Последнее слово Ронни произнес неуверенно, словно сомневаясь в своем праве пользоваться им, но уже сказанное, оно отдалось в его сознании прекрасной музыкой.
Перехватив его взгляд, обращенный на нее, Марина почувствовала, как сердце забилось чаще и кровь зашумела в ушах. Наверное, это оттого, что он сидит слишком близко. Да, слишком близко. Высокий, сильный, красивый мужчина. Отец ее ребенка.
- А как вас зовут? - продолжала спрашивать Настя.
- Ронни.
- А у в Америке есть попугайчик?
- Есть, даже два.
Марине пришлось приложить усилие, чтобы взять себя в руки. Она поспешно встала со скамейки.
- Ну все, нам пора домой. У нас еще ужин не приготовлен… Настя, попрощайся. Папа сегодня не может долго быть с нами, у него очень много важных дел…
Сэндз тоже поднялся.
- Вообще-то, сегодня у меня никаких… - начал он, но Марина его перебила:
- Да и семья его ждет!
- До свидания! - Девочка помахала Ронни рукой. - А вы завтра к нам придете?
- Не приставай к человеку, пошли. - Марина потянула ее за собой. - Отец не придет, он очень занят.
И она направилась к выходу из сквера, таща за собой Настю.
Марина злилась на себя за то, что снова, как это уже не раз с ней было, поддалась неотразимой притягательности, исходившей от него. Ей показалось, что она похожа на одну из подопытных собак Павлова, которые, услышав звонок, начинали вырабатывать слюну. Вот и она так же. Как ни старалась сдерживать порывы своего тела, все бесполезно. Какой-то условный рефлекс, честное слово!
Они с Настей перебежали проезжую часть улицы и зашагали к дому. Марина нарочно ни разу не оглянулась, зато Настя оборачивалась беспрерывно.
Ронни смотрел на уходящих женщину и ребенка, и душу его захлестывали волны самых разнообразных чувств - от горечи и разочарования до удивления и какой-то беспричинной радости. Он вдруг представил себе, что Настя будет жить с ним в его доме в пригороде Лос-Анджелеса, а Марина будет навещать их. И не раз в неделю, а гораздо чаще. Он улыбнулся, вообразив их обеих перед верандой на зеленой лужайке, спускающейся к океану. Он и сам не замечал, что в этих фантазиях совсем не оставалось места для Бетси…
Весь вечер Настя была очень возбуждена, глаза ее горели. Она расспрашивала про Америку, про Ронни, интересовалась, увидят ли они его снова. В конце концов Марине это надоело, и она строго сказала, что у отца своя собственная жизнь, про которую ей ничего не известно. Девочка, испугавшись, умолкла, и Марина спохватилась: несправедливо злиться на ребенка за свои обиды к Сэндзу. Дочка ведь не виновата. Для нее обретение отца - большое событие. Поэтому после ужина, когда Настя захотела нарисовать Жаконю, Марина сама принесла ей листки белой бумаги и цветные карандаши. Девочка изобразила для Ронни попугая, причем сделала это с большим усердием. Марина помогла ей написать внизу свое имя. На втором листе Настя нарисовала поросенка Хрюшу из телевизионной передачи "Спокойной ночи, малыши", потом разохотилась и нарисовала еще утенка, собаку и совсем уж каких-то фантастических зверей.
Когда раздался телефонный звонок, они обе - мать и дочь - вздрогнули и посмотрели на аппарат. Марина подняла трубку.
- Алло.
Настя навострила уши и так и впилась в нее глазами.
- Рисуй, - отмахнулась мать. - Это тетя Таня звонит.
Девочка вернулась к своим карандашам. Тетю Таню - Маринину подругу из магазина - она знала.
У Татьяны на уме было только одно: кинофестиваль и мировые знаменитости, приехавшие в Москву.
- Сэндз завтра собирается на спектакль в "Современник", - сообщила она заговорщическим тоном. - Слушай, сгоняем завтра туда, а? Есть шанс выцарапать у него автограф!
