Сергей ждал Лилю, нетерпеливо прохаживаясь по набережной. Они договорились встретиться с ней в половине третьего, чтобы Лиля сразу после этого могла поехать к Жене. Было без четверти три, Лиля опаздывала, и Сергей, заметно нервничая, курил одну сигарету за другой, выбрасывая окурки в кусты, при этом осторожно оглядываясь. Народу на набережной в этот час почти не было: пенсионеры и молодые мамы с детьми предпочитали гулять до одиннадцати и после семнадцати часов.
Он уже начал сомневаться в целесообразности своего поступка, вся эта история перестала ему нравиться, и лишь понимание того, что начатое не бросают на половине пути, заставляло его скрепя сердце ждать. Но при этом он чувствовал себя совершеннейшим дураком, зная, что никто не поймет его. Он решился на сегодняшнюю встречу и сильно рисковал при этом. Он боялся. Он никогда не считал себя сильным, скорее, даже наоборот: в милицию пошел, чтобы доказать себе самому, что он не трус. Все пошло с его матери, Сергей это знал. Она была сильной и умной, все в их доме решала сама. Сергей и его отец считали, что в их доме ничего не должно происходить без ее ведома. Чувство, что мать всегда права, постоянно давило, загоняло в страх перед наказанием за своеволие. Но делать так, как говорила она, с возрастом становилось все труднее. На открытый бунт сил у него не хватило, зато ненависть в душе родилась и окрепла. На мать, на себя, на отца. Потом на всех женщин, похожих характером на мать. Ему и здесь не везло - на его жизненном пути других почему-то не встречалось. Все они как одна были капризны, взбалмошны, обидчивы. Сергей постоянно ловил себя на мысли, что и им он что-то должен. Почувствовав это, он рвал очередную привязанность без сожаления.
Лилия Викторовна была другой. Это Сергей понял сразу, как только впервые увидел ее в офисе Красовского: она не ломалась, не кокетничала и даже не обиделась на то, что муж обошелся с ней тогда подчеркнуто официально. Она улыбнулась при этом и покорно покинула офис, понимая, что дело мужа важнее ее житейских проблем.
Сергей тогда с восхищением понял, что существуют другие отношения, другие женщины. Красивая, покладистая женщина, какой показалась ему тогда Лилия Викторовна, стала для него открытием. До этого он считал, что два этих качества в женщинах не сочетаются.
Зависти к Красовскому у него не возникло: хватило ума понять, что миллионы просто так ни к кому не приходят. Он обычный оперуполномоченный, капитан милиции. Таких, как он, хоть пруд пруди, и вряд ли, попадись на его пути такая женщина, он мог бы ее хоть чем-то заинтересовать. Когда он увидел ее на месте убийства, беспомощную, без сознания, первым чувством было все то же восхищение: и в бессознательном состоянии эта молодая женщина оставалась такой же привлекательной. Ей хотелось помочь, ее хотелось укрыть, защитить. Эти чувства в Сергее проснулись впервые, и он, помнится, тогда даже испугался. Испугался себя. Это все было не только неожиданно, но и совершенно ново. И он не мог понять - хорошо это или нет: старые привычки если и не делали его счастливым, но все же создавали ощущение защищенности, закрытости. Желание помочь вопреки собственной выгоде - это пугало кажущейся бессмыслицей.
Он снова посмотрел на часы и усмехнулся: кажется, он все же ошибся в ней. Было три часа, и Лилия Викторовна вела себя, как и все красивые женщины: она опаздывала, тем самым заставляя себя ждать. Он бросил окурок себе под ноги: светиться на набережной полчаса было непростительно глупо.
Вдруг у себя за спиной он услышал запыхавшийся голос:
- Простите, пожалуйста, что заставила вас ждать. - Она почти бежала, а потому от частого дыхания не могла говорить.
Он тут же перестал сердиться на нее, видя крупные капли пота на лбу и слипшиеся волосы. Он понял, что ей все равно, как она сейчас выглядит, главное - она спешила, думая о нем.
