Она стянула простыню со своего тела. В палатке было слишком жарко, а воздух стал таким густым, что она не могла вздохнуть. Шон почувствовала, что ее мокрая от пота майка прилипла к спине.
– Да, мы оба хотели, – выговорила она, не зная, куда заведет ее это признание. – Мы были близки к этому. Но суть дела в том, что мы удержались.
Он укрылся простыней, опершись на локоть.
– Ты прекрасно понимаешь, что то, насколько далеко вы зашли с Ивеном сегодня, не имеет значения. Я уже давно все о вас знаю.
Капля пота упала с ее волос на щеку. Она заставила себя посмотреть мужу в глаза.
– Что ты хочешь этим сказать?
– А ты не знаешь? – Дэвид выглядел спокойным; ни следа той лихорадки, в какой билась сейчас она. Ей даже показалось, что на его губах появилась едва заметная улыбка. Он наслаждался своей властью. Она опустила глаза и увидела, что судорожно сжимает в руках влажную простыню.
– Я не знаю, – ответила она.
– Я знаю о вашей связи. Я знаю, когда она началась и когда закончилась. День в день.
Шон почувствовала, как тошнота подступает у нее к горлу. Она миновала москитную сетку и успела выползти из палатки, прежде чем ее вырвало. Она шла босиком, грубый лесной ковер царапал ее ступни. Она прислонилась к дереву, тяжело дыша. Как он узнал?
Когда Шон вернулась в палатку, она все еще дрожала. Дэвид накинул ей на плечи фланелевую рубашку, но она ее сбросила.
– Слишком жарко, – повторяла она. Несколько минут он просидела, закрывая лицо руками, пытаясь привести в порядок свое дыхание и мысли. Она почувствовала, как Дэвид кончиками пальцев прикоснулся к ее коленям. Наконец она подняла голову.
– Как ты узнал? – спросила она.
– Это не имеет значения.
– Ты знал все время?
– Да.
Он знал и молчал. Что он чувствовал все это время, когда она думала только о себе, заботилась только о своих интересах?
– Дэвид, мне очень жаль, – сказала она.
– Я так не думаю, Шон.. – Он убрал свои пальцы с ее колен. – Я уверен в том, что, если бы тебе удалось отыскать еще более садистский способ мучить меня, не убивая, ты бы им воспользовалась. – Дэвид лег и отвернулся от нее. – Я буду бороться с тобой при разводе, – добавил он. – Я к этому готов. Хватит вытирать об меня ноги.
Шон выключила лампу и тоже легла, стараясь держаться подальше от его половины постели. Она смотрела на черный потолок палатки.
– Дэвид? – спросила она. – Ты и Мег любовники? – Она чувствовала, как слова застревают у нее в горле, и надеялась, что Дэвид этого не заметил.
– Нет. Но так решила Мег, а не я.
Она почувствовала облегчение и тут же мысленно упрекнула себя в эгоизме. Слава Богу, что Мег не интересуется мужчинами.
– Дэвид?
– Что? – На этот раз в его голосе прозвучало раздражение.
– Тогда, когда я была… с Ивеном. Это была моя инициатива. Моя вина. Не обвиняй его.
– Давай спать, Шон.
Она слышала, как дыхание Дэвида постепенно становится все более глубоким и ровным, а сама лежала без сна и вспоминала тот год. Все те вечера, когда Ивен приходил к ним на ужин; все те субботние партии в теннис. Как мог Дэвид все это выдержать? Он умел страдать молча. Но больше не собирался этого делать.
30
Наступил вторник, а Тэсс так и не вернулась.
Шон засыпала остаток риса в кипящую воду, закрыла котелок и поставила его обратно на огонь. Она собиралась сохранить немного риса на завтра, но его оказалось так мало, что она в конце концов перевернула пакет и высыпала в котелок все, до последнего зернышка. Но и так они сегодня выйдут из-за стола голодными.
Робин встала рядом с ней на колени и молча открыла последнюю банку консервированных бобов. Ее глаза покраснели, и она останавливалась едва ли не после каждого поворота консервного ножа, чтобы смахнуть со щек слезы.
