* * *
Сидя у окна своего номера в "Кампо Императоре", Бенито Муссолини проводил очередной пустой день, когда DFS 23 °Скорцени внезапно совершил посадку. "Было ровно 2 часа дня, - позднее вспоминал он, - и я, сложив руки, сидел у открытого окна, когда в 90 метрах от здания приземлился планер… Раздался сигнал тревоги… Тем временем лейтенант Файола в ворвался в мою комнату и пригрозил мне:
"Закройте окно и не двигайтесь!""
Несмотря на легкий шок, вызванный резким приземлением, эсэсовцы начали вылезать из открытой двери планера, которую весьма кстати сорвало с петель во время посадки. Скорцени поспешил за ними, держа в руке автомат. Солетти также устремился вперед вместе со всеми. Выйдя из планера, он начал кричать по-итальянски:
"Не стрелять, не стрелять!" (Директор отеля "Императоре", находившийся в тот момент в здании, заявил, что Солетти приставил пистолет к его груди.)
Подбежав к задней стороне отеля, Скорцени наткнулся обескураженного, неподвижно застывшего итальянского охранника, по-видимому, парализованного происходящим. Скорцени закричал:
"Mani in alto! (Руки вверх!)" - и бросился в ближайшую дверь на первый этаж. Ворвавшись в помещение, он увидел одинокого солдата, вращавшего настройки радиопередатчика. Скорцени повалил его на пол, выбив из-под него стул. Затем вывел передатчик из строя ударом автомата, понимая, что любой выстрел может стать началом боя.
Они ворвались в отель - или так по крайней мере казалось. Выскочив из радиорубки, Скорцени поискал вход в здание, но его не было. Комната оказалась тупиком. Он поспешил выбежать на улицу и стал осматривать задний фасад здания, имевшего форму полукруга, но не заметил других дверей. Предваряющая операцию разведка, очевидно, была настолько недостаточной, что так и осталось неясным, где расположен вход в здание.
Скорцени оббежал все левое крыло и понесся вдоль стены, ведущей к переднему двору отеля. Теперь он видел главный вход, правда, издалека. Он поглядел вверх и заметил в окне чье-то лицо. Это был дуче.
Муссолини смотрел на немцев сверху из своего номера. "Во главе группы шел Скорцени, - вспоминал он. - Карабинеры уже взяли оружие на изготовку, когда я заметил в группе Скорцени итальянского офицера, в котором по мере его приближения узнал генерала столичной полиции Солетти". Он закричал: "Вы не видите? Здесь итальянский генерал. Не стрелять! Все в порядке!"
Скорцени просто не мог поверить в увиденное. Человек, за которым он неделями охотился, жив и находится почти у него в руках. Но он полагал, что Муссолини лучше держаться подальше от линии огня. "Дуче, отойдите от окна!" - закричал Скорцени.
Тем временем Радль, чей планер приземлился метрах в ста от главного фасада отеля, вместе со своим отделением со всех ног помчался к главному входу. Он увидел Скорцени и нескольких его людей, которые продвигались вдоль фасада здания. С ними шел и генерал Солетти. Один из бойцов Радля сломал на неровной земле лодыжку и изо всех сил полз за остальными.
Подойдя к главному входу, Скорцени лицом к лицу столкнулся с расчетом из двух итальянских пулеметчиков. Вместе с несколькими фридентальцами он обезоружил их, и они побежали дальше, крича: "Mani in alto!" Скорцени прямиком направился ко входу. Итальянские карабинеры, пребывавшие в состоянии, близком к панике, бросились туда же. "Я не слишком деликатно продрался сквозь толпу карабинеров у двери главного входа. Я видел дуче на втором этаже справа, побежал по ближайшей лестнице вверх и рывком распахнул дверь".
"В комнате находился Бенито Муссолини, - вспоминал Скорцени. - По обе стороны от него стояли итальянские офицеры, которым я приказал отойти к стене". С того момента, как Скорцени буквально свалился с неба, прошло не более трех-четырех минут. Другой фриденталец из планера Скорцени, унтерштурмфюрер Швердт вошел в комнату вслед за Скорцени и быстро вывел офицеров в коридор. Другие немцы неожиданно появились в окне, забравшись вверх по громоотводу, идущему по фасаду здания. Таким образом, пока не раздалось ни единого выстрела.
Скорцени выглянул в окно и увидел перед отелем Радля и его группу.
"Здесь все в порядке! - закричал Скорцени Радлю. - Охраняй низ!"
