- Ты спокойна, совершенно спокойна. Ты возвращаешься в настоящее время, в настоящее пространство. Увиденное тобой не имеет никакой силы, это просто сон, который ты забудешь сразу, как только откроешь глаза. Сейчас ты почувствуешь прилив сил и энергии, ты хорошо отдохнула, тебе легко и спокойно. Исчезают все неприятные ощущения и воспоминания, тебя ничто не тревожит. По моему счету от одного до трех ты легко откроешь глаза и почувствуешь себя хорошо отдохнувшей, полной сил и энергии. Раз, два, три!
Лиля медленно, словно нехотя, открыла глаза, потянулась, как после долгого сна, и улыбнулась. Женя устало откинулась на спинку кресла и выключила диктофон.
- Ну, как? - Лиля сгорала от любопытства. Настроение у нее явно улучшилось, щеки порозовели.
- Как ты себя чувствуешь? - Женя внимательно посмотрела на Лилю.
- Удивительно себя чувствую! Как только что родилась! Легко! - Лиля засмеялась впервые после убийства. - Ну, ты не тяни, что-нибудь полезное я сказала?
- Да, сказала.
Женя встала и подошла к окну. Лиля подошла к подруге и тихо сказала:
- Женечка, ты только ничего от меня не скрывай, хорошо?
Женя молча кивнула и повернулась к Лиле:
- Тебя там ждали.
Последовала долгая пауза. Лиля в растерянности так и осталась стоять, а Женя в волнении принялась ходить по комнате.
- Зачем? - Лиля наконец обрела дар речи.
- Не знаю. Но тебя ждали за дверью и, как только ты вошла, хотели оглушить, но что-то там помешало, на секунду отвлекло внимание, а в это время ты упала в обморок. Все было очень быстро, несколько секунд. Это был мужчина ростом выше тебя, худощавый. Все. Лиля, а может быть, ты упала от удара?
- Нет! - Лиля говорила очень уверенно. - По голове меня никто не бил, это точно! Меня сначала затошнило, всю затрясло, когда я поняла, что в петле Андрей, а потом я куда-то провалилась. Голова у меня потом, конечно, болела, но ни шишки, ни какого-то следа от удара не было. Да что я тебе рассказываю? Ты и сама помнишь: я сразу к тебе приехала!
Женя помнила, что Лиля не жаловалась, что у нее болит голова в каком-то определенном месте. Она была, скорее, подавленной, заторможенной, но никаких следов крови или другого какого-то повреждения, следов механической травмы не было. Значит, ее просто не успели ударить. Хотели, но не успели: она потеряла сознание сама и упала при этом на пол. Что хотел преступник? В том, что это был он или один из них, Женя не сомневалась: человек, попавший на место преступления случайно, не станет пытаться оглушить другого, так же случайно попавшего на место преступления. Конечно, преступник мог просто не успеть уйти к моменту появления Лили, тогда понятно, почему он не стал ее добивать, когда она упала без чувств: это не входило в его планы, ему нужно было просто уйти незамеченным, а для этого обморок Лили был как нельзя кстати. Но тогда получалось, что он находился в доме достаточно долго: ведь милиция приехала в тот момент, когда Лиля еще была без сознания.
Значит, кто-то уже вызвал милицию! Получалось, что преступник едва нос к носу не столкнулся с милицией! И это при том, что коттедж находится практически за городом и доехать до него быстро вряд ли возможно! А если вспомнить, что ни одного указателя улицы там просто нет, как, впрочем, и номеров домов, то приезд милиции практически сразу после ухода преступника явно нелогичен. Или это был не преступник. По тем приметам, что назвала Лиля, представить его не было никакой возможности. Вот только почему он замешкался? Лиля сказала, что ему что-то помешало сбоку. С какого боку? "Как же я не спросила об этом!" - Женя сильно расстроилась, так как ошибку уже не исправишь, снова погружать Лилю в гипноз она даже и не думала.
- Лиля, вспомни, в коридоре у Андрея что-то из мебели есть?
