- Ты что, хиляк, язык проглотил? Отвечай, когда с тобой старшие разговаривают. Думаешь, если у тебя папаша богатый, можешь всем хамить и ходить, где вздумается?
Вадим с ужасом подумал, что и здесь все начинается сызнова. Отец его занимал высокий пост в горкоме партии, что нередко служило поводом для нападок на Вадима со стороны одноклассников.
- А ну, показывай, что ты там на пузе прячешь, - потребовал долговязый и протянул руку к свертку.
- Не твое дело, проваливай, откуда пришел, - уворачиваясь, буркнул Вадим.
- Ой, птенчик наш зачирикал, - пискливо пропел парень, снова вызвав угодливое одобрение свиты. - Давай сюда, не стесняйся, пока тебе по шее не накостыляли, - он ударил рукой по свертку, и пирожки рассыпались по песку.
- Ах ты, падла! - выкрикнул Вадим и бросился на обидчика.
Кто-то проворно подставил ему ножку, он упал и оказался погребенным под грудой тел. Удары посыпались на него со всех сторон, мальчишки барахтались сверху и тузили его, мешая друг другу.
Внезапно все прекратилось. Вадим лежал на земле один, лицом вниз, закрыв локтями голову. Чьи-то сильные руки подхватили его и поставили на ноги. Саня стоял рядом и, сдвинув брови, молча обводил взглядом топтавшихся в круг драчунов. Те отворачивались с побитым видом и прятали глаза. Наконец один из них заговорил извиняющимся тоном:
- Сань, мы не виноваты. Это все Мишка, засранец, нас подначивает. Вовка, скажи, ведь так?
- Точно! Мишка всех задирает, а мы ничего такого не хотели.
- А что я? - заныл Мишка, съеживаясь и пятясь от Сани. - Я ж не знал. А он чего молчал? Я ему говорю, куда, мол, идешь. Сказал бы, что к тебе, разве бы его кто тронул?
Саня продолжал надвигаться на рослого Мишку, который был выше него на полголовы. Тот отступал к каналу, пока не оступился и, взмахнув руками, не бултыхнулся в воду.
- Я тебя предупреждал, - погрозил сверху Саня, когда голова Мишки показалась на поверхности. - Следующий раз одним купанием не отделаешься. Ладно, вояка, давай руку.
Он помог промокшему парню выбраться на берег, в то время как Мишкины верноподданные были заняты тем, что стряхивали с одежды Вадима песок и собирали пирожки, сдувая с них пылинки. Вадиму в руки снова вложили пакет, похлопали по плечам со словами "Не обижайся, братан, с кем не бывает" и, сбившись гурьбой, потрусили прочь.
- Пошли ко мне, - сказал Саня Вадиму, - надо ссадины йодом прижечь. Везет тебе сегодня!
В доме, где жил Саня, было три комнаты, очень чистые, с крашеными коричневой краской полами; всюду лежали длинные полосатые коврики, на столе поблескивал начищенной медью самовар. Большой серый кот, прогнув спину, когтил табуретку, но, завидев Саню, одним махом взлетел ему на плечо. Внутри у него включился громкий моторчик. Он боднул лобастой головой хозяина в щеку и заурчал с удвоенной силой.
- Будет тебе, Дымка, не видишь - гость у меня, - ласково сказал Саня, опуская его на пол.
У печи хлопотала сухонькая пожилая женщина.
- Бабуль, познакомься, это мой друг Вадим, - сказал Саня.
При слове "друг" у Вадима в груди стало горячо, а бабушка Марфа показалась доброй волшебницей из сказкок.
- Ты чей же будешь? - спросила бабушка, близко вглядываясь Вадиму в лицо подслеповатыми глазами в бесчисленных лучиках морщин.
- Я - Евдокии Федоровны внук.
- Это что же, Ларочка, значит, приехала? Вот радость-то Дусе!
- Бабушка вам пирожков прислала, только они упали, грязные теперь, - уныло добавил Вадим.
- На него Мишка напал со своей компанией. Бабуль, йод давай, - сказал Саня.
- Ох, ироды окаянные. Одно озорство на уме. Вчера у Черновых все подсолнухи ободрали. У Мишки отец в городе на заработках - ремня шельмецу некому всыпать.
