Саша Стежняк – это девочка, с которой у меня вышел облом в Одессе, в той самой поездке. Впрочем, не могу сказать, что я сильно расстроился (хотя определенный осадочек остался). Все-таки барышня была ничего: природа наградила ее шикарной задницей, страстью к рок-н-ролу и непередаваемыми в печати интонациями голоса сродни хрипотце Высоцкого. Общаться нам, тем не менее, приходилось – она помогала в комсомольских вопросах типа благотворительности и в том, что Леша называл "свистоплясками". Общение шло обоим на пользу и постепенно перерастало в дружбу.
Да – я же еще не рассказал про Пашу! Этот парень приходился сыном первому заместителю министра какой-то шибко важной государственной ерунды. Но при этом был похож на веселого матроса: не имел того снобизма, который так часто встречался среди деток элиты в ИПАМ. Мы с ним с первого курса делили одну парту в Институте. Я научил Пашу мешать коньяк с колой, а он научил меня курить. Я делал за двоих семинары, а он писал все лабораторные работы по компьютерам (нас здорово гоняли по матмоделированию и всяким таким штучкам). Иногда по ночам мы таксовали на его машине по Киеву – я выступал в роли штурмана и кондуктора, и мы порой снимали немаленькие суммы на этом деле.
Как-то в начале учебного года мы с Пашей просиживали пятничный вечер в "Бочке" на Театральной, и на наш столик налетел "какой-то слон!", по выражению моего собутыльника.
– Я не слон, вообще-то, я… Ой, Логинов, привет!
"Слоном" оказалась Стежняк, пришедшая послушать какую-то регги-группу из Днепропетровска. Она говорила, что собирается в "Бочку" на днях, но у меня из головы вылетело. Теперь вот вспомнил.
– Здорово! – ответил я. – Ты одна? Или с подругами?
– Та одна, – улыбнулась она, глянула на Пашу и кивнула ему. – "Слона" зовут Стежняк.
– Она не любит, когда друзья называют ее по имени, – объяснил я Паше.
– Паша, – кореш протянул ладонью вверх свою огромную руку с растопыренными пальцами. – Извини, пожалуйста, за "слона", я не хотел…
– Да ладно, проехали. Угощаешь теперь пивом, – искристо улыбнулась она.
…За пивом последовали шоты. Не помню, сколько их было, но благодаря им обнаружилось, что у всех троих общие интересы и избыток налички.
Я потерял ощущение реальности, забил на Комсомол, учебу, Илью и Лешку, и мы со Стежняк и Пашей ушли в запой на пару недель.
Когда после очередной вечеринки мы втроем вваливались в чьи-нибудь апартаменты, роняя попутно предметы обстановки, и укладывались спать, в жизнь воплощался пропагандистский плакат "Алкоголизм – исцелим!" Стежняк храпела во всю мощь тренированной гортани, Паша посапывал, как младенец, и сосал большой палец, а я иногда вскрикивал во сне и бегал по квартире от приснившихся пауков (случается, бывают и такие сны).
Из запоя меня вывел Леша. В одну из суббот он приехал ко мне домой, и когда я, мало соображая что к чему, открыл дверь – он прогнал всех посторонних прочь из квартиры, надавал мне по лицу, отпоил черным чаем и остался на сутки.
– Ох ты и наваленный! – ворчал он, усадив меня в кресло и подавая кружку крепкого темного напитка. – Пей! Пей, бестолочь, а то сдохнешь! А из гроба пить неудобно!
– Убери, не могу пить чай, – попытался сказать я, но вместо этого изрек нечто нечленораздельное, а когда Леша все ж залил чай мне в горло, я резко подскочил и побежал в туалет.
Вернулся я оттуда нескоро, судя по тому, что друг уже сидел в одних трусах и смотрел по телевизору "Ранеток", пожирая финики и потягивая недопитое Стежняк и Пашей пиво.
– Ну что, полегчало, брат Стругацкий? Един в двух лицах, мать твою.
– Я больше никогда не буду пить… – сказал я.
Тогда Леша загнул палец и сказал: "Раз!"