- Да. - Лиля удивленно посмотрела на подругу.
- Подожди, вспомни, там при входе есть что-то…
- Рога там оленьи на стене, он их в качестве вешалки использовал. А что?
- Рога? - Женя почувствовала, что покрылась испариной от напряжения: разгадка была где-то рядом. - Рога оленьи… Они что, очень большие?
- Нет, не большие, но они всегда почему-то мешали Андрею.
- Почему мешали? С чего ты это взяла?
Лиля наморщила лоб и стала напряженно вспоминать.
- У него привычка была перед самым выходом волосы приглаживать рукой, а рога торчат, и он все время за них задевал.
- Коридор в доме узкий? - Женя продолжала напряженно думать.
- Нет, коридор нормальный, не узкий, но Андрей туда шкаф поставил, и места стало очень мало, особенно сразу у входа. Он хотел даже шкаф этот убрать, но все времени не было.
- Лиля, а рога на какой стене висят? - Зрачки у Жени расширились от ужаса: она уже знала, кто был этот мужчина.
- Как на какой? - не поняла Лиля.
- Рога висят слева, когда входишь в дом?
- Да, а ты откуда знаешь?
- Андрей ведь правша? - ответила вопросом на вопрос Женя.
- Да, - недолго подумав, ответила Лиля. - Женя, я ничего не понимаю!
- Ну, если Андрей поправлял волосы перед выходом правой рукой и при этом задевал за рога, значит, они висят от человека, входящего в дом, слева. - Женя уже спокойно смотрела на Лилю. - Тому мужчине сделать замах перед ударом помешали рога, потому что он был левшой.
- Какое это имеет значение? - все еще не могла понять Лиля.
- Сергей Вадимович - тоже левша, - словно не слыша Лилиного вопроса, продолжала Женя.
- И он, кажется, выше меня ростом, - глядя на Женю огромными от страха глазами, пролепетала Лиля.
- И худощав, - добавила Женя.
Глава девятая
Полоса отчуждения
Звонок в дверь раздался неожиданно: гостей в такой час Наталья Михайловна не ждала. Был уже вечер, она была одна, а муж возвращался с работы почти в полночь, и соседки, зная, что она боится открывать дверь в позднее время, старались приходить днем.
Подумав, Наталья Михайловна все же решила направиться к двери. Она не спеша, как учил ее муж, развернула коляску на месте и направила ее в коридор. Наталья Михайловна перестала ходить после того, как получила похоронку на единственного сына. Ноги отказались держать ее, хотя врачи после обследования сказали, что с ногами все в порядке. Наталья Михайловна и сама это скоро поняла: лежа в постели, она могла поднимать ноги, она их чувствовала. Но, несмотря ни на что, ноги ее не держали. Промучившись с год и объездив полстраны в поисках врачей, супруги решили, что больше не будут испытывать судьбу: нужно было жить дальше, а значит, следовало приспосабливаться к тому, что есть. Они с мужем всегда были оптимистами: жизнь не баловала их подарками, они не привыкли на них рассчитывать, а потому не ждали, печалясь, когда наступит светлая полоса жизни, - радовались каждому дню, искренне считая себя счастливыми. Владимиру Петровичу удалось найти денежную работу, и вынужденное безделье супруги не ударило их внезапной нищетой. Правда, Наталья Михайловна и не собиралась бездельничать, это было не в ее характере. Едва оправившись от несчастья, она стала осваивать различные виды рукоделия, благо для этого не нужно было вставать с постели. А как только появилась возможность приобрести инвалидную коляску, Наталья Михайловна и вовсе перестала чувствовать себя больной. Хотя первое время было трудно без травм и битой посуды передвигаться на коляске по тесной квартире: пришлось кое-что переставить, кое-что продать, чтобы стало просторнее. Тяжелее всего Наталье Михайловне было справиться с собственным быстрым темпераментом, который был просто несовместим с неспешным и осторожным, почти ювелирным, передвижением на коляске по восемнадцатиметровой комнате. Владимир Петрович только посмеивался, глядя, как жена приходит в отчаяние от сваленной мебели и разбитых нечаянно горшков с цветами. Он терпеливо ставил стулья на свои места, а горшки выбрасывал. Он знал свою жену и ждал, когда ее характер возьмет свое. И правда, очень скоро все наладилось, словно само собой: Наталья Михайловна совершенно перестала чувствовать неудобство от нового способа передвижения, снова начала принимать у себя гостей, оставаясь, как всегда, радушной хозяйкой. Несмотря на то что Владимир Петрович почти не бывал дома, проводя все время на работе, Наталья Михайловна не чувствовала себя брошенной или одинокой: гости у нее бывали каждый день. Единственной проблемой стали вечерние визиты нежданных гостей: супруги понимали, что в случае чего обездвиженная женщина вряд ли сможет постоять за себя. А потому в семье появилось негласное правило: с наступлением сумерек дверь никому не открывали. Друзья и соседи о встрече стали договариваться заранее и по телефону. Столь поздний звонок озадачил женщину. Она не спеша подъехала к двери и осторожно спросила:
- Кто там?
