Петр Ефимыч только открыл рот, чтобы обещать свою помощь при поступлении, как Вадим изо всех сил дернул его за пиджак.
- Пап, мне надо с тобой поговорить, - он настойчиво тянул отца в сторону.
- Я сказал что-нибудь лишнее? - спросил Березин, решив до конца выдерживать роль демократичного родителя.
- Чуть не сказал. Не надо ему ничего обещать и предлагать. Он любит все делать сам.
- Похвальное качество. Раз уж мы отошли, я бы хотел тебя предостеречь, как человек взрослый и опытный: не спеши так накрепко привязываться к Сане. Как бы потом не постигло тебя горькое разочарование.
- Ты его совсем не знаешь, - горячо зашептал Вадим. - Он самый лучший! Я никогда в нем не разочаруюсь. Да если бы ты знал… если б знал, что он для меня сделал. - Он чуть было не рассказал, как Саня вытащил его из смертельной ловушки на болоте, но вовремя спохватился, сообразив, что вместо чувства благодарности может вызвать у отца чувство страха перед местной природой, и тогда Свирицы ему уж точно больше не видать.
- Ты меня не понял, - продолжал терпеливо объяснять Березин, - Саня, безусловно, чудесный парень - это видно по его лицу, только той идеальной дружбы, о которой ты мечтаешь, на самом деле не существует. Уж поверь своему отцу. Каждый мужчина в конце концов заводит семью, детей, и тогда дружба отходит на второй план, если вообще не забывается. А Саня твой уже влюблен, он тебе говорил?
- Не говорил, но я и сам заметил. Только это ничего не меняет. А Саня всегда знает, что делает.
- Ни один человек не может всегда знать, что делает, - возразил Петр Ефимыч. - Ты поймешь это, когда вырастешь.
Вадим, однако, уперся к досаде отца. Что бы тот ни говорил, какие бы аргументы ни приводил, он не подозревал, что между Вадимом и Саней существовала священная тайна, перед которой любые трезвые житейские доводы превращались в пустой звук.
Пора было трогаться в обратный путь. Вадим расцеловался с бабушкой и дедом, обнялся с Саней, и - чего уж считаться - с Михаилом, а Вере вернул поцелуй, коснувшись губами ее атласной щеки.
- Прощай, коза-дереза, - сказал он, - не оставляй его надолго одного.
- Теперь он не сможет скрываться, - заржал Мишка, - теперь школа начинается. Влипушки! Спасайся, кто может!
- Вредина! - обиделась Вера и отвернулась, закусив яркую губу, а Саня показал охальнику кулак.
Оставаться долго в одном состоянии для Веры было неестественно. Уже через минуту она сменила гнев на милость и вспыхнула улыбкой, отчего на щеках у нее заиграли золотинки. Она остановила на Сане взор ребенка, которому купили долгожданную игрушку, но еще не дали в руки.
- Вообще-то… а что? Должен ведь кто-то о нем заботиться?
Совсем скоро Вадим с отцом и его спутниками добрались на моторке до пристани и пересели на речной трамвай. Свирица оставалась позади, но Вадим не грустил. Жизнь его только начиналась.
ГЛАВА 9
Дома, в Ленинграде, едва вся семья собралась за обеденным столом, Вадим преподнес еще один сюрприз. Он объявил родителям, что в музыкальную школу больше не пойдет. Лариса от такого известия застыла, испуганно покосившись на мужа.
Последний, запивая еду отменным киндзмараули, поперхнулся и судорожно закашлялся.
- Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь? - отдышавшись, спросил Березин угрожающим тоном.
- Вполне, - заверил вольнодумец, - я решил заняться спортом. Лучше всего боксом.
Петр Ефимыч, забыв о благих намерениях, полностью потерял самообладание.
- Это уже переходит все границы! - загремел он, и Лариса съежилась над своей тарелкой.
- Папа, ты пугаешь маму, - сказал Вадим. - Дай спокойно поесть.
Березин умел управлять своими чувствами, хотя на этот раз удар был слишком силен.
- В таком случае, ешьте без меня, - холодно произнес он и удалился.
