- Как ее защита? Когда я ехал сюда, то видел Стива - он как раз выходил из здания тюрьмы.
- Когда я вижу Стива Грюнвальда, сразу вспоминаю его в форме капитана бейсбольной команды, с огромными сумками, полными бит и перчаток, шагающим по школьному коридору. Мне страшно думать, что сейчас он занимается делом Софи.
- Он лучший адвокат в городе после Питера, - сказал Дункан.
- Все равно, - отозвалась Мария. - Может, нам надо было нанять человека, имеющего больший опыт в уголовных делах.
Дункан пожал ее ладонь:
- Стив справится. Он позаботится о ней. Как она справляется со всем этим?
Мария покачала головой:
- Она и не пытается бороться. Я думала, Софи будет рваться домой. Но она даже отказывается подать прошение, чтобы выйти под залог. Ведет себя так, словно ее загипнотизировали.
- Меня это не удивляет, - сказал Дункан. - Наверное, это настоящий ад, когда не можешь видеться с детьми. Я переехал только в понедельник, но я уже… - Он запнулся.
- Скучаешь по Джеми?
Дункан кивнул:
- Ненавижу находиться вдали от него. Это самое худшее. У тебя же нет детей. - Это был не вопрос, а утверждение, но он взглянул на нее, словно ждал ответа.
- Нет. Но когда Саймон и Фло стали жить со мной, я начала задумываться, как Софи… Понимаешь, они такие неугомонные - они все время здесь. - Она остановилась, задумавшись. - А бывает, я читаю Фло сказку, и она засыпает, прижавшись ко мне, словно щеночек. Или вот сегодня - Саймон вышел из кабинета доктора не таким расстроенным, и я почувствовала, что поступила правильно, когда отвела его туда…
- Ты совершенно права, - согласился с ней Дункан. - Они неугомонные. Им так много нужно, и только ты можешь дать им это.
- Или их родители?
- Родители или те, кто заботится о них. Сейчас для Саймона и Фло это ты.
"Это правда", - подумала Мария, но внезапно вспомнила о Хэлли. Когда умер Малькольм, она как будто пропала вместе с ним. Мария была уже достаточно взрослой, чтобы самой позаботиться о себе, но Софи, должно быть, страдала сильнее, чем она думала. Возможно, Софи старалась казаться сильной, чтобы облегчить жизнь матери. Кто знает? Мария поставила бокал на дощатый пол.
- Я разожгу угли, - сказала она, поднимаясь. - У нас сегодня на ужин рыба-меч.
- Я тебе помогу. Я готовлю рыбу-меч почти так же хорошо, как суп из моллюсков.
- Это была лучшая еда из всего, что я пробовала, - заметила Мария, уткнувшись лицом в плечо Дункана. Оба они рассмеялись, вспоминая этот обед на его лодке, когда ни один из них не попробовал ни ложки.
Дожидаясь, пока угли побелеют, влюбленные смотрели, как огненное солнце садится за островом Подзорной трубы.
- Однажды мы с отцом смотрели на такой же закат, - начала Мария, - и он сказал: "Завтра будет жаркий денек". - Воспоминание пришло из ниоткуда. Ей было два года, они ехали на машине домой с пляжа, и она одной рукой обнимала отца за шею. Тем июльским вечером Хэлли, беременная Софи, сказала, что готовить слишком жарко. Мария вспомнила, как она копала яму в песке, собирала топляк для костра, а потом они жарили сосиски на палочках.
- Твой отец умер, когда мы были в старших классах, да? - спросил Дункан.
- В восьмом, - ответила Мария.
- А мой - годом раньше, - сказал Дункан.
- Правда? Я не знала.
- Ну да. Я помню, что очень сочувствовал тебе, когда это случилось. Ты всегда казалась такой счастливой, всегда участвовала во всех школьных мероприятиях, но я знал, что ты на самом деле чувствовала. Ведь то же самое произошло и со мной.
