- Нет. Я остаюсь, потому что хочу восстановить семью. Если у меня получится и если Хилари позволит.
Она попятилась.
- А как же я?
- Джина…
- А мне куда деваться? Что мне-то теперь делать, жалкий трус?! Я осталась без дома и без будущего! Слышишь? Без любви и без будущего! Как ты мог так со мной поступить? Да такого даже врагу не пожелаешь!
Он промолчал.
- Ты сам все начал! Ты первый меня поцеловал и сказал, что любишь меня! Я это не выдумала!
- Но ты дала мне повод, Джина…
- Ты еще защищаешься! Моя жизнь разваливается на части, а ты говоришь, что ты тут ни при чем? Так, что ли, выходит? Какая же ты сволочь, мерзавец…
- Прекрати, - оборвал ее Лоренс.
- Неужели тебя даже совесть не мучает?! - прокричала она.
- Мучает. Я даже выразить не могу, как мне плохо. Но вряд ли ты захочешь слушать о моих переживаниях…
- Правильно! Лучше с ходу заявить, что ты любишь Хилари больше, чем меня!
Лоренс не ответил.
- Признай это!
Он покачал головой.
- Признай!
- Я люблю Хилари больше, чем тебя.
Джина отвернулась и упала на пол возле кресла, спрятав лицо в ладонях. Ее плечи тряслись. Он положил на них руку. Джина вскинула голову.
- Не трогай меня, пожалуйста.
Он отошел.
- Поверить не могу… Поверить не могу, что двое мужчин так поступили со мной… С перерывом в три месяца…
Лоренс почувствовал раздражение, за которое ему было стыдно.
- Я не буду молить тебя остаться. Я не опущусь до твоего уровня. Полагаю, Хилари вне себя от радости.
- Вовсе нет. Она тоже в смятении, как и я…
- О, бедная Хилари!
- Замолчи.
Она снова уронила голову. Волосы упали с ее шеи, и Лоренс невольно подумал, что эта шейка ничуть не изменилась с тех пор, как в шестнадцать лет они познакомились с Джиной в автобусе, везущем их в Лондон на "Короля Лира". О, как ужасна порой бывает любовь, как гнусны ее обольстительные тропы, как глупо считать ее залогом всякого счастья и верить ее лживым посулам! Лоренс присел на подлокотник.
- Я не должен был это начинать, - сказал он. - Но я подумал, что у меня нет выбора, что я следую некоему особому пути, давно проложенному и неизбежному. Ты ведь понимаешь меня. Ты тоже так чувствовала. Однако я не умаляю своей вины. Мне нет прощения.
Джина подняла голову.
- Откуда ты знаешь, что тебе не надоест этот образ мыслей, как надоела я?
- Ты мне не надоела, - терпеливо ответил Лоренс. - И никогда не надоешь. Просто я принадлежу не тебе.
Она чуть выпрямилась и вытерла руками глаза.
- Не мне?..
- Да.
- А я вот вообще никому не принадлежу. - Джина вздохнула, встала и отвернулась. - Пожалуйста, уходи. Прямо сейчас. Пока я не смотрю.
Вечером она сидела в вестибюле психолога и смотрела из окна на крышу супермаркета, по которой барабанил дождь. Коричневая черепица блестела от влаги. Секретарь сказала, что у миссис Тейлор сегодня много посетителей, но Джина - неожиданно для самой себя - просила и умоляла, пока психолог не взяла трубку и не согласилась ее принять, но только на полчаса и в конце дня.
Джина оставила Софи записку, в клочки разорвала французскую брошюру и швырнула ее в мусорное ведро - к кожуре грейпфрута, гнилым салатным листьям и чайным пакетикам. Затем она поднялась к себе и приняла холодный душ, трясясь так сильно, что едва управилась с кранами горячей и холодной воды. После душа Джина завернулась в полотенце и лежала на полу ванной, дрожа и плача от отчаяния.
Там, на сером ковре, который выбрал Фергус, она пролежала около получаса. Сквозняк обдувал ее голые плечи - она этого не замечала. Когда Джина наконец поднялась, руки у нее были затекшие и бледные, а ноги посинели от холода. От вида накрашенных ногтей - "мои вишенки", как называл их Лоренс - ей стало дурно.
