"Чесма" держит шары на "малый ход", "Варяг" ложится ей в кильватер. "Шары долой" ; оба корабля направляются к выходу из Золотого Рога…
В отличие от обыкновенных выходов в море, команда на палубе молча без приказаний обнажает головы, люди крестятся, смотря на виднеющиеся в городе купола церквей и на горящие на них золоченые кресты.
Прощай, Россия! Увидим ли мы тебя, и когда? Это было 18 июня старого стиля 1916 года в 2 часа дня.
"Чесма" прибавила ход. Крики "ура" толпы, провожающей нас и чернеющей на берегу, уже не слышны. Мы проходим Русский остров. Вот виден бедный "Пересвет". Адмирал ложится на курс, ведущий, возможно, ближе к нему. На палубе "Пересвета" офицеры и команда поставлены во фронт. С "Чесмы" слышны звуки марша, который играет духовой оркестр. У нас на "Варяге" оркестра нет, и наша команда готовится проститься с "Пересветом" криками "ура". С "Чесмы" слабо доносится голос адмирала, крикнувшего в мегафон: "До скорого свидания, молодцы. Бог на помощь!" - и по морю прокатился дружный ответ команды "Пересвета": - "Покорно благодарим, Ваше Превосходительство", "Счастливо
оставаться, Ваше Превосходительство". Затем громовое "ура", слившееся с криками "ура" с "Варяга" и "Чесмы".
Какая странная русская душа. Всего только несколько месяцев, что Отряд был вместе. Люди еще совсем не привыкли друг к Другу, но, смотря на команду "Варяга", я заметил, как при проходе мимо "Пересвета" у многих на глазах были слезы; многие быстро, точно стыдясь, крестили его. Казалось, будто люди предчувствовали трагическую судьбу этого корабля . Видно было, как им тяжело покидать соплавателя в тяжелую минуту. Те же чувства охватили и офицеров, которые, как более выдержанные, только хмуро молчали, смотря печальными глазами на остающийся за кормою "Пересвет", около которого копошились буксирные пароходы, стояли шаланды и работали водолазы.
Крики "ура" с "Пересвета" замолкли. Мы уже отошли далеко; вот и открытый океан. Тихая зыбь катится нам навстречу. Точно синяя скатерть развернулась перед кораблями. На "Чесме" взвился сигнал: "Адмирал показывает курс", и затем: "Эскадренный ход 12 узлов". Мы идем на середину Корейского пролива.
Жизнь на "Варяге" вступила в обычную колею. По части артиллерийской мы сразу начали приводить все в боевое состояние. Старший артиллерийский офицер все время занимается с артиллерийскими унтер–офицерами и комендорами–наводчиками управлением огнем и наводкой орудий на великолепном новейшем приборе системы профессора Крылова, присланном нам из Петрограда .
Плутонговые командиры все свободное время в кают- компании упражняются в управлении огнем на приборе лейтенанта Длусского - тоже одно из гениальнейших русских изобретений.
На мою долю выпали бомбовые и патронные погреба, подача и приборы управления артиллерийским огнем
Самым ответственным делом в условиях тропического плавания были, конечно, погреба, и поэтому я все первые дни похода употребил на то, чтобы разобраться в них, изучить их в совершенстве и обучить всему, что требуется, "хозяев погребов" .
Японское море прошли почти при полном штиле. Становилось все более и более жарко. Офицеры и команда во всем белом, у офицеров на головах тропические каски.
Вот и Корейский пролив. Мы идем восточным каналом и приближаемся к тому месту, где 14 мая 1905 года произошел Цусимский бой. Здесь геройски погибли броненосцы: "Князь Суворов", "Ослябя", "Император Александр III", "Бородино", "Наварин" и другие суда 2–й Тихоокеанской Эскадры. Подходя к месту боя, "Варяг" и "Чесма" подымают молитвенные флаги . Начинается панихида; у нас на "Варяге" богослужение состоялось на юте.
