В это время немцы уже заняли часть Северной стороны и установили полевую артиллерию и пулеметы на Константиновской батарее, против бонов и на Братском кладбище. Однако кораблям сняться своевременно не удалось, так как обнаружилось, что все в порту разбежались и нет ни катеров, ни людей, чтобы развести боны. В конце концов, в двенадцатом часу боны были разведены контр-адмиралом Клочковским, Черниловским-Сокол, капитаном 2-го ранга Погожевым, Протасовым и еще несколькими офицерами, вышедшими на адмиральском катере "Пулемет" и еще на какой-то шлюпке.
Едва дала ход "Воля", как немцы в упор открыли по кораблям огонь. За "Волей" (флаг командующего) снялась "Свободная Россия" (командир – капитан 1-го ранга Терентьев). Кораблям в абсолютной темноте, под огнем неприятеля пришлось с места на рейде дать полный ход; при этом, должно отметить, что корабли развили ход, едва ли не превышающий контрактную скорость. В "Свободную Россию" попало несколько снарядов, причинивших пустячные повреждения в надстройках и легко ранивших пять человек.
На огонь неприятеля отвечать было запрещено, так как адмирал не хотел дать лишний повод немцам утверждать, что мы не выполняем Брестского договора, на основании чего они юридически могли бы продолжить операцию по захвату наших судов в свою пользу. Один только комендор не выдержал и выстрелил противолодочным снарядом.
Эскадренный миноносец "Гневный" снимался за кораб-лями. Под впечатлением неприятельского огня в команде произошла паника, и, ошалев, в машине дали при разворачивании вместо "назад" – "вперед" правой машине. Заметив это, командир лейтенант Крейчман дал правой "полный назад", но в машине снова дали наоборот – "полный вперед", и миноносец выскочил на берегу Аполлоновой балки. Все попытки сняться не увенчались успехом, и командир взорвал корму.
Из-за того, что подрывная партия, которой было поручено взрывать оставшиеся корабли порта и сооружения, разбежалась, все осталось неповрежденным. Только миноносец "Заветный", стоявший в ремонте, был взорван и затоплен своим командиром старшим лейтенантом Краснопольским.
На всех оставшихся в Севастополе судах был снова поднят украинский флаг и в командование ими вступил контр-адмирал Остроградский, известивший украинское правительство и германское командование о том, что не пожелавшие украинизироваться суда ушли в море, а все остальные подняли украинский флаг и остались в Севастополе.
Придя 1 мая, утром, в Новороссийск, миноносцы застали там следующую обстановку. Новороссийск входил в состав Кубанско-Черноморской советской республики, в которой вовсю процветала большевистская власть. В самом Новороссийске сосредоточились почти все главные руководители большевизма на Юге, бежавшие своевременно из Одессы и всех городов Крыма. Здесь были Гавен, Пожаров, капитан 2-го ранга Богданов, Алексакис, Басов, Шерстнев, Роменец и за месяц приехавшая в Новороссийск известная Островская. На рейде стояло несколько транспортов с беженцами из всех портов Крыма и с красноармейцами, присутствие которых терроризировало не только мирное население, но даже наводило панику на местный революционный комитет.
От прихода флота население тоже не ожидало ничего хорошего, так как вполне справедливо у жителей сложилось самое ужасное мнение о флоте на основании всей его предшествовавшей преступной деятельности. Всем был памятен приход в январе месяце миноносца "Керчь", расстрелявшего ни за что ни про что 42 офицера Варнавинского пехотного полка.
Не успели миноносцы ошвартоваться, как к флоту обратились за помощью местные революционные власти, просившие обезвредить красные части. На срочном заседании командиров судов и представителей судовых комитетов было решено разоружить все прибывшие красноармейские банды и затем отправить их за пределы Новороссийска. Особенно внушал опасения транспорт "Евфрат", на котором было около 1500–2000 красноармейцев, заявивших, что они скорей взорвутся, чем выдадут оружие. На транспорте было около 2000 пудов различных взрывчатых веществ и, кроме того, имелось огромное количество денег, золота и серебра, награбленного на южном берегу Крыма. Разоружить "Евфрат" было предложено миноносцу "Поспешный", который подошел к нему и предъявил ультиматум: немедленно сдаться, угрожая в противном случае его потопить. "Евфрат" сейчас же поднял белый флаг и выдал оружие и все ценности, сданные после в Государственный банк – увы, в те же большевистские руки.