У них осталось немного сыра, около восьми унций. Овсяной крупы хватит на то, чтобы на завтрак каждому досталось по столовой ложке каши. И чашка муки с жучками. Кофе кончился, но осталось много пакетиков с чаем и несколько упаковок виноградного порошка для растворения в воде, немного "Писко" и бутылка рома. Этим исчерпывались их запасы.
Днем, за ланчем, состоявшим из приготовленных Робин тощих овсяных лепешек, они еще на что-то надеялись. За ужином уже казалось, что с той поры прошла целая жизнь. Теперь все притихли, парализованные осознанием того, что они заброшены, оставлены без пищи для себя и для пойманных обезьянок. Шон и Ивен весь день ловили кузнечиков и собирали жуков для эльфов, но этого оказалось недостаточно. Приходилось обучаться искусству ловли насекомых: не обрекать же игрунок на голодную смерть.
– Давайте соорудим плот, – предложил Ивен, когда Шон подала на стол рис. Она отмерила каждому по столовой ложке своего блюдца, пока Робин делила бобы.
– А я думаю, что нам лучше оставаться на месте, – ответил Дэвид, Сегодня на любое "белое" Ивена Дэвид отвечал "черное", и Ивен, кажется, начал это замечать. Он недоуменно посмотрел на Шон, надеясь получить от нее объяснение новой манеры поведения Дэвида, но она быстро отвела взгляд. Шон не хотела, чтобы Дэвид заметил, как они с Ивеном обмениваются чем бы то ни было: взглядом, улыбкой, словом.
– Я полагаю, что мы выберемся отсюда скорее, если сами приложим для этого все усилия. – Ивен говорил осторожно, опасаясь натолкнуться на упрямое сопротивление Дэвида. – Нам понадобятся бальзовые деревья. Мне тут попалось несколько подходящих деревьев. Стволы должны сохнуть несколько дней после того, как мы их срубим, затем мы сможем…
– Несколько дней, – откликнулась Робин. – Мы не выживем здесь несколько дней. Нам нечего есть.
– Мы найдем пищу, – заверила ее Шон. Ее тарелка была уже пуста, но Робин ела свой рис зернышко за зернышком, стараясь продлить удовольствие. – Некоторые из окружающих нас растений должны быть съедобными.
– Мы с Дэвидом просматривали книги Тэсс по ботанике, – включилась в разговор Мэг. – Там не сказано, какие растения съедобные, а какие нет.
Ивен покачал головой.
– Думаю, тут мы не должны рисковать.
– Мы можем использовать наши западни для ловли остромордых крыс, – предложила Шон.
– Я не могу есть крыс, – ответила Робин.
– Будь на то моя воля, я вообще не ела бы млекопитающих, – сказала Шон. – Но выбор у нас невелик.
– А чем мы их будем приманивать? – спросил Ивен.
– Не знаю… может быть, лягушки подойдут? – Шон и правда не имела об этом ни малейшего понятия.
– Для этого надо сначала поймать лягушек.
– Тэсс оставила свое ружье, – тихо напомнила Мег.
Минуту все молчали. Они просто об этом забыли. У них было ружье.
– Никаких ружей, – отрезала Шон. – Никакой стрельбы.
– В чем разница: ловить животных и есть их или – убивать животных и их есть? – поинтересовался Дэвид.
Шон попыталась встретиться с ним взглядом, но не смогла.
– Стрелять нечестно, – заявила она.
– Я согласен, – поддержал ее Ивен. – Пускай ружье останется на крайний случай.
– Тем более что существуют другие вещи, которые можно есть, – сказала Шон.
– Какие, например? – спросила Робин.
– Жуки. Вспомни, как Тэсс говорила нам, что местные жители едят…
– Забудь об этом, – прервала ее Робин. Она подцепила последнее зернышко риса и отправила его в рот.
– Мы должны кормить игрунок насекомыми, – напомнил Ивен. – Вот мы и будем заодно собирать их и для нас.
Шон сомневалась в том, что сама сможет есть насекомых, но придется попробовать. – Мы можем начать завтра утром, когда они в изобилии. Если мы все возьмемся за дело…
– Ты это серьезно? – мрачно спросил Дэвид. Шон кивнула головой. Вдруг ей припомнилось фиговое дерево, "кафедральный собор" ревунов.