Роскошный солнечный день. Спокойное синее море. Плотной группой стоят офицеры. Тесными рядами окружает аналой вся свободная от службы команда - несколько сот человек. Все с обнаженными головами. В черной фелони служит наш судовой батюшка иеромонах отец Антоний . Среди полной тишины раздается его голос "Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков"… и по всей палубе минорным напевом несется ответ нашего прекрасного хора: "Аминь". В самую душу проникают божественные слова Ектении: "О приснопамятных рабех Божиих, вождях и воинах во брани, на месте сем за Веру, Царя и Отечество живот свой положивших и в море погибших. Покоя, тишины, блаженные памяти их Господу помолимся"… Сотни людей осеняют себя крестным знамением, и скорбно звучит над "Варягом"… "Господи помилуй"… Ему, нашему кораблю, уже знакомы давно эти печальные звуки, эта грусть по убитым и погибшим соратникам. Он сам в Русско–японскую войну, недалеко от тех мест, где мы проходим сейчас, испытал жестокий кровавый бой и сам был на дне морском.
Нигде панихида не может произвести такого впечатления, как в море, на месте морского боя. Так было и при этой панихиде.
К моменту, когда певчие начали петь: "Со святыми упокой", на ясном, безоблачном небе появились облака, мелкой сеткою окутал все кругом дождь, завыл ветер, застонали снасти… на нас налетел шквал с дождем. Прошло четверть часа-и снова кругом полная тишина и яркое жгучее солнце быстро просушивает слезы, пролившиеся с неба.
Панихида окончена. "На молитвенный флаг. Молитвенный флаг спустить", - командует вахтенный начальник с переднего мостика. "Варяг", идя в кильватер "Чесмы", продолжает свой путь на юг. Вот и Восточно–Китайское морс. Наш курс ведет в середину Фукиенского пролива между Формозой и Азиатским материком.
26 июня 1916 года Отряд пришел в Гонконг. Мы в тропиках. Солнце печет невыносимо. Люди утомлены долгим походом Между тем надо сейчас же грузиться углем и возможно скорей идти дальше.
Пока шли переговоры ревизоров с поставщиками о доставке угля, адмирал разрешил офицерам и командам съехать на берег. Всем было чрезвычайно интересно познакомиться с этой первой британской колонией на нашем пути.
Гонконг был приобретен англичанами в 1841 году. Во время нашего там пребывания в 1916 году - это был большой культурный город, с громадным торговым оборотом. Естественные условия прекрасной бухты еще более облегчили англичанам возможность устроить здесь великолепный порт. Однако дыхание Европейской войны сказывалось сильно, и чувствовалось, что торговля замерла.
По случаю войны мы съезжали на берег в форме, а не в статском платье, как полагается в мирное время. Англичане встречали нас, как союзников, очень ласково и приветливо. Мы получали и в одиночку и все вместе приглашения в клубы, в собрания, на концерты и т.п. Всюду слышались звуки гимнов "Боже Царя Храни" и "God save the King".
Доставка нам угля несколько задержалась. Наконец, к "Варягу" и "Чесме" подвели баржи и начался "угольный ад". Хотя благодаря тропической жаре адмирал решил, чтобы грузили береговые грузчики–туземцы, но все же и офицерам и команде для организации работы приходилось участвовать лично. Благодаря этому многие из нас заболели, не приспособившись достаточно быстро к непривычным тропическим условиям, при повышенной духоте и влажности. В число таких больных попал и я.
Пока наши корабли, почистившись после погрузки, красились в светло–серо–стальной цвет, командир отправил меня отлеживаться в "Peak Hotel" на горе Виктория. Там климат гораздо прохладнее, чем внизу в бухте.
Поехал я туда на подъемной железной дороге вечером 4 июля; взял себе маленькую комнатку с прекрасным видом на горы и на раскинувшуюся под ногами внизу бухту и уже на другой день почувствовал, что быстро поправляюсь.
6 июля, перед заходом солнца, в дверь моей комнаты постучали. Оказалось, наши варяжские песенники и балалаечники in согроге пришли меня проведать. Радостно приветствуя меня, они наперерыв начали рассказывать, как сейчас играли на самой вершине горы во дворце у "аглицкого" губернатора на "five o’clock tea".
"Ну и чудные люди англичане, ваше высокоблагородие", - захлебываясь, говорил мне первый запевала, и фактический регент хора, матрос 1–й статьи Дышкант. "Мы им сыграли "Комара", а они как развеселятся, как закричат все, как захлопают. Меня аж вызвали к самому губернатору. Я это стою перед им, смотрю, значит, прямо в глаза, тянусь, а он, значит, мне ручку подал, "вери гуд" говорит, "спландид"".