В это время другие DFS 230s спускались с неба практически отовсюду и, скользя, замирали на небольшой поляне, окружавшей "Кампо Императоре". Несколько планеров возникли буквально неизвестно откуда - зрелище воистину пугающее, - прямо из низкой тучи, прежде чем приземлиться и извергнуть из себя группы немецких десантников. Некоторые из этих солдат начали занимать позиции по периметру здания. Другие пошли на штурм верхней станции фуникулера и подземного перехода между станцией и отелем. Среди новоприбывших находился лейтенант Берлепш (его планерное звено, по-видимому, развернулось и присоединилось к конвою).
Большинству планеров удалось приземлиться благополучно, но одному повезло меньше. (Неясно, сколько именно планеров приземлилось на плато возле отеля. По воспоминаниям Скорцени, всего восемь. Другие, утверждал он, либо не смогли взлететь с аэродрома Пратика, либо упали в полете.) "Неожиданно, - вспоминал Скорцени, - я увидел планер, подхваченный порывом ветра. К моему ужасу, тот резко рванул планирующий самолет и так закрутил его, что он камнем полетел вниз, врезался в груду камней и разлетелся на части". Радль, уже присоединившийся к Скорцени в номере Муссолини, выглянул в окно и увидел раненых, которые ползали по земле возле упавшего планера.
Затем Скорцени услышал звуки далеких выстрелов. (В какой-то момент рейда у десантников сдали нервы, и они выпустили несколько очередей. Возможно, эти выстрелы и слышал Скорцени.)
Испугавшись, что итальянцы оправились от оцепенения, он вышел в коридор второго этажа и потребовал, чтобы ему дали поговорить с командирами. "Карабинеров необходимо как можно скорее разоружить". Через несколько минут итальянцы официально сдали отель "Кампо Императоре", что означало формальное окончание рейда.
Поставив двух своих людей перед дверью, Скорцени воспользовался короткой передышкой, чтобы сказать Муссолини несколько слов.
"Дуче, - произнес он театрально, - фюрер прислал меня освободить вас!"
Муссолини, никогда не упускавший исторического момента, ответил:
"Я знал, что мой друг Адольф Гитлер не оставит меня в беде".
В целом рейд на Гран-Сассо был проведен весьма впечатляюще. (Необходимо отметить, что свидетельства очевидцев рейда не во всем совпадают.) Потери оказались минимальными. Десять десантников из разбившегося планера доставили в отель, и немецкие и итальянские врачи оказали им помощь. Их травмы не представляли опасности для жизни.
"Нам повезло, - вспоминал Скорцени. - Перестрелки между немцами и итальянцами на станции фуникулера в долине привели к незначительным потерям среди последних". (По данным итальянского писателя Марко Патричелли, два итальянца, раненные в долине, скончались от ран.)
Но оба конца канатной дороги теперь находились в руках немцев и отлично функционировали.
Стремительная посадка планеров и присутствие генерала Солетти, несомненно, стали для итальянцев огромной неожиданностью и, возможно, основательно подорвали всякую мысль о сопротивлении. Но был и еще один фактор, о котором немцы не знали. Чуть раньше в тот же день, примерно в 13.30 - ровно за полчаса до появления первого планера, - главный тюремщик Муссолини, инспектор полиции Джузеппе Гуэли получил из оккупированного немцами Рима таинственную телеграмму: "Старшему инспектору Гуэли рекомендуется проявлять максимальную осторожность". Подписано Кармине Сенизе, шефом полиции правительства Бадольо.
Это было сбивающее с толку загадочное сообщение, и его значение до конца не объяснено. Возможно, что Бадольо и другие высокопоставленные итальянцы, опасавшиеся репрессий со стороны немцев, невольно стали соучастниками планов Гитлера по спасению дуче. В любом случае осторожность, предписываемая Гуэли телеграммой, давала "выход", который он искал. Вскоре после того, как приземлился планер Скорцени, Гуэли, по слухам, отдал приказ не открывать огонь по немцам. Позднее он объяснял лейтенанту Файоле, другому охраннику Муссолини, что телеграмма Сенизе предоставила ему полномочия сдать дуче нацистам.
Быстрая капитуляция итальянцев нисколько не умаляет заслуг пилотов планеров. "Все, кроме одного планера, совершили мягкую посадку", - писал позднее Штудент.
Учитывая очень непростую местность, это совершенно особое достижение. Летчики отцепили буксировочные тросы на высоте 3000 метров. Во время планирующего полета отель скрывали кучевые облака. Только прямо над целью они поняли, что одно из двух мест посадки, выбранных на основании снимков аэрофотосъемки, представляет собой крутой склон. Летчики, собиравшиеся садиться там, резко развернули свои планеры и приземлились на небольшом соседнем участке. Один из планеров был вынужден приземляться там, где мягкая посадка невозможна, и разбился. Тем не менее пилоту удалось посадить планер так, что все пассажиры, хотя и получили травмы различной тяжести, остались живы.