- Здравствуйте. - Лиля наконец отдышалась и слабо улыбнулась. - Я все сделала, как вы сказали, но была очередь.
- Ничего. Вы принесли их с собой?
- Да. - Лиля протянула ему полиэтиленовый пакет. - Можете пересчитать.
- Нет, здесь пересчитывать не стоит. - Сергей взял пакет, свернул его и положил в дипломат. - Мне, право, неловко, но без этого не получилось.
- Я могу теперь быть уверена, что мой муж ничего не узнает?
Сергей чувствовал, что еще немного, и он будет оправдываться перед ней.
- Я сделал все, что мог. И даже больше - я совершил должностное преступление, но речь сейчас не обо мне: другие люди не захотели закрывать глаза на факты из благородства. Понимаете? Они не хотят отказать мне, но и не желают рисковать своей карьерой просто так. Я не могу назвать этих людей, и это в ваших же интересах, но, даже если вы мне не верите, поздно об этом говорить: эти люди сделали для меня то, что я просил, и теперь хотели бы получить за это компенсацию. Поверьте, если бы я знал, что все так обернется, я ни за что не стал бы ничего вам тогда обещать. Но желание помочь вам было столь сильным, что перевесило здравый смысл.
- Я понимаю. Я благодарна вам за помощь, и, пожалуйста, успокойтесь! Но, умоляю, еще один вопрос: нашли убийцу?
- Мы напали на верный след, но сказать что-либо более определенное я пока не имею права, извините.
Они расстались. Лиля поспешила к троллейбусной остановке. Несмотря на утомленный и сосредоточенный вид, она по-прежнему привлекала к себе внимание окружающих. Ее изящные туалеты производили впечатление на женщин, а она сама вызывала восхищенные взгляды у мужчин. На ней был белый кружевной костюм: короткие шорты, которые больше походили на удлиненные трусики, маленькая маечка и сверху - длинный, до щиколоток, кардиган. Без застежек, он развевался на ветру, как парус. Загорелая, быстрая, она вся казалась невесомой и воздушной. В черных очках, с изящной маленькой сумочкой, больше похожей на кошелек, - ей подошел бы какой-нибудь "мерседес", но никак не троллейбус! Между тем Лилю ничуть не заботило, какое впечатление она производила в общественном транспорте: сесть за руль машины она до сих пор не могла.
К Жене она приехала через час с головной болью, совершенно измотанная духотой, суетой и ненавязчивым городским сервисом. Женя сразу все поняла.
- Ты сначала в душ или выпьешь чего-нибудь? Лиля без сил села на маленький стульчик в коридоре, вытянув ноги и опустив плечи.
- Умираю - пить! - Она жадно выпила стакан минеральной воды, сбросила туфли и поплелась в душ. - Я быстро, Женечка, ладно?
В ванной зашумела вода, а Женя направилась на кухню, ломая голову, чем кормить Лилю. Она не знала, как изменились вкусы подруги после замужества, и уж тем более не представляла, что едят миллионеры на обед. "Ничего, - решила Женя. - Будет есть, как все, картошку с огурцами!"
Лиля вышла из ванной, когда на сковороде уже аппетитно скворчало и по комнате поплыл густой аромат молодого жареного картофеля.
- Женечка, как пахнет! - Она чмокнула подругу в щеку и села на стул рядом. - Давай я тебе помогу. - Лиля взяла нож и принялась резать хлеб аккуратными ломтиками.
На столе появились свежие огурцы и квас, дымилась картошка, посыпанная укропом.
- Ешь. - Женя пододвинула тарелку с картофелем поближе к Лиле. - Ешь и рассказывай!
- Я так не умею, - с полным ртом картошки засмеялась Лиля.
- Рассказывай, говорю тебе! Я тут с утра места себе не нахожу! - Женя села за стол тоже, но есть так и не стала.
- А ты? Я что, одна есть буду?
- Ешь! - прикрикнула шутя Женя. - Ты из дома когда ушла?
- Как тебе позвонила, сразу и ушла. - Лиля ела с аппетитом, то и дело поглядывая на Женю.