- Я не пойду, - ответила Марина. - Завтра выходной, мы с Настькой в зоопарк собрались.
Татьяна еще минут двадцать занимала ее разговором и в конце концов уговорила пойти на какой-то расхваленный в газетах польский фильм.
- Мама, мы завтра идем в зоопарк? - обрадовалась Настя, которая, конечно, слышала каждое слово.
Про зоопарк Марина сказала, чтобы только отделаться от охоты за автографом Сэндза, но теперь и перед дочкой приходилось оправдываться. Глядя на оживившуюся Настю, она задумалась: в самом деле, не пойти ли завтра в зоопарк?
- А папа пойдет с нами?
- У него не будет времени. - Марина старалась говорить ласково. - Я же тебе сказала, что он занят.
Девочка приуныла и снова взялась за карандаши. Она рисовала до тех пор, пока мать не уложила ее в постель. Потом легла и сама, хотя знала, что вряд ли заснет. Повторится то, что было с ней пять лет назад, вскоре после расставания с Ронни. Сладостные минуты, навсегда оставшиеся в прошлом, снова всплывут в ее памяти и будут мучить, возбуждая боль и тоску. И наступит момент, когда в горячечном состоянии полубодрствования-полусна ее начнут одолевать фантазии с Ронни Сэндзом в главной роли. Снова и снова она будет сдаваться его губам и рукам… За эти годы душевные раны успели зарубцеваться. Она уже почти выкинула Ронни из памяти, начала новую жизнь. И вот теперь все повторяется…
4
Проснувшись утром, Марина потерла виски. В голове тупо билась боль. Сейчас, когда в окно били яркие солнечные лучи, все происходящее с ней представилось Марине совсем в другом свете. От ночных переживаний не осталось и следа, если не считать этой несильной головной боли. Она решительно встала с постели и направилась в ванную. Пора наконец распрощаться с прошлым. Вспоминать любовь - жестокое и бессмысленное занятие, которое ни к чему хорошему не приведет.
Настя уже расхаживала по комнате. Увидев, что мать проснулась, она включила телевизор. Сейчас должна была начаться ее любимая детская передача. После ванны Марина оделась по-домашнему: в джинсы и легкую блузку, нанесла на лицо необходимый минимум косметики и занялась завтраком. Настя крутилась рядом и поминутно спрашивала про зоопарк.
- Пойдем, если только будешь вести там себя хорошо и не убежишь от меня, как в прошлый раз, - пообещала наконец Марина.
Они завтракали на кухне, сидя за небольшим столиком, когда в квартиру позвонили. Теряя второпях шлепанцы, Марина побежала к двери. Настя сейчас же положила вилку и, замирая от любопытства, устремилась за ней. Марина заглянула в "глазок". В груди гулко стукнуло сердце. Предчувствие ее не обмануло: на лестничной площадке, держа в руках цветы и небольшой сверток, стоял Ронни Сэндз собственной персоной!
Она растерялась до того, что не нашла ничего лучше, как спросить: "Кто там?" - хотя прекрасно знала кто.
- Это я, Ронни. Пришел повидаться с Настей.
- Мог бы по телефону позвонить.
- Настя обещала мне рисунок.
Марина покосилась на дочку. Услышав голос Ронни, та стояла в напряженном ожидании, не сводя с матери широко раскрытых глаз.
- Хорошо, я вас впущу, - сказала Марина по-английски, - но обещайте, что ваш визит продлится недолго.
"Цветов не возьму", - подумала она, раскрывая дверь.
Улыбающийся Ронни, с букетом алых роз, в светло-синих джинсах и мерной шелковой рубашке, распространяя аромат одеколона, шагнул в прихожую.
- Это тебе. - Он протянул Марине цветы.
Он был настолько неотразим, что она как загипнотизированная взяла их и пробормотала:
- Спасибо.
- Сказать по правде, я не ожидал, что ты впустишь меня в квартиру, - добавил он по-английски.
Марина опомнилась. Ей не следовало принимать такой подарок, но раз уж взяла, то делать нечего. Не возвращать же цветы обратно. Это выглядело бы совсем глупо.
