- Слушай, чудно как-то. Эта девушка, Оля, почему она меня так разглядывала?
- Что тут непонятного? Понравился ты ей. Какой ты глупый, ей-богу!
Вадим расхохотался:
- Я? Понравился? Это с моей-то вывеской?
- А что такого с твоей вывеской? - промычал Саня, который, как вошел, уткнулся в книгу. - Вывеска как вывеска, не хуже, чем у других.
Вадим пошел в ванную комнату и с пристрастием принялся изучать себя в зеркале. Конечно, надо признать, что он уже далеко не такой худой, каким был два года назад. Что до лица, то как оно было некрасивым, так и осталось. Кому могут понравиться такие маленькие, ничем не примечательные глаза - взгляд по-прежнему темный, непонятный, - а за ресницами их и вовсе не видать. На выпускном вечере одноклассница, пригласившая его танцевать, так и сказала: "Непроглядные у тебя глаза, Березин, будто смотришься в темные очки".
Если не слишком привередничать, то можно с натяжкой отнести волосы и лоб к наиболее приемлемым частям его внешности. А вот нос лучше даже не обсуждать. И откуда, скажите на милость, у русского человека такой крупный, с горбинкой нос? Губы могли бы быть и потоньше. Такие губы в сочетании с недобрым взглядом создают странное впечатление. Подбородок твердый, овал лица вытянутый, и все асимметрично, будто природа лепила его не глядя и не слишком заботясь о конечном результате.
"Глупости, - заключил он, - вряд ли я могу кому-то понравиться. Саня по себе судит. Мимо него ни одна девушка не пройдет".
Вошел Саня и в нерешительности воззрился на душевые краны.
- Это издевательство над человеком, - ворчливо сказал он. - Все-то у вас в городе с заковыркой: открыл кран и непременно ошпарился.
Вадим научил его пользоваться кранами, газом, своим магнитофоном, телевизором, лифтом, и вообще теперь сам смотрел за ним, как нянька, боялся одного выпустить на улицу, повсюду ходил с ним вместе, при этом чувствовал себя старшим братом и оттого был невероятно счастлив.
У Сани от обилия новых впечатлений голова шла кругом. Стоило ему утром открыть глаза, и он начинал теребить Вадима.
- Пойдем в Исаакиевский собор. Ты обещал.
- Мы же решили сначала в Зимний.
- А может, пока тепло, в Петергоф?
- Между прочим, тебе к экзаменам надо готовиться, а не достопримечательности осматривать, - назидательно говорил Вадим. У Сани делалось несчастное лицо. - Ну хорошо, хорошо. Давай договоримся, - три дня гуляем и садимся заниматься. Остальное после.
Саня все же чувствовал себя неловко в чужом доме. Вадим решился на разговор с отцом:
- Па, хочу просить тебя кое о чем. Похлопочи о месте в общежитии для Сани, чтобы ему было, где жить, когда он поступит в университет.
- Ты так уверен, что он поступит?
- Уверен. Я знаю его возможности. Он больше других достоин учиться на этом факультете.
- А вдруг все же не поступит? Какой-нибудь срыв, досадная случайность. Ты думал об этом? Тогда его уже весной заберут в армию.
- Что ж, отслужим и будем снова поступать.
Петр Ефимыч буквально подпрыгнул на стуле.
- Что такое?! Ты пойдешь с ним в армию? Ты, сын Березина, золотой медалист, будешь ползать в грязи с вещмешком за плечами? А неуставные отношения? Ты согласишься драить какому-то солдафону-сержанту сапоги?
- Потому я и не пущу его одного. Это вопрос решенный. Да не волнуйся ты так, пап, посмотри на меня. Кто же в здравом уме захочет со мной связываться?
- Ты плохо представляешь, что такое армия. К тому же сейчас идут военные действия в Афганистане, - он в волнении прошелся по комнате, - ну до этого, скажем, не дойдет, - он остановился в задумчивости, оценивающе разглядывая сына. - Да, ты, как всегда, не оставляешь мне выбора. Случайностей быть не должно, как я понимаю. Хорошо, не беспокойся, с общежитием все будет в порядке.