- Не знаю, - произнесла Мария. Она пыталась вспомнить, каково было ждать смерти Малькольма. Как-то ночью она лежала в кровати и в ужасе смотрела в потолок, зная, что скоро - может быть, в этот самый миг - дыхание ее отца остановится. - Он был старый и сильно болел, - сказала Мария. - Когда в конце концов он умер, это было своего рода облегчение. Это плохо, да? Я страшно виню себя за то, что так думала. Особенно с учетом того, что все остальные в нашем доме тяжело переживали его смерть. Моя мать, и брат, и сестра. Правда, я всегда думала, что Софи и Питер отнеслись к этому так же, как я.
- Должно быть, это ужасно - смотреть, как тот, кого ты любишь, медленно умирает, - сказал Дункан.
- А твой отец?..
- Автокатастрофа. Поздно ночью, по дороге домой. Он скончался прямо на месте аварии, мы больше никогда его не видели.
Они стояли на крыльце, погрузившись каждый в свои воспоминания, и смотрели на море. Потом Мария повернулась к Дункану:
- Хочу поцеловать тебя.
Дункан притянул ее к себе, поцеловал макушку, лоб, щеки, потом губы. Она провела пальцами вниз по его спине до ремня, просунула ладонь под брюки. Дункан отстранился, удивленный.
- У нас есть несколько минут, прежде чем уголь будет готов? - спросила Мария. - Можем мы пойти наверх? - Она перевела взгляд на раздвижные двери гостиной. Ей хотелось развеять нахлынувшие на нее чувства: любовь и грусть по отцу, Софи и ее детям, по всем членам их семьи. Чтобы усмирить подступавшую панику, она старалась дышать ровно и глубоко.
- Конечно, - прошептал Дункан ей на ухо. - Мы можем делать все, что ты захочешь.
Он поднял Марию на руки и перешагнул через порог дома. Она держалась за его шею; а Дункан открыл дверь, легонько толкнув ее ногой, и понес женщину вверх по ступенькам в спальню.
Прохладный ветерок шевелил занавески на распахнутом окне, на другой стороне залива сверкал огонь маяка Литтл-Харбор. Дункан положил Марию на кровать, она улыбнулась, глядя на него снизу вверх.
- Никто еще не носил меня до кровати, - сказала она.
- Ты легкая, как перышко, - ответил он, дыша чуть тяжелее, чем обычно.
- Тебе нужна минутка, чтобы перевести дух? - спросила Мария.
Он прикоснулся к своему сердцу:
- Только не после тебя.
Лежа на постели, они целовались и раздевали один другого. Несколько раз Мария отстранялась, чтобы взглянуть на их обнаженные тела, льнущие друг к другу. В вечернем свете загорелая кожа выглядела еще более темной. Ее грудь и бедра, ягодицы Дункана - части тела, защищенные от солнца, - казались жемчужно-белыми, и Мария испытывала странное возбуждение, глядя на них.
Она легла на спину, а Дункан стал покрывать ее тело поцелуями, всю ее, начиная с пальцев ног. Добравшись до икр, он перевернул женщину на живот и начал щекотать языком ее ямочки под коленями. Мария почувствовала, как трепет пробежал по всему ее телу. Она перевернулась и с тихим стоном уперлась руками в мужские властные плечи.
- Иди сюда, - позвала она. - Обними меня.
Как будто не слыша ее, он продвигался все выше по ногам Марии, целуя и лаская каждый сантиметр ее тела с выражением бесконечного блаженства на лице. Мария ощутила тягучее, нарастающее возбуждение в самых неожиданных точках - лодыжках, сосках, волосах на голове. Голова металась по подушке; она чувствовала себя пленницей Дункана и своего собственного наслаждения, ей хотелось кричать. В какой-то момент Мария поняла, что не может больше этого выносить, и приподнялась на постели.
- Пожалуйста! - произнесла она. Она готова была умолять его остановиться, но он взял ее за руку и улыбнулся.
- Доверься мне, - сказал Дункан. - Я люблю тебя. И хочу делать это с тобой.
Мария заглянула в его, такие знакомые, глаза. Она знала, почему сейчас нуждается в поддержке: она чувствовала себя новым, другим человеком. Никогда раньше ей не случалось зайти так далеко.
