В жизнь юной неопытной Вероники ворвалась большая всепоглощающая страсть. Ее избранник - знаменитый сценарист Габриэле. Но нелепая случайность разрушает идиллию их любви. Не выдержав испытания, Вероника близка к безумию. И только любовь Габриэле оказывается той целительной силой, которая удерживает ее на краю бездны и дарит счастье.
Наталья Калинина
Останься со мной навсегда
Оранжевое солнце медленно садилось на западе, утопая в кроваво-алой дымке. Золотистые сонные лучи отражались бликами на черепичных крышах домов вдалеке и зажигались в их окнах. Небо за холмами порозовело, потом стало лиловым, и сумерки окрасили воздух. Габриэле задернул шторы и отошел от окна.
Осторожно переступив через большую белую собаку, растянувшуюся на полу, он сел за письменный стол и включил настольную лампу. Направив ее так, чтобы свет падал прямо на стопку девственно-белой бумаги перед ним, он потянулся за ручкой. История со счастливым концом - таково было задание, полученное им от продюсера. История любви, разумеется. Любовные сюжеты для кинематографа были его специальностью. Он написал их за свою жизнь более семи десятков. Он уже двадцать с лишним лет только тем и занимался, что писал любовные киносценарии… А подумать, что когда-то он мечтал стать писателем!
Ну и что, что из него не вышло писателя? Кино прославило его имя. Кино было его хлебом, его личным самолетом, его роскошным римским домом и его мраморным бассейном; кино было его виллами в Риччоне, Таормине, Кортине, на острове Линоза и на Мальте, машинами в его гаражах, которым он уже давно потерял счет, его наимоднейшим гардеробом, разработанным специально для него известнейшими стилистами мира. Кино позволяло ему содержать целый батальон прислуги, иметь дома свой собственный офис с секретарями, машинистками и суперменеджером, а также личного парикмахера и массажиста. Мог ли он сожалеть о литературной славе, имея все это? Какой писатель жил в такой роскоши, в какой жил он? И вообще, его ли это вина, если ему не дали стать писателем?
Его рассказы не публиковали, его роман отвергли. Это было очень давно, он был тогда совсем мальчишкой. Мальчишкой-неудачником. Но мальчишка перехитрил свою неудачу. Он продал свою душу кино и из неудавшегося писателя превратился в известнейшего сценариста, в самого настоящего Короля Кинематографа. Король Кинематографа! Он так свыкся с этим титулом, что иногда его удивляло, что люди, обращаясь к нему, не говорят "Ваше Величество".
Душа у мальчишки была, наверное, дорогостоящая. Деньги непрерывным потоком текли в королевскую казну, заказам от киностудий не было конца. С тех пор, как он набрел на золотую жилу кино, ему только и оставалось, что черпать и черпать, зная, что она никогда не иссякнет… Или это кино набрело на золотую жилу Габриэле?
Он и кино встретились чисто случайно - до этого он бы никогда не подумал, что будет писать для кинематографа. Он тогда работал над очередным романом, в надежде, что на этот раз добьется успеха… Адский, неблагодарный труд. Не желая жить на содержании у родителей, он подался в кино за заработком - они жили в двух шагах от Чинечитты . Он начал с того, что за мизерную плату помогал адаптировать литературные произведения для экранизации. Он был мальчиком на побегушках у сценариста и выполнял самую черную работу. Это было скучно до тошноты. Но, наблюдая за тем, как работают кинематографисты, он быстро освоил трюки кино и научился использовать их наилучшим образом при создании киносценария на основе литературного произведения. Его способности были замечены, и скоро ему начали доверять материалы для самостоятельной работы. Однажды в разговоре с одним из своих работодателей, крупным продюсером, он вскользь упомянул, что сам пишет. Продюсер предложил ему попробовать написать сценарий на собственный сюжет. Он согласился - просто из спортивного интереса, он вовсе не ожидал, что из этого что-то выйдет. Да он и не писал всерьез - скорее развлекался.
Сценарий был одобрен, и по нему сняли фильм. Фильм получил приз на фестивале в Венеции за лучший сюжет года. Успех был настоящим шоком. Успех вскружил ему голову.
Но головокружение иногда полезно для мозга - оно заставляет мозг работать быстрее. И его мозг заработал в полную силу. "Что им так понравилось в моем сюжете?" - задался было вопросом он - и сразу же понял. Критики назвали это "неожиданным поворотом событий", "высококачественным трюком", "оригинальной находкой". Он бы скорее назвал это "неожиданным в рамках традиционного". Он также понял, что, используя одну и ту же схему построения, можно создать бесконечное множество с виду разных произведений. В особенности, если речь идет о кино, самом коммерческом из искусств.
