- Попозже. Сейчас это утрамбуется, потом откроешь. Ты на меня не смотри. Мне сидеть еще два с половиной года. Ты в этот городишко вряд ли приедешь, поэтому я хочу наесться так, чтобы вспоминать об этом все оставшееся время.
- Ты ешь, Дашенька, ешь. Я много набрал. Я и охранникам несколько сеток передал, и посыльным от начальства кое-что сунул. Как тебе тут живется?
- Нормально.
- Ты уверена?
- Сам подумай: как живется в колонии? - пожала я плечами. - Главное тут - никуда не лезть. Не будешь лезть - силком тебя никто не потянет. Вляпаться можно только по собственной вине. Тут нужно держать ухо востро и никого не бояться. Например, если кто-то уронит вещь, а ты нагнешься, чтобы ее поднять, то после этого на хорошую жизнь не рассчитывай.
- Как это?
- Будешь до посинения за другими подбирать. Тебе будут кидать, а ты подбирать. Не скажу, что в отряде меня уважают, но, по крайней мере, не достают. Мне для этого пришлось несколько раз пройтись табуреткой по головам. Я и сама не знаю, как смогла взять себя в руки, когда сюда попала. Сначала думала, что не выживу, хотела руки на себя наложить, но потом ничего, привыкла. Я здесь повзрослела, а может, постарела. В последнее время я замкнулась на себе. Другие заключенные для меня как бы не существуют.
- А какие тут условия?
- Если эта гостиница считается здесь крутой, то представь, как выглядят наши бараки. В бараках очень сыро. Вроде бы отопительный сезон давно начался, а у нас до сих пор не топят. На стенах грибки, плесень. В секциях воняет сыростью. Вода для питья ржавая. Говорят, что эту зону построили на болоте. Так что где же ей взяться - нормальной воде? От ржавой воды летят зубы, тело чешется. Девчонки расчесываются до крови, заносят инфекцию, подолгу болеют. Тут все помешаны на сигаретах и чае. Это самое ценное из того, что разрешают передавать в посылках. Все чифирят, но я чифирить не могу - тошнит. Да и лицо от чифиря становится землистого цвета. Администрация у нас паршивая. Охранники трахают зэчек за пачку дешевого чая, по обоюдному желанию, естественно. Впрочем, с мужиками проще, они хоть немного нас жалеют и понимают. А вот бабы-надзирательницы - те вообще сволочи, каких мало. Мы их называем "эсэсовки". Они никогда и никого не слушают. Ты умирать будешь на их глазах - они не почешутся.
Я замолчала и посмотрела на Глеба. Он вздохнул и налил мне полную рюмку виски. Я выпила и принялась с аппетитом уплетать куриную ногу.
Глеб закурил.
- Я видел, как тут других шмонают, - задумчиво произнес он. - Родителей, родственничков… Это просто кошмар! С родственниками заключенных обращаются так, будто они сами в чем-то провинились. Раздевают, обыскивают сумки, все переворачивают. Правда, со мной так никто не обращался. У моего товарища в этой колонии один дядечка знакомый есть. Он тут юрисконсультом работает. Так вот, ему позвонили и хорошо заплатили, чтобы меня никто не шмонал. Как видишь, получилось неплохо: выделили самый лучший номер, разрешили пронести спиртное, сауну сделают.
- Ты же сюда в командировку приехал…
- Это я соврал, Дашка, - занервничал Глеб. - Мне просто захотелось тебя увидеть. Я нашел следака, который вел твое дело, и у него получил информацию о том, в какой колонии ты сидишь. Все устроил и приехал. Думал, ты не захочешь меня видеть, но ты молодец, пришла. Почему ты не спрашиваешь, как моя жизнь?
- Не знаю. В последнее время я больше думаю о своей. Жаль, что она проходит мимо меня. Страшно подумать о том, что впереди ничего не будет.
- Ты злишься на меня за то, что я тебя сюда засадил?
- Нет. Тут все понятно. Я ведь хотела тебя убить. Я знала, что ты меня засадишь.
- Знала?
- Ну конечно! Ведь ты мне еще в машине грозился, когда я везла тебя, раненого, в больницу.
Я достала папиросу. Глеб посмотрел на меня округлившимися глазами.
