- Тем не менее, я считаю, что должна уехать утром. Я могу отплатить вам за ваше гостеприимство тем, что дам рекомендации по реставрации какой-нибудь из картин, которые пригодятся, когда вы пригласите кого-либо еще.
- Боюсь, - сказал он, - что моя племянница была с вами груба. Мой кузен рассердится на меня, если не увидит вас. Не обращайте внимания на девочку. Она совершенно неуправляема, когда уезжает отец. Только он способен вселить в нее страх.
"И он, наверное, тоже его боится", - подумала я. И мое желание увидеть графа стало столь же велико, как и желание работать над его картинами.
- Мадемуазель, останьтесь на несколько дней и хотя бы выслушайте, что вам скажет мой кузен!
Я колебалась, но потом сказала:
- Очень хорошо, я остаюсь.
Казалось, он вздохнул с облегчением.
- Сейчас я пойду в свою комнату. Я слишком устала, чтобы нормально работать сегодня. Завтра я тщательно изучу картины в галерее, и когда вернется ваш кузен, я смогу представить ему четкий расчет.
- Отлично, - сказал он и посторонился, чтобы пропустить меня.
На рассвете следующего дня, после хорошего ночного отдыха, я встала в радостном оживлении. Я намеревалась осмотреть близлежащий парк и, возможно, исследовать окрестности. Хотелось познакомиться и с городком - старинная церковь относилась, по всей видимости, к тому же периоду, что и замок, а древность здания ратуши не вызывала сомнений.
Вечером я обедала в своей комнате, и это было великолепно. Вскоре после этого я легла спать и уснула мгновенно. Утро вселило в меня оптимизм.
Я умылась, оделась и заказала завтрак. Мне немедленно принесли горячий кофе, хрустящий хлеб домашней выпечки и масло.
За завтраком я думала о событиях прошедшего дня, и мне они уже не казались такими странными, как накануне вечером. Мне еще предстояло выяснить, что это за семья - на данный момент я знала только, что она была весьма необычной. Филипп де ла Талль - на его попечении находится дом в отсутствие хозяев; избалованная девочка, которая плохо ведет себя, когда отец в отъезде, потому что, когда он дома, она трепещет перед ним; еще безвольная, не справляющаяся со своими обязанностями гувернантка и бедная старая Нуну, няня, которой также не удается контролировать поведение своей воспитанницы. А еще был дворецкий Жозеф и многочисленные слуги, необходимые для работы в огромном поместье. Вроде бы ничего необычного, и тем не менее здесь чувствовалась какая-то тайна. Не из-за того ли, с таким видом все они упоминали графа? Его одного боялась эта девочка. Перед ним все испытывали благоговейный трепет. От него все зависело. В том числе то, останусь я здесь или нет.
Я прошла в галерею и мирно провела там все утро, осматривая картины и подробно описывая все повреждения. Работа завораживала, и я не заметила, как пролетело время. В своем увлечении я забыла об обитателях дома и была удивлена, когда служанка постучала в дверь и объявила, что уже двенадцать часов и если я желаю, она принесет обед в мою комнату.
Я вдруг обнаружила, что проголодалась, и с удивлением приняла предложение. Собрав бумаги, я вернулась в комнату, где служанка уже накрыла на стол - вкусный суп, мясо и салат, сыр и фрукты на десерт. Интересно, есть я буду здесь всегда одна в своей комнате - в случае, разумеется, одобрения со стороны господина графа? Я начала думать о нем как о "господине графе" и мысленно произносить его имя с легкой иронией. "Другие боятся вас, господин граф, но я не стану".
Как я давно заметила, послеобеденное время - не лучшее для работы, кроме того, мне хотелось прогуляться. Конечно, я не могла исследовать сам замок без разрешения, но я могла осмотреть парк и окрестности.