- Все же предупреждаю, что к разговору о передаче вам дочери я возвращаться не намерена. - Она произносила английские слова ровным, негромким голосом, даже с легкой улыбкой, чтобы по ее интонации дочь не догадалась о напряженности в их отношениях.
- Я же говорю, что пришел к дочке за рисунком, - ответил он и, обернувшись к Насте, сказал по-русски: - Ты мне что-то обещала, помнишь?
- А как же! - ответила девочка, бросилась в комнату и тут же вернулась с раскрашенными листами.
Ронни взял их и начал рассматривать.
- Неужели ты сама это нарисовала?
- Да, для вас! - кивнула Настя и почему-то потупилась.
- Хорошие рисунки, - одобрил Ронни. - Попугай очень похож. А это кто?
Девочка рассмеялась.
- Бегемот!
- Правда? А я и не догадался сразу.
Вскоре они оба весело болтали, стоя в прихожей и разглядывая рисунки. Настя непринужденно, с чисто детской непосредственностью разговаривала с Сэндзом, но иногда вдруг начинала стесняться. А он, бросая взгляды на Марину, которая молча следила за ними из раскрытых дверей комнаты, был в восторге. Он вполне серьезно, без сюсюканья, общался с девочкой на ее уровне.
- Да, совсем забыл, - он протянул Насте сверток. - Я подумал, что ты, должно быть, исписала все свои карандаши, когда рисовала мне попугая, и принес тебе вот это.
Настя сразу схватила подарок и лишь потом догадалась вопросительно посмотреть на мать. Марине ничего не оставалось, как кивнуть. Девочка оживилась.
- Спасибо, - сказала она и развернула бумагу.
В свертке оказалась коробка с набором цветных фломастеров. Настя была очень довольна.
- А можно, я вам еще что-нибудь нарисую?
- Конечно! Кого ты хочешь нарисовать?
- Винни Пуха!
- Это будет здорово!
- Только давайте рисовать после завтрака, - вмешалась Марина, увидев, что дочь с фломастерами направилась к столу, на котором лежали чистые листы. - Мы сейчас завтракаем, - повернулась она к Ронни. - Если хочешь - присоединяйся.
- Да, папа, пойдем! - Настя шагнула к нему и несмело взяла за руку.
Ронни посмотрел на дочку сверху вниз и ощутил, как его захлестывает счастье. Он моргнул, не позволяя слезам выступить на глазах, и, ни слова не говоря, боясь, что дрожь в голосе может выдать его чувства, пошел за девочкой в кухню.
Он хорошо знал эту кухню и всю эту квартиру. Здесь он провел четыре стремительно промелькнувших месяца своей жизни. Он помнил и этот столик, за которым они с Мариной, бывало, завтракали на скорую руку. У него даже место за столиком было свое - вот здесь, у окна. Он придвинул табуретку к окну и сел.
- У нас сегодня омлет и геркулесовая каша! - с видом хозяйки объявила Настя.
Марина сдержанно улыбнулась:
- Деликатесов, к которым ты, наверное, привык в Америке, у нас нет…
Ронни рассмеялся:
- Ну, ты даешь! Думаешь, я одними трюфелями и черной икрой питаюсь?
- Да кто ж тебя знает!
- Вы не хотите кашу? - заволновалась девочка.
- Почему же, хочу. Овсянку я ем с самого детства.
Марина положила ему каши, которую Ронни, подавая пример дочери, принялся с аппетитом уплетать. Потом она достала из холодильника сыр, шпроты и салат. Сэндз украдкой наблюдал за Настей. Видно было, что девочке хорошо с Мариной. Но она и с ним подружилась, значит, ей нужен отец.
Ронни вдруг подумал, что это его семья. Настоящая семья, с женой Мариной и дочкой Настей. Почему-то он совершенно не представлял себе Бетси в роли Настиной матери…
Девочка подняла на него глаза:
- Папа, ты уедешь в Америку или останешься с нами?