- Спасибо, пап, - сказал Вадим и довольный отправился восвояси.
ГЛАВА 11
В университет Вадим и Саня поступили без всяких проблем. Сане назначили стипендию и выделили комнату в общежитии на пару со студентом-второкурсником экономического факультета. Соседа звали Анатолием - Толяном, как он представился.
Толян, коренастый, шумный парень, с перманентным румянцем во всю щеку и бесцветными волосами торчком над круглым лбом, сразу же взял шефство над Саней, хотя никто его об этом не просил. Уже через неделю Вадим обнаружил в тумбочке у Сани пачку сигарет.
- Откуда это? - спросил он, предъявляя улику.
- А, Толян дал, - рассеянно отозвался Саня. Он готовился к опросу и разговаривать с ним было трудно.
Вадим нашел Толяна, схватил его за горло, приподнял так, что бедняга распластался по стене и, глядя на него нехорошим взглядом, пообещал:
- Будешь подсовывать ему водку, сигареты или, упаси тебя бог, наркотики - убью!
В том, что он не шутит, сомневаться не приходилось.
- Пусти уж, медведь, - потирая шею, сказал Толян. Вид у него был обиженный. - Чуть не удавил, чертяка. Мог бы сказать по-человечески.
- Ну смотри, повторять не буду.
Вадим пошел обратно по длинному коридору, удивляясь про себя той вспышке жестокости, которую неожиданно ощутил. Хотя, если быть откровенным, человеколюбием он никогда не отличался. А Саню он в обиду не даст. Кругом полно жуликов, всяческих проходимцев и аферистов, которые только и думают, как бы объегорить чистого, неопытного человека. Ничего, пусть все знают, что будут иметь дело с ним, Вадимом. Отец, несомненно, в какой-то степени прав. Всех жалеть - себе дороже.
Толян, несмотря ни на что, расположения к соседу по комнате не утратил.
- Слышь, братва, - обратился он к друзьям в один из субботних дней, - по музеям еще успеете набегаться. У нас сегодня вечеринка намечается, у Димки, приятеля моего. Словом, девчонок много, а парней мало. Вот я и говорю, пошли сегодня к Димке. У них хата огромная, а шнурки на неделю отдыхать отчалили. Телки придут классные, комнат полно, развлечетесь, не пожалеете.
Вадим с Саней посмотрели друг на друга и обнаружили, что они без ущерба для Толяна позаимствовали у него неувядающий румянец.
- Парни, вы что? - сразу смекнул, в чем дело, Толян. - Нет, правда, что ль? - он с веселым недоверием переводил взгляд с одного на другого. - Чего ж молчали, салаги? Так мы это дело сегодня же и поправим.
Обещания Толяна обернулись чистой правдой. Встретили их радушно, вечеринка оказалась веселой и непринужденной, девушки были красивы и раскованны. Прилагать усилий, чтобы добиться их благосклонности, неискушенным юношам не пришлось.
Саню настойчиво обхаживала смуглая, полненькая шатенка. Она довольно много пила и с каждой рюмкой становилась все смелее. Вадим весь вечер танцевал с высокой блондинкой. Она клала ему голову на плечо, молча смотрела на него призывным взглядом. Ему было неловко, он отворачивался, потом несмело ее поцеловал и получил в ответ страстный и долгий поцелуй. В нем все перевернулось, и пол ушел из-под ног.
Ближе к утру он обнаружил себя совершенно раздетым в какой-то комнате на ковре, в ворохе подушек и простыней. На руке у него покоилась голова случайной подруги. Он вспомнил все и улыбнулся. Потом осторожно высвободил руку и заботливо прикрыл простыней ее обнаженную грудь. Он был благодарен этой девушке за то, что она любила его хотя бы одну ночь. Он бесшумно оделся и пошел искать Саню, обходя спящие на полу в обнимку пары. Саню он обнаружил в одной из спален на широченной кровати, объятым сном и полными руками и ногами той самой смуглой девушки, причем казалось, что выпускать добычу из цепких объятий она не собирается даже во сне.
