Не раздумывая, Жанна мазнула губы перламутровой, в тон платью, помадой и нанесла на веки тонкий слой муаровых теней, подчеркивавших глубокий блеск ее глаз. Ей хотелось расплести косу и уложить волосы в какую-нибудь затейливую прическу, но потом Жанна вспомнила, что сказал Сэнтин по поводу ее распущенных волос. Нет, никакой прически она делать не станет. Пусть графиня завивает и укладывает свою вороную красу, как это принято в высшем обществе. Она же обойдется косой. Простота и естественность, каковые Жанна всегда полагала своими главными достоинствами, должны были помочь ей.
Она уже потянулась за бледно-розовой бархатной шалью, когда до нее дошел смысл того, что она делает и зачем ей эта "боевая раскраска". Открытие потрясло Жанну. Не отдавая себе отчета в своих действиях, она инстинктивно старалась сделать все, чтобы завоевать внимание Сэнтина, словно одна из наложниц султана, стремящаяся затмить возможных соперниц. Как же низко она пала! Стоило одной из бывших любовниц Сэнтина появиться на горизонте, как она тут же позабыла о своем достоинстве и о независимости.
Но что, если Сэнтин действительно решит, что ему не нужна строптивая любовница? Что, если он захочет заменить ее графиней? До каких еще глубин она сможет дойти в своем падении, стремясь вернуть себе привязанность Сэнтина, которой она пользовалась столь непродолжительное время?
Жанна почувствовала, как внутри у нее все холодеет. До сегодняшнего дня она не понимала, как сильно Сэнтин успел повлиять на ее свободолюбивый характер, и это стало ясно ей только теперь. Еще один месяц, и она превратилась бы в такую же послушную марионетку в его руках, какой была Дайана Симмонс!
Ну уж дудки!
Жанна ринулась в ванную комнату, на ходу расплетая косу. Уже через пять минут она со свирепым ликованием упивалась эффектным зрелищем, которое представляли собой ее распущенные волосы, легким облаком окутавшие ее обнаженные плечи. Удовлетворенная своим видом, Жанна швырнула щетку для волос на туалетный столик и твердым шагом покинула спальню.
Когда некоторое время спустя она вошла в большую гостиную, здесь еще никого не было, кроме Пэта Доусона. Увидев ее, он быстро встал и поклонился ей с непринужденной галантностью, к которой Жанна уже успела привыкнуть.
- Вы великолепно выглядите, мадам! - провозгласил он и, тепло улыбнувшись ей, зашагал через всю комнату к бару. - Что вы будете пить сегодня? Как обычно, этот ваш томатный сок?
- Да, пожалуйста. - Жанна с признательностью кивнула и, подойдя к бару, удобно устроилась на высокой кожаной табуретке. - А где Раф?
Пэт кивнул в сторону выходящих на веранду французских окон.
- Ее сиятельство графиня пожелали пройтись перед ужином. - Он скорчил насмешливую гримасу. - Сегодня чертовски холодный вечер, а она не производит впечатления здорового человека, которому все нипочем.
- Вероятно, она просто решила размяться после долгой поездки, - самым светским тоном предположила Жанна и пригубила томатный сок из высокого матового бокала, избегая смотреть в глаза Доусону.
- Вероятно, - легко согласился тот, наливая себе порцию виски и сильно разбавляя ее содовой водой. Опершись локтями о стойку бара, он поднес к губам бокал и задумчиво поглядел на Жанну поверх его края.
- Я еще не встречал таких женщин, как ты, Жанна, - сказал он с неожиданной фамильярностью. - Немногие на твоем месте вели бы себя с таким достоинством. Ты, конечно, поняла, кто она такая?
- Конечно, - ответила Жанна и подняла голову. Устремленный на нее взгляд Доусона показался ей озабоченным, и она сделала попытку подбодрить его, улыбнувшись секретарю самой сердечной улыбкой. - К тому же графиня не особенно старается скрывать свои намерения…
Жанна отпила еще глоток томатного сока, но он вдруг показался ей слишком кислым.
"Очевидно, Пэт переложил лимона", - решила она про себя.
- Сэнтин может поступать так, как ему угодно. У него нет передо мной никаких моральных обязательств. Как и у меня перед ним, - решительно закончила она.