- Даша, брось эту гадость! Разве девушки курят папиросы?
- Какая я девушка? Вот уже полгода, как я обыкновенная зэчка, баба третьего сорта, отброс общества!
- Даша, прошу тебя, возьми сигарету. Папиросы курят работяги, бомжи, нищие в переходах, но ты?!
Пожав плечами, я затушила папиросу, затем аккуратно завернула ее в клочок газеты и сунула в карман казенного халата.
- А это зачем?
- А это на следующий раз. Я выкурю эту папиросу там, где это никого не шокирует.
Взяв тоненькую сигарету, я глубоко затянулась.
- Это дамские, с ментолом. Ты их раньше очень любила.
- Я уже не помню, что было раньше. Теперь мне кажется, что сигаретами накуриться невозможно. Охранники всегда над нами издеваются. Когда посылки приходят, они вскрывают пачки и ломают сигареты.
- Зачем?
- Не знаю. Наверное, им просто хочется покуражиться. Девчонки мучаются, курят поломанные сигареты.
- Тебя хоть кто-нибудь навещает?
- Один раз приезжала сестра на короткое свидание. Мы разговаривали в кабинках, как на переговорном пункте. Они застекленные, и связь в них через телефон. Правда, аппараты там стоят такие, что в них практически ничего не слышно. Это сделали специально, чтобы заключенные почувствовали себя настоящими изгоями. Во многих кабинках кричат, стучат, многие плачут… Мы с сестрой давно уже в прохладных отношениях, поэтому свидание не принесло мне радости. Она не пришла даже на суд… Не понимаю, зачем она приехала в колонию? За полгода ни одной посылки, и вдруг заявилась… Посмотреть захотела, в какой обстановке я нахожусь. Тут есть только одно приятное место - лазарет, но туда еще нужно умудриться попасть. Некоторые расчесывают тело так сильно, что оно покрывается коростой и начинает гнить. Другие вводят в руку вазелин. Рука распухает, синеет и ужасно болит. Это тоже прямой путь в больницу.
- У тебя даже глаза другие стали, не такие, как раньше, - тяжело вздохнул Глеб.
- А какие были раньше?
- Раньше они у тебя были озорные, веселые, с огоньком, а теперь - тусклые, чужие. В них только тоска смертная, и все.
- А что ты хочешь? Ведь я и подумать не могла, что меня посадят. Сначала я была в шоке, потом привыкла. Человек ко всему привыкает, даже к таким мерзостям, после которых жить не хочется. Представляешь, когда сюда привозят, в первую очередь делают медицинский осмотр. Раздевают догола, просят раздвинуть ноги и грязным пальцем лезут во влагалище. Будто я скотина какая-то! И все это в присутствии охранника, который слюнями изошелся, глядя на мое унижение… Когда меня кинули в карантинную камеру, я увидела там пожилую женщину. Мне так захотелось упасть ей на грудь и выплакаться всласть, но она не обратила на меня никакого внимания. Понимаешь, никакого, даже не повернулась в мою сторону. Взяв себя в руки, я тихо спросила ее: "Вы тут давно сидите? Что вы натворили?" Она окинула меня безразличным взглядом: "Зачем тебе?" - "Просто так. Мы же с вами товарищи по несчастью, значит, должны поддерживать друг друга", - грустно сказала я. Женщина усмехнулась: "Вижу, милая, что ты тут новичок, поэтому дам тебе ценный совет. В том месте, где мы с тобой находимся, никогда не было и никогда не будет товарищей. Если не хочешь нажить себе неприятностей, забудь эти слова". Это был мой первый урок. А сколько последовало потом… Ты, конечно, видел фотографии преступников, ну, такие - в фас и в профиль. Так вот, когда меня фотографировали, я нечаянно моргнула. Мент дал мне дубинкой по голове, да так сильно, что у меня опухло правое ухо. Он сказал, что забьет насмерть, если я испорчу еще хоть один кадр… Здесь никто не смотрит на меня как на женщину. На меня смотрят как на кусок протухшего мяса…
Замолчав, я вновь накинулась на еду. Глеб не переставая курил, нервно постукивая пальцами по столу.
- Ничего страшного, что я так много ем? - спросила я.
- Да ешь на здоровье, - растерялся Глеб.