- Это я, Лиля! - раздался за дверью знакомый голосок.
- Сейчас я открою! - Наталья Михайловна начала торопливо открывать замки. - Входи, входи!
- Здравствуйте, тетя Наташа! - Лиля обняла и поцеловала женщину.
- Лилечка, как я рада! Уж и не чаяла, когда тебя увижу! У тебя все в порядке?
- Все нормально, не беспокойтесь!
- Ну и то ладно! Что же это я тебя в коридоре держу! Проходи, я как раз собиралась чай пить.
- Спасибо, тетя Наташа, но я ненадолго. Вы извините, что я не позвонила и пришла так поздно: очень хотелось вас увидеть.
- Да что мы в коридоре-то стоим! Пойдем в комнату! Не хочешь чаю, так посидим, поговорим: ты для меня не просто гостья.
Лиля это знала. После того как Наталья Михайловна потеряла сына, она очень привязалась к Лиле, всячески опекая ее.
Познакомились они не случайно: Владимир Петрович был поваром у Лилиного мужа, они с Лилей подружились, и он однажды пригласил ее к себе в гости, видя, как, в сущности, одинока молодая женщина. Он подумал, что две одинокие души быстро найдут общий язык и утешение. И он не ошибся. Лиля стала часто бывать у них дома, и как-то так получилось, что эти люди стали ей родными.
Здесь было все то, чего ей не хватало в особняке: радушие, открытость, хлебосольство, увлеченность, бескорыстие. Лиля летела сюда как на крыльях, могла часами сидеть рядом с тетей Наташей, смотреть, как мелькают в ее руках коклюшки, мягко постукивая в тишине, как рождается под ее руками замысловатый узор: очередной подарок кому-то из знакомых.
Лиля помогла вырулить коляску в комнату и присела на диван.
- Ну, рассказывай, - начала разговор Наталья Михайловна. Ей с первых минут бросилась в глаза Лилина бледность, но она старалась не обращать на это внимания, решив, что подруга просто устала за день. - Что-то ты долго не заглядывала ко мне - дело какое было?
- Было. - Лиля опустила голову, стараясь удержать слезы.
Ей было очень плохо. Она уже давно держалась на силе воли, но сегодня у Жени, пережив еще одно потрясение, почувствовала себя на грани срыва.
Женя была для нее сейчас всем, но она не могла согреть, как мама. Идти же к маме Лиля не решалась. Она не была готова к серьезному разговору, а Людмила Ивановна, как женщина сильная, могла потребовать от нее какого-то решения, как Женя.
Лиля ничего про себя сейчас не знала. Ей почему-то с каждым днем становилось все хуже и хуже. Если бы ее спросили, в чем это проявляется, она не смогла бы ответить. Что-то изнутри точило ее, обессиливая, делая вялой и безжизненной. Тоска не проходила, а нарастала, наполняя душу страхом за завтрашний день.