Ронни смутился и ощутил, как защемило в груди. Наивный вопрос ребенка вызвал в душе смятение.
Марина пришла ему на помощь.
- Не задавай глупых вопросов, - одернула она дочь. - Конечно, уедет. У него там много работы.
- Скорей бы пойти в школу и выучить английский язык, тогда и меня возьмут в Америку…
- Не разговаривай во время еды!
- А правда, это был бы неплохой вариант, - сказал Ронни по-английски.
- Что ты имеешь в виду? - также по-английски спросила Марина.
- Девочка жила бы у нас… - Он запнулся. - То есть - у нас с Бетси. Я готов отпускать Настю в Москву два-три раза в год… Но и ты не останешься в накладе. Пять миллионов долларов - вполне приличная сумма!
Марина, усмехнувшись, покачала головой.
- Тебе, как видно, неплохо платят, коли ты разбрасываешься такими деньгами…
- Ты сможешь купить вполне приличный дом в окрестностях Лос-Анджелеса, будешь приезжать к нам или забирать девочку к себе на целый день. Условия мы оговорим позднее, главное - твое согласие.
- Дочь останется со мной, и никаких денег мне не надо.
Воспользовавшись паузой в их разговоре, Настя воскликнула:
- А мы с мамой в зоопарк идем! Пойдешь с нами?
Отказ Марины отдать ему дочку вверг Сэндза в глубокое уныние. Он даже пропустил Настины слова мимо ушей.
- Что? - оглянулся он на девочку. - Куда пойти?
- В зоопарк! Ты пойдешь с нами?
- Папа занят! - Марина строго посмотрела на дочь.
- Нет, почему же, - запротестовал Ронни. - Сегодня я как раз свободен!
Перспектива провести весь день с дочкой показалась ему очень заманчивой. Когда-то еще представится такой случай? Оставалось уговорить Марину. Она явно была против их прогулки.
- Но это прекрасная мысль - провести день втроем, - сказал он. - В зоопарк и обратно я доставлю вас на своей машине. Она стоит внизу.
- Мы пойдем смотреть обезьян? - прибавила Настя, тоже глядя на мать.
- Ешь! - оборвала ее Марина. - Вот когда тарелка будет чистая, тогда и поговорим про зоопарк!
- Слышала, что сказала мама? - полушутя-полусерьезно спросил девочку Ронни. - Если не доешь кашу, то мы не поедем в зоопарк.
- Все втроем?
- Ну да. - И он посмотрел на Марину.
Она молчала, поджав губы.
- Тогда я сейчас все доем! - засмеявшись, воскликнула девочка.
Марина понимала, что ему надо отказать, а лучше всего - как-нибудь поделикатнее выставить за дверь, но вместо этого она молчала и даже не поднимала на него глаз. У нее появилось чувство, что если она задержит на нем взгляд, то снова, как это было вчера, попадет во власть его магнетического обаяния и потеряет контроль над собой.
Ронни, словно догадываясь о ее состоянии, тихо сказал по-английски:
- Этот день мы проведем вместе. Ты не представляешь, как я рад.
- А как же твоя жена? - пробовала сопротивляться Марина.
- Ну, на сегодня у нее своих забот хватит. - Он улыбнулся.
- Все! Я все съела! - дожевывая, объявила Настя и повернула к Ронни свое сияющее личико. - А мы правда поедем на машине?
- Конечно! Я покатаю вас по городу! - Он посмотрел на Марину. - Давно я не был в Москве, тут многое изменилось за эти годы. Интересно, сохранилось ли на Чистопрудном бульваре то кафе, где мы ужинали по вечерам?
Она пожала плечами.
- Не знаю. Я там тысячу лет не была.
- Заедем туда после зоопарка?