Одевалась она невероятно долго. Надела джинсы и зимний свитер - старый шерстяной свитер с высоким горлом. Ее руки, торчащие из рукавов, были похожи на старушечьи. Джина не стала краситься, даже в зеркало не посмотрела. Стоя к нему спиной, она медленно причесалась, затем надела красные балетки и отправилась на прием к психологу.
- Давно вас не видела, - сказала Диана Тейлор. Выглядела она здоровой и цветущей.
- Верно.
- Присаживайтесь. Где хотите. Вам вроде бы вот здесь нравится?
Джина опустилась на стул.
- Все рухнуло.
Диана молчала. У нее на коленях лежали блокнот и ручка, но она ничего не записала.
- Лоренс вернулся к жене. Сегодня. Сказал, что любит меня, но ее любит еще больше.
- Понятно.
- Все мужчины так говорят.
- Да. И большинство действительно так думают.
- Я осталась ни с чем. Когда ушел Фергус, у меня хотя бы были друзья. Я еще никогда не чувствовала себя такой одинокой.
Добрым, но нисколько не нежным голосом Диана произнесла:
- Очень жаль.
- А ведь я сделала это по вашему совету. - Джина оперлась на колени. - Вы думали, что мне это пойдет на пользу.
- Ошибаетесь…
- Нет! - настаивала Джина. - Нет! Вы сказали, что любовь поможет мне исцелиться!
Диана положила блокнот и ручку на стол.
- Да, вероятно, я так и говорила. И в целом это правда. Но вы нашли не ту любовь, которую смогли бы сохранить.
- Да что вы?! Просто скажите, что я получила по заслугам! Что я хотела украсть чужого мужа!
- Не мне вас судить…
Джина вскрикнула и откинулась на спинку стула.
- И потом, я не обещала вам чуда. Люди не желают сознавать, что из некоторых ситуаций нет выхода.
- Но вы-то мне говорили, что выход есть, что мы можем менять мир, делать его лучше, что у каждого есть силы построить новую жизнь…
- Вот это вряд ли.
- Значит, вы это подразумевали! Что я снова смогу стать счастливым человеком!
- Если вам проще винить меня…
- Да не хочу я вас винить! Просто вы должны отвечать за свои слова и понимать, к чему они порой приводят.
- Я всего лишь стараюсь показать людям, что они не беспомощны, - осторожно ответила Диана. - Что они могут найти счастье и без меня.
- А начинают пусть с поисков любви.
- Нет, я…
- Когда меня любят, я могу любить остальных. Когда я счастлива, то чувствую себя хорошим, достойным человеком. Разве это плохо?
- Я не вправе говорить, плохо это или хорошо…
Джина вскочила.
- Вот и напрасно!
Психолог тоже встала и спокойно посмотрела Джине в глаза.
- Зачем вы пришли?
- Вы знали, что со мной произойдет. Иначе и быть не могло.
Диана кивнула.
- Пора прекратить наши встречи! - яростно проговорила Джина.
* * *
Хилари стояла возле школы. Матерей там практически не было; мимо нее в Уиттингборн тянулась неровная вереница мальчиков и девочек. Здание школы больше походило на мрачный серый склад - неудивительно, что дети ходили с унылыми лицами и в такой невзрачной одежде.
Хилари ждала не Гаса. Их класс уехал в поход с учителем географии, и вернуться они должны были к вечеру. Она дожидалась Софи. Та уже давно не гостила в "Би-Хаусе", и Хилари с чувством усталого облегчения и вины все чаще думала, что необходимо с ней поговорить. Поэтому ока и стояла сейчас возле тонкого вишневого деревца ка вытоптанном газоне, глядя на школьные двери.
Ждать пришлось минут двадцать. Софи училась в шестом классе, а стало быть, могла носить не официальную форму, а некое ее подобие по собственному вкусу: очень короткую черную юбку, большой свободный свитер, почти доходивший до подола, черные колготки и тяжелые ботинки на толстой подошве. Ее подстриженные волосы закрывали половину лица, и еще на ней были круглые солнечные очки.