Немного спустя командир "Поспешного" (старший из командиров миноносцев) получил радио от адмирала Саблина: выйти навстречу со всеми исправными миноносцами и вступить в охрану кораблей, подходивших уже к берегам Новороссийска. К сожалению, исправных миноносцев не оказалось: большинство было почти без нефти и воды. В море вышел один "Поспешный", который, встретив флот, совместно с ним и "Дерзким" в 7 часов вечера вошел в Новороссийскую гавань.
Здесь уместно указать на то обстоятельство, что неприятель ни разу не попытался помешать переходу наших судов, несмотря на то что еще при вступлении немцев в Крым германское командование запретило русским судам выходить из портов и объявило, что отдало распоряжение своим подлодкам топить все выходящие суда. Неприятельские лодки все время появлялись под Севастополем, даже в надводном положении. Потопить миноносцы было очень легко, так как шли они малым ходом и на некоторых из них командирами пошли мичманы последних выпусков. Вообще миноносцы не представляли собой никакой вооруженной силы. Видимо, либо неприятель проглядел выход судов, так как оба выхода были ночью, либо считал, что суда уже в таком состоянии, что выйти не могут. Есть сведения, что немцы, войдя в Севастополь, говорили, что они считали невозможным уход судов, так как ими против этого были приняты все меры.
К вечеру 1 мая все боеспособные суда собрались в Новороссийске. Кроме миноносцев, с дредноутами из Севастополя перешло одно отделение (восемь штук) исправных быстроходных катеров. Через день из Керчи пришел еще миноносец "Летчик". В ночь на 2 мая ожидалось в Новороссийске выступление большевиков и каких-то южных анархистов. Для предотвращения этого были приготовлены две роты: одна – с Минной бригады, другая – с кораблей. Ночь прошла спокойно. С первого же момента сосредоточения в Новороссийске всех боеспособных, вернее – новейших, судов среди команд появляется желание окончательно установить определенную организацию управления и командования флотом. Дело в том, что, как было сказано выше, адмирал Саблин принял единоличное командование 29 апреля в критическую минуту для флота лишь по просьбе дредноутов; Минная же бригада об этом оповещена не была. Поэтому среди команд миноносцев появилось (они чувствовали как бы обиду) желание тоже присоединиться к избранию командующего. Было созвано общее собрание командиров, комитетов и по пяти человек с каждой сотни команд. На этом собрании было обрисовано общее политическое положение на юге, а старшим лейтенантом Левговдом и матросом, ездившими совместно со Спиро в Москву за деньгами для флота и вернувшимися уже прямо в Новороссийск, было обрисовано положение в Москве. Особенно клеймил советскую власть матрос, ездивший с Левговдом, фамилию которого, к сожалению, сейчас не помню. Все речи говорили о необходимости единоличного командования, без всяких комитетов и комиссий, и что единственный человек, который должен быть назначен на это место, это – адмирал Саблин. Здесь, видимо, сказалась старая привязанность, уважение и глубокая вера в адмирала Саблина, которая существовала среди команд еще задолго до войны. Между прочим, характерно, что на этом собрании выступили два матроса-анархиста: Шелестун (бывший раньше в Центрофлоте) и Кедров ("Пылкий"). Оба начали с того, что как анархисты они не признают никакой власти, но, переходя к данному чрезвычайному моменту, власть необходима, и оба заявили, что стоят за вручение единоличной власти адмиралу Саблину.
Таким образом, всеми судами единогласно был избран командующим с полной властью адмирал Саблин, о чем ему сейчас же было сообщено поехавшей к нему делегацией. Ответ был получен следующий: адмирал занят и приехать сам не может, но передает собранию, что на основании опыта он не верит такому избранию и что единственная возможность для него принять командование – это исполнение следующих требований:
1. Он должен быть избран не делегатским собранием, а всеобщим референдумом всех команд.