"Неблагодарный, - думал он, нервно разгуливая по большому, отделанному красным деревом кабинету. - Чего ему не хватало? Стоило какому-то деревенскому мальчишке втереться к нему в доверие, и он сразу же стал для него чуть ли не богом. Что это, та самая насмешка судьбы? Зачем власть, деньги, если родной сын тебя ни во что не ставит?"
Дверь приоткрылась, и в комнату несмело вошла Лариса.
- Это все ты, - сразу же накинулся он с упреками на жену, - я тебя предупреждал, я всячески пытался оградить его от ненужных знакомств. У меня все было под контролем, пока ты не пошла у него на поводу!
- Петя, о чем ты? Какие знакомства? Успокойся, прошу тебя.
- Какие знакомства? А этот мальчик, Саня, или как его там? Пойми: эти дети, они крадут друг друга у своих родителей, они объединяются против нас, получают удовольствие в непослушании, самоутверждаются в безрассудном бунте, они… - он потряс в воздухе сжатыми кулаками.
- У Сани нет родителей, о каком бунте ты говоришь?
- Ах, значит, у Сани их нет! Зато они есть у Вадима, и я не позволю кому бы то ни было вбивать между нами клин!
Он отвернулся к окну и закурил. Лариса ждала, не решаясь прервать молчание.
- Впрочем, вероятность того, что это случится, была слишком велика, - сказал он через некоторое время, совершенно успокаиваясь. - Умный человек должен предусматривать все с самого начала. Прости, Ларочка, я накричал на тебя, - он с покаянным видом поцеловал ей руку. - Конечно же, это просто детские капризы. Вернемся в столовую.
Состоялся семейный совет. Петр Ефимыч, который был теперь сама доброта, предложил сыну пойти на компромисс: Вадима освободят от занятий музыкой, но каким видом спорта ему заниматься он позволит решать родителям. После долгих споров и уговоров выбрали самый безобидный - большой теннис, мотивируя выбор тем, что данный вид относительно нетравматичен и обеспечит Вадиму необходимую силу удара, к чему он стремился в первую очередь.
Казалось, мир был восстановлен, и жизнь в семье Березиных потекла по старому руслу, с той лишь разницей, что теперь Вадима возили не в музыкальную школу, а на тренировки. Петр Ефимыч проводил много времени на работе, однако сына из поля зрения не выпускал. Внешне в отношениях между членами семьи как будто ничего не изменилось. Вадим больше не взбрыкивал, вел себя спокойно, о времени, проведенном в.
Свирице, в разговорах не упоминал. Учился он и раньше хорошо, а тут стал носить домой одни пятерки.
Однажды он пришел из школы в синяках. Лариса разволновалась, но на свои настойчивые расспросы вразумительного ответа не получила. Не преуспел в этом и.
Петр Ефимыч.
- Я вам не фискал, - отрезал сын и заперся в своей комнате.
- Что он сказал? - изумленно спросил Петр Ефимыч.
- Он сказал, что он не фискал, - добросовестно подсказала Лариса и, видя, что муж смотрит на нее непонимающим взглядом, пояснила, - не стукач то есть.
- Избавь меня от неуместных подробностей! - взорвался супруг. - Дожили! Мальчишка является домой с подбитым глазом, с фингалом то есть, - язвительно передразнил он Ларису, - а мы даже не имеем права знать, что произошло. Я немедленно проведу дознание. Ты слышишь, Вадим? - повысил он голос в сторону запертой двери. - Не рассчитывай, что от меня можно что-либо скрыть.
Достаточно было одного звонка, и в школе случилась паника. Весь педагогический состав во главе с директором развил бурную деятельность. Были опрошены чуть ли не все ученики. Среди детей нашлись очевидцы, видевшие, как Вадим Березин дрался на заднем дворе с двумя старшеклассниками. Виновных уличили и привлекли к ответственности. В ходе расследования со слов учащихся средних классов выяснилось, что злоумышленники занимались поборами и запугиванием детей помладше. Разразился грандиозный скандал. Учителя стояли во фрунт в кабинете директора, а сам он, колотя кулаком по столу, кричал взахлеб:
- Позор! Вы понимаете, чем это может кончиться? Что, если эта история дойдет до гороно?