Забегая вперед: к тому моменту, как я защитил кандидатскую, я успел "бросить пить" в присутствии Леши двадцать шесть раз.
– Я сегодня умру… – простонал я, лежа на полу лицом в потолок в позе звезды. – У меня сердце сейчас станет…
– Ну, как умрешь, так не забудь мне сказать. Я тогда пивко допью.
– Хрена с два ты что допьешь…
– Вот крысья душа! Я тебе жизнь спас!
– Зачем ты приехал? – продолжал ныть я. – Спасибо, конечно, но не стоило…
– Стоило, собака ты бешеная, еще как стоило. Надо вытягивать тебя из этого клуба неудачников. Не удивлюсь, если на вас метеорит когда-нибудь упадет, – ответил пивопьющий финикожуй. – Я у тебя ночую сегодня. А то мало ли…
В общем, меня вернули к работе. Но это не означало прекращения гуляний – мы просто помудрели и отныне гудели только по выходным.
– Куда ты сегодня? – зевая, спросил Илья очередным пятничным вечером, когда мы допивали кофе и докуривали последнюю дневную дозу сигарет в комнате Комсомола, готовые разбежаться.
В окно стучал октябрьский дождь, и на улицу совсем не хотелось. Мы с Илюхой старались подольше оттянуть тот момент, когда придется добираться до метро "Печерская". Леши тогда не было: он не засиживался в ИПАМ допоздна.
– Хэллоуин-пати у Стежняк. Заеду домой, накину свой до жути банальный вампирский костюм, и – айда текилу глушить. Жаль, Паши сегодня не будет, они с родителями в Эмиратах…
– Стежняк – это та, что тебя отшила в Одессе? – уточнил он.
Я поджал губы и кивнул: нет, ну когда уже он забудет про это? У самого-то тоже обломалось, между прочим!
– Так что, компания нужна? – Илюхины глаза как-то игриво блеснули.
Я недоуменно посмотрел: как так? Не похоже на него…
– Спокойно, просто у меня деньги завелись, – объяснил он. – Написал диплом одному дядьке на второе высшее. Вот и думаю, почему не развеяться?
– А костюм? – возразил я.
Почему-то не очень хотелось тащить Илью к Стежняк – интуиция что-то предсказывала. Возможно, послушай я интуицию…
– Да я и так страшный, – подмигнул он. – Поехали к тебе, что-нибудь подберем.
Перед тем, как уехать выращивать оливки в Каталонию, родители купили мне маленькую квартирку на Дорогожичах, в тихом доме на улице Телиги. А Стежняк снимала квартиру на Подоле (она сама откуда-то из Центральной Украины). Не самый удобный маршрут, но добираться к ней я всегда был рад, а тем более – с Ильей, а тем более, он расщедрился и заплатил за такси.
С моим отсутствием фантазии ничего страшнее вампирского прикида я не родил. А Илье я по дороге домой предлагал быть Пещерным Человеком ("просто разденься"), Голубым Бэтменом ("накрась губы и надень плащ и маску") и Уродливым Мужиком ("да будь самим собой"). Последнее предложение он отклонил, сказав, что одного меня в этой ипостаси достаточно.
В итоге мы купили в переходе светящиеся рожки, примотали к Илюхиной спине черную проволоку (это должно напоминать хвост), я одолжил ему старый бордовый пиджак, обнаруженный в глубине шкафа, джинсы он оставил свои, и в таком виде мы выдвинулись к Стежняк.
Как всегда, пришли едва ли не самыми первыми – не люблю опаздывать. Стежняк была рада видеть меня, не менее обрадовалась и приходу Виноградова.
– Прикольный костюм Бомжа у твоего друга, – оценила она, когда мы на минутку остались вдвоем у тарелки с сыром (заботливый и добрый Илья пошел на кухню резать овощи).
– Стежняк, он Черт, вообще-то, – давясь смехом, пробормотал я. – И не вздумай это ляпнуть при нем, Илюха достаточно чувствителен к таким шуткам.
– Спокойно, не буду… А где Паша? Чего он не приехал?
