***
Вопли автосигнализаций все еще были слышны на мили вокруг.
Хотя Анника, наконец, успокоилась и молнии, что грозили разрушить особняк, стихли, факт оставался фактом - та тварь все еще удерживала Эмму.
Она попыталась обуздать свою ярость. Ибо извергающаяся сейчас из нее энергия вредила всей группе валькирий, объединенных с Анникой единой силой. В данный момент десяток ее сестер сидели в этой огромной комнате, надеясь получить от нее ответы. Ответы, которые должна была бы давать Фьюри.
Регина сидела за компьютером, снова просматривая базу данных ковена, но в этот раз уже в поисках данных об этом Лаклейне.
Нетерпеливо меряя шагами комнату, Анника вернулась мыслями к тому дню, когда Эмма только к ним попала. Снег за окном лежал так густо, что половина окна почти скрылась под его покровами. Совсем не удивительно для старой деревушки. Сидя у камина, Анника держала на руках малышку, с каждой секундой все больше влюбляясь в эту златовласую девочку с крохотными остроконечными ушками.
- И как мы будем заботиться о ней, Анника? - тихо спросила Люсия.
Спрыгнув с каминной полки, Регина следом выпалила.
- Как ты вообще могла принести сюда вампиреныша, зная, что ее раса истребила мой народ?
Даниела опустилась перед Анникой на колени, и, не сводя с валькирии взгляда, легонько прикоснулась к ней своей бледной рукой - дав почувствовать слабый укол мороза.
- Ей нужно быть с себе подобными. Поверь, я знаю, о чем говорю.
Анника решительно покачала головой.
- Ее уши. Ее глаза. Она фея. Валькирия.
- Она вырастет и станет сеять зло, - настаивала Регина. - Это их природа. Она уже скалит свои клычечки в мою сторону. Пресвятая Фрейя, она же пьет кровь!
- Ерунда, - будничным тоном вставила Мист. - Мы питаемся электричеством.
Малышка сжала в кулачке прядь волос Анники, словно заявляя о своем желании остаться.
- Она дочь Елены, которую я горячо любила. В своем письме она умоляла меня спрятать Эммалин от вампиров. Поэтому я выполню обещание и воспитаю ее. Но если вы все пожелаете, чтобы я покинула ковен, я так и сделаю. Но вы должны понять, что с этого момента она - моя дочь.
Анника отчетливо помнила, с какой грустью прозвучали ее следующие слова.
- Я сделаю все возможное, чтобы научить ее добру и чести, всему тому, что было первостепенным для Валькирий, пока время не ударило по нам. Она никогда не увидит того ужаса, которому стали свидетелями мы. Я защищу ее.
Валькирии затихли, предавшись размышлениям.
- Эммалин Троянская, - Анника потерлась с малышкой носиком и спросила.
- Так, где же это идеальное место, чтобы спрятать самого прекрасного маленького вампирчика в мире?
Никс звонко рассмеялась. - Laissez les bon temps roulez…
- Итак, вот оно! - возвестила Регина. - Лаклейн, король ликанов, исчез около двух столетий тому назад. Я как раз собираюсь обновить базу данных, так что можно предположить, что он, похоже, вернулся в строй, - она прокрутила колесико мышки вниз.
- На поле битвы он яростен и смел. И если верить данным принимал участие во всех сражениях ликанов, которые когда-либо происходили. Интересно, чего он этим пытался добиться? Заслужить знаки отличия? Так-с, ууу, а вот тут, дамы, осторожнее, наш мальчик сражается грязно. Он привык заканчивать драки на мечах своими кулаками и когтями, а рукопашные бои - клыками.
- Что на счет его семьи? - спросила Анника. - Что ему дорого? Есть что-то, что мы можем использовать?
- Семьи у него почти не осталось. Вот черт! Деместриу убил их всех, - и Регина замолчала, продолжив читать про себя. Анника жестом попросила ее продолжать, как вдруг та воскликнула.
- Ого, а цыпочки из новозеландского ковена реально злобные тетки. Пишут, что драться с ним им не приходилось, но они видели, как он сражался с вампирами. Так вот, по их словам подколы о его семье приводят ликана в бешенство, тем самым, делая его легкой добычей для умелого убийцы.
Кадерина положила один из своих мечей себе на колени, отложив, наконец, свою "диамантовую пилочку для ногтей" в сторону.
- Тогда он наверняка причинил ей боль. Если решил, что она одна из вампиров Орды.