– Фиговое дерево! – воскликнула она.
– Вот это верно, – похвалил ее Ивен. Он вздохнул с облегчением. – Фиги и жуки. Отличное меню.
– Как жаль, что здесь нет Тэсс, – сокрушалась Робин. – Она научила бы нас различать съедобные растения.
Мег закрыла глаза.
– Она скорее всего мертва.
Это опасение впервые было высказано вслух, и никто не потрудился возразить Мег. Шон до сих пор не могла выкинуть из головы воспоминание о маленьком белом скелете Чио-Чио, обглоданном вчистую.
Мег посмотрела на Дэвида.
– Меня не покидает чувство, что это моя вина, – призналась она.
– Это вина Тэсс, – возразил ей Дэвид. – И больше ничья.
Дэвид привлекал Мег. Шон почувствовала это сразу. Но теперь в их отношениях появилось что-то новое, ранее не существовавшее, иначе Шон бы это заметила. Сказав что-нибудь, Мег смотрела на Дэвида, ища его одобрения. Она наклонялась над столом, стараясь быть к нему поближе. Когда Дэвид сказал, что помоет посуду, она ринулась ему помогать. Она взяла котелок из-под риса из его рук, как бы случайно прикоснувшись к его пальцам. Мег не только хотелось находиться поближе к Дэвиду, ей хотелось прикасаться к нему.
– Ты думаешь, что сможешь есть жуков? – спросила Шон у Дэвида поздно вечером, лежа в постели. Ей хотелось поговорить с ним.
– Нет. – Он отодвинул москитную сетку, чтобы загасить лампу. Затем он улегся на своей половине постели.
– А если будешь по-настоящему голоден?
– У нас есть фиги.
– Если есть одни фиги, будет понос.
– От жуков у меня будет что-нибудь похуже поноса.
– Просто я не думаю, что фиги смогут…
– Я не хочу спорить об этом, Шон. Спокойной ночи.
Есть ли такая вещь на свете, о которой ты хочешь со мной поговорить? Хоть что-нибудь? Назови любую тему, и я поддержу разговор. Было бы лучше, если бы он опять накричал на нее, обвинил в чем-нибудь. Сделал бы что угодно, но не обращался бы с ней, как с куском брезента.
Но он уже спал.
Шон закрыла глаза и лежала неподвижно. Сейчас они должны были спать в лодке Чарли. Завтра вечером за ними заедет Мануэль, чтобы отвезти в Икитос. Сколько еще ночей им предстоит провести в неведении, гадая о том, что происходит. Что случилось с Тэсс? И сколько дней и ночей они смогут так прожить?
Она повернулась набок, разглядывая в темноте спину Дэвида. Она вспомнила о том, как он любил поговорить во время любовной игры. Он мог говорить обо всем: о событиях дня, о статье, которую прочел в газете, о транспортных происшествиях, имевших место сегодня утром. Для него это было что-то вроде игры: сколько времени они проговорят не преставая. Кто сдастся первым, утратив способность сосредоточиваться на чем-либо, кроме физических ощущений?
Шон слушала его спокойное дыхание. Иногда во время любовной игры Дэвид говорил о том, что он в данный момент делал с ее телом, и о том, что планировал делать дальше. Он достигал эффекта: ее тело реагировало на его слова, так же как и на прикосновения.
Шон натянула простыню на плечи. Ее тело испытывало томление, настойчивую потребность в ласке. Если бы она могла разбудить его и предложить заняться любовью. Но он настолько уязвлен, что наверняка отвергнет ее. Или того хуже: согласится и во время соития будет представлять себе, что занимается этим с Мег.
О да, они поменялись ролями.
Шон подумала о их доме в Сан-Диего. Сможет ли она жить в нем, не думая постоянно о Дэвиде? Ведь это был его дом. Он настелил новую крышу, он ухаживал за садом. Он выложил плиткой пол в прихожей и устранил течь в водопроводе. Она представляла себе объявление "чтение", вывешенное на двери туалета. Она вспомнила о тех минутах, когда прижималась лбом к этой холодной двери, только чтобы услышать целительное звучание его голоса.