Доусон грустно покачал головой.
- Ты бы так не говорила, если бы видела босса сегодня после обеда. Ну, когда ты убежала на берег, а он не мог тебя найти… Сэнтин рвал и метал, как будто у него провалилась сделка века. Или, к примеру, кто-то помешал ему слопать "АТ&Т" со всеми потрохами.
Доусон лениво вертел в руках стакан, наблюдая за тем, как плещется в хрустале бледно-желтая жидкость.
- Нет никаких сомнений, что он ревнует как черт знает кто, как Отелло какой-то… Увы, моя скромная персона тоже попала в сферу его подозрений, - добавил он неожиданно.
Жанна опустила веки.
- Я знаю, тебе пришлось нелегко, - сказала она. - И все из-за меня. Мне очень жаль, Пэт, но тут я ничего не могу поделать. К счастью, все это скоро закончится. Вы с Рафом вернетесь в Сан-Франциско, а я стану работать в новом заповеднике.
Доусон пожал плечами.
- Строго говоря, мне было не так уж плохо, - сказал он легкомысленно и, видимо не в силах сдержаться, протянул руку и легко прикоснулся к ее мягким шелковистым волосам. - Я никогда не видел, чтобы ты распускала волосы. Тебе очень идет.
Пружинная щеколда французского окна громко щелкнула, словно взводимые курки старинного дуэльного пистолета, - это вернулись с прогулки Сэнтин и графиня д'Альяно. Машинально повернувшись на звук, Жанна сразу наткнулась на мрачный взгляд Рафа, горевший бешеной яростью и излучавший угрозу.
Сэнтин был в одной рубашке. Его замшевый пиджак был небрежно наброшен на плечи графини. Теперь она сняла его и с ослепительной улыбкой протянула Рафу.
- Спасибо, дорогой, - проговорила она своим томным, тягучим голосом. - Без него я наверняка бы замерзла. Ты же знаешь, как я чувствительна к холоду.
Сэнтин принял пиджак и, не сказав ни слова, решительно надел его и застегнул на все пуговицы - точь-в-точь как воинственный кондотьер, затягивающий перед битвой ремни кирасы. Его черные глаза продолжали сверлить Жанну, хотя она стояла в противоположном углу комнаты.
Не дождавшись приглашения Сэнтина, графиня двинулась к бару. Шаг ее был грациозен и легок; она как будто не шла, а скользила по мягкому ковру, и Жанне даже показалось, что его длинный ворс почти не сминается под ее ногами.
- Смешай мне скотч, Пэт, будь так добр, - сказала графиня, явно делая вид, будто ее слегка знобит. - Мне нужно что-нибудь, чтобы согреться. У вас здесь гораздо прохладнее, чем на Ривьере.
- Будет сделано, мэм, - отозвался Доусон и потянулся за чистым стаканом. - А вам, мистер Сэнтин?
- Ничего, - коротко бросил Раф. Он тоже подошел к стойке и теперь стоял возле Жанны. - Ты расплела косу! - с негодованием воскликнул он.
Жанна только кивнула, не смея поднять глаз от бокала с соком. Она боялась еще раз встретиться с ним взглядом.
- Мне вдруг захотелось кое-что изменить, - пояснила она туманно.
- Мисс Кеннон выглядит просто великолепно, - вмешался преданный Доусон. - Такие шикарные волосы просто грех заплетать в косы. Если бы у меня были такие же, я бы носил их распущенными постоянно.
- Нет! - сказал Сэнтин так резко, что и Доусон, и Марина удивленно посмотрели на него. - Мне больше нравятся косы.
Графиня небрежно пригладила рукой свой гладкий шиньон.
- С твоей стороны это не слишком галантно, Раф, - негромко сказала она с покровительственной, чуть самодовольной улыбкой, - Мисс Кеннон просто хотела тебе понравиться. Согласись, эта девочка действительно выглядит очень мило. Впрочем, я припоминаю, что ты всегда отдавал предпочтение цветущей зрелости, предпочитая ее неопытной юности.
Услышав эти слова, Жанна резко вскинула голову и без страха встретила яростный взгляд Сэнтина.
- Мне очень жаль, что тебе не нравится, - холодно сказала она с вызовом. - Но я уже решила, что буду носить волосы именно так.