- Он не имел никакого понятия, что она валькирия, - вмешалась Регина. - Похоже, Эмма пытается нас защитить. Глупая маленькая пиявка.
- Вы хоть представляете, в каком она сейчас, должно быть, ужасе? - тихо спросила Люсия.
- Сейнтс таки не выйдут плей-офф, - вмешавшись в разговор, вздохнула Никс.
Хрупкая, пугливая Эмма в руках животного… Анника сжала кулаки, и две лампы, что находились к ней поближе - отремонтированные недавно вместе с камином одним ллоровским подрядчиком - взорвались, заставив осколки подлететь на двенадцать футов. Обычно те валькирии, что оказывались поблизости, отходили в сторону, опускали лица и, стряхнув осколки с волос, возвращались к своим занятиям.
Не отрывая взгляда от экрана, Регина произнесла:
- Все дело в Воцарении. Это оно складывает кусочки событий воедино. Других вариантов нет.
Анника знала, что Регина права. Для короля ликанов только что закончилось длительное заточение. Кристофф, вожак вампиров-повстанцев, всего пять лет назад захватил цитадель Орды, но уже отсылал солдат в Америку. Упыри, ведомые свирепым и временами светящимся лидером, решили играть по-крупному, и дабы увеличить свою армию, начали заражать еще больше людей.
Подойдя к окну, Анника выглянула в ночь.
- Ты сказала, что у него почти не осталось семьи? Тогда кто есть?
Регина засунула карандаш за ухо.
- Младший брат. Гаррет.
- И как нам разыскать этого Гаррета?
Вдруг Никс хлопнула в ладоши.
- Я знаю! Я знаю ответ! Спросите… Люсию!
Резко вскинув голову, Люсия зашипела на Никс, но в этом жесте не было злобы. Потому следом монотонно ответила:
- Это тот ликан, что спас нас две ночи назад.
Анника повернулась спиной к окну.
- Тогда мне жаль, что нам придется это сделать.
Люсия бросила на нее вопросительный взгляд.
- Мы захватим его в плен.
- Как? Он очень силен, и к тому же, насколько я могу судить, еще и умен.
- Люсия, мне нужно, чтобы ты снова промахнулась.
Глава 18
Весь день Лаклейн оставался около Эммы. Следил, чтобы ни один луч света не проник сквозь толстые шторы, и проверял ее раны, стремясь убедиться, что те заживают.
Хотя в этом вопросе он не стал полагаться на волю случая - даже лег рядом, сделал надрез на своей шее и уговорил попить из него.
Вздыхая во сне, маленькая вампирша нежно прильнула к Лаклейну. Она, должно быть, околдовала его, потому что это казалось самой естественной вещью в мире.
В середине дня, удалив повязки, он увидел, что раны уже полностью затянулись, хотя и оставались еще нежными и раздраженными.
Теперь, когда худшие его страхи были позади, Лаклейн начал размышлять над тем, что стало ему известно.
Сейчас, зная всю правду, он по-другому смотрел на Эмму. Хотя, пришлось признать, его чувства к ней не изменились. Он принял ее как свою пару, даже когда считал частью Орды. Теперь же Лаклейн знал, что она не просто не принадлежала их миру, но даже не была чистокровной вампиршей.
Все эти долгие одинокие годы он по-разному представлял свою пару. Мечтал, чтобы она была умной и привлекательной, заботливой. И вот теперь Эмма, наполовину вампирша, наполовину валькирия, посрамила его самые дерзкие фантазии.
Но ее семья… Лаклейн устало вздохнул. Он никогда не сражался с валькириями, считая их ниже себя. И видел их только издалека. Но он знал, что девы-воительницы были странными, похожими на фей, изящными созданиями, быстрыми и сильными, вокруг которых постоянно ударяли молнии - и ударяли каким-то образом сквозь них. По слухам валькирии питались электричеством. А также славились своим фантастическим умом - чему Эмма была превосходным примером. Но, в отличие от нее, в своей жестокости и любви к битвам валькирии почти не уступали вампирам.
Хотя в мире знали всего о нескольких слабостях валькирий, говорили, что их можно заворожить сверкающими предметами и что они единственные в Ллоре, кто способен умереть от горя.