Он все это разрушил. Быть может, если бы он по-настоящему раскаялся… Конечно, он всего лишь человек, а людям свойственно ошибаться. Но он вел себя так, будто не произошло ничего особенного. Бог дал, Бог взяла. Минус один, плюс два. Он продолжал жить и работать, нет чтобы остановиться и оглядеться.
Внезапно в ее мозгу всплыло воспоминание о посещении коронера. В его офисе стоял жуткий холод, кондиционер не работал, и Шон приходилось дуть на свои пальцы, чтобы отогреться, в то время как Дэвид, загорелый, в рубашке с короткими рукавами, непринужденно сидел на стуле. Коронер описывал, как умерла Хэзер: она до конца полностью осознавала, что с ней происходило. Шон задавала вопросы. Она хотела узнать, что чувствовала Хэзер в последние несколько секунд ее жизни. Она хотела услышать это, чтобы Дэвид знал. Дэвид тогда не произнес ни слова. Он смотрел на край серого металлического стола, как будто впал в транс.
Когда после этого посещения они шли к своей машине по территории автостоянки, у Шон перехватило дыхание, она даже подумала тогда, что эти спазмы убьют ее. Она шла впереди Дэвида, пытаясь набрать в легкие хоть немного воздуха. И тут, наконец, Дэвид заговорил. По перебою в его дыхании она поняла, что он сейчас что-то скажет, и повернулась к нему. Она ожидала услышать слова сожаления, раскаяния. Возможно, мольбу о прощении.
Он провел пятерней по волосам.
– Давай зайдем в Макдональдс и перекусим, прежде чем ты вернешься на работу. – Вот и все, что он сказал.
В тот момент ее охватила такая ненависть к нему, что она готова была его убить. Вот только не знала, как. Она могла ранить его только словами, но тут же постаралась, всячески обзывая его, ругаясь, как безумная посередине стоянки, пока он торопливо вставлял, ключ в дверцу автомобиля, чтобы сбежать от нее. Она позволила ему это сделать. Домой Шон поехала на такси. В ту ночь она спала в комнате Хэзер, она поступала таким образом все чаще и чаще. Шон была уверена, что Дэвид в ту ночь спал хорошо. Наверное, он заснул крепким сном, как только его голова коснулась подушки.
Вот и теперь он спит спокойно, дышит ровно и легко. Шон почувствовала, как ее руки сжимаются в кулаки, дыхание становится хриплым от гнева. Она чуть не растаяла, вспоминая о хороших чертах Дэвида. Любить Дэвида – значить предавать Хэзер. Вот о чем она должна помнить.
Он найдет себе новую женщину, Мег или кого-нибудь другого, кто не будет знать о его прошлом. Но ни одна женщина не сможет полюбить его, зная, что он натворил. Он будет вести жизнь самозванца, скрывающегося от правды. Он может привлечь эту новую женщину своим сладким голосом, возбудить в ней желание своими прикосновениями, и она никогда не узнает о тех разрушениях, которые он учинил в своей прежней жизни.
31
Шон хотелось прочитать записку Мег. Она была заинтригована, к тому же Дэвид спал так крепко, что не мог ничего заметить. Она потихоньку расстегнула москитную сетку и запустила пальцы в туфлю Дэвида.
"У меня почти не осталось пленки, – писала Мег, – но рано утром я уже на ногах. Наверное, все дело в моей приверженности к туману.
Мне бы хотелось знать, что произошло с Тэсс. Теперь я поняла, насколько неестественными были наши с ней взаимоотношения. Если бы она знала реальную Мег, ту "несовершенную" Мег, которую ты принял так легко, она не пожелала бы иметь с ней ничего общего. Я чувствую себя гораздо более близкой к тебе, чем была когда-либо к ней, и это несмотря на то, что мы не любовники. Я знаю, что ты теперь хочешь этого, но я все еще боюсь. Вчера вечером, когда ты сказал, что я прекрасна, я подумала об этом. И сейчас я тоже думаю об этом. Сказать по правде, я не думаю ни о чем другом. Как забавно начинает работать голова, когда знаешь, что скоро умрешь.
Люблю тебя. Мег."