На самом деле "командиром" наших песенников был младший боцман Трофимыч. Детина в сажень ростом, с черными усами. Тип лихого унтер–офицера Гвардейского экипажа. В музыке он ровно ничего не понимал, но был назначен на эту должность "для порядку" и, благодаря этому, имел в руках дирижерскую палочку, которую важно держал у правого колена, сидя в стороне во время исполнения хором программы и бросая грозные, начальнические взоры в сторону своих подчиненных.
Песенники упрашивали разрешить им поиграть для меня. Сомневаясь, что это возможно в строгом, чинном отеле, я вызвал "менеджера". Последний, к моему удивлению, с восторгом заявил, что это будет лучшим сюрпризом для его клиентов к сегодняшнему обеду.
Вечером ко мне приехало несколько моих соплавателей с "Варяга", и я заказал соответствующее число приборов за своим столиком. Когда мы вошли в столовую, многие столики уже были заняты. Дамы в вечерних туалетах, мужчины в тропических белых смокингах. Все приветствовали нас вежливым поклоном. Обед начался как обычно в этом тихом горном отеле.
Но вот индус–слуга, с тюрбаном на голове, раскрыл настежь двери, и в коридоре послышалась зычная команда: "Песенники прямо". В зале появился Трофимыч, и затем рядами по два вошли песенники и балалаечники, держа по уставу инструменты у правого бедра. Впереди шли маленькие юнги дисканты и альты, затем тенора, баритоны и громадные верзилы - басы и октавы. Все они были в белых форменках, белых брюках и в желтых туфлях. Рукава форменок были завернуты выше локтя, нижняя часть руки плотно облегалась красивой полосатой тельняшкой . Трофимыч провел свое "войско" бодрым гвардейским шагом к эстраде.
Они представляли эффектное зрелище в этом европейско–азиатском зале среди англичан, слуг индусов и китайских боев.
Публика - англичане не выразили внешне никакого изумления. Только некоторые с интересом прислушались, когда балалаечники заиграли вступительный марш. Также сравнительно спокойно прошли еще несколько русских романсов и отрывков из русских опер. Так длилось примерно до середины обеда, когда Дышкант решил присоединить к балалаечникам хор песенников.
Выступив вперед, он красивым тенором запел:
Как ныне сбирается Вещий Олег
Отмстить неразумным хозарам,
Их села и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам.
По залу пронесся раскатистый удар бубна, в оркестре раздались свист и гиканье, и хор дружно подхватил:
Так громче, музыка, играй победу,
Мы победили, и враг бежит.
Так за Царя, за Родину, за Веру
Мы грянем громкое ура! ура! ура!
Так за Царя, за Родину, за Веру
Мы грянем громкое ура! ура! ура!
Звонкие, как колокольчики, дисканты резко выделялись в этом могучем "ура", придавая ему особую прелесть.
В зале все ожило. Мужчины, вскочив со своих мест, бросились к эстраде; дамы с волнением смотрели туда же; слышались возгласы: "beautiful", "splendid"!
А Дышкант, заливаясь соловьем, пел дальше:
Из темного леса навстречу ему
Идет вдохновенный кудесник;
Покорный Перуну старик одному,
Заветов грядущего вестник…
Певец смолк. Англичане, казалось, ждали продолжения… но в этот момент неожиданно во весь свой громадный рост медленно поднялся Трофимыч. Грозно вращая глазами, он раскатисто, на весь зал, по–боцмански рявкнул: "Здорово, кудесник!" И дружно в ответ прогремело с эстрады: "Здравия желаю, Ваше Сиятельство"… Опять бубен, и снова залихватская песня:
Так громче, музыка, играй победу и т. д….
Настроение в зале подымалось с каждым куплетом и дошло до своего апогея, когда по окончании песни старший из нас, встав, крикнул:
"Спасибо, молодцы песенники!"
"Рады стараться, ваше высокоблагородие", и вслед за тем опять:
Так громче музыка играй победу и т. д….
Чествование песенников превратилось в манифестацию в честь России. Все жали им руки. К нашему столику подбегали, прося разрешения послать им денег и шампанского. От денег песенники сами наотрез отказались. Мы же просили, чтобы им дали возможно меньше вина, и поблагодарили за предложенный для них обед.