Разгадав секрет успеха, девятнадцатилетний мальчишка взялся за дело - после фестиваля в предложениях недостатка не было. И мальчишка стал королем.
Его Величество и сейчас не терял времени попусту. Ручка не оторвалась от бумаги, пока его размашистый королевский почерк не увековечил на ее белоснежной глянцевой поверхности новый киносюжет. Теперь оставалось только обозначить кульминационные места, набросать несколько "сильных" диалогов - и его дело сделано. Об остальном подумает его staff . Он уже давно работал по этой системе - ни к чему тратить время и расходовать мозги на то, что могут сделать не хуже тебя другие.
Габриэле откинулся на спинку кресла и с удовольствием потянулся. Как проста жизнь, подумал он, и как просто жить, когда ты изучил все ее трюки и изобрел свои… Какая-то птица за окном громко защебетала и захлопала крыльями. Белая собака, растянувшаяся у его ног, простонала во сне. Габриэле зажег сигарету и, поудобнее устроившись в кресле, начал перечитывать написанное.
- Нет, это совсем не то. Она не подойдет. Можете сказать ей, что она свободна.
- Но, Габриэле! Она прекрасная актриса. Она умеет сыграть все что угодно…
- Изобразить, если точнее. Это я уже понял. Она изобразила обезьяну, розовый куст и помидор. Теперь скажите ей, чтобы изобразила салат из брюссельской капусты с тертым пармезаном. Если у нее это выйдет, может, я возьму ее статисткой.
- Но хоть позволь ей сыграть какую-нибудь из твоих сцен! Ты тогда сам поймешь, как хорошо она умеет перевоплощаться…
- Мне не нужно, чтобы она перевоплощалась. Я не писал роль для розового куста или помидора. И уж, конечно, не для обезьяны. Я писал роль для живой женщины. И когда я говорю "нет", это значит только одно: "нет".
Вряд ли за всю историю кинопроизводства существовал другой сценарист, которому было бы дозволено диктовать свои законы продюсеру и режиссерской группе. Но существовал ли когда-нибудь сценарист с его славой? А одна из наиболее важных привилегий, которую дарует слава, - это право устанавливать свои законы в той области, в которой ты прославился. И Его Величество Король Кинематографа безраздельно властвовал в своем королевстве. Не потому, что ему хотелось власти. Его вмешательство было просто необходимо.
Сценарий, как бы он ни был хорош, обретает смысл лишь тогда, когда по нему поставлен хороший фильм - это яснее ясного. Плохая режиссура или плохая игра актеров свели бы на нет все достоинства сюжета. Это касалось костюмов, декораций, музыки и всего того, что тем либо иным образом соприкасалось с сознанием зрителя. А разве он мог допустить, чтобы его имя значилось в титрах плохого фильма?
Фильмы по его сюжетам были прежде всего его фильмами. Публика шла на его имя, потому что оно гарантировало наивысшее качество. Его прямой обязанностью было добиться этого качества от съемочной группы. Право на заключительное слово во всех решениях, касающихся художественной части, неизменно обозначалось во всех его контрактах с продюсерами.
Его профессия называлась "сценарист", но написанием сценария завершалась лишь оплачиваемая фаза его работы. Другая ее часть - неоплачиваемая - была намного обширнее и интереснее. Изобретая сюжеты, он был просто машиной - хорошо слаженным механизмом, работающим в расчете на человеческое сознание, но начисто лишенным всякой человеческой характеристики. Да и кто бы не стал машиной, изобретя такое количество сюжетов, какое изобрел он? Машина становилась человеком, когда начиналось претворение сюжета в жизнь - то есть в фильм. Не просто человеком - он чувствовал себя самым настоящим творцом, участвуя в создании фильма. Сценарий был для него всего лишь словами на бумаге, а кино научило его не придавать значения словам, за исключением, конечно, слов диалога. В сценарии у его героев не было лица, не было сути - они были лишь фрагментами мозаики, из которых составлялся сюжетный рисунок. Мозаика начинала оживать, когда он находил своих героев среди актеров, - когда встречался с теми, чьи лица станут лицами его героев, чьими голосами его герои будут разговаривать между собой и с публикой, чьи движения помогут его героям лучше выразить себя. Он очень любил эту неоплачиваемую часть своей работы.
Конечно, фильм нуждался в нем, и это знали все - доказательством тому были неизменно успешные экранизации его сюжетов. Но вряд ли кто-нибудь догадывался, что он сам нуждался в фильме намного больше. Фильм давал жизнь его сюжету - и в какой-то мере ему самому. От актеров он тоже требовал жизни. Он придавал огромное значение правильному выбору актеров.