- Я сейчас ем, как крыса, - засмеялась я.
- Какая еще крыса? - не понял Глеб.
- Самая обыкновенная. Я ведь ем втихаря и ни с кем не делюсь. На зоне таких называют крысами и бьют по морде. Тебе не смешно. Извини. На зоне свои понятия и свой юмор. Просто я давно уже такой вкуснятины не ела. Курочка, рыбка, икра - это тебе не баланда из наших шлемок.
- А что такое шлемки?
- Шлемки - это миски. Здесь свой жаргон. Дальняк - туалет. Баландер - охранник, шлемки - миски.
Глеб встал, подошел ко мне, опустился на корточки и стал целовать колени. Я замолчала и оттолкнула его.
- Ты меня боишься? - шепотом спросил Глеб.
- Нет.
- А почему ты вся дрожишь?
- Сама не знаю.
- Даша, ты меня ни о чем не спрашиваешь. Спроси меня о чем-нибудь.
- О чем?
Глеб положил голову на мои колени и прошептал:
- Успокойся, я не причиню тебе зла. Ты мне веришь?
- Верю, - чуть слышно сказала я.
- Спроси меня о том, как я жил все это время.
- Глеб, как ты жил все это время?
- Обхвати мою голову, как раньше. Помнишь, я приходил уставший, садился на пол, ты обхватывала мою голову руками и целовала шею. Даша, ты помнишь это?
- Как-то смутно. Мне кажется, что все это было не со мной.
- Ты погладишь мне голову?
- Не знаю. Я забыла, как это делается. Мои руки уже тысячу лет не прикасались к мужчине. Они держат швабру, веник, ведра, опухают от проколов иголкой на фабрике… Ты не ответил, как ты жил все это время?
- Я женат…
У меня потемнело в глазах. Женат… Женат… Значит, он все-таки женился… Господи, как больно, я не смогу вынести эту боль… Нет, нельзя распускаться, надо быть сильной, иначе я не выдержу здесь, наложу на себя руки или, что еще хуже, стану такой же, как все.
- Я женат, - повторил Глеб. - Уже полгода.
- Твою жену зовут Вероника?
- Да. Через три месяца у нас родится ребенок. Я возил жену на УЗИ. Сказали, что будет девочка. Так что в скором времени у меня появится дочь. Все идет неплохо.
- Я очень рада за тебя, - выдавила я улыбку.
Глеб поднял голову и пристально посмотрел мне в глаза. Наши взгляды пересеклись, я не выдержала и заплакала, ругая себя за это.
- Даша, почему ты не спрашиваешь, зачем я приехал к тебе, если дома у меня все хорошо.
- Глеб, почему ты приехал ко мне, если дома у тебя все хорошо?
- Моя жена очень красивая, вкусно готовит, у нее прекрасные манеры и изысканный вкус. С ней не стыдно показаться в любом обществе. Ее отец вложил большие деньги в мой бизнес. Дела мои пошли в гору, я открыл дочерние фирмы, много работаю, иногда отдыхаю. Отец Вероники подарил нам уютный домик в Испании, мы летаем туда по выходным и купаемся в океане. Вероника прекрасно себя чувствует и должна родить здорового ребенка. Она всем хороша, но у нее есть один крупный недостаток: она не умеет танцевать…
- Что?
- Она не умеет танцевать так, как танцуешь ты.
- Для тебя это так важно?
- Да, Даша. Я и сам не думал, но это так. Иногда мне хочется сесть на диван, выпить коньяка и увидеть твой танец. Вероника пытается изобразить нечто подобное, но у нее ничего не получается. Для этого нужен талант. Если таланта нет, то и пробовать не стоит. Я объездил кучу баров и видел сотни стриптизерш, но такой, как ты, не нашел. Ты сможешь сегодня для меня станцевать? Понимаешь, Дашка, после свадьбы изо дня в день я думал об одном: вот обязательно разыщу тебя, приеду на зону и попрошу станцевать. Ты не сможешь отказать, ты станцуешь так, как танцевала для меня раньше. Чтобы у меня перехватило дыхание. Попробуй, Даша. Я очень тебя прошу.
Глеб опустился на колени и стал целовать мои ноги.