Удостоверившись в Саниной целости и сохранности, Вадим не рискнул насильно вызволять его из столь властного плена и решил дождаться его пробуждения. Все так же лавируя между спящими и разбросанными повсюду предметами женской и мужской одежды, он пробрался на кухню, отыскал банку черного кофе, и только поставил джезве на огонь, как появился Саня.
- Вот ты где, - сказал он, торопливо застегивая рубашку. - Ищу тебя по всей квартире. Давай по-быстрому сматываться. Не дай бог проснется. Второй раз я такого не выдержу.
Они пошли к Вадиму домой и завалились спать. Проснулись во второй половине дня. Вадим сказал:
- Может, еще успеем засветло позавтракать. А ведь собирались сегодня в Эрмитаж.
Они зашлись хохотом, что случалось с ними нередко, и, как всегда, не могли остановиться. Стоило одному взглянуть на другого, и следовал новый приступ смеха.
- У тебя… ха-ха…у тебя вид был такой перепуганный… - корчился Вадим.
- Тебя бы на мое место, - закатывался Саня, - я думал: мне конец. Ей бы надо борьбой сумо заниматься.
Толян на другой день в университете сообщил, что ими интересовались и спрашивали, когда можно встретиться.
- Девчонки на вас запали, - сказал он. - Можно скинуться и все повторить, пока Димкины предки не вернулись.
- Ты как, Сань? Я совсем не против, - сказал Вадим.
- А я против. Такая лютая любовь не для меня. Давай позвоним тем девушкам, Люсе и Оле, помнишь?
С девушками они встречались реже, чем хотелось - времени не хватало. Саня решил подрабатывать, как и планировал с самого начала. Попытки Вадима подсовывать ему продукты или деньги принимались в штыки и грозили перерасти в скандал.
Петр Ефимыч, вернувшись как-то раз домой, застал сына в ванной комнате, отмывающего грязь с рук. Вода и мыло текли в раковину черными струями.
- Это что еще за новости! Где ты так вывалялся в грязи? И где ты вообще пропадаешь целыми днями? Мы с мамой тебя совсем не видим!
- Пап, ты только не сердись. Мы с Саней подрядились на вокзале вагоны разгружать. Понимаешь, ему деньги нужны. У него одежды никакой нет и бабушке надо посылать.
- Ну а ты-то тут при чем?! - не сдержавшись, раскричался Петр Ефимыч.
- При том, что грузчики - народ грубый, чужаков не любят. И нечего на меня кричать, я уже не маленький!
Петр Ефимыч повернулся и ушел к себе в кабинет. Спустя короткое время он сказал Вадиму.
- Пойдете завтра по этому адресу. Будете работать подсобными рабочими в ресторане. Там работа легче и зарплата больше.
Саня приоделся, стал отсылать часть денег бабушке; Вадим же тратил свои на совместные походы в музеи, театры и на девушек.
На зимние и летние каникулы Саня уезжал в Свирицу. Вадим скучал по Свири, но чересчур докучать другу своим присутствием не хотел. Он знал, что Саню там ждала Вера, и с бабушкой Марфой ему надо было общаться побольше. Саня настаивал, чтобы Вадим ехал с ним. Поначалу они рассчитывали уговорить Евдокию Федоровну навестить вместе с ними родной поселок.
Бабушка Дуся хворала и таяла день ото дня. Она так и не смогла приноровиться к жизни в городе и тяготилась ею. Дочь и внук были к ней внимательны, но все равно она чувствовала себя ненужной, бесполезной. У нее всегда был свой дом, хозяйство, она привыкла жить в заботе о семье, потом о муже, готовилась к приезду детей и внуков; теперь же она часами просиживала неподвижно перед телевизором и, вероятно, его не смотрела. Самым любимым ее занятием стало рассматривать свой старый альбом с фотографиями. Чаще всего Вадим так ее и заставал - с альбомом на коленях, ушедшую в воспоминания.
Сначала она как будто обрадовалась предложению Вадима поехать в Свирицу и пожить в доме у Сани, но, подумав, отказалась.
- Ты сам посуди, Вадя, - сказала она, - пойду я к своему дому, а он уже не мой. Нет, лучше мне этого не видеть.