Без труда я нашла дорогу во двор, куда привез меня Жозеф, но не пошла через подъемный мост, а пройдя через лоджию, соединявшую основное здание замка с его более поздней пристройкой, и миновав еще один двор, я оказалась на южной стороне крепости. Здесь находились сады, и я мрачно подумала, что господин граф, пренебрегая картинами, с очевидной заботой относится к своим садам.
Передо мной лежали три террасы. На первой - лужайки и фонтаны. Представляю, какие изысканные цветы растут здесь весной; даже сейчас, осенью, они радовали глаз. Я прошла по мощеной камнем дорожке ко второй террасе с газонами и цветниками; они разделялись друг от друга аккуратно подстриженными живыми изгородями различной формы, среди которых преобладала форма геральдической лилии. Как характерно для господина графа! На самой нижней террасе располагался огород, и даже он был аккуратно разделен на квадраты и прямоугольники, некоторые отделялись друг от друга увитыми виноградом шпалерами, и вся эта терраса была окаймлена фруктовыми деревьями.
Место имело пустынный вид. Я догадалась, что у садовников сейчас короткий дневной отдых, потому что даже в это время года здесь жаркое солнце. В три часа они, вероятно, вернутся и будут работать дотемна. Должно быть, их много, если сады содержатся в таком порядке.
Я стояла под фруктовыми деревьями, когда услышала, как меня кто-то позвал: "Мисс! Мисс!" и, обернувшись, увидела, что ко мне бежит Женевьева.
- Я увидела вас из своего окна, - сказала она, указав на замок. - Видите окно справа наверху… это мое. Это часть детской. - Она поморщилась. Все это она сказала по-английски - Я выучила это наизусть, - объяснила она, - затем, чтобы показать вам, что я могу. А теперь давайте говорить по-французски.
Теперь она выглядела по-другому - тихая, спокойная, может быть, немного более шаловливая, чем следовало бы ожидать от хорошо воспитанной четырнадцатилетней девочки, и я поняла, что вижу Женевьеву в хорошем настроении.
- Как вам угодно, - ответила я.
- Знаете, мне бы хотелось поговорить с вами по-английски, но, как вы заметили, он у меня не очень хорош, верно?
- Из-за акцента и интонации вас было очень трудно понять. Но я думаю, у вас обширный запас слов.
- Вы гувернантка?
- Конечно, нет.
- Тогда вам следовало бы ею стать. Из вас получилась бы хорошая гувернантка. - Она громко засмеялась. - Тогда вам не пришлось бы ходить вокруг да около под выдуманными предлогами, а?
Я холодно сказала:
- Я иду гулять. До свидания.
- О нет, нет. Я спустилась, чтобы поговорить с вами. Первое, что я вам должна сказать, - извините. Ведь я вам нагрубила? А вы были очень спокойны… но вы и должны быть спокойной? От англичанки все ждут именно этого.
- Я наполовину француженка, - сказала я.
- Теперь понятно, почему вы такая темпераментная. Я видела, что вы были действительно сердиты. Холодным был только ваш голос. В глубине души вы страшно рассердились, разве нет?
- Естественно, я была удивлена, что девушка явно образованная могла быть так невежлива с гостьей в доме своего отца.
- Но вы не гостья, вспомните. Вы там были под…
- Не вижу смысла в продолжении этого разговора. Я принимаю ваши извинения, а сейчас я хочу уйти.
- Но я спустилась специально, чтобы с вами поговорить.
- А я спустилась погулять.
- Почему бы нам не погулять вместе?
- Я не просила вас составить мне компанию.
- А мой отец не приглашал вас в Гейяр, но вы приехали. - Она поспешно добавила: - И я рада, что вы приехали… может быть и вы будете рады, если я пойду с вами.
Она пыталась сделать шаг навстречу, а я не из непримиримых, поэтому я позволила себе улыбнуться.
- Вы выглядите симпатичнее, когда улыбаетесь, - сказала она. - Нет, - она склонила голову в сторону, - не совсем так. Но вы выглядите моложе.