Я жестом показал самолетик.
– Далеко?
– Эмираты.
– Вот же мажорье! – возмутилась она. – Ладно, не беда, и без него погуляем.
…– Я тогда сказал Леше, что руку отдал бы, чтоб жить на Прорезной. И тут нам навстречу через пятнадцать метров – мужик без руки! Прямо на нас идет! И Лешка мне такой, мол, смотри, вот мужик там живет уже, видимо…
Если бы все эти вампиры, оборотни, монстры и ведьмы не были так пьяны, видимо, не оценили б моего тончайшего юмора. Но текила делает свое дело, и моя история у некоторых даже вызвала улыбку (такое бывает).
– Покурим? – предложил я Илье.
– Я отлить и догоню, – хлопнул меня по плечу и, пошатываясь, побрел в сторону уборной.
Я направился на балкон, но посозерцать в одиночестве Флоровский монастырь не удалось: Стежняк поставила ногу в дверь балкона, мешая мне закрыть ее за собой, и вышла следом.
– У Ильи девушка есть? – осведомилась она, опираясь на балконные перила рядом со мной. – Или как?
– Или как, – вопрос меня, признаться, озадачил. – А к чему ты спрашиваешь? Он же не в твоем вкусе, насколько я понимаю твой вкус.
Стежняк любила парней постарше и, скажем так, с более средиземноморской внешностью. Илюха же типичный голубоглазый славянский мальчик.
Она самоотверженно замахала руками:
– Да нет, нет, нет! Ты че? Подруга интересуется.
– Что за подруга? – уточнил я. – Понимаешь, я ж не могу отдать друга на поругание неизвестно кому, потом мне в аду за это черти вилы в жопу воткнут.
– Тьфу на тебя. Это Инна спрашивает. Ты уже запомнил Инну?
Я уверенно кивнул. Да, это девочку я запомнил. Ну, не мой вкус, вообще: высокая шатенка, длинные ноги, длинные волосы до пояса, большие глаза такого же цвета, как у Виноградова, в костюме ведьмы… Как я обычно говорю, "тощая больно", на что Лешка с Ильей хором отвечают, что я "санитар леса".
– Да, Илюхе она понравится. Можешь знакомить! – одобрил я.
– Да она уже его обрабатывает, я просто убедиться, что не впустую, – словно извиняясь, объяснила Стежняк. – Курить будешь?
– Вообще-то собирался, – заметил я. – Не хочешь?
Я предложил скорее из вежливости: до чертиков хотелось побыть одному.
– Нет-нет-нет, все, кури!
Стежняк скрылась, оставив нас наедине с сигареткой, с сырой октябрьской ночью и тускло светящимися огнями монастыря. Чего ж она мне никакую подругу не присмотрела до сих пор, думалось мне. И вовремя же я подумал…
Инна и Илья быстро нашли какие-то общие темы для беседы на кухне. Она тоже оказалась любительницей всяких комсомольских дел, как и он. Училась, правда, в КИМО, что не намного хуже нашего, но все-таки – не тот уровень, нет… Илья, похоже, тоже увлекся девушкой – хотя, возможно, был просто дико пьян.
Но не эта история сейчас важна.
Шло к полуночи, и некоторым гостям нужно было бежать к мамам-папам домой, чтобы не пропустить "Спокойной ночи, малыши". Провожать очередную мадам отправилась большая толпа людей во главе с хозяйкой квартиры – по пути они собирались купить чего-нибудь, чтоб догнаться. Илья с и Инной по-прежнему ворковали на кухне. Я не хотел выходить на улицу, и снова ринулся на балкон.
Секунды не замерли. Сердце не остановилось. Ничего не изменилось. Я просто вышел покурить у своей хорошей подруги Стежняк.
Нужное время, нужное место.
На балконе стоял живой человек – девушка в накинутом на плечи пиджачке цвета хаки. Она курила, не меняя позы, легко двигая лишь рукой, приближая и отводя сигарету. Она смотрела в небо. Она не отреагировала на скрип балконной двери. Когда я пристроился сбоку у перил – не повернула головы в мою сторону, словно меня и не было.