Ей было страшно, но не из-за того, что делал Дункан, а из-за того, что он чувствовал к ней. Она видела это в его глазах, блестевших в темноте. Мария кивнула, потом откинулась обратно на подушку. Ощущения нахлынули вновь - еще более острые, чем раньше, - и Мария вдруг поняла, что теряет контроль и что она согласна на это.
Глава 26
Только на следующее утро, после полуночного ужина из поджаренной на гриле рыбы-меч и целой ночи любви, лежа в постели рядом со спящим Дунканом, Мария открыла письмо от Альдо.
Дорогая Мария!
Твое письмо взволновало меня - по многим причинам. Во-первых, бедная Софи! Бедный Гордон. Я молюсь за них, за их детей и прежде всего за тебя, bella. Я знаю, как тяжело тебе приходится. Я вспоминаю рождественские праздники, которые мы проводили с твоей семьей, вспоминаю, как ты радовалась, находясь среди них. Твоя улыбка часто была печальной - рядом с Дарками ты всегда улыбалась, но порой грустно. Я знаю, какую боль тебе причинил, когда оторвал тебя от них. Наверное, сейчас ты нахмурилась - злишься на меня за то, что я позволил себе думать, будто заставил тебя сделать то, чего ты не желала. Мария, я знаю, что ты хотела поехать со мной. Знаю, что ты сделала это из любви ко мне. Знаю, что любил тебя не так, как должен был любить, и мне придется жить с этим до конца моих дней.
Ты никогда не была счастлива. Когда-нибудь ты это признаешь. В Англии, в Перу, в Париже - нигде. Только когда мы садились в самолет, летевший в Нью-Йорк, твои глаза начинали блестеть по-настоящему. В самолете ты предвкушала, как окажешься в родном доме. А оказавшись в нем, начинала грустить, потому что вскоре надо было уезжать.
Как ты справляешься со всем этим? Какая ты сильная! Софи в тюрьме - может быть, ее немного утешает то, что она может выглянуть в окно и увидеть сквозь ветви деревьев свет в окнах вашего дома. Когда я бросал взгляд на эту тюрьму, я и предположить не мог, что твоя сестра окажется там. Ей очень повезло, что ты взяла на себя заботу о Саймоне и Фло, но не думай, что она будет тебе признательна за это.
Мария, может, тебе и не хочется это слышать, но знай: Софи завидовала тебе. Да, у нее был муж, на местном уровне - очень выгодная партия, замечательные дети, уютный дом. Но подумай: смогла бы ты довольствоваться этим, если бы перед глазами у тебя был пример сестры, добившейся куда больших успехов? Вспомни, какие надежды возлагала на нее ваша мать, bella. В глубине души Софи наверняка упрекала себя за то, что не смогла соответствовать ее ожиданиям, особенно на фоне твоих достижений.
А теперь тебе достались еще и ее дети.
Я не говорю, что ты должна отказаться от них. Я уверен, что лучше всего им жить с тобой. Бедные Саймон и Фло, страшно подумать о том, что родители жестоко обращались с ними. И уж безумием кажется мысль, что Гордон избивал Софи. Я всегда считал его застенчивым, безобидным, совершенно не склонным к импульсивным поступкам человеком. Конечно, дети должны остаться с тобой. (Я представляю себе, как ты целуешь их в лоб перед сном, и слезы наворачиваются у меня на глаза, когда я думаю, что ты никогда не целовала собственных детей).
А теперь о твоих полевых записках. На раскопках ты часто давала волю фантазии - так было и в Шаван де Хуантаре, и я считаю это твоим большим талантом. Но на этот раз у тебя практически нет версий! Итак, ты обнаружила убитую индианку из племени пеко, похороненную на острове, вдали от индейских кладбищ. Почему она оказалась там? Тщательно исследуй посмертные подношения, обращая внимание даже на малейшие зацепки. Наверняка человек, похоронивший ее, оставил тебе ключ к разгадке этой тайны. Не забывай, что дары, с которыми человека отправляли в последний путь, говорят о культуре народа больше, чем любые другие артефакты.
Думаю, что у тебя до сих пор не возникло никаких догадок только потому, что ты находишься в подавленном эмоциональном состоянии и еще потому, что рядом нет меня, чтобы помочь тебе.