- Все мы выглядим приятнее, когда улыбаемся. Вам об этом следовало бы помнить.
Неожиданно она весело рассмеялась. И я тоже. Обе мы были довольны компанией друг друга - люди мне были интересны почти так же, как и картины. Отец это называл пустым любопытством - во мне эта черта была сильна, и может быть, я напрасно в себе ее подавляла.
Теперь я радовалась обществу Женевьевы. Вчера я видела ее в дурном расположении духа, а сейчас она была живой и чрезвычайно любопытной девочкой, но могла ли я осуждать ее за любопытство, во мне самой его было предостаточно.
- Итак, - сказала она, - мы идем гулять вместе, и я покажу вам все, что вы хотите увидеть.
- Благодарю вас. Это было бы очень приятно.
Она опять засмеялась.
- Я надеюсь, вам здесь понравится, мисс. А если я буду говорить с вами по-английски, вы будете говорить медленно, чтобы я могла понять?
- Конечно.
- И не будете смеяться, если я скажу глупость?
- Конечно, я не буду смеяться. Мне по душе ваше желание совершенствоваться в английском.
Она вновь улыбнулась, и я знала, что она подумала, что я похожа на гувернантку.
- Я не очень хорошая, - сказала она. - Они все боятся меня.
- Не думаю, чтобы они боялись вас. Скорее, их беспокоит - и вызывает неприязнь - ваша не всегда приятная манера поведения.
Это развеселило ее, но она сразу же стала опять серьезной.
- Вы боялись своего отца? - спросила она, переходя на французский. Я поняла, что на интересующую ее тему она должна говорить на более легком для нее языке.
- Нет, - ответила я. - Скорее, я испытывала благоговение перед ним.
- А в чем разница?
- Можно уважать людей, восхищаться и преклоняться перед ними, бояться обидеть их. Это не то же самое, что испытывать перед ними страх.
- Давайте дальше говорить по-французски. Этот разговор слишком интересен, чтобы говорить по-английски.
Я подумала, что она боится отца. Что же это за человек, который сумел вселить в нее страх? Она была необычным ребенком - своенравная, вспыльчивая, и винить в том нужно было, конечно, его. Но что же мать - какую роль она играла в воспитании этого странного ребенка?
- Значит, вы на самом деле не боялись отца?
- Нет. А вы боитесь?
Она не ответила, но я заметила, что в глазах ее появилось выражение, как у загнанного зверя.
Я быстро сказала:
- А… ваша мать?
Тогда она повернулась ко мне.
- Я вас отведу к своей матери.
- Что?
- Я сказала, что отведу вас к ней.
- Она в замке?
- Я знаю, где она. Я отведу вас к ней. Вы пойдете?
- Ну да. Конечно. Я буду счастлива познакомиться с ней.
- Очень хорошо. Пойдемте.
Она пошла впереди меня. Ее темные волосы были гладко зачесаны и перехвачены голубой лентой, и может быть, именно эта прическа так изменила ее внешность. Голова ее надменно возвышалась над покатыми плечами, шея ее была высокой и грациозной. Я подумала: "Из нее вырастет красивая женщина".
Интересно, она похожа на графиню? Потом я начала придумывать, что я ей скажу. Я должна ясно изложить ей свою проблему. Возможно, она как женщина будет менее предубеждена против моей работы.
Женевьева остановилась и потом пошла рядом со мной.
- Во мне - два разных человека, правда?
- О чем вы говорите?
- В моем характере две стороны.
- У всех нас много сторон в характере.
- У меня другое. У других людей характеры цельные. Я - два отдельных человека.
- Кто вам это сказал?
- Нуну. Она говорит, что я родилась под знаком Близнецов - это значит, что у меня два лица. Мой день рождения в июне.
- Это выдумки. Есть множество людей, родившихся в июне, которые не похожи на вас.
- Это не выдумки. Вы видели, какая ужасная я была вчера. Это я плохая. Сегодня я другая - хорошая. Я ведь извинилась?