- Черта с два ты будешь появляться при всех с распущенными волосами! - прорычал Сэнтин. Лицо его исказила гримаса почти не сдерживаемого бешенства, но в следующее мгновение он с усилием взял себя в руки. Набрав полную грудь воздуха, Сэнтин поглядел сначала на вытянувшееся лицо Доусона, потом на озадаченную графиню и решительную Жанну.
- Пожалуй, я все-таки выпью, Пэт, - сказал он, с шумом выпустив воздух. - Будь любезен, сделай мне бурбон. Двойной бурбон.
Как и следовало ожидать, начиная с этого момента, вечеринка пошла вкривь и вкось. За ужином Сэнтин был так мрачен и молчалив, что обескураженная графиня принялась очаровывать беднягу Доусона, который уже не чаял, как ему избавиться от ее навязчивого внимания. Жанна механически жевала то, что оказывалось на ее тарелке. Вкуса она никакого не чувствовала; больше всего ей хотелось, чтобы этот кошмар поскорее закончился и чтобы ужин обошелся без публичной ссоры между ней и Рафом. По злобным взглядам, которые он бросал на нее и на ее распущенные волосы, Жанна поняла, что серьезного разговора ей не избежать, но надеялась, что он состоится один на один.
Но Сэнтин, похоже, был не в состоянии дождаться конца вечера. Вынужденный сдерживаться за ужином, он дошел буквально до белого каления, и не успели они вернуться в гостиную, где Стокли сервировал кофе, как Сэнтин подошел к креслу Жанны и, схватив ее за руку, заставил снова подняться.
- Прошу извинить, - сухо сказал он, подталкивая свою жертву к веранде, - но нам с Жанной нужно кое о чем поговорить.
- На улице довольно прохладно, Раф, - поспешно заметила Марина. - Неужели это такой неотложный разговор?
- Мы не долго, - отчеканил Сэнтин. - К тому же у Жанны есть шаль.
Французские окна закрылись за ними с характерным щелчком, но Сэнтин не остановился. Крепко держа Жанну под локоть, он заставил ее спуститься со ступенек веранды и потащил за собой в глубь сада. Когда они отошли от дома на порядочное расстояние, он остановился и, резко развернув Жанну лицом к себе, с силой сжал руками ее плечи.
Свет полной луны упал на его искаженное гневом лицо.
- Почему, черт побери?! - задыхаясь от бешенства, спросил он и слегка встряхнул ее. - Почему, Жанна?
Жанна не стала притворяться, будто не понимает, о чем идет речь.
- Не слишком ли сильно ты переживаешь по пустякам? - холодно осведомилась она. - В конце концов, это просто прическа.
- Это не просто прическа, и ты прекрасно это знаешь, - прорычал Сэнтин. - Это принадлежало мне, это было моим!
- Ты ошибаешься, Раф, - возразила Жанна. - Я принадлежу самой себе и никому больше. Ни одна моя частичка не принадлежит никому, кроме меня самой! - Она поглядела на него с вызовом. - Точно также обстоит дело и с тобой - я не имею на тебя никаких прав. И я думаю, что с этим согласятся все, даже графиня д'Альяно.
- Я знал, что ты обязательно попытаешься приплести сюда эту шлюху, - грубо сказал Раф. - Но она мне абсолютно безразлична. Я ее не приглашал. Ты - единственная женщина, которую я хочу видеть в своей постели сегодня и всегда. Как видишь, это только наш вопрос, и никого другого он не касается!..
Неожиданно он выпустил плечи Жанны и запустил обе руки в ее роскошные волосы, чтобы заставить ее приподнять голову и заглянуть ей в глаза. В лунном свете казалось, будто лицо Сэнтина покрыто смертельной бледностью.
- Иногда я думаю, что ты нарочно делаешь все, чтобы свести меня с ума, - сказал он, больно дернув ее за волосы. - Ты хотела, чтобы я мучился, чтобы я сгорал на медленном огне… Что ж, ты своего добилась. Надеюсь, что я доставил тебе удовольствие, Жанна. Когда я вошел в гостиную и увидел, что Доусон играет твоими волосами, я чуть не убил его. А сейчас я готов убить тебя за то, что ты позволила ему до тебя дотронуться!