Женя смотрела на нее и в глубине души радовалась и ее хорошему аппетиту, и живому блеску в глазах. Тревога за подругу снова стала отступать. Вдруг все волнения утра стали маленькими и глупыми, даже надуманными. "Играем в какую-то дурацкую игру, - думала Женя, глядя, как Лиля управляется с картошкой. - Каждый должен заниматься своим делом. Я - психолог и свою задачу выполнила, в трудный час поддержала подругу, помогла ей пережить кризис. Все! Остальное не в моей компетенции! Я не имею права заниматься расследованием убийства. Да что там "не имею права"! Это абсурд! Я стала подозрительной, мнительной, мне по ночам снятся какие-то странные сны! Все, дальше уже некуда! Лиля пришла в себя, у нее поднялось настроение. Конечно, ей придется сейчас пересматривать свои отношения с мужем, но это не мое дело! Пока меня ни о чем не просят, я не имею права вмешиваться! Вот и утром: она приняла какое-то решение сама, и это правильно. Сейчас она закончит есть и если захочет, то сама расскажет. Если она не начнет говорить - я не буду лезть с расспросами. Это ее жизнь! Я не могу ее понять! На мой характер, я бы никогда не вышла замуж за миллионера, а она вышла. Я бы не смогла жить с ним сейчас - развелась, чего бы это мне ни стоило, ведь и так ясно, что никакого чувства нет, идет какая-то купля-продажа. А она и слышать об этом не хочет! Но даже если Лиля попала в какую-то криминальную историю, все равно ей придется ставить мужа в известность: вряд ли я сумею ее защитить от этого".
Пока Женя размышляла, Лиля покончила с обедом, и в кухне повисла тишина. Женя ждала, когда Лиля заговорит первой, а Лиля боялась, что обидела подругу своим самостоятельным поступком утром, и теперь не решалась на разговор. Но все же, сделав над собой усилие, начала:
- Сергей звонил мне потому, что ему срочно понадобились деньги. Ну, то есть сегодня, и как можно раньше.
- Какие деньги? - Холодок тревоги начал заползать на свое привычное место, и Женя с сожалением отметила это.
- Большие. - Лиля вдруг встала из-за стола. - Спасибо тебе за обед. Все было очень вкусно! - Лиля вмиг преобразилась, снова став уставшей и безжизненной. Она делала над собой героические усилия, чтобы казаться уверенной и независимой. - Я пойду, Женя? Прости, но мне нездоровится - голова что-то болит.
- Куда? - Женя понимала, что ее настрой отталкивает Лилю, и она смягчилась: - Объясни наконец, зачем звонил Власов и что было потом.
- Он потребовал от меня денег, очень больших денег, у меня таких никогда не было, и я растерялась. Но он сам и посоветовал, чтобы я заложила драгоценности в ломбард.
- Подожди, какие драгоценности? Откуда он знает про драгоценности?
- Он не знал, просто спросил, нет ли в доме драгоценностей, которые я могла бы заложить. Я вспомнила, что действительно сапфировый гарнитур с бриллиантами лежит в моем сейфе, и заложила его.
- И деньги уже отдала?
- Да.
- А откуда он знал, что у тебя есть ценности именно на такую сумму?
- Да ничего он не знал! За сапфиры дали даже больше, чем было нужно, правда, не намного, но я все отдала.
- Откуда у тебя эти сапфиры?
- Александр Борисович подарил.
Женя устало прислонилась к шкафу с посудой и закрыла глаза… Дело принимало новый оборот. То, что это была ловушка, она не сомневалась: Лиля не сможет выкупить драгоценности, а значит, вынуждена будет рассказать об этом мужу. Или ее вынудят это сделать, что, в сущности, уже не имело значения. То, что Власов - подставка, холуй Красовского, Женя почти не сомневалась, вернее, очень хотелось верить, что деньги действительно нужны для дела, но… Женя допускала, что в органах правопорядка не все в порядке и что за то, чтобы имя Лили не упоминалось, пришлось заплатить. Но сумма была так велика, что о бескорыстной помощи больше не было и речи. Шантаж.