- Я надеюсь, вы это сделали искренне.
- Я извинилась, и не сделала бы этого, если бы не захотела.
- В таком случае, когда вы делаете глупости, помните, что потом вы будете жалеть об этом, и не делайте их.
- Да, - сказала она - Вам следовало бы стать гувернанткой. У них всегда на словах все так просто. Я не могу не быть ужасной. Я просто такая.
- Каждый может изменить свое поведение.
- Но такова моя судьба. Нельзя идти против судьбы.
Теперь я поняла, в чем дело. Темпераментная девочка находилась в руках глупой старой женщины и насмерть перепуганной гувернантки, вдобавок она страшилась отца. Но была еще, конечно, мать. Будет интересно познакомиться с ней.
Возможно, она тоже трепещет перед графом. По всей вероятности, это так, коль скоро трепещут все остальные. Мое воображение рисовало ее мягкой, боявшейся возражать ему. Чем больше я о нем узнавала, тем больше он казался мне чудовищем.
- Вы можете стать такой, какой сами пожелаете, - сказала я - Глупо убеждать себя, что у вас два характера и жить в соответствии с более неприятным из них.
- Я не стараюсь. Так получается.
- Вы должны следить, чтобы этого не случалось.
Говоря это, я презирала себя. Всегда так легко решать чужие проблемы. Она была молода и временами казалась совсем ребенком для своего возраста. Если бы мы подружились, я могла бы помочь ей.
- Мне очень хочется познакомиться с вашей матерью, - сказала я. Она не ответила и побежала вперед.
Я пошла за ней между деревьями, но она была проворнее меня и ей не так мешало платье. Я приподняла подол и побежала, но потеряла ее из виду.
Я остановилась. Здесь деревья росли гуще - это была маленькая рощица. Я не заметила, с какой стороны вошла в нее и, не зная, в каком направлении пошла Женевьева, внезапно почувствовала, что заблудилась. Похожее чувство я испытала в галерее, когда не могла открыть дверь. Странное чувство, похожее на панику, понемногу охватывало меня.
Как глупо чувствовать это среди бела дня! Девочка сыграла со мной шутку. Она не изменилась. Он ввела меня в заблуждение, заставила думать, что сожалеет о случившемся; в разговоре ее почти звучал крик о помощи - и все это было игрой, притворством.
И тут я услышала, как она зовет меня:
- Мисс! Мисс, где вы? Сюда.
- Иду, - сказала я и пошла на голос.
Женевьева появилась среди деревьев.
- Я думала, что вы потерялись.
Она взяла меня за руку, будто боялась, что я ускользну от нее, и мы пошли дальше, пока, через некоторое время, деревья не поредели, и тогда мы вдруг остановились. Перед нами было открытое пространство, заросшее высокой травой. Я сразу увидела надгробия и поняла, что мы находились на фамильном кладбище де ла Таллей.
Я все поняла. Мать ее умерла. Девочка собиралась показать мне, где она похоронена. И называла это - познакомить меня со своей матерью.
Я была потрясена и немного встревожена. Она была действительно странной девочкой.
- Все де ла Талли, когда умирают, попадают сюда, - сказала она печально. - Но я тоже часто сюда прихожу.
- Ваша мать умерла?
- Пойдемте, я покажу вам, где она.
Она провела меня через густую траву к роскошному надгробию. Оно было похоже на маленький домик, крышу которого украшала прекрасная скульптурная группа - ангелы держали большую мраморную книгу, на страницах которой было вырезано имя покойной.
- Смотрите, - сказала она, - вот ее имя.
Я посмотрела. На книге было написано: "Франсуаза, графиня де ла Талль, тридцати лет". Я посмотрела на дату. Это случилось три года назад.
Значит, девочке было одиннадцать лет, когда умерла ее мать.
- Я часто прихожу сюда, - сказала она, - чтобы побыть с ней. Я разговариваю с ней. Мне это нравится. Здесь так спокойно.