В зале появился большой стол, на котором заботливый "менеджер" успел расставить Русские и Английские Флаги. Присутствующее люди и джентльмены наперерыв старались угощать Трофимыча и его хор.
После обеда опять начались песни, до последнего поезда, с которым уехали в Гонконг бывшие у меня в гостях офицеры, с ними же отправились и песенники. Все обитатели тихого отеля провожали уходящий поезд громкими аплодисментами.
Рано утром 7 июля 1916 года я вернулся на "Варяг".
Сегодня в 12 часов дня назначена съемка с якоря. Мы уходим в Сингапур.
Русь
Широко ты, Русь,
По лицу земли,
В красе царственной
Развернулася.
У тебя ли нет
Про запас казны,
Для друзей - стола,
Меча - недругу?
У тебя ли нет
Богатырских сил,
Старины святой,
Громких подвигов?
Уж и есть за что,
Русь могучая,
Полюбить тебя,
Назвать матерью.
Стать за честь твою
Против недруга,
За тебя в нужде
Сложить голову.(И. Никитин)
Гонконг - Сингапур
Вы уже много слышали от меня, мои читатели, о "Варяге", но не пришлось нам еще поговорить о том, откуда берется та сила, которая движет корабль. Между тем для такого крейсера, как "Варяг", требовалось примерно 20 000 лошадиных сил, чтобы дать ему скорость в 23 узла.
Полный запас угля на "Варяге" был равен 1300 тонн. Сжигая этот уголь в топках котлов, крейсер получал те лошадиные силы, которые двигали его машины.
В то время паровые котлы на судах были двух основных типов: огнетрубные и водотрубные.
В котлах первого типа раскаленные газы от сжигаемого угля проходили по дымогарным трубкам. Эти последние, окруженные наполняющей котел водой, нагревали ее до нужной температуры.
В водотрубных котлах вода циркулировала по трубкам, которые находились среди раскаленных газов, под влиянием последних вода в верхней части трубок переходила в пар и скоплялась в так называемом паровом коллекторе.
Для военных судов водотрубные котлы представляли больше удобств, чем огнетрубные. В них можно было получать большее количество пара, и более высокого давления. Поднять пары в водотрубных котлах можно гораздо скорее, чем в огнетрубных, что в боевом отношении чрезвычайно важно. Водотрубные котлы легче, чем огнетрубные, и благодаря расположению водогрейных трубок по секциям, в случае повреждения одной трубки, выводится из строя только одна секция, а не весь котел.
Однако в то время, когда строился "Варяг", техника водотрубных котлов еще не стояла на достаточной высоте. На "Варяге" были установлены водотрубные котлы системы Никлосса первоначального типа, и они являлись слабым местом этого крейсера.
Едва он вступил в строй (спущен в 1899 году), как выяснилось, что он никогда не сможет развить ту скорость, которую дал на мерной миле 24,6 узла.
Когда мы приняли его обратно от японцев (в 1915 году), считалось, что крейсер может развить 20 узлов, но при условии полной чистоты водогрейных трубок и при наличии угля высшего качества.
При пробе машин во Владивостоке перед нашим уходом "Варяг" доводил скорость до 16–ти узлов. Во время похода эскадренный ход был 12 узлов.
7 июля 1916 года, в 12 часов дня "Варяг" и "Чесма" снялись с якоря и, имея головной "Чесму", пошли из Гонконга в Южно–Китайское море.
Берега скрылись из вида Знаменитая метеорологическая обсерватория отцов–иезуитов в Зикавее около Ланхая, называемая у нас в шутку - "тайфунный пугач", давала по радиотелеграфу самые успокоительные сведения.
Страшный в этих морях тайфун нам не грозил.
Море было как зеркало… Тропическое солнце жгло невыносимо.
На "Варяге", до наступления вечера, шли обычные работы и учения. Мне на этом переходе пришлось заняться специально приборами управления артиллерийским огнем. Они у нас были старого типа, системы Гейслера. К требованиям, предъявляемым в то время, они в сущности совершенно не подходили. К тому же у нас не было ни их чертежей, ни описания, ни схемы проводки.