- Софи…
Она замерла, воскликнула "О Боже!" и сняла очки.
- Зря я пришла, да?
- Нет-нет, я просто удивилась…
- Не знала, где еще можно тебя найти, вот и…
Софи опустила глаза.
- Я хотела узнать, как ты поживаешь.
- Хорошо.
Хилари взяла ее за руку и повела к воротам.
- Я много о тебе думала…
- Нет, правда, у меня все нормально, - сказала Софи.
- Я поговорила с Джорджем…
- Прошу вас…
- Надеюсь, он тебя не обидел?
Софи нервно обернулась. Лара шла поодаль, одетая в точности как Софи, только ее юбка почти касалась земли. Она помахала ей рукой.
- Хилари, мне надо идти. Пожалуйста, не волнуйтесь, у меня и правда все хорошо. Даже прекрасно.
- Ладно.
- Меня подруга ждет. Мы пойдем к ней, а потом, может, в кино…
- Ясно, беги, - ответила Хилари.
Софи поспешно добавила:
- Спасибо за заботу. Очень мило с вашей стороны.
Хилари поцеловала ее в щеку. Они ударились очками.
- Береги себя.
- Хорошо, постараюсь, - сказала Софи и убежала к Ларе.
Хилари прошла сквозь толпу плетущихся школьников к автомобилю, который припарковала за воротами под табличкой, гласящей: "Даже не думайте оставлять тут машину". На стекле никаких злобных записок не оказалось, только помет большой птицы. Хилари в задумчивости поехала обратно в город и спустилась по главной улице мимо спортивного центра, где за стеклянным фасадом молчаливо плескались в бассейне пловцы. Свернув возле древней стены уиттингборнского парка, Хилари заметила между двумя грузовиками свободное место для машины - настоящая удача на этом отрезке дороги, поскольку парковка здесь была бесплатная. Она остановилась, вышла и решительным шагом двинулась к Хай-Плейс.
На воротах все еще висела табличка "Продается", а по диагонали большими красными буквами шла гордая надпись: "ПРОДАНО!" Хилари заглянула внутрь. Сад выглядел как всегда: тихий и безмятежный, чересчур ухоженный, хотя за последнее время его местами украсили сорняки. Хилари закрыла за собой ворота и подошла к стеклянной двери.
На кухне было пусто. Хилари постучала и, когда ей никто не открыл, повернула ручку: дверь отворилась.
- Джина! - позвала она. Интересно, как прозвучал ее голос? А как он должен был прозвучать?
Ответа не последовало. Хилари прошла через кухню - на столе печатная машинка, россыпь писем, чашка и тарелка с банановой кожурой - в коридор. Возле камина в гостиной ее дожидалась Джина.
- Привет, - сказала она.
Хилари встала в дверях.
- Привет.
- Зачем ты пришла? - вежливо поинтересовалась Джина.
- Я ходила в школу к Софи. Хотела узнать, все ли у нее хорошо, ну… после случая с Джорджем. Я ее встретила, но она ушла с подругой. Тогда я решила навестить тебя.
- Зачем?
- Не знаю… Может, потому что иначе не могла.
- Сядешь? - предложила Джина.
Хилари присела на подлокотник кресла.
- Спасибо.
- Ровно на этом самом месте Лоренс сообщил мне, что не поедет во Францию.
- А ты поедешь?
- Нет. Теперь незачем, верно? И потом, есть еще Софи и Ви.
Хилари так и хотелось сказать, что вообще-то они были всегда.
- Джина…
- Что?
- Мы, наверное, уедем.
Джина замерла.
- Все изменилось и уже никогда не станет прежним. Нам, Вудам, лучше уехать отсюда.
- Куда?
- Не знаю. Мы это еще не обсуждали. Но уедем наверняка. Я просто хотела тебя предупредить… на случай, если ты строишь планы.
- Да, - ответила Джина, - строю.
Хилари встала и, помолчав, спросила:
- Нам всем сейчас надо набраться храбрости, верно?
Джина, глядя в окно на высокую каменную стену, сказала:
- О да. Больше, чем когда-либо.