* * *
К середине дня Скорцени и десантники на Гран-Сассо радовались успеху операции, которая практически завершилась. Все, что оставалось, - доставить Муссолини обратно на аэродром Пратика ди Маре и посадить в самолет, направляющийся в Германию. Но эта внешне незначительная деталь породила один из самых жутких моментов в истории операции "Дуб".
По не вполне понятным причинам немцы отказались от самого очевидного решения, а именно - доставить дуче в долину фуникулером, а оттуда под защитой батальона майора Морса дальше в Рим. Позднее Скорцени заявлял, что переправлять Муссолини по суше было слишком рискованно, возможно, ввиду того, что итальянские войска в том районе могли устроить нечто вроде засады. Возможно также, хотя и маловероятно, что немцы боялись вмешательства со стороны разгневанного гражданского населения, настроенного враждебно по отношению к дуче.
До рейда генерал Штудент решил, что Муссолини необходимо доставить в Пратика-ди-Маре на самолете "Физелер Шторьх". "Шторьх" был легким (однотонным) двухместным самолетом, способным взлетать и приземляться на ограниченном пространстве. Его длинные, тонкие, как стебельки, шасси имели мощные амортизаторы, позволявшие гасить сильный удар при касании взлетно-посадочной полосы. "Шторьх" также известен своими необычными свойствами. При благоприятной ветровой обстановке этот бросающий вызов гравитации самолет мог почти неподвижно зависать в воздухе, как вертолет. Согласно плану Штудента, второй "Шторьх" предназначался для Скорцени, который затем должен был встретиться с дуче на аэродроме Пратика и сопроводить его в Германию.
Капитану Генриху Герлаху, персональному пилоту генерала Штудента, дали задание доставить Муссолини в Германию. (Именно с Герлахом Штудент и Скорцени летели из "Волчьего логова" в Рим утром 27 июля, через два дня после итальянского государственного переворота.) В день рейда, пока Скорцени штурмовал "Кампо Императоре", а планеры спускались с облаков, Герлах кружил над горными вершинами. Как только дуче был освобожден, а отель захвачен, - немцы в качестве знака успешного завершения операции вывесили из окон простыни, - перед Герлахом встала дилемма: пытаться посадить свой "Шторьх" там, где приземлились планеры, то есть на плато у отеля, или садиться в долине. Будучи опытным пилотом, Герлах выбрал первый вариант, "несмотря на очевидные трудности" (по выражению Штудента).
Ко всеобщему изумлению, Герлах посадил "Шторьх" практически идеально, ему удалось затормозить самолет, развернув его под углом к встречному ветру. Но его подвиг вскоре омрачило внезапное ошеломляющее заявление Скорцени, который сказал, что решил лететь в Рим с Герлахом и Муссолини. "Шторьх" Скорцени приземлился в долине у нижней станции фуникулера, но при посадке повредил шасси.
Герлаха подобное требование потрясло. Горная местность и разреженный воздух делали взлет довольно рискованным даже без дополнительного бремени в виде почти двухметрового Скорцени. Пораженный летчик наотрез отказался.
Позднее Скорцени попытался оправдать свое явно нелепое требование. "Завершись взлет катастрофой, - обосновывал Скорцени, - я мог бы обрести утешение, только лишившись рассудка. Каково было бы мне встречаться с Гитлером и докладывать, что задание успешно выполнено, но Муссолини погиб вскоре после освобождения? А поскольку иной возможности тайно доставить дуче в Рим не оставалось, я предпочел разделить опасности этого полета, несмотря на то что мое присутствие в самолете невольно их увеличивало". (В отличие генерала Штудента Скорцени утверждал, что немцы обсуждали три возможных плана возвращения Муссолини в Рим. Согласно воспоминаниям Скорцени, доставка дуче из Гран-Сассо по воздуху была третьей, наименее желательной возможностью.)
Нет нужды говорить, что это взгляд довольно парадоксальный. Но при необходимости Скорцени умел убеждать, и Герлах в конце концов согласился, сердито заявив, что если во время взлета что-то пойдет не так, он за это не отвечает. "Несмотря на огромные сомнения, - писал позднее Штудент, - Герлах, в конечном счете, поддался на уговоры и согласился. Затем Герлах и Скорцени вместе уговорили Муссолини".
Дуче, сам будучи летчиком, не выказывал энтузиазма в отношении полета на "Шторьхе" - со Скорцени или без него, - но в итоге также согласился. Он попросил лишь разрешения вернуться в Рокка-делле-Каминате, свое загородное поместье в Романье. Как указывалось ранее, с такой же просьбой он вскоре после ареста обратился к Бадольо. И вновь Муссолини было в этом отказано. У Скорцени был приказ после краткой остановки в Пратика, где им предстояла пересадка на другой самолет, доставить бывшего диктатора прямиком в Германию. Чтобы подсластить пилюлю, Скорцени сообщил дуче, что его жена и двое детей-подростков уже летят в Мюнхен. Эсэсовцы Скорцени в тот же день "освободили" их из Рокка-делла-Камеинате.