- Глеб, пожалуйста, не надо, - покраснела я. - У меня чесотка. Вдруг она передается…
Глеб еще крепче обнял меня.
- Станцуй. Умоляю тебя, станцуй, - шептал он.
- Я не смогу… Я уже забыла, как это делается… Я ничего не помню.
- Ты вспомнишь, вспомнишь… Я уверен, что у тебя получится…
- Здесь нет музыки.
- Я подумал об этом.
Глеб вскочил и достал из сумки маленький магнитофончик. Через минуту в комнате заиграла музыка, та самая, под которую я танцевала в баре. Глеб сел на стул, пожирая меня страстным взглядом.
- Подожди, милый, мне надо подготовиться, - нервно произнесла я и скинула телогрейку.
Вслед за телогрейкой полетели казенные войлочные ботинки. Глеб громко захлопал в ладоши и поудобней устроился на стуле. Я низко поклонилась и начала танцевать.
На минуту мне показалось, что я нахожусь в своем баре. Нет этой страшной тюремной гостиницы, нет никакой зоны, ничего нет! Есть зритель, пришедший сюда затем, чтобы получить райское, неземное наслаждение. Есть сцена, пропахшая потом и духами моей предшественницы, есть шест, с которым я могу проделывать такие штучки, что даже у импотента не будет никаких проблем…
Музыка играла все громче и громче, унося меня в заоблачные дали. Я представила себя птицей, парящей в небе над бескрайними просторами моря. Скинув халат, я не думала о том, что на мне позорное грязное белье, прикрывающее расчесанное, покрытое болячками тело, я знала, что Глеб не замечает изъянов, он видит…
Глеб громко закричал, и музыка остановилась. Я быстро натянула халат и испуганно посмотрела на Глеба. Он покраснел до кончиков ушей, кашлянув, произнес:
- Извини, Дашуля, я не выдержал и кончил. Это получилось круче, чем в баре. Впервые в жизни я кончил, не расстегивая ширинки, просто сидя на стуле и глядя на то, как танцует красивая девушка. Я ласкал тебя взглядом и получал от этого удовольствие. - Глеб посмотрел на проступившее пятно и вздохнул: - Вот черт, костюм купил за штуку баксов и так испортил! Говорят, сперма не отстирывается.
Неожиданно раздался стук в дверь, на пороге появился охранник.
- Банька готова, - улыбнулся он Глебу. - Идите, пока из начальства никого нет.
- Как раз самое время, - сказал Глеб и взял барсетку. - Это чтобы не сперли, - пояснил он. - Даша, пошли, ты же хотела помыться.
- Там простыни и полотенца есть, - буркнул охранник и повел нас по узкому коридору на цокольный этаж.
Глава 12
Мы зашли в тюремную сауну и огляделись. Охранник закрыл нас снаружи. Глеб пребывал в отличном настроении. Он быстро разделся и посмотрел на меня с удивлением. Я сидела на деревянной лавочке, поджав под себя ноги, и тупо разглядывала потолок.
- Даша, ты же хотела мыться? - не выдержал Глеб.
Вздрогнув, я принялась расстегивать халат.
- Пошли, я тебе по спинке веничком пройдусь. Дашка, ты меня стесняешься, что ли?! Странная ты все-таки. Только что голая танцевала, а теперь боишься расстегнуть пуговицы на халате.
- Ничего я не стесняюсь, - пробурчала я.
Глеб протянул мне простыню:
- Если хочешь, закутайся.
Я улыбнулась и с радостью обернула простыню вокруг себя.
В парилке Глеб принялся хлестать меня веником. Я не верила, что могу наконец вымыться горячей водой.
- Боже мой, какая же ты стала худая. Просто кожа да кости! - охнул Глеб. - Ты хоть в зеркало смотришься?
- Нет. У нас здесь нет зеркал. В последний раз я смотрелась в зеркало в гримерной бара. Тогда мне нравилось мое отражение, я даже считала себя хорошенькой.
Стоя под душем, я испытывала неземное блаженство. Глеб потрогал воду и испуганно отскочил:
- Дашка, с ума сошла! Как ты можешь мыться в такой горячей воде?!
- Разве она горячая?
- Конечно! Это же крутой кипяток. Как ты только не сварилась?!