- Иногда мне хочется, чтобы ты сделал то, о чем говоришь! - выкрикнула Жанна, не в силах больше сдерживаться. - Все лучше, чем такая жизнь! Я больше не могу выносить этого, Раф…
И она неожиданно разрыдалась.
- Ты думаешь, я могу? - с горечью спросил Сэнтин. - Через неделю с небольшим ты навсегда уйдешь из моей жизни и даже не обернешься. Тебе известно, что я начал считать оставшиеся дни, которые мы пробудем вместе? Боже, вот оно, низвержение могучих!
Глубочайшее отвращение к себе, прозвучавшее в его голосе, больно ранило Жанну. Потом она задумалась, может ли она поступить так, как он говорит? Достанет ли ей силы ни разу не обернуться? Вряд ли… Даже если расставание неизбежно, она всю жизнь будет оглядываться на этот короткий промежуток времени, который она провела с ним.
- Мне кажется, ты не будешь долго скучать без меня, - сказала она нетвердо. - Ты, наверное, уже подыскал мне замену. Марина, к примеру, будет только рада утешить тебя. В глазах Сэнтина снова полыхнул гнев.
- А ты, оказывается, умеешь быть жестокой, - сказал он с отчаянием и, уронив руки, отступил от нее на шаг. - Возможно, ты права. Возможно, я приложил недостаточно сил, когда старался избавиться от этого наваждения. В конце концов, в мире существует множество других женщин - так почему именно ты? Почему, в самом деле, не Марина? Насколько я сейчас припоминаю, она умеет быть чертовски милой и приятной.
Сэнтин насупился.
- Не вижу, почему я должен ждать, пока ты уйдешь? Я мог бы начать лечение прямо сегодня, сейчас.
И, не дав ей сказать ни слова, он круто развернулся и быстрым шагом пошел обратно к усадьбе.
Жанна смотрела ему вслед, не замечая слез, которые продолжали струиться по щекам. Отчаяние ее было таким глубоким, что она не чувствовала ни гнева, ни обиды - вообще ничего. Только где-то в глубине души зрела боль, и Жанна знала, что со временем она станет непереносимой. Пока же отчаяние как будто заморозило все ее чувства, и она только радовалась этому неожиданному наркозу, этой маленькой отсрочке.
Не думая ни о чем, Жанна тоже повернулась и побежала по дорожке, но не к дому, а от него. Жанна просто не представляла себе, как она сможет вернуться в гостиную и смотреть, как Раф обхаживает Марину. Даже первые па их любовного танца могли без преувеличения убить ее.
Придя в себя, Жанна продолжала бесцельно брести по темному океанскому берегу. Сколько прошло времени, она не имела ни малейшего представления. Могучие волны с глухим ревом налетали на камни и обдавали ее мелкими холодными брызгами. Ее роскошное розовое платье успело отсыреть, а намокший подол неприятно лип к ногам. Свои изящные босоножки на высоком каблуке Жанна где-то потеряла, и мокрый шершавый песок холодил ее босые ступни.
Должно быть, она бродит здесь уже несколько часов, поняла Жанна, инстинктивно приподнимая подол перед набежавшей волной. Впрочем, оставаться дольше на берегу ей не хотелось, и она свернула туда, где начиналась смутно белеющая в темноте тропа наверх.
Жанна все еще двигалась будто во сне - нет, не во сне, а в глубокой летаргической дреме, когда ход времени замедляется, ощущения теряют остроту, а звуки доносятся словно сквозь слой ваты. Лишь пронизывающий холод, сковывавший ее тело, еще удерживал сознание Жанны на грани бодрствования, но она не знала, было ли это чисто физическим ощущением, или же это происходило оттого, что внутри у нее все покрылось льдом.
Механически переставляя ноги, она в конце концов вскарабкалась по тропе на край обрыва и остановилась, не в силах решить, что ей делать дальше. В конце концов - скорее по привычке, чем повинуясь рассудку, - она повернула к беседке и, войдя внутрь, свернулась клубком на одной из мягких скамей, жалея лишь о том, что у нее нет с собой ее розовой шали, которой она могла бы укрыться. Должно быть, она обронила шаль на берегу, и море смыло ее и унесло.