Лиля ждала Александра Борисовича и боялась его. Но если раньше это был просто страх разоблачения, уличения ее в супружеской измене, то теперь страх стал паническим, почти животным. Ей некуда было деваться: ее загнали в какой-то угол, и что ее могло спасти, она не знала.
Лиля даже не придумала, что скажет, когда пропажа сапфиров обнаружится. Она не умела лгать и точно знала, что это ей не удастся: ее сразу же выведут на чистую воду. Но пока еще было время - Александр Борисович по-прежнему только звонил ей, даже не объясняя откуда. Говорил, что уже скоро приедет, справлялся о ее здоровье.
- Лилечка, - мягко беря ее за руку, начала Наталья Михайловна, - расскажи, что тебя мучает. Не держи в себе. Толку от этого все равно не будет. Да и со стороны-то виднее бывает. А стыдиться тебе меня нечего: кто я тебе? Захочешь, и не придешь больше!
Лиля уткнулась лицом в колени женщины и заплакала. Наталья Михайловна терпеливо гладила ее по голове и ждала.
- Тебе плохо? - спросила она, когда Лиля подняла лицо в слезах.
- Да. - Лиля, вздохнув, положила ей голову на колени. Она говорила бесцветным голосом, как эхо, и слезы тихо струились по ее лицу. - Очень. Я полюбила мужчину и обманывала мужа. Но вот теперь того, кто мне единственно дорог, убили. Я не знаю, кто убил и за что, но так случилось, что я оказалась на месте преступления в тот момент, когда там появилась милиция. Я заложила в ломбард драгоценности, подаренные мужем, чтобы он не узнал, что я ему изменяла. Я совсем запуталась и не знаю, что мне делать дальше. Мне хочется лечь и лежать. Меня ничего не радует, и мне ничего не хочется. Мне кажется, что впереди какой-то ужас, и от этого не хочется жить. - Она посмотрела на Наталью Михайловну. - Мне правда не хочется жить. Эта мысль какая-то странная. Со мной никогда такого не было. Я, наверное, просто устала, да?
- Бедный, бедный ребенок! Какой ужас ты пережила! Да как же после этого тебе не болеть! Ясное дело, что ты давно страдаешь! А теперь страдаешь вдвойне: ложь всегда душу выедает, но когда рядом с тобой был любящий тебя человек, он как бы часть на себя брал. А теперь не так. Но только дела эти все ж житейские, со временем и боль твоя пройдет, ты только тоске своей не поддавайся! Тоска эта всего человека пожрать может, если он ей поддастся! А ты не поддавайся! Знаешь, верное средство есть от хвори этой! В деревне-то некогда болеть: скотина некормленая так взвоет, что быстро забудешь, где что болит. Это в городе ни огорода, ни скотины, да еще и больничный лист дадут, а то и группу инвалидности, вот как мне. Лежи себе, болей! - Наталья Михайловна погладила Лилю по волосам. - Найди себе дело! Не сиди дома! Подружки-то у тебя есть?
- Есть. - Лиля уже успокоилась и рядом с Натальей Михайловной почувствовала себя почти совершенно здоровой, боясь этому верить. - Очень хорошая подружка, но мне жаль ее беспокоить, она и так из-за меня по ночам кошмары видит.
- Это ничего! С бедой всегда всем миром справлялись! А как же! А если, не приведи Господи, у подружки твоей что-то случится, ты ей поможешь! Не так, что ли, говорю?
- Так. - Лиля улыбнулась.
- Не торопись с решениями! Жизнь, она мудрее, сама все рассудит, ты только веры не теряй и мрачные мысли, как мух, отгоняй. Человек почему так легко начинает верить во все плохое? Так это ведь легче, чем в него, плохое это, не верить! Чтоб не поверить, мужество надо, да терпение ждать хороших вестей! Все у тебя будет хорошо! Может, не сразу, так что ж! Да и выбор невелик! Либо беда нас сточит, либо мы ее перетерпим! А к врачу ты бы сходила, может, витамины какие нужны!