- Я сказал, она должна быть живая. Живая. Эта девушка не подходит. Она вся сделанная.
- Поверь, Габриэле, она прекрасная актриса. Она закончила с отличием Миланскую экспериментальную театральную школу, а потом получила диплом на конкурсе молодых талантов…
- Ты предлагаешь начать фильм с показа дипломов и премий героини, то есть исполнительницы? Интересная мысль. Я бы назвал это оригинальным художественным решением. Удивительно, как это не пришло в голову мне самому.
Конечно, не всегда его вмешательство вызывало восторг у спонсоров. Были моменты, когда они бы предпочли обойтись без его "бесплатных услуг" - наверное, приплатили бы, лишь бы только не влезал. Он был требователен в выборе актеров, зачастую привередлив. Ни один актер или актриса не утверждались на главную роль без его одобрения. Случалось, что из-за него приходилось откладывать съемки…
- Габриэле, мы уже потеряли массу времени и продолжаем его терять. Не мне объяснять тебе, что время - деньги…
Он прекрасно знал, что время - деньги, в кино как нигде. Но фильм - это тоже деньги. Он принесет огромный доход, если это будет хороший фильм. Если товар будет соответствовать требованиям покупателя, то есть зрителя. А о каком товаре могла идти речь, пока не нашлось подходящей кандидатуры для женской роли?
- Вот именно, время - деньги. Поэтому не будем его терять. Вызывай следующую.
Им ничего не оставалось, как смириться и, набравшись терпения, ждать, когда он сделает свой выбор. Его имя в титрах и его сюжет стоили того, чтобы они шли на компромисс.
- Не подходит, не подходит, не подходит. Слишком стара для роли.
Этими словами он забраковал очередную кандидатку.
- Стара? Но ей всего двадцать лет, Габриэле!
- Тогда придется обозначить в титрах год ее рождения. Иначе откуда публике знать, что ей всего двадцать лет? Вызывай следующую.
У следующей претендентки на роль был неплохой голос и абсолютный слух, чем она и решила блеснуть, исполнив популярный шлягер под аккомпанемент гитары.
- Я, наверное, ошибся адресом. Шел на кинопробу - а попал на конкурс певческих дарований.
- Она изобразила свою любимую певицу, Габриэле, - пояснил продюсер. - И ведь согласись, она…
- У нее диплом об окончании консерватории - угадал? Кстати, что это за певица, если не секрет?
Продюсер назвал имя одной из известнейших эстрадных певиц.
- Ни за что бы не догадался! Правда, я не очень большой знаток итальянской эстрады. Что ж, скажите ей, чтобы приберегла свои силы для следующего Сан-Ремо - я писал сценарий не для мюзикла, а для обычного фильма. Кто там у тебя на очереди?
На следующей кандидатке было светлое воздушное платье, похожее на балетную пачку. У нее были очень красивые ноги - просто загляденье.
- А эта будет изображать свою любимую балерину, - пробормотал Габриэле, переводя взгляд с длинных, стройных ног девушки на ее по-кукольному хорошенькое личико. - Надеюсь, Карла Фраччи не заметит моего исчезновения…
Воспользовавшись тем, что девушка не смотрела в его сторону, он встал со своего кресла в глубине зала и, стараясь не привлекать к себе внимания, пошел к выходу.
Выйдя из просмотрового зала, Габриэле направился в бар освежить горло и переброситься парой слов с барменшей. Это вошло у него в привычку, стало традицией. Рената бы обиделась, если бы узнала, что он был на студии и не зашел к ней.
Пока Рената смешивала его коктейль из киви, он наблюдал за ее руками. Его всегда завораживали движения ее рук. Рената делала свою работу невероятно быстро - но ее руки двигались так плавно, так грациозно, что это создавало впечатление замедленной съемки. Кошачья мягкость ее движений обманывала глаз - наблюдая за этой видимой медлительностью, ты был удивлен, когда через несколько секунд заказанный тобой напиток был готов.
Он знал прикосновение этих рук. И знал, что никогда не забудет того, что чувствовал при их прикосновении, хоть и никогда не будет сожалеть, что этого больше не повторится. Прошло уже много времени с тех пор, как он и Рената расстались. Но они до сих пор были друзьями.
Габриэле всегда удавалось сохранить дружеские отношения с женщинами, которые у него были, - быть может, потому, что к каждой из них он относился искренне, и женщина чувствовала это. А когда они расставались, это происходило как-то само собой, по обоюдному согласию и от взаимной усталости. Обычно женщины уставали от него быстрее, чем он от них. Какая-то из женщин сказала ему однажды, что он очень требователен и это изнуряет… Но если он был требователен к женщинам, то чего же он от них требовал? Он не знал этого. В самом деле не знал.