Шон положила записку на место – в туфлю Дэвида – и снова легла. Итак, он говорил Мег, что она прекрасна. Боже, Дэвид, как ты сентиментален. Наверное, это развод так на него подействовал. Какая патетика в тридцать восемь лет.
Она почувствовала, как клещ впился ей в шею, и полезла в пакет за зеркальцем. При свете фонарика она разглядела, что клещ не успел глубоко проникнуть в тело. Шон извлекла его и выбросила из палатки. Затем она поднесла зеркальце к лицу и едва не застонала. Она не видела себя с тех пор, как уехала из Сан-Диего. После двух недель, проведенных под древесным шатром, ее кожа побледнела. Это был какой-то мучнистый, нездоровый белый цвет. Резко обозначились морщины, мешки под глазами. Прическа стала угловатой и неровной. Она подумала о Мег, легкой, молодой и прекрасной, как предпочитает называть ее Дэвид, и ощутила горечь. Как это произошло? Когда она успела превратиться в женщину, которая тайком читает корреспонденцию своего мужа?
Она снова посмотрела на свое лицо, освещенное безжалостным лучом фонаря. В нем не осталось ни одной привлекательной черты. Ничего благородного, достойного.
Шон схватила свою сумочку с туалетными принадлежностями и вышла из палатки. Ей захотелось уйти до того, как Дэвид проснется, увидит ее, потом прочтет записку и станет думать о Мег. Она подошла к берегу залива и разделась. Туман заклубился вокруг ее плеч, когда она погрузилась в воду. Шон скребла свою кожу, пока она не начала гореть, вымыла волосы, подбрила ноги. Она надела рубашку и шорты, которые выстирала накануне, и уверенной походкой направилась к палатке Ивена и Робин.
Ивен сидел на кровати в спортивных трусах. Его грудь была обнажена, волосы не причесаны.
Робин сидела рядом с ним в синей ночной рубашке с ножницами в руках, и Шон поняла, что она только что подстригла Ивену бороду.
Шон села, почувствовав, как палатка наполняется ее свежим запахом.
– Могу я поговорить с Робин? – спросила она. – Наедине.
В глазах Ивена промелькнула тревога, но он знал, что Шон человек деликатный. Он прихватил с собой рубашку и вышел из палатки.
– Разожгу огонь, – объявил он. Робин затихла в ожидании.
– Можно у тебя одолжить какую-нибудь косметику? – спросила Шон.
Робин засмеялась.
– Никак у тебя свидание? – Она взяла красную сумочку, лежавшую в углу палатки.
– Я стала такая бледная.
– Мы скоро помрем с голоду, а ты заботишься о цвете своих щек. – Робин поставила на кровать пухлую сумочку с косметикой, расстегнула молнию и вывалила на одеяло все ее содержимое. Перед глазами Шон замелькали бесчисленные пластиковые бутылочки и коробочки.
– Да тут у тебя Мерль Норман в полном ассортименте!
Робин пожала плечами.
– Я известная кокетка.
Шон радостно качала головой.
– Нет, ты чудо! Помоги мне накраситься. – Шон наклонилась вперед, вскинула подбородок и закрыла глаза, предлагая Робин свое лицо. Это будет хороший сеанс терапии для них обоих, подумала Шон. Но Робин и пальцем не шевельнула.
– Ты в этом не нуждаешься, – сказала она. – Если бы у меня были такие глаза, как у тебя, я бы не таскала с собой весь этот хлам. Разве что немного румян на щеки. – И она немного подрумянила Шон.
Та посмотрела на себя в зеркальце и покачала головой. Этого было недостаточно.
– А эти черные круги? – Она дотронулась до своих глаз и стала перебирать хозяйство Робин. – Есть у тебя что-нибудь от кругов под глазами?
– Шон, прекрати, – нахмурилась Робин. – Ты меня пугаешь. Ты не в себе.
Шон опустила руки на колени.
– Я как раз в себе, – тихо ответила она. – Но я не очень нравлюсь себе в этом виде.
Робин дотронулась до ее руки.
– Это Дэвид? – спросила она.
Шон не поднимала глаз, смущенная тем, что Робин ее жалеет. К ее облегчению, снаружи послышались шаги Ивена.
– Вы уже готовы? – спросил он.