Быстро и внимательно изучив весь тот материал, который его клан собрал о валькириях, Лаклейн смог найти историю их появления. Согласно ей, тысячу лет назад крик гибнущей в битве девы-воительницы пробудил от десятилетнего сна Одина и Фрейю. Подивившись ее отваге, Фрейя пожелала сохранить такую храбрость, поэтому они с Одином пронзили смертную своими молниями. Спустя какое-то время дева-воительница очнулась в их великом дворце, исцеленная, невредимая - все еще смертная - и беременная бессмертной дочерью-валькирией.
Последующие годы молнии богов пронзали умирающих воительниц из всех родов Ллора - такие валькирии, как Фьюри, на самом деле были еще и наполовину фуриями. Фрейя и Один даровали дочерям воительниц свойственную Фрейе фееподобную красоту и хитрость Одина, соединив эти черты с материнской доблестью и происхождением. Поэтому каждая из них была совершенно уникальна. Но если верить слухам, витавшим в Ллоре, то валькирию можно узнать по глазам, вспыхивающим серебром от сильных чувств.
А когда Эмма попила из него, ее глаза окрасились серебром.
Если эта легенда правдива - а Лаклейн верил, так оно и было - это означало, что Эмма была внучкой… богов.
А он считал ее ниже себя. Могущественный король ликанов, обремененный слабой парой.
Чувствуя, как его захлестывают сожаления, Лаклейн прижал ладонь ко лбу, но заставил себя продолжить чтение. Он нашел краткое описание тех валькирий, которые, как он знал, были непосредственно связаны с Эммой. Старейшая из них, Никс, считалась прорицательницей. Рассудительная Люсия - великолепная лучница - по слухам из-за проклятия была обречена испытывать неописуемую боль при каждом промахе.
Фьюри, их королева, жила под той же крышей, что и нежная Эмма в детстве. Сейчас валькирии подозревали, что Деместриу приковал Фьюри ко дну океана и обрек на вечность нескончаемых мук. И, исходя из собственного опыта, Лаклейн мог с уверенностью утверждать, что прямо сейчас она захлебывалась соленой водой где-то в морской пучине.
Но больше всего его встревожили записи о Регине и Аннике. Орда уничтожила весь род матери Регины. А Анника, известная как превосходный стратег и бесстрашная воительница, посвятила свою жизнь уничтожению вампиров.
Когда семья Эммы во всеуслышание заявляла о своей ненависти к вампирам, когда они праздновали каждое убийство, разве могла она не чувствовать себя чужой среди них? Внутренне не вздрагивать? Ей было всего несколько десятилетий отроду, а валькирии исчисляли свой опыт веками. К тому же в Ллоре она была той, кого называли "другой" - вне какого-либо рода. На всей планете не было никого подобного Эмме.
В этом ли заключалась причина той боли, которую он почувствовал в ней? Понимала ли ее семья разницу между Ордой и Эммой? Ему самому придется быть с этим осторожнее. Ведь он мог с яростью проклинать вампиров, совершенно не думая о ней.
Единственное хорошее, что он нашел в валькириях, так это то, что они всегда сохраняли хрупкий мир с ликанами, полагая, что "враг моего врага - мой друг".
Пока не наступало Воцарение. Когда все бессмертные Ллора вынуждены сражаться за выживание.
Эти новости были в тысячу раз лучше, чем если бы он выяснил, что ее семья принадлежит Орде. Но все же возникал целый ряд проблем.
Практически все существа Ллора имели своего рода пару, одну единственную на всю жизнь. Вампирам предназначались невесты, демонам - возлюбленные, фантомам - родственные души, а ликанам - их пары. Даже упыри никогда не покидали тех, кто заразил их.
Валькирии же не имели подобных связей.
Они черпали силу из своего ковена, но, находясь вне его, были совершенно независимы. В Ллоре утверждали, что самая желанная для них вещь - это свобода. Его собственный отец говаривал, что "никто не сможет удержать валькирию, если она захочет стать свободной". А Лаклейн собирался попробовать сделать именно это.
Удержать ее, несмотря на то, что "она, должно быть, в ужасе" от него. Ее семья даже не догадывается, что он напал на Эмму. Они только подозревают, что он прикасался к ней так, как не прикасался никто до него.
Он действительно прикасался. И снова сделает это под влиянием полной луны. Как и у всех ликанов, нашедших свою пару, в это время его потребность в ней будет невероятно сильной, а контроль над собой слабым. С незапамятных времен, если король и королева находились в Киневейне, в полнолуние - равно как и в ночь накануне, и после полнолуния - обитатели замка покидали его, чтобы монаршая чета могла, не сдерживаясь, поддаться зову луны.