Но текила, плескавшаяся в моей крови, решила начать разговор:
– Привет.
– Привет, Коля, – все так же не глядя на меня, проронила девушка.
И я узнал ее – это Настя из Одессы! Вернее, она-то из Киева! Но это та, с которой Илюха зажигал в Одессе. Он даже на свидание с ней ходил – первое, оно же и последнее. Не сошлись характерами, что ли? Я даже не вникал в эту ситуацию… Надо будет его расспросить как-то.
И эта – блондинка! Да что ж такое?! Правда, она немного другого оттенка, нежели Стежняк: если та была honey blonde, про эту я бы сказал golden blonde.
Сигаретка тонкая, дамская; но держит она ее – по-мужски, большим и указательным пальцем, словно пряча в ладони.
– Ты меня помнишь? – удивился я. – Помнится, когда знакомились в поезде, я был не в самом общительном состоянии.
– О, ну почему же? – ироничным тоном заметила она. – Ты был очень общительным всю поездку. И очень дружелюбным, особенно со Стежняк.
– Ну, то дело давнее, – проворчал я. – Я не всегда так калдырю.
– Да ну? – удивилась Настя и вдруг посмотрела прямо на меня.
Ee орехово-зеленые глаза улыбались, но в глубине их таился какой-то слабо заметный оттенок не то грусти, не то усталости.
– Да, – продолжил я, – это издержки профессии комсомольца. Не хочу об этом.
– Как хочешь, – спокойно пожала плечами она и снова отвернулась.
И мне вмиг стало пусто без ее лучистых глаз и спокойного мягкого взгляда. Да, тут не так просто будет…
– Ты любишь ночь? – очевидно, это вновь произнес не я, а текила, но разговор плыл во вполне приемлемом русле.
– Странный вопрос, – ответила Настя. – А если бы я ее не любила, она б не наступала?
Я не мог разобрать, какими эмоциями она приправила эту фразу. Ну что это за манера – загонять в угол? И отвечать вопросом на вопрос?
– Просто тогда будет сложнее, – продолжала текила, – а так можно находить в ночи ответы на вопросы.
– Есть вопросы, на которые лучше не знать ответов, – загадочно проронила Настя.
– Ибо страшно? – попробовал угадать я.
Она не ответила. Она опять смотрела на звезды. Они были рядом – Настя и звезды. А где же я?
– Я бы хотела летать, – продолжала Настя, – высоко, расправив руки, чувствовать себя невероятно свободной и счастливой. В небе… В свободном падении…
Теперь была очередь текилы моя очередь задвинуть умную фразу:
– Свобода – это большая сила…
Она не отреагировала, просто тихо продолжала:
– Небо без края… Днем не видно звезд, днем только одна звезда – Солнце, но это слишком просто и слишком понятно. И однообразно. И скучно.
– Мы с папой, когда я был маленький, гуляли по вечерам и засматривались на звезды, – вдруг нахлынуло на меня. – Он протягивал руку в сторону, а я опирался на нее головой и смотрел на небо, будто бы летел…
На этот раз Настя едва заметно улыбнулась, мельком взглянула на меня и опустила глаза на монастырь. Звезды ее утомили.
– Я так понял, ты не любишь, когда скучно? – угадал я.
– О нет, – тихо засмеялась она, – мне редко бывает скучно.
Пока текила обдумывала новую фразу, мой ответный словопоток прервался.
Настя не дала времени на размышления – бросила окурок вниз и покинула балкон. А я остался там: за время всего нашего разговора я сделал только одну затяжку…
Я предложил Илье переночевать у меня, и он радостно принял приглашение.
– Ну как тебе Инна? – поинтересовался я, пока мы поднимались по лестнице. – Будет дело?
– Да не знаю, – пробормотал растерянно друг, – девочка она красивая, веселая. Вроде общий язык нашли. Но я как-то сейчас не настроен на отношения, так что вряд ли это далеко зайдет. Тем более, что провожать себя она не предлагала – может, это знак, что я ей не понравился?