Где-то далеко продолжала болтаться мысль, что Сергей ни при чем, что он сам влип, пойдя на должностное преступление, и теперь его так же шантажировали, как и Лилю. Но мысль эта лишь подливала масла в огонь: ведь если он не владел ситуацией сейчас, он не владел ею никогда. И, легкомысленно обещая свою помощь, недооценив своих возможностей, он становился вдвойне опасен. "Если он сейчас сломается, на нашей с Лилькой совести будет еще и этот фиговый романтик", - рассуждала Женя.
Сергей больше не вызывал у нее доверия. Больше того - настораживал. Действия его внезапно стали какими-то судорожными, болезненными, и от всего этого запахло аферой. "Ну, в таком деле и замараться не грех", - успокоила себя Женя.
Вдруг ей очень захотелось еще раз взглянуть на события того трагического утра: почему-то показалось, что разгадка где-то там. Она имела обо всем этом смутное представление, основанное на скудных фактах Лилиного болезненного переживания и рассказе Власова, тоже очень сухом и сдержанном. Именно сейчас Женя вдруг вспомнила его почти приказ не говорить с матерью Андрея об обстоятельствах его смерти. Было ощущение, что Власов боялся этого. Почему? Причин могло быть только две. Он действительно не хотел травмировать пожилую женщину подробностями зверского убийства. Именно об этом подумала тогда Женя и успокоилась. И лишь теперь у нее появилось сомнение. Была и другая причина, и гораздо более веская, заставившая Власова не просить ее, а приказывать ей! То, что он сказал матери Андрея, не соответствовало тому, что знали они с Лилей!
Но почему тогда Жене было позволено говорить с этой женщиной? Одни вопросы!
Женя наконец открыла глаза. Лиля все это время сидела тихо и ждала.
- Что делать будем? - обратилась Женя к подруге.
- Не знаю. Может, ничего не надо делать? Само как-нибудь рассосется? - неуверенно предложила Лиля.
- Может быть. - Женя смотрела на Лилю, но думала не о ней: вспомнился сеанс гипноза, который она проводила вместе с профессором, и вдруг у нее появилась шальная мысль. - У меня есть план, и мне нужно твое согласие.
- Я согласна.
- Но ты ведь не знаешь, о чем речь!
- Ну и что? Если ты считаешь, что это нужно, я согласна. - Лиля была очень рада, что Женя не обиделась на нее из-за ее опрометчивого поступка с деньгами.
- Я хочу попробовать увидеть еще раз то, что произошло тем утром, когда убили Андрея.
Лиля побледнела. Лицо ее вытянулось, и Женя впервые осознала перемену, произошедшую в подруге: уголки Лилиных губ опустились, придавая лицу выражение скорби.
- Разве это возможно? - испуганно спросила она.
- Попробуем. Это гипноз, обычный гипноз, под действием которого память обостряется. Вернее, гипноз снимет боль, и мозг сможет выдать всю зафиксированную информацию. Дело в том, что ты и сейчас знаешь гораздо больше, чем видела, но информация заблокирована психотравмой. Наш мозг так устроен, что та информация, которая представляет опасность для организма, являясь шоковой, блокируется, становится неосознаваемой. Человек просто о ней не знает, не помнит. Под гипнозом я попробую снять боль воспоминаний, и это, может быть, позволит увидеть тебе новые детали того утра.
- Но зачем? Разве это имеет значение сейчас?
- Именно сейчас это стало иметь такое значение: мы не можем больше пребывать в иллюзиях, это становится опасным.
- Хорошо, что я должна делать? - Было видно, что Лиля взяла себя в руки, хотя воспоминания того утра по-прежнему были для нее очень тяжелыми.