Если бы только Эмма смогла почувствовать ту же потребность и настойчивую необходимость, тогда он не испугал бы ее так сильно. Лаклейн поклялся, что запрет ее где-нибудь, хотя и знал, что ничто не помешает ему добраться до нее…
Насколько же всё оказалось бы проще, если бы его пара принадлежала к клану.
Но тогда у него не было бы Эммы…
Перед закатом, постучавшись, в комнату вошли две горничные, чтобы распаковать и разложить ее одежду.
- Осторожнее с ее вещами, - вставая с кровати, велел им Лаклейн. - И не трогайте ее. - Повернувшись спиной к удивленным его приказом горничным, он, не раздвигая штор, вышел на балкон. Лаклейн смотрел на заходящее солнце, освещавшее их дом, холмы, долины и лес, который, он надеялся, Эмма со временем полюбит.
Когда солнце село, Лаклейн вернулся в комнату. Увиденная им картина, заставила его нахмуриться. Стоя в нескольких футах от кровати, горничные таращились на Эмму и перешептывались. Но он знал, что они не осмелились бы прикоснуться к ней. К тому же они были совсем юными ликаншами и, вероятно, никогда не видели вампиров.
Лаклейн как раз собирался сказать, чтобы они вышли, как Эмма открыла глаза и села на кровати тем своим плавным движением. Горничные в ужасе закричали и бросились вон из комнаты, а Эмма зашипела и отползла к изголовью.
Он знал, что все будет совсем непросто.
- Спокойно, Эмма, - направившись к ней, сказал он. - Вы испугали друг друга.
Долгое время она смотрела на дверь. Затем, быстро скользнув глазами по его лицу, побледнела и отвернулась.
- Твои раны хорошо заживают.
Эмма ничего не ответила, лишь провела кончиками пальцев по груди.
- Когда ты еще раз попьешь, они совсем затянутся, - сев рядом, Лаклейн начал закатывать рукав, но она отпрянула от него.
- Где я? - ее глаза забегали по комнате и, в конце концов, остановились на изножье кровати из красного дерева. Некоторое время она пристально рассматривала замысловатую резьбу, а затем повернулась, чтобы взглянуть на изголовье. Вырезанные там инструктированные символы удостоились такого же тщательного осмотра. Освещенная лишь разожженным огнем в камине, комната постепенно погружалась в темноту, и в сгустившихся сумерках казалось, что эти символы двигаются.
Мастера начали трудиться над этой кроватью в день рождения Лаклейна, не только для него, но и для нее тоже. Он часто лежал на том самом месте, где сейчас находилась Эмма, зачарованно рассматривая резьбу и воображая, какой будет его подруга.
- Ты в Киневейне. В безопасности. Здесь тебе ничто не угрожает.
- Ты убил их всех?
- Ага.
Эмма кивнула. Было ясно, что она довольна этим.
- Ты знаешь, почему они напали на тебя?
- Ты меня спрашиваешь? - она попыталась подняться.
- Что, черт возьми, ты делаешь? - укладывая ее снова на кровать, требовательно спросил Лаклейн.
- Мне нужно позвонить домой.
- Я позвонил им прошлой ночью.
От видимого облегчения ее глаза широко распахнулись.
- Клянешься? Когда они за мной приедут?
Лаклейн был расстроен тем, что мысль покинуть его сделала Эмму такой счастливой. Но он не мог ее винить.
- Я разговаривал с Анникой и теперь знаю, кто они такие. Кто ты такая.
У нее вытянулось лицо.
- Ты сказал им, кто ты?
Когда он кивнул, Эмма отвернулась, покраснев, как он понял, от стыда. Лаклейн постарался подавить вспыхнувший в нем гнев.
- Тебе стыдно перед ними за то, что ты со мной?
- Разумеется!
Лаклейн заскрежетал зубами.
- Потому что считаешь меня животным.
- Потому что ты враг.
- Я не враждую с твоей семьей.
Эмма скептически приподняла бровь.
- Ликаны не сражались с моими тетками?
- Только в последнее Воцарение, - всего пять столетий назад.
- Ты убил кого-нибудь из них?
- Я никогда не убивал валькирий, - честно ответил Лаклейн. Но себе он признался, что, возможно, только потому, что никогда не сталкивался с ними.
Эмма задрала подбородок.
- А что насчет того, что внутри тебя? Что оно замышляет?