Мальчики оставили обувь в сенцах и прошли по мягким половикам в комнату Сани.
- Ух ты, сколько книг! - восхитился Вадим. - У нас и то дома столько нет. "Природа мира", - прочел он, - "Певчие птицы СССР", "Живой мир островов". Ты все это читал?
- Конечно. Я когда вырасту, стану ученым - зоологом или орнитологом.
- А кто это?
- Это тот, кто птиц изучает. Я мечтаю записывать голоса птиц. Представляешь, захотелось тебе соловья послушать или жаворонка, как они поют по-настоящему, на свободе, купил пластинку - и наслаждайся.
- А где ты книги берешь?
- По почте выписываю. У нас библиотекарша очень хорошая, она мне помогает.
- Я тебе из Питера книг привезу, целый чемодан. Только… - Вадим снова погрустнел, - может, отец мне не разрешит в другой раз скоро приехать. Он у меня строгий очень. Ну и пусть - я тогда сбегу.
- Не вертись, герой. Вот тут еще царапина. Не больно?
- Жжется сильно. Сань, а это кто, на фотографии?
- Мама моя. Правда, красивая?
- Очень! А ты на нее похож.
Вадим решил сменить тему.
- Сань, когда мы пойдем червей копать?
- Прямо сейчас и пойдем.
Вооружившись лопатой и круглой жестяной банкой, они пошли на огород.
- Тут их прорва, - сказал Саня, - я копну, а ты червя бери и в банку сажай.
Вадим с увлечением ковырялся в сырой почве. Взяв двумя пальцами красного дождевого червя, он смотрел, как тот извивается, потом клал его в наполненную землей банку.
- Сань, а черви - это животные?
- Конечно, беспозвоночные животные. Амеба и та - животное, только одноклеточное. Ого, целый клубок. Много брать не будем: черви полезные, они почву разрыхляют. А если меня спросить, - продолжал он, налегая на лопату, - то и среди людей есть одноклеточные. Взять хотя бы нашего Вовку. У него отец в прошлом году с заработков приехал и повез всю семью в Сочи на море отдыхать. Пробыли они там целый месяц. Только вернулись - я к Вовке. "Ну, давай, - говорю, - рассказывай, какое оно, море". Я-то сам моря никогда не видел, в кино только. А он мне в ответ, - Саня смешно изобразил глуповатую физиономию Вовки, - "Норма-альное море, - говорит, - что ему сделается? Воды много и вся соленая". Вот и весь сказ. И так во всем, о чем хочешь спроси, хоть чудо покажи, в ответ одно услышишь: "Норма-ально". Тьфу, - в сердцах сплюнул он, - и кто только это подлое слово придумал!
Ночью Вадим спал плохо, часто просыпался в страхе, что пропустит условный сигнал. Задолго до восхода солнца послышался тихий свист, и Вадим тотчас скатился по лестнице с чердака. У калитки белел силуэт Сани.
- Держи ведро и банку, а я удочки понесу, - сказал он громким шепотом.
- А зачем так рано идти? Может, рыба тоже еще спит.
- Как же, спит она! У нее и днем и ночью одна забота, как бы чего слопать. До свету самый клев. К тому же я тебе такое покажу, чего ты в городе у себя в жизни не увидишь.
В полной тиши они пошли по узкой песчаной косе. Впереди, на самом краю полуострова, высился темной твердью большой монумент, установленный в честь окончания строительства канала при царе Александре Втором. Канал поделил.
Свирицу на две части, отрезав длинный кусок суши. По вечерам влюбленные парочки сидели на постаменте памятника, над черной речной гладью, куда, оставив в небе ворсистый след, падали звезды, гляделся золотой месяц и тянул по воде искристое мерцание к очарованному берегу.
- На первый раз лодку брать не будем, - сказал Саня, - поудим здесь, с камней.
- Сань, ты за меня не беспокойся, я плавать умею. Меня мама в детстве в бассейн водила.