До гороно история не замедлила дойти. Здесь же, в школе, нашлись добрые люди, поборники справедливости, горячо радеющие за народное образование, которые со злобным наслаждением, потирая руки, настрочили анонимки на директора, завуча и классных руководителей провинившихся детей. В письмах неоднократно упоминалась фамилия Березина как потерпевшего от непрофессионализма вышеозначенных работников. Гороно с не меньшим рвением отреагировало на сигналы трудящихся. В школу нагрянула комиссия. В результате руководство школы и несколько учителей были освобождены от занимаемых должностей, ввиду несоответствия таковым, а двоих попавшихся подростков исключили из школы и выбросили на улицу, полагая, очевидно, что там они получат более полноценное воспитание.
Попытка Вадима постоять за себя обернулась несчастьем для многих людей. После этого случая дети стали сторониться его еще больше. Никто не хотел сидеть с ним за одной партой. Задевать его перестали, но опасливо отходили, стоило ему к кому-нибудь приблизиться.
Он не искал расположения одноклассников. Теперь, когда у него был Саня, их отчуждение его не трогало. Он просто не любил их всех за то, что они были к нему несправедливы.
С отцом он все же объяснился в один из тех редких вечеров, когда Березину удалось вернуться с работы пораньше и расположиться вместе с Ларисой в гостиной на отдых перед телевизором. Петр Ефимыч колол щипцами грецкие орехи, угощая жену самыми отборными ядрами. Вадим подошел к нему и отчеканил звонким срывающимся голосом:
- Если ты еще когда-нибудь будешь вмешиваться в мою жизнь, я уйду из дома!
- Куда же ты пойдешь? - насмешливо поинтересовался отец.
- В Свирицу, к бабушке и дедушке. Останусь там и буду учиться в одном классе с Саней.
Березин посмотрел на него долгим взглядом. Дело принимало плохой оборот. Конечно, он не позволил бы Вадиму выполнить свою угрозу - обсуждать ее было просто смешно, - но воевать с сыном вовсе не входило в его планы. Напротив, он решил сделать все, чтобы мальчик понял: ближе отца и матери у него никого не было и нет.
- Сынок, - начал он как можно мягче, - тебя обидели, я должен был вступиться. Кто еще способен о тебе позаботиться? Кто, если не твой отец?
- Благодаря твоей заботе учителей уволили с работы. И Анджеллу Павловну, мою классную руководительницу, тоже уволили! И директора с завучем.
- Ну и к чертям их собачьим, - спокойно произнес Петр Ефимыч, раскалывая орех. - Болваны они и хамы! Можно подумать, таких учеников, как Вадим Березин, у них пруд пруди. Зато их преемники повнимательнее будут. Пусть не забывают - кто есть кто. Сволочам этим только дай себя оседлать, и они тебе хребет сломают.
- Петя, прошу тебя, выбирай выражения, - испуганно сказала Лариса.
- Ты их, сынок, не жалей, получили они свое по заслугам, - продолжал Петр Ефимыч в той же манере. - Директор ваш взятки брал, да из школьного бюджета приворовывал, а твоя положительная, самоотверженная Анджелла Павловна, эта корова толстозадая с бойкими глазками, проблемы педагогического воспитания с тем же директором в его кабинете на диване обсуждала.
- Петя, - отпрянула от него Лариса, - что ты такое говоришь? Опомнись! При ребенке!
- Хватит с ним миндальничать, - зарычал муж, отбросив напускное спокойствие, - ты привила ему свои идеалистические взгляды на жизнь. Ах, какие все добрые, какие хорошие! Людей надо уважать, понимать, мало того, им надо помогать… Подумать только! Это ж до чего можно договориться! Вот тебе наглядный пример: в школе сявки разные затаились, втихомолку подличали, копали друг под друга, выжидали гаденько, когда директор споткнется, и как нашлось, за что зацепиться, тут же его и заложили. А до того в лицо хвалили, по праздникам в дружном педагогическом коллективе тосты в его честь предлагали, вспоминали кому и чем он помог. И выходит - дурак он, ваш директор. Не потому, что воровал и развратничал - на руководящих должностях все воруют и развратничают, - а потому что забываться нельзя среди сброда этого, быдла, караулящего каждый твой шаг. С ними вот как надо! - Березин с хрустом раздавил в кулаке несколько орехов и швырнул их в пепельницу.