2. Все, не желающие избрания адмирала с единоличной властью, должны покинуть корабли, хотя бы для этого и пришлось сократить число кораблей (из-за некомплекта) до минимума.
3. Адмиралу должна быть предоставлена единоличная власть на основании морского устава и законоположения военного времени.
4. Право по личному усмотрению отдавать всех без исключения провинившихся лиц суду, образуемому при штабе, за провинности по службе и неисполнение приказания начальства.
5. Отмена всякого выборного начала.
6. При исполнении всех вышеуказанных условий адмирал принимает командование, но только с подъемом на всех судах Андреевского флага.
Произведенный референдум дал следующий результат: из всего состава команд численностью около 3000 человек за вручение власти адмиралу подало 2433, против – 237. Остальные или воздержались, или были за него, но с некоторыми поправками.
Когда результат референдума был сообщен адмиралу, он прибыл на "Троян", где находились все командиры, комитеты и представители команд. Поблагодарив за доверие, адмирал сказал несколько слов, без всяких ораторских приемов, но настолько сильных, что произвел на всех глубокое впечатление:
"Принимая власть на таких условиях, я, при поддержке команд, надеюсь привести суда в боеспособное состояние, но спасти флот не берусь и не могу, так как это зависит не от меня. Спасти флот можно только, имея хоть небольшие, но дисциплинированные сухопутные войска, которые могли бы защитить Новороссийск с суши в случае наступления немцев. Войск же таких нет и получить их неоткуда. Сейчас вот вы обратились ко мне и к офицерам, тем офицерам, которых вы расстреливали, унижали и оскорбляли. Офицеры эти, в количестве немногим более сотни, забыли все и, бросив все и даже свои семьи, ушли с вами, дабы спасти корабли. Вот как сильна в них любовь к России и преданность родному флоту. Так уважайте же и берегите своих офицеров. Сейчас вы сами видите, куда вас завели красные лозунги и фразы излюбленных вами революционных вождей, ваших кумиров. Наступила тяжелая минута, и ваших кумиров нет с вами. Где они?
Покинутые ими, вы вновь обращаетесь ко мне – больному, изможденному старику, и просите спасти. Должен вас еще предупредить, что против офицеров и, в частности, против меня, будет вестись агитация; уже сейчас есть среди вас подлые гады, которые начинают свое дело, но вы должны сами вырвать их из своей среды. Да здравствует наша дорогая, истерзанная, несчастная Россия! да здравствует славный Андреевский флаг!"
Ответом было могучее "ура", а когда было провозглашено: "Да здравствует командующий флотом адмирал Михаил Павлович Саблин!", – "ура" перешло в сплошные овации.
На другой день, в страстную субботу, 4 мая (нового стиля), в 8 часов утра был поднят с церемонией Андреевский флаг, и адмирал вступил в командование флотом.
В эту же ночь (на 4 мая) на берегу состоялось собрание местных большевиков совместно с другими упомянутыми выше деятелями, приехавшими из всех городов Крыма, с Островской во главе. На этом заседании было решено посеять среди команд флота панику и тем заставить их в большей части покинуть корабли, а тогда уже "ликвидировать" и командный состав. В 4 часа утра в каюту начальника Минной бригады капитана 1-го ранга Лебедева пришел матрос-анархист Кедров и доложил об этом заседании и решении, прося принять меры. Однако никаких мер принимать уже не пришлось, ибо в своем огромном большинстве команды совершенно не реагировали на агитацию, и вся работа большевиков в этом направлении свелась лишь к бегству 40 человек со всего флота и распродаже матросами лишнего обмундирования.
Население города, со страхом смотревшее на пришедший флот и ожидавшее самых тяжелых для себя испытаний, с нескрываемым удивлением увидело, что флот взял в свои руки охрану города. Ежедневно для поддержания порядка назначались две роты: одна – с кораблей, а другая – с Минной бригады; корабли взяли охрану города, а Минная бригада – Стандарта. Кроме того, флот взял несение всех караулов в городе, а по ночам отправлял патрули, которые никого не пропускали после полуночи, не исключая даже революционных властей; пароль же сообщался лишь командирам дежурных кораблей, караулам и патрулям. Все самочинные обыски, разбои, кражи и убийства, бывшие до того времени обыденным явлением в Новороссийске, сразу прекратились. Красноармейцы почти совсем исчезли из Новороссийска, перекочевав преимущественно в Екатеринодар.