Наталья Михайловна видела теперь совершенно отчетливо, что Лиля серьезно больна. Бледность была просто ужасающей: она увидела, что под глазами у нее появились темные круги, кожа на лице и волосы сделались сухими. Лиля похудела, но то ли не замечала этого, то ли не хотела замечать.
Наталья Михайловна старалась всячески успокоить ее, но тревога нарастала.
- Лилечка, а ты у мамы не хотела бы пожить?
- Нет, это невозможно, Александр Борисович не разрешает мне ночевать где-то.
- Но может быть, тогда на курорт какой?
- Мне не хочется. Правда, просто не хочется. Я бы сейчас спала круглые сутки.
- Ну и спи! Кто ж тебе мешает! Сон всегда лечит! Или вот ко мне приходи, ты знаешь, я живой душе всегда рада! Научу тебя кружева плести! Ты ведь терпеливая, да и красоту понимаешь сердцем - у тебя получится!
- Спасибо.
- Да что ж "спасибо"! Или у тебя к этому душа не лежит?
- Я сейчас сама себя не пойму.
Лиля вскоре ушла, сославшись на позднее время и усталость. Наталья Михайловна после ухода Лили некоторое время пыталась вязать, но нитки то и дело путались и рвались. Промучившись, Наталья Михайловна поняла, что проку все равно не будет, и отложила рукоделие. Лиля не шла у нее из головы. Всего две недели назад это была сияющая, красивая молодая женщина. Сегодня, глядя на Лилю, Наталья Михайловна все время ловила себя на мысли, что перед ней другой человек. И только глаза, по-прежнему добрые, не давали места сомнениям: это была Лиля, но сильно изменившаяся.
Наталья Михайловна за своими горестными мыслями чуть не проследила, как вошел ее муж.
Обычно она заранее подъезжала к двери, чтобы встретить его у самого порога, а сегодня очнулась, когда он уже открыл дверь.
- Что-то никто меня не встречает, - шутливо произнес он. - Наверное, разлюбили меня в этом доме? - Он поцеловал жену в щеку и внимательно посмотрел на нее: - Наташенька, у тебя все нормально?
- Да, Володюшка, все нормально. - Наталья Михайловна прижалась щекой к руке мужа. - Задремала немного. Сумерничать будем?
Владимир Петрович возвращался домой поздно, иногда в полночь. Жена всегда ждала его, спать без него не ложилась. Но, как правило, так поздно они уже не ужинали: Владимир Петрович ел в особняке, на кухне. Но тем не менее привычка садиться за стол после работы осталась. Чаще всего они пили чай из трав с медом, как любил Владимир Петрович. Это и называлось у них "сумерничать". На кухне включалось бра над столом, и они, сидя за самоваром в приятном полумраке, обсуждали прошедший день.
Сегодняшний день не был исключением. Владимир Петрович, с мокрыми еще после душа волосами, аппетитно отхлебывал чай из блюдца, то и дело зачерпывая мед из тарелочки. Было видно, что он с наслаждением вдыхает аромат меда и трав. Наталья Михайловна разговор на волнующую ее тему начала не сразу.
- Как у тебя на работе, все ли ладно?
- Да как обычно, хозяин все еще в командировке, так что у меня сейчас, можно сказать, бархатный сезон. - Владимир Петрович улыбнулся.
Он был поваром высокого класса, в свое время ему довелось работать за границей, в посольстве, так что к неожиданностям ему было не привыкать. И все же первое время работы у Красовского он никак не мог отделаться от ощущения, что им недовольны: настолько немногословны и сдержанны были оценки его труда. Хотя работать у Красовского смог бы не каждый, теперь Владимир Петрович это точно знал. Хозяин, так все в особняке называли Красовского, зачастую и сам не знал, чего хотел. И лишь со временем, неизменно слыша восторженные отклики о мастерстве своего повара от гостей, которых, кстати, он приводил часто, неожиданно и в большом количестве, Красовский утвердился во мнении, что с поваром ему действительно повезло. Он стал доверять составление меню Владимиру Петровичу и ни разу об этом не пожалел, хотя, вероятнее всего, даже и не догадывался, чего это тому стоит.