Впрочем, она тут же подумала, что это не имеет никакого значения. Отчаяние отступало, и единственным, что могло помочь ей одолеть боль, был холодный ночной ветер, пробиравший ее до костей. Ну и пусть, стуча зубами рассудила Жанна. Пусть она замерзнет, зато она сможет не думать ни о Рафе, ни о Марине д'Альяно…
Жанна ощутила тупую боль в груди и постаралась справиться со своими непослушными мыслями, которые упрямо продолжали возвращаться к единственному интересовавшему ее предмету. Она не должна, не должна думать о Сэнтине! Если она не будет вспоминать о нем, не будет ни боли, ни безнадежности. Все просто. Все очень просто. Так же просто, как шаг с обрыва в штормовую темноту…
- Боже мой! - раздалось за ее спиной.
Это приглушенное восклицание было произнесено глубоким, хриплым голосом, поразительно похожим на голос Рафа, но Жанна даже не оглянулась. В его интонациях ей почудился гнев, и она только невольно вздрогнула. "Ну вот, опять он сердится… - сонно подумала она. - В последнее время Раф постоянно сердится… Почему?.."
Потом она почувствовала, что ее несут. Всем телом Жанна ощущала сильные руки Рафа и колючее тепло его рыбацкого свитера.
"Что-то не так…" - подумала она, смутно припоминая, что к ужину Сэнтин вышел в дорогом замшевом костюме, однако запах был его - ошибиться здесь было невозможно, и это сила его рук бережно несла ее над землей. Голос, бормотавший бессвязные проклятья над самой ее головой, тоже принадлежал Сэнтину. Она узнала бы его из тысячи.
И он снова был сердит!
- Не надо, пожалуйста…
Ей стоило огромного труда произнести эти слова, и, хотя она говорила негромким, прерывистым шепотом, Раф услышал. Он опустил взгляд, и Жанна увидела на его лице тревогу и беспокойство.
- Не надо на меня сердиться, - пробормотала Жанна слабеющим голосом и прижалась щекой к его широкой груди, обтянутой грубым серым свитером, под которым сильно и гулко стучало сердце. - Я так устала…
В ответ Сэнтин крепче прижал ее к себе.
- Ну почему, почему ты у меня такая глупенькая? - хрипло прошептал он, целуя ее в висок. - Почему ты убежала? Я с ума сходил. Я обыскал, наверное, все побережье в радиусе десяти миль.
- Прости… - невнятно пробормотала Жанна, разглядывая его крепко сжатый рот и суровые морщины в уголках губ. Ей захотелось потрогать их, и она даже попыталась поднять руку, но силы оставили ее, и рука Жанны бессильно повисла. - Я не хотела причинять тебе неприятности.
- Молчи, пожалуйста, молчи! - задыхаясь, откликнулся Сэнтин. - Ради Бога, ни одного слова! Все будет хорошо!
Жанна с радостью подчинилась и, закрыв глаза, прижалась к нему доверчиво, словно маленькая девочка. Должно быть, она слегка задремала или забылась и пришла в себя, только когда Сэнтин бережно опустил ее на черное бархатное покрывало в своей спальне.
- Мне холодно, Раф! - пробормотала она, приоткрывая глаза.
- Ничего удивительного. Еще немного, и ты могла бы совсем замерзнуть, - отозвался он, быстро снимая с нее промокшее платье и белье и швыряя все это в угол. Потом взгляд Сэнтина упал на ее босые, поцарапанные ступни.
- Где, черт возьми, твои туфли?! - вырвалось у него.
- Не знаю… Должно быть, я потеряла их на тропе… - слабо проговорила Жанна.
- На какой тропе?
- Которая… к пляжу, от беседки.
- Боже, ты же могла сломать себе шею! - пробормотал Сэнтин и принялся раздеваться. Жанна следила за ним рассеянным взглядом. Неужели он хочет заниматься с ней сексом? Как бы скверно она себя ни чувствовала, Жанна почти не сомневалась, что в его объятиях она сможет забыть об усталости и холоде. Раньше, стоило ему только прикоснуться к ней, и Жанну охватывал огонь, и она подумала, что сейчас это было бы как нельзя кстати. Она слишком замерзла.