- Да что ты! - по-доброму усмехнулся Саня. - Река - это тебе не бассейн. Здесь купаться с опаской надо. По Свири лес сплавляют, - под водой топляки мотаются. Вдарит такое бревно, и дух из тебя вон. А еще баржи затонувшие есть, с войны лежат. У нас такие случаи бывали: нырнет мужик - и поминай как звали. Так что без меня купаться и думать забудь. Мне бабушка рассказывала: здесь бои шли жестокие - прямо в устье Свири морская пехота и корабли Ладожской военной флотилии сражались с гитлеровцами. Немцы хотели второе кольцо блокады создать, да ничего у них не вышло. Речники наши помогали морякам Дорогу жизни отстаивать, грузы перевозили под непрерывными бомбежками, себя не жалели. Мой дедушка был шкипером баржи. Тогда и погиб.
Они спустились по крутому зеленому скату и примостились на больших камнях под бережком. Вадим засмотрелся на реку.
- Сейчас и не скажешь, что здесь война была. Тишь да благодать. Я бы тоже врагов убивал не жалея. Взял бы автомат и тра-та-та-та - всех под корень! А ты?
- Я бы никого не хотел убивать. Лучше, чтобы никакой войны больше не было.
Мальчики размотали удочки.
- Глянь, чего делать надо, - объяснил Саня. - Берешь червя и старайся его так насадить, чтобы крючка не видно было, по самую леску. Рыба, хитрюга, запах железа чует, червя обклюет - и была такова.
Тьма нехотя расползалась, оставляя пепельные клочья. Тускло засветлело небо, вдали забрезжил спящий лес. Речная волна ласкалась о камни с тихим всплеском. Поплавки стояли неподвижно в глянцевой воде. Вадим смотрел на свой не мигая и думал, что там, в прохладной сумеречной глубине, скрывается своя, неведомая жизнь, которой нет до них с Саней никакого дела. Он не успел додумать какую-то важную мысль, потому что поплавок задрожал и дернулся вниз, отбросив на воду расходящиеся круги.
- Сань, а Сань, - выдохнул Вадим, - у меня вроде клюет.
- Подсекай, тяни! - крикнул Саня.
Вадим с натугой потянул вверх удилище. Из воды взметнулась плоская переливчатая рыба и забилась на крючке, как серебряный лист на ветру.
- Вадим, не зевай, подтягивай ее сюда, а то сорвется!
Саня поймал леску, снял рыбу с крючка и опустил в ведро.
- Знатный подлещик. Ай да ты! - похвалил он Вадима. - С первого раза такая рыбина.
Вадим припал к ведру, где плавал подлещик, разглядывал его и гладил рукой.
- Потом налюбуешься. Бери удочку. Солнце встанет - рыба в тень уйдет.
Вадимом овладел веселый и буйный азарт. Он с трудом мог усидеть на месте, благо рыба клевала вовсю. Саня выхватил одну за другой две плотвички, похожие на вытянутые розовые жемчужины, и злого зубастого окуня с красными плавниками, Вадим - еще подлещика и несколько корюшек.
К востоку над горизонтом полоска неба зарделась нежным кармином, и заалели снизу облака. Саня оживился:
- А теперь гляди в оба. Это то, о чем я тебе говорил. Сейчас начнется.
Из-за леса медленно и неуклонно, затаенно теплясь однотонным густо-малиновым светом, сдерживая до поры могучий внутренний жар, поднималось солнце, такое огромное, что Вадим не поверил собственным глазам. По воде потянулось пурпурное сияние, разлилось по траве, верхушкам деревьев и вытеснило призрачный туман с болот.
Рыбалка была забыта. Конец удилища поник и утонул в реке. Мальчик встал - хрупкая, завороженная фигурка на фоне неоглядного солнечного диска.
- Такого не бывает, - ошеломленно произнес Вадим, переводя растерянный взгляд на Саню.
- Бывает, как видишь.
Саня с нескрываемой радостью заглядывал ему в лицо. Улыбка у него была хорошая, светлая. Глядя на него, самому хотелось улыбаться.
- Удочку-то возьми, утонет. Да у тебя никак рыба на крючке!
Они закатились хохотом, сообща вытаскивая из воды большую рыбу; тащили в несколько приемов, слабея и приседая от смеха, с трудом водворили ее в ведро и долго еще не могли успокоиться.