Я повертела кран и сделала воду чуть попрохладней. Глеб встал под струю и погладил мою грудь. Соски моментально затвердели. Я робко провела кончиками пальцев по животу Глеба. Глеб покраснел и поцеловал меня в губы. Я ответила ему…
- Ты меня вспомнила? - прошептал Глеб несколько минут спустя.
- Я пытаюсь. Я начинаю вспоминать.
Глеб еще раз поцеловал меня и сказал:
- Подожди минутку.
Когда он вернулся, в руках у него была пачка презервативов.
- Глеб, а это зачем? - растерянно спросила я.
- На всякий случай. - Глеб достал презерватив и стал натягивать его на член. - Пойми меня правильно, Дашуль, я человек семейный. У меня жена на сносях. Скоро разродится. Мне необходимо стерильность соблюдать. Сама знаешь, какое сейчас время страшное. Нужно держать ухо востро. Кругом сифилис, триппер, СПИД не спит. Расслабляться нельзя. Особенно здесь, на зоне. Тут вообще черт ногу сломит. Откуда я знаю, с кем ты здесь развлекалась. Может, тебя кто из охранников отымел, а они тоже не святые. Тут заразы больше, чем на свободе.
- У меня полгода никого не было, - с трудом выдавила я из себя. - Ты последний, с кем я спала.
- Даша, я тебе верю, но все же не могу не подстраховаться. Доверяй, но проверяй.
Я хотела оттолкнуть его, но он крепко прижал меня к себе и стал покрывать поцелуями. Я поняла, что сопротивляться бесполезно, и полностью отдалась на волю Глеба…
Три часа пролетели так быстро, что мы оба вздрогнули, когда открылась дверь и охранник позвал нас на выход. После сауны и горячего душа я чувствовала приятную истому во всем теле. Вернувшись в номер, я вновь села за стол, и Глеб грустно смотрел на меня.
- Ты опять похожа на прежнюю Дашу, - сказал он.
Я засмеялась и сделала себе огромный бутерброд с копченой колбасой.
- Прежняя Дашка не ела как лошадь. - Глеб налил виски и протянул мне рюмку: - Согрейся после баньки.
- А ты?
- Я тоже не против.
Мы чокнулись и дружно выпили.
- Я точно загнусь от обжорства! Сколько ни ем, все равно мало. Чем больше ешь, тем больше хочется.
- Ты хоть помнишь, как мы познакомились? - вдруг спросил Глеб.
- Конечно. Ты пришел в бар и увидел, как я танцую, - засмеялась я.
- Я тогда ошалел от тебя, - улыбнулся Глеб.
- Затем ты пригласил меня за столик и заказал коктейль за сорок долларов.
- Я тогда, как дурак, ждал, когда же ты опьянеешь. Я ведь не знал, что ты пьешь обычный сок. Целых четыре "коктейля" в тебя вбухал! Ты морщилась и делала вид, что он очень крепкий, но сидела трезвая как стеклышко. "Ничего себе! - подумал я. - Такое хрупкое создание, а пьет как мужик… Вот это закалка!"
- А потом мы стали встречаться, - перебила я его. - Ты дождался конца моей смены и повез к себе домой. Мы накрыли стол, поставили свечи. Правда, на улице было уже светло, но мы задвинули шторы, включили музыку, и я стала танцевать только для тебя.
- Я переживал, что ты устала, но потом я понял, что ты можешь устать от чего угодно, но только не от танца. Танец для тебя как наркотик. Ты получаешь от этого кайф. Ты танцуешь не ради денег, а, скорее, для себя. Ты растворяешься в музыке. Я никогда не видел ничего более восхитительного, поверь. Ты не очень искусна в любви, не очень хорошо готовишь, не умеешь себя вести в обществе, но в танце тебе нет равных.
- Мы встречались с тобой долго, а потом все оборвалось. Что-то надломилось, что-то случилось. Наверное, я что-то недоглядела, а может, что-то не так сделала, но в один не самый прекрасный день я потеряла тебя и с ужасом осознала, что эту потерю невозможно вернуть. Ты привел в бар свою будущую жену и откровенно ухаживал за ней на глазах у всех.
- Мне хотелось, чтобы она научилась танцевать точно так же, как ты. Но это невозможно. Она вообще не умеет танцевать.