Иногда по утрам она просыпалась в слезах. На вопрос, что ей приснилось, отвечала, что видела всех своих деток маленькими.
- Зачем же расстраиваться, мама? - пыталась утешить ее Лариса. - Все живы, здоровы. Радоваться надо.
- Так ведь тогда вы все мои были, все за мной по пятам ходили и за юбку дергали. А я еще серчала: "Да отвяжитесь вы, пострелята, покоя от вас нет!" А теперь скучаю по малышкам своим.
Она умерла летом, в конце августа, пережив дедушку всего на год. Хоронить ее повезли в Загубье, там же покоился дедушка и все их родственники. Вадим провел несколько дней в Свирице с Саней и мамой, потом они все вместе вернулись в Ленинград. Смерть бабушки он переживал тяжело, так же, как и деда, и поддержка Сани была ему необходима. Веру он видел мельком, от встречи с ней запомнил лишь пожатие маленькой руки, едва уловимый аромат лесных цветов на щеке и слова соболезнования.
Начался второй год обучения в университете. Учеба обоим давалась легко, каждый слыл одним из лучших студентов на своем курсе. Они увлеклись классиками, поэзией, живописью, не пропускали ни одного спектакля в Кировском театре оперы и балета, простаивали в очередях за билетами в Ленинградский рокклуб, упивались записями Битлз и Высоцкого, знали наизусть все песни Окуджавы, словом, становились типичными представителями просвещенной Ленинградской молодежи начала восьмидесятых годов.
Вадим все тяжелел и наливался силой. Рядом с ним тонкий и стройный Саня выглядел, как молодое светлое деревце, хотя сам был выше среднего роста и хорошо развит физически; он очень нравился девушкам, многие открыто добивались его внимания, иногда довольно назойливо. Случалось, что Вадим, заскочив за другом в общежитие, заставал у его двери Толяна, который с видом заправского сводника сообщал, что.
Саня в комнате не один.
Что касалось Вадима, то вокруг него вообще творилось что-то странное, что не поддавалось для него объяснению. Девушки буквально не давали ему проходу. Он по-прежнему считал себя некрасивым, не умел быть галантным и обходительным, что легко давалось его другу, просто потому, что Саня был мягким и доброжелательным от природы - его ясная улыбка, какое-то особенное участие к людям и бездна обаяния неизменно притягивали к нему молодежь. Он был неординарен и умен, его суждения всегда отличались глубиной и оригинальностью. Его любили слушать и часто вызывали на дискуссии, когда на всех находил философский стих, и все кричали и спорили до хрипоты, пока Вадим не уводил друга, показывая кулак в ответ на протестующие вопли.
Саня не заводил постоянную подругу, видно, потому, что сердце его принадлежало Вере. Вадим же, для того, чтобы отбиться от настырных и предприимчивых поклонниц, сблизился с Олей, которая училась в университете на психологическом факультете. На переменах и после занятий она не упускала случая забежать к нему на факультет, чтобы показать всем длинноволосым лахудрам, положившим глаз на ее парня, кто на самом деле имеет на него права. Взяв его под руку, она с победным видом прохаживалась с ним по коридорам, обливая на всякий случай презрением всех представительниц женского пола, попадавшихся на пути.
Оля нравилась Вадиму. Она была высокая и гибкая, с очень светлыми ревнивыми глазами и выкрашенными под блондинку волосами, которые красиво спадали ей на плечи мелкими волнистыми прядями. Оля жила в Ленинграде вместе с матерью, которая очень кстати периодически дежурила по ночам в больнице. Тогда от Оли незамедлительно поступало предложение "завалиться в койку", что и осуществлялось по обоюдному согласию сторон. Оля была влюблена в Вадима и тайны из этого никакой не делала. Вадим не знал, влюблен он или нет. Ему было с ней хорошо, но он подозревал, что любовь - это нечто большее.
- Ты меня любишь? - спрашивала Оля, лежа у него на груди в перерыве между ласками.
- Конечно, - лениво отвечал он, не желая вдаваться в подробнейший анализ своих чувств к ней, которых, скорее всего, не было.