Если бы я знал, что все так сложится, я бы не торопился с аннулированием брака. Я знаю, что для тебя было хорошо оказаться в кругу семьи, на берегу твоего любимого пролива Лонг-Айленда. Но я все еще люблю тебя и всегда буду любить.
Нежно целую тебя,
Альдо".
Мария почувствовала, как Дункан коснулся ее ноги.
- Доброе утро, - произнес он.
- Наверное, мне не стоило читать это, лежа рядом с тобой, - сказала Мария. - Но я уже давным-давно не сплю.
- Письмо тебя расстроило?
- Немного. Альдо пишет точно так же, как говорит, и сейчас у меня такое ощущение, словно он в этой комнате, вместе с нами.
- Но его здесь нет, - сказал Дункан.
- Я знаю.
- Я сам проснулся несколько часов назад - мне показалось, что я слышу внизу голоса Алисии и Джеми, словно они готовят завтрак.
- Ты бы хотел оказаться с ними? - спросила Мария.
- Нет, - ответил Дункан.
Они обнялись. Когда-то в юности она наивно полагала, что любовные романы не должны ничем омрачаться. Вот и на этот раз все началось беззаботно - тогда, в лодке. Но Альдо всколыхнул в ней воспоминания, о которых Дункан ничего не знает и, возможно, не узнает никогда. Альдо она знала до мозга костей. Сейчас, лежа в кровати солнечным летним утром, Мария внезапно испугалась той власти, которую позволила Дункану взять над собой прошлой ночью.
- Но это не значит, что я отказываюсь от завтрака, - заметил Дункан, целуя ее и выбираясь из постели. - Я приготовлю нам кофе с тостами и принесу все сюда, ладно?
- Прекрасно, но я пойду с тобой, - сказала Мария и пошла за ним, чтобы не оставаться наедине с письмом от Альдо.
Летом по субботам Дункан занимался бумажной работой в офисе "Храброго капитана", поэтому сразу после завтрака он собрался уходить. Он уже стоял в дверях, одетый в красную рубашку и брюки цвета хаки. Мария надела белые брюки и просторную белую рубашку, чтобы не перегреться на солнце. Ее предсказание сбылось: день обещал быть жарким и влажным, несмотря на то, что лето только начиналось.
- Я увижу тебя сегодня вечером? - спросил Дункан.
- Дети будут дома, - ответила Мария.
- Да, правда, - Дункан обнял ее, покачал взад-вперед. Они улыбнулись друг другу: обоим не хотелось расставаться. - Дело в том, что я не хочу, чтобы ты проходила через это одна. Я хочу быть с тобой.
- Мне нужно подумать, - произнесла Мария. Внутреннее чувство подсказывало ей, что Саймон и Фло могут расстроиться, увидев свою тетку рядом с отцом Джеми.
- Ну, ты уже не замужем, и я официально разошелся с женой.
- Я должна спросить у их матери, - сказала Мария.
Дункан поцеловал ее на прощание. За долгим поцелуем последовало еще более долгое объятие. Потом он пошел по двору к своему грузовичку. С тяжелым сердцем Мария смотрела ему вслед.
Она могла занять предстоящий день чем угодно: вернуться на раскопки, сходить с Нелл на пляж, написать ответ Альдо, изучить предметы, которые она обнаружила в могиле индианки. Но вместо этого, как только грузовичок Дункана скрылся за поворотом, она вскочила в свою машину и поехала по направлению к тюрьме.
На этот раз Софи все время говорила о Бесс - своей сокамернице. Поначалу ее рассказ ошеломил Марию, однако затем она решила использовать монолог сестры для того, чтобы собраться с мыслями, прежде чем обсуждать с ней то, что рассказали ей дети.
- Она очень интересный человек, - говорила Софи, - честное слово! Сегодня мы с ней полночи проговорили - надзирательница грозится расселить нас, точно так же, как мама грозила нам, когда мы с тобой не хотели спать.
У нее была такая необычная жизнь. Она родилась в Джексонвилле, мать Бесс умерла, когда ей было шесть - ее убил грабитель. Тогда девочку отправили в приемную семью, так в ту же самую ночь, когда она туда приехала, ее приемный брат напал на их приемную мать. Можешь себе представить?
- Это действительно ужасно, - сказала Мария.
- Тогда она приехала сюда и стала жить с бабушкой. Бабушка к ней очень хорошо относится, она ее любит, как собственную дочь, только между ними нет всех этих сложностей, как обычно между матерью и дочерью - как у меня с Хэлли.
- Что ты имеешь в виду? - поинтересовалась Мария.
- О, ну ты же понимаешь, - ответила Софи. - Всякие сложности. Когда дочь ненавидит мать. А в четырнадцать лет Бесс родила Бенджамина. Она так и не вышла замуж за его отца.
- А как обстоят дела с твоей защитой? - перебила ее Мария.
- Почему ты так себя ведешь? Ты что, не рада, что у меня здесь появился друг? - с обиженным видом спросила Софи.
- Да я просто в шоке, - вскипела Мария. - Твои дети пытаются как-то справляться со своей новой жизнью, я сижу с ними день и ночь и не знаю, что мне делать, а ты даже не спросишь про них!
- Ах, Мария, - погрустнев, произнесла Софи.
Мария сразу пожалела о своей внезапной вспышке. Ей захотелось взять сестру за руку, но она не осмеливалась сделать это. Софи явно стоило усилий как-то прийти в себя.
- Прости, - сказала Мария. - Пожалуйста, Софи, прости меня.
Софи кивнула.
- Просто меня ужаснуло то, как ты рассказываешь о здешней жизни, о своей приятельнице - как будто твое место здесь.
- Так и есть, - произнесла Софи. - Веришь ты или нет, но мне здесь нравится.
- Почему? Почему ты не позволяешь Стиву попытаться вытащить тебя отсюда?
- Не знаю, - ответила Софи. Но у Марии появилось чувство, что сестра знает ответ и просто не хочет его произносить вслух. Может, в тюрьме она ощущает себя в безопасности? Или считает, что заслуживает наказания?
- Расскажи, что говорит Стив, - попросила Мария. - Что будет дальше? Как он строит твою защиту?
- Ох, я не знаю. Все дело в том, было ли убийство преднамеренным. Если Гордон умер в спальне, от огнестрельных ранений, обвинение не такое тяжелое, потому что тогда получается, что у меня не было предварительного намерения. Я просто схватила пистолет и выстрелила. Но если он умер на дороге, это гораздо хуже. Это все сильно осложняет - что я вытолкнула его в окно и проехала по нему машиной. С учетом того, что я вывихнула плечо, выбрасывая его в окно, уже нельзя сказать, что я действовала непреднамеренно. Но я знаю, что он умер в спальне.
- Софи, - мягко обратилась к сестре Мария. - Я помню все, что он делал с тобой. Я видела удавку у тебя на шее. Я буду свидетельствовать в твою пользу.
- Удавка, - мечтательно произнесла Софи, смертельно напугав Марию. - Разве ты никому не позволяла зайти с тобой дальше, чем обычно?
- Что ты имеешь в виду?
- Я имею в виду отдать себя - даже свою жизнь - в чьи-то руки? Настолько довериться другому человеку.
Мария задумалась. Не это ли произошло сегодняшней ночью между ней и Дунканом? Однако она тут же отбросила эту мысль. Как можно сравнивать их с Дунканом любовные ласки и то, что приходилось выносить Софи?
- Ты хочешь сказать, что тебе нравилось, когда он душил тебя веревкой? - спросила она.
- Все относительно, - ответила Софи. - Это была игра, и я играла в нее, чтобы сделать приятное Гордону. Мне нравилось делать его счастливым.
- Той ночью он избил тебя, - сказала Мария. - Я же видела…
Рука Софи непроизвольно дернулась к ключице, потом упала на колени. Она нахмурилась:
- Процесс будет страшным потрясением для детей. Все это выйдет наружу.
- Тогда расскажи мне все, - попросила Мария. - Помоги мне подготовить их.
- Почти все, что случилось со мной, я заслужила, - заметила Софи.
- Ты говоришь о том, что… била детей? - спросила Мария.
Софи подняла голову:
- Они рассказали тебе?