ГЛАВА 3
Потянулось волшебное лето. Утренние часы мальчики проводили на реке, заплывая в лодке на самую середину. Иногда, встретив восход солнца, досыпали прямо в лодке, приткнувшись где-нибудь к берегу в камыши. В лесу токовали тетерева. Лодка мягко покачивалась, под досками в днище хлюпала вода. Они спали, пока солнце не начинало припекать голову, тогда возвращались, улов делили пополам и разносили по домам. Саня разделывал рыбу и учил тому же Вадима. Они много купались, загорали, возились в огороде, ездили за сеном на другой берег Свири.
Неотвратимо приближался день отъезда. Вадим каждый вечер со слезами на глазах упрашивал мать оставить его в Свирице до конца лета, его поддерживали бабушка и дед, но Лариса была непреклонна. В такие минуты перед ее мысленным взором маячил гневный облик мужа, простершего к ней карающую десницу, и это воспоминание придавало ей сил для отпора сыну и родителям.
У Вадима еще оставалась слабая надежда, что дома, в Ленинграде, он сможет уговорить отца и вернуться к бабушке.
За день до отъезда Лариса достала из буфета коробку дефицитных московских конфет "Ассорти" и села под тополя у ограды ждать друзей-рыболовов. У нее болезненно сжалось сердце, когда она увидела, как они идут от реки, взявшись с двух сторон за дужку ведра, с удочками в руках, босые, растрепанные, счастливые - Вадим темноволосый, а Саня белый, как березка, у обоих рот до ушей. Она вспомнила свое детство и горько пожалела, что надо увозить сына в город.
Лариса встала навстречу мальчикам с коробкой в руках.
- Мам, смотри, что я поймал! - издали закричал Вадим и поволок в одиночку ведро к ее ногам. - Щуренок, видишь? Я удочку закинул, а поплавок вдруг лег на бок и лежит. Саня думал - коряга. Мы стали тянуть, а под водой ка-ак заходило. Удилище погнулось, насилу вытащили. Саня его сачком подцепил. Классный щуренок, правда?
- Замечательный! - искренне восхитилась мама. - Сантиметров пятьдесят, не меньше. Расскажем папе, какую большую рыбу ты здесь ловил.
- Санечка, - сказала она, протягивая мальчику коробку, - я тебе очень признательна за внимание к Вадиму. Вот, поешь конфеток и бабушку угости.
Саня перестал улыбаться и отступил на шаг.
- Спасибо, не надо, - очень вежливо сказал он.
- Мам, зачем ты?.. - с испугом попытался остановить ее Вадим.
- Да ты не стесняйся, бери, - настаивала Лариса - ты с ним столько возился! Не представляю, как еще можно тебя отблагодарить.
Саня, глядя в землю, осторожно обошел Ларису и быстро пошел к своему дому.
- Сань, а рыба… - упавшим голосом сказал ему вслед Вадим, но мальчик не обернулся.
Вадим похолодел. С чувством приговоренного к смерти он следил, как Саня скрывается в своем дворе.
- Что ты наделала?! - закричал он на мать рвущимся голосом и пнул ногой ведро. - Из-за тебя он больше не захочет со мной дружить.
Он бросился в дом, пробежал мимо бабушки и деда в спальню, упал на постель лицом в подушку и зарыдал так, словно у него разрывалось сердце. Бабушка всплеснула руками и попыталась его успокоить. Перепуганная Лариса гладила сына по голове и просила у него прощения. Все было напрасно. Ему казалось, что мир рушится, его мир, который вспыхнул ненадолго и вновь погас. Все проваливалось в темноту, в бездну, в беспробудное одиночество.
Дед, разобравшись в чем дело, взъярился:
- Сказано тебе было, Лариска, к Сане с подарками не лезть. И везде-то вы разводите свои бабские церемонии. Верно люди говорят: волос долог, да ум короток. Нешто он за подношение с твоим сыном сдружился?
- Вадим! - послышался за окном голос Сани.
Панически боясь ошибиться, Вадим вскинул голову, прислушиваясь с отчаянной надеждой в глазах.
- Вадим! - снова позвал Саня.
Мальчик взлетел, бросился к рукомойнику, учащенно дыша и приплясывая от тягостного нетерпения, двумя пригоршнями воды ополоснул лицо, мазнул по нему полотенцем и вынесся вон.