- И я тебя люблю. Обожаю! Ты даже не представляешь, до какой степени!
- Слушай, а что ты во мне нашла? - спросил он как-то. - Я же грубый, топорный, и жутко некрасивый.
Оля посмотрела на него с изумлением и рассмеялась.
- Что ты понимаешь, - сказала она. - Ты шикарный, великолепный, потрясающий! - и в доказательство своих слов покрыла его грудь страстными поцелуями, приведя его в еще большее недоумение.
Так и не найдя объяснений столь бурным порывам загадочной женской души, он решил принимать их, как данность, тем более что это было очень приятно.
Отец подарил Вадиму видеомагнитофон. В те годы еще немногие могли похвастаться обладанием этого технического новшества. Молодые люди нешуточно им увлеклись, но Саня постепенно, под разными предлогами, стал уклоняться от визитов к Вадиму домой.
Вадим вспылил:
- Опять ты за свое? Что на этот раз? Уверяю, дыру в экране ты своими глазами не протрешь!
- Дело не в видике, - скрепя сердце, признался Саня. - Не хотел тебе говорить, но я чувствую, что твой отец меня не любит.
- Какие глупости! - возмутился Вадим. - Он очень хорошо к тебе относится, всегда с тобой разговаривает, интересуется твоими делами. Ты несправедлив к нему.
- Все, забудь. Я ничего не говорил.
- Да с чего ты решил? По каким таким признакам?
- Вадим, ну все, я сказал! Наверное, мне показалось.
- Тогда приходи ко мне, как раньше!
- Не могу. Может, я мнительный, может, чокнутый, но не могу.
Вадим расстроился так сильно, что он поспешил добавить:
- Нет, я, конечно, буду приходить, просто не так часто.
Они окончили второй курс, как всегда, на одни пятерки, и Саня уехал в Свирицу повидаться с бабушкой. Вернулся он очень скоро вместе с Верой. Она приехала, чтобы поступать на филфак.
Вере исполнилось восемнадцать лет. Вадим, сразу же, как только ее увидел, понял, что забот у него теперь прибавится. За такой красавицей нужен глаз да глаз. Вечно занятый и рассеянный Саня просто не сможет постоянно держать ее в поле зрения. Все знакомые девушки не шли ни в какое сравнение с Верой. Она была хороша необыкновенно. Очень яркая, она сразу притягивала к себе внимание уже одними своими пламенеющими, кудрявыми волосами, и тот, чей взгляд невольно обращался в ее сторону, уже не мог оторвать от девушки глаз. Мужчины спотыкались на улице, неотрывно глядя на нее, а не перед собой. Она была прекрасно сложена: крутобедрая, с тонкой талией и высокой грудью. Движения ее были порывисты и изящны; пленительное лицо с серыми, в ледяной изморози глазами и полными вишневыми губами дышало своеобразной силой, хотя хранило еще следы детской восторженности. В ней было много жизни и жадного любопытства ко всему, что ее окружало. В этом они были схожи с Саней, и потому, и по многим другим причинам, казались всем идеальной парой.
Толян, будучи представленным Вере, несколько минут совершенно неприлично на нее таращился, потом вздрогнул, будто его разбудили и бестолково засуетился, пытаясь навести в комнате порядок.
- Толик, будь другом, - отводя его в сторону, сказал Саня, - проследи, чтобы сегодня обошлось без всяких эксцессов. Ну, ты понимаешь, о чем я.
- Мог бы и не говорить, и так все ясно. А ты хорош! Разве можно так сразу, без подготовки? Я чуть в осадок не выпал. Нет, обалдеть, просто обалдеть! Сань, это у вас на Свири такие девушки?
Вера осмотрела хозяйским глазом комнату и стала выкладывать на стол банки с вареньем, маринованными грибками, домашнюю сметану, сыр, пирожки и еще невероятное количество свертков.
- Это мама отправила для тебя, чтобы ты не сидел тут голодом, - сказала она.
Саня рассмеялся:
- Вот что я, оказывается, тащил всю дорогу.
- А этот свитер я сама связала, ну-ка, давай примерим.