Он не помнил, чтобы когда-нибудь бросал женщин - разве что в ранней юности. Он вовсе не был тем, кого принято называть "однолюбом", но это еще не значило, что он не был способен любить искренне. Он любил каждую из своих женщин так, как будто она - единственная женщина в его жизни. Пока он был с ней, для него существовала лишь она - он забывал о прошлом, он не думал о будущем. Других женщин он просто не замечал… Его ли это вина, если его любовь была огромным, огромным домом, с таким количеством комнат, что - он был в этом уверен - ему не хватит целой жизни, чтобы их пересчитать? Любимая им на данный момент женщина занимала лишь малую часть этого дома. Пусть и этой малой части было много - больше, чем ей было нужно, и, может, больше, чем любой другой мужчина смог бы ей дать. А когда любовь проходила, он вовсе не выгонял женщину из той части дома, где она обитала, - он просто шел обследовать другие комнаты… Он не помнил, чтобы когда-нибудь любовь поглощала все его чувства и мысли. Наверное, он был просто неспособен отдаваться безраздельно любви.
Он не был скептиком, но опыт научил его, что ничто в его жизни не длится вечно. Он не знал причины своего непостоянства, тем более не мог объяснить этого женщинам. Но они и не требовали объяснений - они понимали. Может, они знали заранее тот ответ, которого не мог найти он, улавливали каким-то чисто женским чутьем самую суть его преходящей любви. Каждая женщина знает что-то непостижимое и неведомое для мужчины. Самой простой и нехитрой из женщин известен какой-то секрет, который никогда не раскроется для самого умного из мужчин. Он часто видел этот секрет в глазах женщин, которых знал, но так и не сумел его разгадать - и был рад, что не разгадал. Он очень любил женские глаза за их неразгаданный секрет.
Рената капнула в его коктейль джина и, поставив бокал на стойку, подняла на него смеющиеся зеленые глаза.
- Любуешься?
Она взглянула на него только сейчас - но знала, что все это время он смотрел на ее руки. Она всегда чувствовала его взгляд.
- Любуюсь, - признался он. - Ты сама прекрасно знаешь, Рената, что у тебя очень выразительные руки… Кстати, я только что видел девушку с очень выразительными ногами.
- Ну и? Взял ее на роль?
Она уже знала, что ответ будет отрицательным. Она, конечно, поняла по его лицу, что он еще не нашел той, которую ищет. На этот раз выбор исполнительницы главной роли затянулся как никогда - в последние недели этот вопрос стал привычной шуткой Ренаты.
- Моя героиня не балерина, - ответил он. - И даже если бы она была балериной… У балерин тоже бывают лица - иногда.
Рената смеялась.
- А еще я видел, точнее, слышал, девушку с очень выразительным голосом, - продолжал он, потягивая через соломинку коктейль. - Она чудесно пела, и когда она говорила, это тоже получалось у нее очень красиво. К сожалению, на этом все и заканчивалось. А еще была девушка с чудесными глазами. И она умела играть - но только глазами… Знаешь, что я подумал, Рената? Если бы я мог, вот как ты смешиваешь коктейли, взять и смешать этих девушек - этих и еще многих других. Взять у каждой из них то, что мне нравится, и соединить в одной. Как ты думаешь, что бы из этого получилось?
Рената обернулась от мойки, где полоскала стаканы, и с улыбкой посмотрела на него.
- Я думаю, получилось бы что-то взрывчатое - скорее химическое соединение, чем коктейль. Зная твои вкусы… Тебе ведь всегда нравится в женщинах то, что взрывается. Или я не права?
Он рассмеялся. Рената была права.
- Я и ищу что-то взрывчатое, Рената, - ответил он. - Ты очень правильно выразилась. Я в самом деле ищу девушку, которая пришла бы - и взорвалась. Пусть она не будет очень красива. И пусть она будет ноль как актриса. Я бы даже не стал ей указывать, как играть - и режиссеру запретил бы вмешиваться. Пусть делает, как знает - лишь бы продолжала взрываться на экране, то есть перед камерой. И чтобы все время оставалась самой собой… Эти девушки, - он сделал жест в сторону просмотрового зала, - они даже не знают, кто они такие. Они ничего не знают о себе, кроме того, что они актрисы. За ужимками и дипломами, да еще под килограммом грима, их самих даже не видно.
- Так поищи среди непрофессионалок, если актрисы тебя не устраивают, - подсказала Рената.
- Но ты же сама помнишь, сколько раз…