Он встретил пронзительный взгляд Ларисы и сообразил, что чересчур увлекся.
- Что значит все? - беззвучно спросила она.
Вадима рядом уже не было. Он выскочил за дверь в полном расстройстве чувств и, как всегда, бросился искать уединения в своей комнате.
- Лара, - убедительно произнес Березин, - ты это брось! Я говорил не о себе. Твоя способность делать несоответствующие выводы просто уникальна. Пойми, лучше подготовить мальчика сейчас. Незнание людей может обернуться для него в будущем тяжелой душевной травмой. - Он озабоченно покачал головой. - С другой стороны, видимо, придется соблюдать осторожность. Совсем не обязательно, чтобы он догадывался о моем вмешательстве. Почему-то все, что исходит от родителей, воспринимается подростками в штыки. Трудный возраст, - вздохнул он.
ГЛАВА 10
Минуло три года. Вадиму они принесли много радости и много горя. Он провел еще два счастливых безмятежных лета на Свири. В пятнадцать лет Вадим наконец-то начал расти. Он действительно вытянулся сразу, за одно лето, и перерос Саню, как тот и предрекал, на полголовы, от этого стал еще более неказистым, худым, долговязым, с длинными тонкими руками и ногами.
- У кого это было - "задумчивый жираф"? Как раз про тебя, - подшучивал над ним Саня.
Вадим не обижался. Вопрос собственной внешности давно перестал его волновать. С отцом отношения наладились. Петр Ефимыч не чинил никаких препятствий его поездкам в Свирицу, даже наоборот, всячески способствовал, несколько раз приезжал сам вместе с Ларисой навестить сына и стариков, ходил с мальчиками в лес и с удовольствием принимал участие в рыбной ловле. Нередко к ним присоединялись Лариса и Вера. Поначалу Веру неизменно сопровождал Михаил, который, зная буйный нрав своей сестрицы, призван был сдерживать ее порывы в отношении Сани по понятным для всех, кроме нее самой, причинам. Время, тем не менее, брало свое: мало-помалу Вера становилась сдержаннее, иногда вдруг чего-то стыдилась и без видимой причины заливалась горячим румянцем; она становилась медлительнее в движениях и осмотрительнее в разговорах. Вскоре Мишка с облегчением отказался от своего добровольного присутствия, потому как в лес ходить не любил. "Охота комаров кормить", - ворчал он и спокойно оставлял Веру на попечение Ларисы. Лариса, для которой желание иметь дочь осталось несбыточной мечтой, к девочке относилась с особой нежностью, тем более что Вера была поистине прелестным созданием.
Вадим с Саней увлеченно обсуждали будущее. Оба решили поступать в Ленинградский Госуниверситет, Саня - на биологический факультет, Вадим, как и намеревался, на физический. Петр Ефимыч настаивал на экономическом. У него в отношении сына были далеко идущие планы. Вадим сразу же встал на дыбы, и Петр Ефимыч вынужден был отступить в очередной раз, к крайнему своему недовольству, которое благоразумно сумел скрыть.
Весной, незадолго до выпускных экзаменов, умер дедушка Николай Лукич в возрасте восьмидесяти девяти лет, не дожив двух месяцев до своего дня рождения. Все понимали, что он был очень стар, пожил свое, что такова жизнь и ничего не поделаешь, и все-таки для Вадима и его матери, не говоря уже о бабушке, уход деда был тяжелой утратой. Евдокия Федоровна как-то сразу увяла. Еще сильная и здоровая при жизни деда, она стала болеть и чахнуть на глазах. Лариса забрала мать к себе домой в Ленинград. Дом в Свирице пришлось продать. У Вадима при мысли об этом становилось невыносимо тяжело на душе. Он понимал, что со смертью деда закончилось его детство.