* * *
Когда дуче покидал отель "Кампо Императоре", ему представили прибывшего на фуникулере майора Морса. Формально всей спасательной операцией командовал Морс. "Муссолини был небрит и выглядел неважно, - вспоминал Морс. - Он сказал, что рад, что его спасли именно немцы, а не англичане. Просил нас никого не убивать". В итоге немцы вскоре отпустили большинство итальянских солдат.
Тут Муссолини обнаружил, что на него направлен объектив жужжащей кинокамеры. Смекалистые немецкие пропагандисты притащили с собой на фуникулере кинооператора, чтобы запечатлеть для грядущих поколений триумф Гран-Сассо. На кадрах появившегося вскоре киножурнала дуче в большом, не по размеру темном пальто и черной фетровой шляпе стоит перед отелем, с обеих сторон окруженный плотной толпой радостных немецких солдат. Сам Муссолини выглядит усталым и улыбается довольно вымученно.
Затем Муссолини пересек обдуваемое ветром плато и залез в "Шторьх". Пока он шагал к самолету, немецкие солдаты, а также некоторые итальянские карабинеры подняли руки в фашистском приветствии и прокричали "дуче!". Муссолини занял свое место на втором сиденье, сразу за кабиной пилота. Скорцени расположился в багажном отделении позади дуче. Всем пришлось сильно потесниться.
Примерно в 3 часа дня они были готовы лететь. Условия взлета напоминали отрыв от палубы авианосца: импровизированной взлетно-посадочной полосой служил спускающийся к глубокой пропасти склон длиной не более 180 метров. Герлах выжал из единственного 240-сильного мотора "Шторьха" полный газ, но машина не сдвинулась с места. Следуя указаниям пилота, несколько немецких солдат подтолкнули самолет, и Герлаху удалось тронуться. Затем по его сигналу люди отпустили "Шторьх", и он поскакал вниз по холму под приветственные крики военных. Летательный аппарат сильно тряхнуло, когда он прокатился по обломкам камней, которые невозможно было убрать.
Ближе к концу склона путь "Шторьха" пересекала узкая канава. В последний момент Герлах потянул штурвал на себя, и самолет приподнялся на пару сантиметров, уйдя немного влево, прежде чем снова уткнуться в землю. "В ту же секунду левое шасси снова ударяется о землю, - писал Скорцени, двумя руками уцепившийся за стальной каркас. - Машину снова тянет вниз, и мы устремляемся к самому обрыву. Нас уводит влево, и вот мы уже над краем бездны. У меня перехватывает дыхание, я зажмуриваю глаза в ожидании неизбежного конца. Ветер свистит у нас в ушах".
"Все продолжали что-то кричать, - вспоминал Муссолини последние мгновения взлета. - Кто-то махал руками; затем наступила тишина стратосферы". Радль, стоявший на часах возле багажа дуче, с тревогой наблюдал за тем, как "Шторьх" покатился вниз по склону, перепрыгнул через канаву и исчез за краем плато. "Колени у меня задрожали. Заходили ходуном, - вспоминал он. - Ноги не слушались. Я почувствовал, что падаю".
Радль рухнул на багаж. Зловещая тишина повисла над толпой, жадно прислушивавшейся к звукам двигателей "Шторьха". "Все напрасно, - подумал Радль, - они разбились".
"Шторьх" действительно летел прямо в пропасть. Но, вместо того чтобы попытаться сразу поднять нос вверх, Герлах, демонстрируя железную выдержку, сознательно удерживал летательный аппарат в угрожающем пике, чтобы набрать скорость полета, необходимую для того, чтобы самолет стал управляемым. Через несколько секунд ему удалось выровнять самолет. "Когда я открыл глаза, - вспоминал Скорцени, - Герлах уже совладал с машиной и медленно поднимал ее в горизонтальное положение". Радль и другие зрители возликовали, внезапно увидев "Шторьх", вновь вынырнувший у дальнего края пропасти. Позднее Штудент назвал этот взлет "шедевром" пилотажа.
Совладав с самолетом, Герлах спустился в долину и взял курс на юго-запад, на Рим, идя на высоте бреющего полета, чтобы его не обнаружила вражеская авиация. Пассажиры "Шторьха" смогли наконец вздохнуть с облегчением. (Герлах скрыл, что из-за перегрузки самолета двигатель не мог работать нормально.) Не долго думая, Скорцени положил руку на плечо Муссолини. "Теперь мы и вправду могли считать, - писал Скорцени позднее, - что операция по его спасению завершена".