- Вам лучше не приходить, - мягко сказала я. - Во всяком случае, одной.
- Я люблю приходить одна. Я хотела познакомить вас с ней.
Не знаю, что подтолкнуло меня, но у меня вырвалось:
- Ваш отец приходит сюда?
- Никогда. Он не хочет быть с ней. И раньше не хотел. Так зачем же он пойдет сейчас?
- Откуда вам знать, чего он хочет?
- Я знаю. Кроме того, она здесь потому, что он этого хотел. Он всегда получает то, что хочет. Она ему была не нужна.
- Я думаю, вы его просто не понимаете.
- О нет, прекрасно понимаю. - Глаза ее вспыхнули. - Это вы не понимаете. Как вам понять? Вы только что приехали. Я знаю, она была ему не нужна. Вот почему он ее убил.
Я не нашлась, что сказать. Я только в ужасе смотрела на девочку. Но она, положив руки на мраморную плиту, казалось, не замечала меня.
Тишина вокруг, теплое солнце, усыпальницы, хранившие останки давно умерших де ла Таллей - все это выглядело зловещим сном. Мой инстинкт звал меня уехать из этого дома; но даже когда я стояла там, я знала, что останусь, если смогу, и что в замке Гейяр было нечто более загадочное и притягательное, чем мои любимые картины.
Глава 2
Это был мой второй день в замке Гейяр. Я не спала всю ночь - сцена на кладбище так потрясла меня, что я не могла выбросить ее из головы.
Когда мы медленно шли обратно к замку, я сказала Женевьеве, что она не должна говорить так о своем отце; она спокойно выслушала меня и не возразила ни разу; но я никогда не забуду спокойную уверенность в ее голосе, когда она сказала мне: "Он убил ее".
Конечно, это сплетни. Где она это слышала? Должно быть, от кого-то в доме. Может, от няни? Бедный ребенок! Как это ужасно! Вся моя враждебность к ней улетучилась. Теперь я хотела знать больше о ее жизни, какой была ее мать, каким образом в ее голову закрались эти ужасные подозрения.
Надо сказать, мне было не по себе. В одиночестве пообедав в своей комнате, я просматривала свои записи, потом пыталась читать роман. Вечер казался долгим; неужели мне так придется коротать свои вечера, если мне позволят остаться? В других домах мы сидели за одним столом с управляющими поместий, а иногда и со всей семьей. Никогда раньше за работой я не чувствовала себя так одиноко. Но, разумеется, я не должна забывать, что меня еще не приняли, нужно было подождать.
На следующий день я работала в галерее все утро, оценивая степень потемнения пигмента, отслоения краски, которое мы называем "шрамами", и другие повреждения типа трещин в краске, в которые попадает пыль и грязь. Я пыталась выяснить, какие материалы мне потребуются помимо тех, что я привезла с собой, и хотела спросить Филиппа де ла Талля, могу ли я посмотреть некоторые другие картины в замке, особенно фрески, которые я успела заметить.
После обеда в своей комнате мне захотелось выйти на прогулку. Я решила, что сегодня посмотрю окрестности и, возможно, городок.
Я шла среди раскинувшихся вокруг виноградников, хотя тропинка уводила меня в сторону от города. Что ж, город посмотрю завтра. Я. представляла себе, какое здесь должно царить оживление во время сбора урожая и жалела, что не приехала сюда раньше, чтобы увидеть его. Может, и увижу в следующем году… - подумала я и засмеялась про себя. Я и в самом деле рассчитываю быть здесь в следующем году?
Я подошла к нескольким зданиям и рядом с ними увидела дом из красного кирпича с неизменными ставнями на окнах, на этот раз зелеными. Они прибавляли очарования дому, которому, как я поняла, лет сто пятьдесят - построен лет за пятьдесят до Революции. Я не могла устоять перед соблазном подойти ближе и рассмотреть его.