Летом в Ленинград приехал Саня подавать документы в университет. Вадим встречал его на пристани.
- Будешь жить у нас, - объявил он после приветственных объятий и, прихватив Санин чемодан и сдернув у него с плеча рюкзак, понес их в машину.
В Сане, как того и следовало ожидать, немедленно взыграла его всегдашняя щепетильность, к чему Вадим заблаговременно подготовился.
- Ты мне брат? - грозно спросил он.
- Брат, - подтвердил Саня сей непреложный факт.
- Тогда не рыпайся! До экзаменов поживешь у нас, потом устроим тебя в общежитие. Годятся тебе такие условия?
- Не знаю… - продолжал сомневаться строптивец.
- Зато `я знаю, - сказал Вадим из машины. - Или ты едешь, или остаешься один в незнакомом городе без вещей и без документов.
- Узнаю Березина, - засмеялся, сдаваясь, Саня, - вырабатываешь командный голос?
У Вадима после ломки в голосе явственно прорывались басовитые нотки его отца.
- Ты же сам говорил - генетика!
Березины жили на Васильевском острове, недалеко от университета. Вадим попросил шофера ехать помедленнее и исподтишка наблюдал за реакцией Сани. Теперь пришел черед Вадима показывать другу чудеса. Трудно было найти более девственную, восприимчивую и открытую для познания прекрасного душу, чем у Сани. Все сведения о городах, ближних и дальних странах он черпал из книг. Так уж сложилась его жизнь, что до семнадцати лет он не покидал родного поселка, тем сильнее ошеломил его один из красивейших городов мира.
- Ты пока так смотри, без комментариев, потом мы с тобой облазим все, что сможем, - сказал Вадим.
- А можно начать прямо сегодня?
- Обязательно! Пообедаешь, отдохнешь, и пойдем шататься по городу. Времени навалом - белые ночи на дворе.
В просторной квартире Березиных Саню ждал приятный сюрприз. Хитрый Вадим накупил огромное количество книг по естествознанию. Это были красочные издания с глянцевыми цветными иллюстрациями - богатство, о котором Саня не смел и мечтать и ни за что не принял бы в подарок, зато здесь он мог читать их сколько угодно. Вадим надеялся с помощью книг заставить его и в будущем почаще бывать у себя дома. Расчет оказался верным - Саня с ходу схватился за книги, издавая время от времени восторженные восклицания. Вадиму и Ларисе с трудом удалось затащить его к столу.
Вечером ребята отправились бродить по гранитным набережным, прогулялись по Невскому, ночью пошли смотреть, как разводят мосты. Кругом было много молодежи, стайки девушек в светлых воздушных платьях, как на легких крыльях, со смехом проносились мимо, обдавая юношей благоуханным манящим дуновением. Глаза их блестели, голоса весело звенели, бренчали гитары, кто-то пел, кто-то читал стихи. Эта яркая, радостная, легкая жизнь захватывала, смущала, будила в душе смутные ожидания, неясное томление. Друзья были очарованы. Они присоединились к группе молодых людей, окруживших двух исполнителей песен с гитарами.
. - Какие хорошие слова, - сказал Саня. - За душу хватает. Кто это написал?
- Ты что, с луны свалился? - удивилась девушка, стоявшая рядом. - Это песня Высоцкого!
- Он действительно свалился с луны, - вмешался Вадим, - как раз сегодня прямо сюда и сверзился.
- Ты потому такой светловолосый? - активно поддержала игру девушка, в то время как ее подруга с откровенным интересом разглядывала почему-то не Саню, а Вадима.
Завязался оживленный шутливый разговор. Девушки тоже оказались абитуриентками. Люся, так звали первую, собиралась поступать в Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии на факультет драматического искусства; вторая, Оля, - тоже в университет. Она хотела стать психологом. Наговорившись и обменявшись телефонами, юноши развели новых знакомых по домам. Оля не сводила с Вадима глаз, а он не знал, куда девать свои. Дома он сказал Сане: