* * *
Фридрих же избрал другой маршрут. Он проделал долгий и трудный путь через Восточную Европу, переправился через Дарданеллы в Азию и пересек Анатолию, пока наконец 10 июня 1190 года не провел свою армию через последнее ущелье Тавра и не достиг прибрежной равнины. Стояла изнуряющая жара, и маленькая речка Каликадн, которая впадала в море за городом Селевкией, манила взор. Фридрих пришпорил коня и поскакал к ней, оставив своих людей позади. С тех пор его живым никто не видел. Быть может, он спешился, чтобы напиться, и течение сбило его с ног; быть может, его лошадь поскользнулась в грязи и сбросила его; быть может, шок от падения в ледяную воду горной реки оказался слишком силен для его старого усталого тела (Фридриху было почти семьдесят лет). Мы этого никогда не узнаем. Его спасли, но слишком поздно. Спутники императора, достигнув реки, увидели мертвого монарха лежащим на берегу.
Смерть Фридриха немедленно привела к улучшению отношений папства с империей. По сути, Климент III не обладал дипломатическим опытом. И все же, несмотря на это, за три года своего понтификата он сумел прийти к обоюдно приемлемому соглашению с Генрихом (новый король Германии Генрих VI), пообещав ему императорскую коронацию. Генрих восстановил папское государство, которое оккупировал в 1186 году. Равным образом примечательно, что он успешно провел переговоры с римскими сенаторами. В результате он смог возвратиться в Латеранский дворец, куда не ступала нога двух его непосредственных предшественников. В обмен на регулярные выплаты и контроль над большей частью городской администрации сенат признал суверенитет папы, согласился принести клятву верности и восстановил поступление папских доходов. Разобравшись с этими двумя проблемами, Климент направил всю свою энергию на организацию крестового похода.
Ему незачем было беспокоиться. Третий крестовый поход хотя и не закончился фиаско, как Второй, все же потерпел поражение в отношении главной задачи - отвоевания Иерусалима. Сразу после смерти Фридриха его армия начала распадаться. Многие германские князьки немедленно возвратились в Европу; другие отправились на кораблях в Тир, единственный крупный порт, остававшийся на тот момент в руках христиан; те же, кто вез тело императора, без должного успеха пытаясь сохранить его в уксусе, мрачно продвигались вперед, хотя и несли потери в результате засад, до того как достигли Сирии. Выжившие, те, кто добрался до Антиохии, не имели сил, чтобы сражаться. К этому времени то, что осталось от Фридриха, перемещалось тем же путем, что и его армия; его быстро разлагавшиеся останки поспешно похоронили в соборе, где они оставались в течение семидесяти восьми лет, пока воины мамлюкской армии во главе с султаном Бейбарсом не сожгли здание вместе с большей частью города, сровняв его с землей.
К счастью для крестоносного Востока, Ричард Львиное Сердце и Филипп Август прибыли со своими армиями в целом без потерь. Благодаря им еще не все оказалось потеряно. Столицей Иерусалимского королевства стала Акра. Но само это королевство, уменьшившееся теперь до короткой прибрежной полосы между Тиром и Яффой, было бледной тенью прежнего. Последовало еще целое столетие борьбы, и, когда наконец оно пало под ударами Бейбарса в 1291 году, оставалось лишь удивляться, что оно продержалось столь долго.
* * *
После смерти Вильгельма Доброго сын Фридриха Генрих в силу своего брака с Констанцией стал королем Сицилии. Для проведения коронации ему нужно было отправиться в Палермо в ноябре 1190 года. Однако перед самым выездом к нему пришла весть о судьбе отца; теперь Генрих мог претендовать на две короны вместо одной. Его отъезд с неизбежностью откладывался на несколько недель. К счастью, зима была мягкой, и пути через альпийские перевалы до сих пор оставались открытыми. К январю 1191 года Генрих и его армия благополучно перешли через них. Затем, укрепив свои позиции в Ломбардии и получив поддержку пизанского флота, Генрих направился к Риму, где его ожидал папа Климент.
Однако прежде чем он достиг города, папа Климент скончался. Поспешно, ибо имперская армия быстро приближалась, священная коллегия собралась на конклав и избрала преемником кардинала-диакона Джиачинто. В тех обстоятельствах это кажется странным выбором. Новый папа был знатного происхождения (его брат Урсус являлся основателем фамилии Орсини) и мог похвастаться - поскольку смело защищал Пьера Абеляра против святого Бернара в Сансе более пятидесяти лет назад. Однако теперь ему было уже восемьдесят пять. Вряд ли он мог противостоять молодому честолюбивому Генриху во время кризиса, который угрожал позициям церкви так же, как и Сицилийского королевства. Судя по всем признакам, он и сам так думал. Только приближение германской армии и усилившийся страх перед новым расколом в том случае, если произойдет задержка с выборами, заставили его наконец принять тиару Кардинал с 1144 года, он был рукоположен только в Страстную субботу, 13 апреля 1191 года, а на следующий день, в Пасхальное воскресенье, интронизирован в соборе Святого Петра в качестве папы под именем Целестина III. А 14-го состоялась первая официальная акция за время его понтификата - Целестин короновал Генриха и Констанцию как императора и императрицу Запада.
Пока все шло так, как хотел Генрих. Но прежде чем он продолжил свой путь, старый папа обратился к нему с предостережением. В первые недели 1190 года, отчаянно пытаясь избежать включения их государства в состав империи, сицилийцы короновали собственного короля - графа Танкреда ди Лечче, незаконнорожденного отпрыска старшего сына Рожера, также по имени Рожер, который умер раньше своего отца. Танкред имел свои недостатки, но он был человеком энергичным, способным и целеустремленным, и Генрих мог столкнуться с серьезной оппозицией. Действительно, ему, по-видимому, лучше было внять совету папы и немедленно возвратиться в Германию.
Генрих, разумеется, не внял предостережению и продолжил путь на юг. Поначалу все шло гладко. Один город за другим открывал перед ним ворота, и только под Неаполем пришлось задержаться. Городские укрепления находились в хорошем состоянии - годом раньше Танкред отремонтировал их на собственные средства, и его амбары и склады были полны. Когда император со своей армией появился под стенами, горожане оказались готовы к обороне. Начавшаяся осада, с их точки зрения, велась не слишком усердно. Из-за постоянных нападений сицилийского флота на корабли пизанцев Генрих так и не сумел добиться должного контроля над подходами к гавани, и оборонявшиеся продолжали регулярно получать подкрепления и припасы. Несмотря на мощные удары по стенам, укрепления стояли по-прежнему. И поскольку знойное лето продолжалось, стало ясно, что осаждающие страдают больше осажденных. Наконец 24 августа Генрих отдал приказ снять осаду, и через день или два имперское войско скрылось за холмами.
Возвратившись в Германию, неугомонный молодой император продолжал причинять беспокойство окружающим - он назначал епископов по собственному усмотрению и даже закрыл глаза на убийство некоего Альберта Брабантского, которого Целестин III утвердил в качестве епископа Льежа. Затем, незадолго до Рождества 1192 года король Ричард I, хотя и находился под защитой папы как возвращавшийся из крестового похода, был захвачен в плен Леопольдом Австрийским, который вскоре после этого передал его Генриху. Требуемую за него сумму (150 000 марок, доход английской короны более чем за два года) наконец собрали, и император использовал ее для того, чтобы откупиться от своих оппонентов в Германии. Затем, когда Танкред ди Лечче скончался в феврале 1194 года, всего через две недели после освобождения Ричарда, Генрих смог отбыть в Палермо, не опасаясь оппозиции и претензий на его корону с чьей-либо стороны. Он обрел ее на Рождество того же года.
Констанция не присутствовала на коронации своего мужа. Забеременев впервые за сорок лет жизни, она хотела следующего: во-первых, желания родить в спокойной обстановке, а во-вторых, не должно было возникнуть сомнений в том, что это именно ее ребенок. Она не отменила свою поездку на Сицилию, но двинулась в путь неспешно и в удобное для нее время. Она доехала только до маленького города Джези, примерно в двадцати милях к западу от Анконы, когда у нее начались родовые схватки. На следующий день после коронации супруга в палатке, поставленной на главной площади, куда был разрешен доступ любой из матрон города, которая пожелает присутствовать при рождении ребенка, она произвела на свет своего единственного сына Фридриха. Через день или два она представила его на той же самой площади собравшемуся народу и гордо кормила его собственной грудью.
Три года спустя, в ноябре 1197 года, после подавления восстания на Сицилии, осуществленного с привычной жестокостью, Генрих VI умер от малярии в Мессине в возрасте тридцати двух лет. Папа Целестин III, которому было восемьдесят шесть, пережил его на три месяца.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.
Иннокентий III
(1198-1216)
В августе 1202 года папа Иннокентий III и члены курии отправились в Лацио и остановились в Субьяко, приблизительно в тридцати милях к востоку от Рима. В городе находился монастырь, где папа легко мог разместиться. Однако - видимо, потому, что обитель не удовлетворяла его многочисленную свиту и понтифик не захотел оставлять ее, - весь отряд расположился лагерем на холме над озером. Здоровье у Иннокентия было слабое. Он терпеть не мог жары и старался при любой возможности проводить лето вне Рима. Однако в том году этого избежать не удалось. У него имелась лишь небольшая палатка; солнце палило нещадно, вдобавок его донимали мухи. Ни о какой работе не могло идти и речи. Папа и его люди бездельничали, сидя в тени, какую только удавалось найти, и пытались за разговорами забыть о житейских неудобствах. У многих из них не получалось совершить крутой спуск к прохладному озеру и трудный подъем, чтобы возвратиться в лагерь. Папа же тем не менее это делал, с удовольствием погружая руки в воду и прикладывая их к лицу. Один эпизод, известный из составленного в это время письма одним из людей папской свиты отсутствовавшему коллеге, позволяет несколько неожиданно и по-доброму взглянуть на человека, при котором средневековое папство достигло своего зенита.
Ни один понтифик не имел столь возвышенных представлений о папстве, как Иннокентий III. В самом деле, он был наместником Христа на земле (эта формулировка сохраняется и по сей день), занимающим положение где-то посредине между человеком и Богом. Однако его полная уверенность в себе наряду с чувством юмора, редким в Средние века, сделали его терпимым, простым, всегда доступным, снискав ему искреннюю любовь всех, кто его окружал.
Лотарио ди Сеньи родился около 1160 года. Его отцом был Тразимондо, граф Сеньи, а его мать Клариче - римлянкой из патрицианской фамилии Скотти. Налицо тесные связи с папством: Климент III (1187-1191) был дядей Лотарио, а Григорий IX - племянником (1227-1241). Пользовавшийся уважением за свои блестящие интеллектуальные способности, Лотарио изучал теологию в Париже и право в Болонье; в юности он совершил паломничество в Кентербери, всего через год или два после убийства Томаса Бекета. Климент III сделал его кардиналом в 1190 году, но Целестин III, поскольку его семейство находилось в давней вражде со Скотти, держал его на второстепенных ролях. Поэтому у молодого кардинала оказалось достаточно времени, чтобы написать несколько трактатов на религиозные темы. Один из них, "De contemptu mundi sive De miseria conditionis humanae" ("О презрении к миру, или О ничтожестве жребия человеческого"), несмотря на свое мрачное название, приобрел чрезвычайную популярность, судя по тому, что сохранилось не менее 700 его рукописей. Во всяком случае, этот маленький, обходительный, наделенный чувством юмора человек наверняка производил очень хорошее впечатление на членов курии, коль скоро уже в день смерти папы Целестина 8 января 1198 года его в возрасте тридцати семи лет единодушно избрали преемником почившего.
Менее чем за два года Иннокентий добился того, что у него не оказалось соперников в Европе среди мирян. Смерть Генриха VI и традиционная вражда гвельфов и гибеллинов оставила Западную империю без руководства, а Германия оказалась в состоянии гражданской войны. Византия при своем никудышном императоре Алексее III Ангеле пребывала в состоянии, близком к хаосу. Независимости норманнской Сицилии пришел конец. В Англии и Франции после смерти Ричарда I в 1199 году возникли трудности, связанные с вопросами наследования. Папа находился в более удачном положении, чем кто-либо из его ближайших предшественников. И в отсутствие враждебного императора, который интриговал бы против него, ему вскоре удалось восстановить власть над папским государством, доведенным политикой Гогенштауфенов почти до анархии, и над самим Римом, примирив различные аристократические группировки, с некоторыми из числа коих он контактировал через свою родительницу Он даже сумел приобрести герцогство Сполето и Анконскую марку - территорию, тянувшуюся от Рима до Адриатического моря, что обеспечивало столь необходимый санитарный кордон между Северной Италией и Сицилийским королевством, где он добился другого дипломатического успеха, убедив императрицу Констанцию сделать Сицилию папским фьефом и назначить папу регентом до той поры, пока ее сын Фридрих не станет совершеннолетним.
Не столь удачлив оказался он, благословив Четвертый крестовый поход. Подобно своим предшественникам, Иннокентий выступал за освобождение святых мест от мусульманской оккупации, и еще в 1198 году он призвал к крестовому походу для отвоевывания Иерусалима, установив, чтобы собрать средства на него, налог в 2,5 процента с церковных доходов. Когда, однако, крестоносцы собрались наконец в Венеции летом 1202 года, они не смогли заплатить требуемые за перевозку их по Средиземному морю 84 000 серебряных марок. Поэтому венецианцы отказались отправляться в плавание до тех пор, пока крестоносцы не помогут им овладеть городом Зарой (или Задаром) на побережье Далмации. В результате Зара была взята и разграблена. Однако между крестоносцами и венецианцами почти сразу вспыхнула ссора из-за раздела добычи, и когда порядок восстановился, обе группы расположились на зиму в городе в разных кварталах. Вскоре новости о происшедшем достигли папы. Придя в ярость, он отлучил от церкви всех участников похода. (Позднее понтифик передумал и ограничился тем, что, проявив очевидную пристрастность, предал анафеме только венецианцев.)
Однако худшее было впереди. Когда крестоносцы еще находились в Заре, герцог Филипп Швабский, пятый и самый младший сын Фридриха Барбароссы, женатый на дочери свергнутого византийского императора Исаака II, приехал с предложением: если крестоносцы сопроводят его шурина, сына Исаака Алексея, до Константинополя и возведут его на престол вместо нынешнего узурпатора, Алексей профинансирует их предстоящее предприятие и даст в подкрепление армию из 10 000 воинов. Он обязался также положить конец стопятидесятилетней схизме подчинением византийской церкви власти Рима. Предложение звучало весьма заманчиво, и его приняли как крестоносцы, так и венецианцы, быстро позабывшие о разногласиях. Однако в апреле 1204 года это привело к самому чудовищному из злодеяний, которыми и без того богата история Крестовых походов, - безжалостному разграблению и частичному разрушению Константинополя, столицы Римской империи и наиболее важного христианского форпоста на Востоке: и это совершили люди, возложившие на свои плечи крест Христа. В результате головорезы-франки (большинство из них едва могло написать собственное имя, и ни один из них не знал ни слова по-гречески) занимали трон константинопольских императоров в течение последующих пятидесяти семи лет. Византии удалось продержаться еще почти два столетия, однако это была только бледная тень прежней империи.
Папа Иннокентий, который совершенно безуспешно пытался удержать крестоносцев от похода на Константинополь, ужаснулся, как это сделал бы любой на его месте, когда услышал о жестокостях, которые они совершили; однако едва ли он мог не обратить внимания на то обстоятельство, что в результате латинской оккупации в Константинополе водворился римский католический патриарх, и таким образом обманывал сам себя, думая, что схизма успешно преодолена. "По справедливости суда Божия, - писал он, - королевство греков перешло от гордых к смиренным, от непослушных к верующим, от схизматиков к католикам". Как глубоко Иннокентий заблуждался! Разгром Константинополя не только не положил конец расколу, но и увековечил его.
Однако вера Иннокентия в идеалы крестоносного движения осталась непоколебленной, и альбигойцам еще предстояло убедиться в этом.