- Ничего. Идем в комнату, я тебе сейчас все объясню. Ты будешь просто сидеть вот здесь. - Женя продолжала говорить, усаживая Лилю в кресло, уже в комнате. - От тебя ничего не требуется, ты просто отдохнешь, посидишь спокойно. Для тебя это будет приятно. Воспоминания под гипнозом на твоем здоровье никак не отразятся: ты не будешь ничего помнить из того, что увидишь под гипнозом. Все поняла?
- Да. - Лиля удобно села в кресле, вытянув ноги и сняв тапочки. - Я готова.
Женя достала диктофон и поставила его перед Лилей.
- А это зачем? - удивилась та.
- Я могу что-то упустить из твоих слов, потому что, когда поддерживаешь гипнотический транс, нужна полная сосредоточенность. Диктофон все запишет, и я смогу, если будет такая потребность, прослушать еще раз.
- А мне можно будет послушать?
- Я потом тебе скажу, ладно? После сеанса, хорошо?
Лиля согласно кивнула и стала терпеливо ждать, пока Женя отключала телефон и звонок входной двери.
- Тебе это не помешает, - говорила она при этом Лиле. - Ты будешь слышать только мой голос. Это может помешать мне, поэтому лучше пусть будет без неожиданностей. Ну вот и все. Можно приступать.
Женя подошла к креслу и села напротив. Ее голос стал тише, монотоннее. Лиля подумала, закрывая глаза, что так рассказывают сказки детям на ночь: завораживая, убаюкивая. Веки вдруг стали тяжелыми, а по всему телу потекло приятное тепло. Стало спокойно и радостно. Где-то далеко слышался голос. Лиля попробовала вспомнить, чей он, но не смогла. Голос был добрый, его хотелось слушать.
- Ты слышишь только мой голос. Посторонние звуки тебе не мешают, ты просто отдыхаешь. Все мышцы расслаблены, приятный покой, приятный покой.
Женя включилась в свою любимую работу. Это была ее стихия, и она чувствовала себя в ней легко и свободно.
Веки Лили, сначала подрагивающие, успокоились. Все тело обмякло, и голова безвольно наклонилась в сторону. Дыхание стало тихим, еле заметным. Казалось, Лиля уснула.
- Представь утро, когда ты шла на последнее свидание с Андреем. Ты подходишь к его дому. Что дальше?
- Я поднимаюсь по ступенькам и вижу приоткрытую входную дверь. - Голос Лили был без интонаций.
- Тебе нечего бояться в этом доме: ты сейчас спишь, все события давно прошли и не имеют никакой силы. Ты просто видишь сон. Что было дальше?
- Я открываю дверь и вхожу. - Лиля задышала чаще, в ее лице появилось выражение ужаса.
- Все, что ты видишь, - сон. Тебя это не касается, это все не настоящее. Что ты видишь?
- Я вижу висящего в петле человека впереди меня и стоящего человека сзади меня. - Голос Лили снова стал механическим.
- Как далеко от тебя стоит человек за твоей спиной? - Сердце у Жени часто забилось, она едва сдерживала волнение, стараясь говорить так же спокойно: она поняла, что приоткрывается завеса какой-то тайны.
- Он стоит почти вплотную ко мне и к входной двери.
- Входная дверь закрыта?
- Да.
- Опиши этого человека: это мужчина или женщина, какого роста, в чем одет, черты лица.
- Это мужчина. Он выше меня, худощавый. Черный силуэт, просто силуэт. Я ничего больше не вижу.
- Что он делает?
- Он замахивается рукой, в руке у него что-то есть.
- Дальше.
- Он замешкался, посмотрел в сторону.
- Что он хочет сделать?
- Он хочет ударить меня по голове, но что-то сбоку ему мешает. - Лиля снова задышала чаще.
- Успокойся, все хорошо, тебе ничего не угрожает. Он ударил тебя?
- Нет, я упала сама.
- Вернись до того момента, как ты упала. Посмотри, в доме еще кто-то есть?
- Нет, я не вижу больше никого. - Дыхание Лили участилось, в лице появились слабые мышечные подергивания.
Было видно, что ситуация для нее становится напряженной. Женя не могла рисковать: нужно было выводить Лилю из гипноза.