Команда "Воли", узнав от одного присяжного поверенного, что в тюрьме с 4 января находится 49 пленных корниловских офицеров, ожидавших с приходом флота верной смерти, послала своих представителей в местный совдеп узнать, правда ли, что такие офицеры содержатся в тюрьме и предъявлено ли им какое-нибудь обвинение.
Совдеп, тоже возлагавший большую надежду на поддержку флота, радостно объявил, что такие офицеры действительно есть, но что пока никаких обвинений им не представлено. К удивлению совдепа, ему было заявлено, что "Воля" предлагает срочно выпустить всех этих офицеров и что, если это не будет исполнено, она примет свои меры и сама освободит всех арестованных. Совдеп в срочном порядке в ту же ночь решил освободить офицеров, и на следующий же день они были выпущены. Тогда команда "Воли" предложила желающим из них поступить на вольнонаемных началах в их команду. Шесть офицеров поступили на должности комендоров и матросов, и отношение к ним со стороны команды было самое доброжелательное; их даже не допускали до грязных работ. Параллельно с этим в командах все громче и громче стали говорить о необходимости "взять на мушку" всех приехавших из Крыма главарей большевизма. Особенно много говорилось по адресу Островской. Правда, разговоры в исполнение приведены не были; но найдись человек, который стал бы во главе этого движения, планы были бы осуществлены. К сожалению, офицерам стать во главе этого дела тогда было еще преждевременно. Тем не менее такие слухи дошли до главарей большевизма, и вся эта клика, и чуть ли не местный большевистский комитет, покинули Новороссийск и переехали в Екатеринодар, центр Кубанско-Черноморской республики.
Флот начал приводить себя в порядок и подтягиваться. Были запрещены увольнения на берег до окончания работ и занятий; выработан порядок дня, и вновь составлены и проверены все боевые расписания; во время занятий и работ не допускались митинги и собрания. Под председательством адмирала была образована комиссия из старших начальников для выработки и некоторых изменений караульного и морского уставов. Производились артиллерийские и минные учения и все тревоги.
Среди команд миноносцев началось соревнование в приведении их в порядок и исправность. Чистились и выщелачивались котлы, перебирались механизмы, весьма запущенные за время стоянки в Севастополе. Миноносцы чистились и красились от киля и до клотика, причем на некоторых из них команды не признавали даже время отдыха. Это был момент действительного оздоровления команд и заметного подъема среди них.
Только одна мысль мрачно сверлила мозг всех, особенно офицерского состава: оставят ли немцы флот в Новороссийске в покое или же поведут наступление по побережью и на этот порт, так как на Пасху немцы уже заняли Ростов. Боялись также десанта на Тамань из Керчи. Ввиду этого, адмиралом был образован штаб из находящихся в Новороссийске офицеров с начальником штаба капитаном 1-го ранга Лебединским во главе, который наметил план сухопутной обороны. Было приступлено к рытью батарей, на которые решили поставить часть судовых орудий. Начальником сухопутной обороны был назначен артиллерийский генерал Тарачков. Кроме того, адмирал телеграфировал в Москву Совнаркому о присылке с севера орудий и снарядов, а также хоть двух полков. Конечно, на это требование адмирал не получил ответа. С первых дней прихода к адмиралу явился командующий советскими войсками на Северном Кавказе некто Автономов (казачий офицер). Он предложил адмиралу свои войска, которых рассчитывал мобилизовать 20 тысяч. Адмирал мало верил в помощь подобных войск, но тем не менее пользовался сведениями автономовской разведки. По всему побережью и особенно на берегу Керченского пролива была налажена морская Служба связи; в Крым и Севастополь посланы агенты. Против возможной высадки неприятеля на Тамань и где-нибудь под Новороссийском были тоже приняты соответствующие меры, и один дивизион миноносцев, преимущественно 2-й, так как у него было больше нефти, постоянно стоял на втором положении.