* * *
Гас вернулся затемно. В будний вечер в отеле стояла тишина, и Дон практически закрыл бар, хотя не было еще и десяти. Из кухни, ухмыляясь и жадно поедая пирог, вышел Адам.
- Ну, как поживают маленькие жабки и пушистые белочки?
- Мы были на реке, - ответил Гас и бросил сумку на пол. - Слушали про сточные воды. Тоска! Где папа с мамой?
Адам указал локтем на столовую.
- Там.
- Там? - изумился Гас. - С какой стати?
- Ужинают.
- Они же никогда не ели в столовой!
- Ну а теперь едят.
Гас подошел к стеклянной двери. Кроме Лоренса и Хилари, в комнате никого не было. Они сидели за маленьким столиком друг напротив друга, при свечах и с бутылкой вина. Хилари теребила очки.
Адам запихнул последний кусочек пирога в рот и, жуя, сказал:
- Джорджа повысили на работе.
Гас хмыкнул:
- И долго они там сидят?
- Не знаю. Может, час.
Он тоже заглянул в столовую. Гас прошептал:
- Думаешь, они помирятся?
Адам слегка задел плечом руку брата.
- Не знаю, - серьезно проговорил он. - Понятия не имею. Знаешь, это как ножом в грудь. - Они прижались плечом к плечу. - Нож можно и вынуть, но дырка-то останется.
ГЛАВА 20
Спальня Софи смотрела на запад. Это была скучная квадратная комната с единственным окном, выходящим на сад возле аббатства, уиттингборнскую церковь и старые высокие деревья за ней.
Софи тут нравилось. Комната не ставила ей никаких требований и могла превратиться во что угодно. Софи был угоден художественный беспорядок на грани откровенного бардака: кровать она завалила темными подушками, расшитыми зеркальцами и восточным орнаментом, одежду хранила не в шкафу, а развесила по ручкам, крючкам и спинкам или побросала на пол. На всех поверхностях громоздились украшения, керамические горшки, билетики в кино, старые конверты, косметика и начатые упаковки глюкозы. Свободен был лишь ее стол - старый письменный стол из Хай-Плейс с настольной лампой, на котором по-прежнему царил идеальный порядок. Софи очень серьезно относилась к этому столу - после школы она поступит в университет, где будет изучать русский и французский (ради литературы, объяснила она Джине), а затем станет переводчиком ООН в Нью-Йорке. Или Красного Креста в Женеве. Или Европейского международного суда в Страсбурге. Самое главное - не остаться в Уиттингборне. "Конечно, я этого никогда и не хотела", - согласилась Джина.
Они купили эту квартиру на втором этаже многоэтажного дома, потому что вокруг было много свободного пространства. Парки тоже были, с квадратными лужайками и узкими дорожками, но Софи и Джину они не интересовали. Главное, что из окон - из этих квадратных современных окон - можно было смотреть вдаль, на холмы и небо. Джина все стены покрасила в белый, чтобы комнаты казались больше, и в ясные дни свет затоплял квартиру, отчего она будто бы таяла в ослепительном сиянии. Софи чувствовала, как радуется мама свободе от бесконечных таинственных обязательств, налагаемых Хай-Плейс, и как хорошо ей без каменной стены.
К Джине теперь каждый день приходили ученики - самому младшему было четыре, самому старшему за восемьдесят. Она давала уроки шесть-семь часов в день, и по дому без конца разносились звуки пианино и голос Джины, повторяющий: "Нет-нет, нужно безымянным пальцем". На пианино стоял индийский горшок из папье-маше, полный монеток в двадцать пенсов - для поощрения самых маленьких. Ближе к вечеру Джина уходила ка занятия: она училась рисованию и итальянскому, а по четвергам посещала кулинарные курсы. Там она стряпала блюда, которые раньше готовил Лоренс: кнели, фаршированные цыплята и крошечные пудинги в клетках из сахарной ваты. Иногда по выходным она шла в кино с мужчиной, которого встретила на кулинарных курсах. Его звали Майкл, он был моложе Джины и владел багетной мастерской. Софи чувствовала, что Джине он нравится, хотя не так чтобы очень. Никакого "фактора Икс", по выражению Лары. В маминой спальне на зеркале висела плохо пропечатанная открытка из По - того места, куда она собиралась рано или поздно уехать. "Когда ты начнешь учиться и работать. Когда Ви…"
Ви стала спокойнее, да и Джина тоже. Обе немного образумились. Софи водила к бабушке Лару и порой остальных друзей - Грега или Мэгги. Ви это любила. Она пекла им торты, показывала сувениры Дэна и заводила корабельные часы, а молодежь взамен меняла перегоревшие лампочки и выносила мусор. Попугайчик Софи жил на кухонном окне и без конца болтал с лазоревками и синицами из уличной кормушки. Ви вязала внучке кардиган темно-красного цвета - компромисс между алым (по желанию Ви) и черным (по желанию Софи).