- Боже мой, - прошептала Лариса, глядя на родителей расширенными глазами, - не палач же я собственному ребенку. Будь что будет - возьму удар на себя. Пусть остается до сентября. Петя будет рвать и метать, но все лучше, чем такое горе.
Саня стоял у изгороди, упершись грудью в деревянную перекладину.
- Ты почему ушел и дома засел? Я жду, жду… Ты обещал сегодня со мной в библиотеку сходить. Забыл?
- Я… я думал, ты обиделся, - придыхая и шмыгая носом, проговорил Вадим.
- Я не красна девица, чтоб обижаться. А ревел чего?
Вадим густо покраснел.
- С мамой поссорился, - выдавил он.
- С мамой ссориться негоже, - рассудительно сказал Саня. - Маму беречь надо. Она у тебя одна, единственная. - Он вздохнул.
У них над головой со стуком распахнулись створки окна, и бабушка ликующе провозгласила:
- Вадя, радость-то какая! Мама оставляет тебя здесь до сентября!
Лариса как раз вышла во двор. Вадим обхватил ее за талию, зарылся лицом ей в грудь.
- Мамочка, я тебя люблю! Прости, что я плохо себя вел. Ты лучше всех!
Она посмотрела на Саню, и они улыбнулись друг другу.
ГЛАВА 4
Миновал июль. Вадим заметно поздоровел и немного подрос. Щеки у него сделались розовыми; всегда диковатые карие глаза приобрели теплый золотистый оттенок, ноги и руки стали такими же крепкими и бронзовыми, как у Сани. Теперь он мог свободно разгуливать по поселку в любое время, бегал, когда бабушка просила, в магазин; по дороге, как полагалось, со всеми здоровался. Бабули на скамейках в ответ согласно кивали головами в платочках. Мальчишки, завидя Вадима, искали его общества. Авторитет Сани был так велик, что они полагали - раз Саня с кем-то дружит, значит, пацан этот чего-то стоит. Они часто пристраивались к Вадиму, провожали его в один или другой конец, расспрашивали о житье-бытье в Ленинграде.
Саня время от времени впадал в задумчивость и запирался дома с книгами, тогда шумная компания сорванцов, не без наущения Вадима, вваливалась во двор и выманивала его на реку купаться. Благодаря Сане у Вадима появилось чувство уверенности в себе и защищенности. Иногда он задумывался над тем, почему Саня так о нем заботится, и однажды спросил его об этом.
- Ты здесь чужак, - без обиняков ответил тот, - а в незнакомом месте всегда можно нарваться на неприятности.
Пример такой уже был: он чуть не утонул в болоте. В другой раз бык, предводитель стада, наставил на него рога и принялся рыть копытом землю. Коровы разбрелись по берегу канала, в то время как Вадим сидел у самой воды и мыл посуду. Эту обязанность он взял на себя добровольно, стремясь во всем подражать своему хозяйственному другу, к тому же ему было приятно что-то делать для стариков.
- В воду! Прыгай в воду! - услышал он голос Сани и не заставил просить себя дважды.
Через несколько минут Саня подгреб к Вадиму на лодке и втащил его на борт. - Чего это он взбеленился? А, Сань? Я ему ничего не сделал, даже в его сторону не смотрел. И красного на мне ничего нет. Может, у него с головой не все в порядке?
- Надо будет дядю Костю, пастуха, предупредить. Раз бугая на бодаловку потянуло, значит, нечего коров оставлять одних. Так и до беды недалеко. А на красное они не реагируют. Я читал, что быки цветов не различают. Ты все-таки без меня поменьше гуляй.
С тех пор, когда Саня был занят, Вадим тихо, как мышь, сидел у него в комнате, тоже углубившись в книгу. Саня, выискав что-нибудь особенно любопытное, зачитывал вслух.
- Чего только не бывает на свете! - восклицал он в очередной раз. - Ты только послушай. В Индии есть дерево, называется баньян. Относится к эпифитам, то есть развивается на другом дереве, окружает его своим стволом, становится огромным и могучим, а бедное дерево-хозяин внутри задыхается, истощается и в конце концов гибнет.
Сане не очень давались математика и физика. Вадим предложил подтянуть его по этим предметам, в которых сам был силен.
Когда выдавались дождливые дни, занятия протекали особенно плодотворно.