла взгляд:
– Томми не пришлось выгонять тебя палкой?
– Нет. – Глаза Мэта цвета лесного ореха посерьезнели. Он посмотрел через стеклянные двери на вальсирующие пары. – Он тоже прибег к жестокости из милосердия. И согласился с твоим мнением. Что я правильно был жесток к нему, когда он сидел на игле, но переусердствовал, когда он завязал.
– Напоминай мне, чтобы я каждый год посылала Томми на день рождения хороший подарок.
– Да? Он сам собирается одарять тебя каждый месяц за то, что избавила его от моей опеки. И я приехал не только благодаря своей логике.
– Не только?
– Да, есть еще одна маленькая деталь. Я в тебя влюблен.
Ее глаза наполнились слезами, она заморгала, стараясь не разреветься. Как она будет выглядеть перед гостями, если расплачется? Мэт убрал прядь волос с ее щеки, его пальцы остановились на секунду, а потом сжали ее лицо.
– Прошу прощения, что мои мозги так долго вправлялись на место, – сказал он. – Вовсе не хотел приносить тебе столько сложностей.
Она хлюпнула носом и слабо улыбнулась:
– Надо будет тебе немножко познакомиться с моими жизненными правилами. Пусть прошлое остается только в воспоминаниях. Так будет гораздо приятнее.
– Да? – Губы Мэта чуть дернулись. – Мне такой вариант по душе. И я очарован Элизабет Беннет и ее деловым подходом к жизни. – Он окинул взглядом наряд Калли. – Хотя должен заметить, костюмы ее эпохи не вполне совершенны. Выглядишь ты прекрасно, но фасон твоего платья – не из числа моих любимых.
– Да, трапециевидный силуэт моих линий не подчеркивает. Не переживай, – усмехнулась она. – Я не такая плоская, как выгляжу в этом балахоне.
Кривовато улыбнувшись, Мэт уткнулся в шею и втянул аромат ее кожи.
– Я и не переживаю. Ведь завтра ты наденешь что-нибудь легкое и по фигуре. И я буду любоваться такими твоими платьицами всю оставшуюся жизнь.