По пути к бабушке ей приходилось идти мимо "Би-Хауса". Его выкупила и превратила в тематический бар местная пивоварня; назывался он теперь Бихайв. У входа висела новая вывеска, а сад заполнился столами, стульями и красно-желтыми зонтами с названием пивоварни. Внутри тоже все переделали. Вместо столовой была семейная гостиная, а внизу бар - огромный за счет сноса некоторых стен. На кухне всюду стояли гигантские жаровни из нержавейки, в которых целыми днями готовилась картошка с курицей - ее подавали на пластиковых тарелках с отделениями для соуса. Дон очутился в своей стихии. Хозяева пивоварни назначили его управляющим бара, и каждый день он мелом писал на черной доске названия фирменных коктейлей. Софи не удивилась бы, если б встретила его на Орчард-стрит в костюме пчелы с прозрачными крылышками за спиной.
Она рассказала об этом Гасу. Иногда они встречались с ним в "Хард-рок-кафе" на Пиккадилли, когда оба приезжали на выходные в Лондон. Гас изменился: стал шире в плечах и слегка подкрашивал волосы спереди. У него была девушка по имени Тина, и когда Софи последний раз звала его в "Хард-рок-кафе", он отказался: якобы слишком занят. У него не только погрубел голос, но и появился какой-то акцент. Софи решила, что это из-за новой лондонской школы.
- Все хорошо, - заверил ее он.
- А остальные как поживают?
- Адам в следующем году, сразу после школы, уедет в Австралию. Джордж хочет заниматься садоводством - выбрал себе колледж в Кенте. Мама тоже будет учиться.
- Правда? На кого?
- Что-то с детьми связанное. Ну, ты поняла.
Лоренс стал шеф-поваром ресторана в Челси. Ему там не очень-то по душе, потому что кухня в подвале. Он хочет работать на собственной кухне. Они купили дом в центре города, на улице, ведущей к реке, и недалеко от Хаммерсмит-бродвей, где тусовалась молодежь. Гас был в восторге.
- Лондон - клевый город, - сказал он и посмотрел на Софи с сочувствием. - Бедная ты.
- Да ладно, у меня все о’кей, - ответила она, поправляя волосы. - Честное слово.
По утрам, опаздывая на занятия, она добиралась до школы на автобусе, но если вставала по первому зову Джины, то шла пешком мимо зеленого сада возле аббатства и уцелевшей арки, которую так любил Дэн, по дорожке со скамейками и урнами, затем поднималась по Дитч, любуясь фарфоровыми кошками в чепцах и вялыми хлорофитумами, растущими на подоконниках вопреки хорошему вкусу, и выходила прямо на Хай-Плейс.
Несмотря на каменную стену, было видно, что он изменился. На верхних окнах вместо штор висели занавески из белого льна и бамбуковые жалюзи, а на черных воротах были новый засов и стальная ручка. Миссис Пью иногда можно было встретить на рынке: она со знающим видом осматривала авокадо и дыни, чем выводила из себя всех торговцев. Ходили слухи, что она раз в месяц ездит в Лондон к парикмахеру.
Каждый раз Софи ненадолго останавливалась и смотрела на Хай-Плейс. Она нисколько по нему не скучала и не жалела, что переехала. Это был дом ее закончившегося детства - место, где она прожила много лет, прежде чем стать собой и обзавестись друзьями.
1
Перевод Ю. Корнеева.
2
Очень элегантная гостиная (фр.).