Мы ввалились в квартиру, и там, едва закрыв дверь, я обнял Виноградова за плечи и твердо (насколько мне позволял окосевший от пьянства разум) сказал, глядя в его уставшие голубые глаза:
– Илюха, причем тут знаки? Если перед тобой на кровати лежит женщина твоей мечты, за окном гроза, а ты не можешь, это не знак того, что гроза перешибает твое либидо. Это знак эректильной дисфункции.
– Ладно, философ-метафизик, пусти. Разберемся, – отмахнулся он, улыбаясь и выкручиваясь из моих рук. – Я лягу в гостиной?
После того, как постелились, я уже стоял в дверях спальни, когда Илюха сонно окликнул меня из-под одеяла.
– Коля! – тревожная, вопрошающая интонация.
– Я за него, – среагировал я, резко поворачиваясь к другу лицом.
– А что ты думаешь?
– Я думаю, что все хорошо будет, а завтра будет суббота. Давай спать. Нельзя принимать решения в такое время.
Да-да, бывает, что и я поступаю по-взрослому. Но не так часто, как хотелось бы.
Какой фраер сказал вам, что общественная работа не должна приносить дохода? Возможно – где-нибудь, но не в ИПАМ.
Мы с Ильей благодаря помощи и поддержке "неофициального куратора Комсомола" Долинского распилили средства с двух конференций, и у нас подсобралось чуток денег на Новый год. Помимо этого, я немного дернул родителей, Илья покопался в старых сбережениях, и мы решили провести последние дни уходящего года в солнечном Египте.
Разумеется, Леша к нам присоединился. В день последнего экзамена мы втроем двинулись в Шарм-эль-Шейх.
– Жарко не будет, но море теплое, – рассуждал Илья в такси по дороге в аэропорт, руководствуясь "принципом Виноградова". – Спать придется в футболках, в Египте нет отопления.
– Тю, удивил, – вмешался я. – Я только летом сплю без футболки.
– Да ты летом если обувь снял, то хорошо! – проворчал Леша. – Ты ж летом вообще трезвый не бываешь, наверное.
Его шуточки с намеком на мой алкоголизм уже тогда поднадоедали, но я помалкивал. В самом деле, в этом было какое-то рациональное зерно – в последние месяцы того года я частенько накидывался. Не знаю, что сказалось: отсутствие работы, девушки, серьезной нагрузки или силы воли, а может, избыток денег – но часто я даже перед сном выпивал баночку пива.
Мы смеялись над этим, считая ерундой. А Леша называл ерундой то, что уже осенью он выкуривал в день пачку "Парламента". Думал, что в любой момент может бросить…
Метеопрогнозы Ильи сбылись – жарко не было. Но мы туда не за погодой приехали, а за душевной атмосферой. И с этим делом как раз угадали: огня давали здорово!
Илья подружился с местной живностью – большим желтым псом – и носил ему еду с ужина. Я подружился с барменом и пил виски-колу не в пропорции 1:1, как все, а 3:1, как избранные. А Леша подружился с телевизором, который круглые сутки показывал НТВ, и сказал, что никуда тридцать первого не пойдет, закажет себе оливье из ресторана и будет смотреть Президента. Илья подверг друга критике, и в конце концов Леша согласился спуститься на шоу в холл.
Перед началом праздника Илья достал из сумки какой-то сверток в подарочной упаковке и положил на стол, чтоб прихватить с собой.
– Право, не стоило, мы же договаривались без подарков! – возмутился я. – Ну, раз уж ты принес, спасибо, давай сюда. А почему Леше ничего нет?
– Обломись, это мне, – сказал Илья. – Это подарок Инны. Мы договорились не открывать до Нового года. Я распечатаю после двенадцатого удара.
У них с Инной все было достаточно стабильно: глава Комсомола, который ранее клялся, что "не желает отношений", все реже составлял мне компанию на разных гулянках, зато там, где появлялся – был со своей очаровательной спутницей. Они даже умудрились какой-то политологический семинар на базе нашего вуза вместе организовать, чем очень порадовали руководство ИПАМ и лично Деда.