Он сказал это таким тоном, будто их сегодняшний поход в зоопарк - дело решенное. Сейчас у нее была последняя возможность воспротивиться поездке, но это было уже выше ее сил. Она самой себе боялась признаться, что страстно желает пробыть с ним весь этот день. Искушение было слишком велико. Пересиливая свои чувства, она лихорадочно искала оправдание своему поступку и наконец сказала себе: "Ладно, ничего не случится, если он несколько часов проведет с Настей. Но только несколько часов. Скажем, до обеда. А после я потребую, чтобы он уматывал к себе в Америку и больше не вмешивался в нашу жизнь".
- Куда? В кафе? - Она отвлеклась от своих мыслей. - Ну разумеется, нет!
- Почему? Посиди там, вспомним прошлое…
Вот именно этого - вспоминать прошлое, растравлять душу былой беспечностью и любовью - ей хотелось меньше всего.
- Нет, нет, - сказала она по-английски. - Какая вздорная идея! Во-первых, это не детское кафе. Ребенку там делать нечего…
Ронни кивнул, соглашаясь с ней.
- Пожалуй, ты права, - ответил он.
Марина повернулась к Насте.
- Пошли умываться!
Из ванной она отправила девочку в комнату, а сама вернулась на кухню. Ронни стоял возле раковины и мыл посуду. Она даже немного растерялась. Как будто вернулось прошлое. Тогда, с первых дней их совместной жизни, они распределили между собой обязанности: Марина готовила еду, а Ронни помогал ей убираться в квартире и мыл посуду. И вот теперь он тер тарелки теми же старательными движениями, которые она так хорошо помнила!
Внезапный приступ ностальгии заставил ее сердце сжаться. Несколько секунд она молча смотрела на него, потом зачем-то подошла к холодильнику и раскрыла дверцу.
- Моешь посуду? - Она заставила себя усмехнуться. - Здорово же тебя вымуштровала жена!
- При чем тут жена? Просто я хотел помочь тебе.
- Я бы и сама могла все вымыть.
Он оглянулся на нее с улыбкой.
- Ты не поверишь, но мне это доставляет удовольствие. Я как будто перенесся в доброе старое время!
- Для кого доброе, а для кого и не очень. - Она захлопнула холодильник.
- А разве ты никогда не вспоминала о днях, проведенных вместе?
Марина раздраженно принялась собирать со стола остатки завтрака.
- К чему ты затеял этот разговор? - резко проговорила она. - Неужели ты всерьез хочешь вернуться в наше неприкаянное прошлое - это сейчас, когда ты на вершине успеха и разбрасываешься миллионами? Не смеши людей!
Ронни в душе не мог не согласиться с ней. Слишком много труда он потратил на свою карьеру, чтобы всерьез желать возврата в прошлое, даже такое ностальгически прекрасное, как те четыре московских месяца.
- И все же я считаю, что это было славное время, - упорствовал он. - Но что прошло, того уже не вернешь. Мы с тобой стали немного другими, особенно это касается меня… - Он помолчал. Мысль, которая пришла ему в голову, заставила его нахмуриться. - Должен тебе признаться, что моя нынешняя известность доставляет определенные неудобства. Стоит мне куда-то пойти, как вокруг сразу собирается толпа. И если я в это время без охраны, то могут произойти инциденты… в том числе и не слишком приятные… - Он взглянул на нее и невесело усмехнулся. - Джонни Шепердсон однажды оказался в такой ситуации. Представь, фанаты раздели его чуть ли не догола, всю одежду порвали на сувениры!
- А с тобой бывало что-нибудь подобное?
- Ну, такого конкретно - не было… Я к чему это говорю. Мы ведь сейчас едем в публичное место, где меня могут узнать. И неизвестно, как поведет себя публика. Среди фанатов попадаются очень агрессивные личности, а я без охраны.
Марина положила на стол полотенце, которым вытирала посуду.
- Нет, это совершенно невозможно! - воскликнула она. - Мы ведь будем с ребенком! Так что твоя поездка в зоопарк категорически отменяется. Я не желаю подобных приключений!
- Но вместо зоопарка мы можем поехать куда-нибудь еще, - возразил Сэндз, не желая отказываться от перспективы провести день с Мариной и девочкой. - Разве мало мест, где нет посторонней публики? У меня, например, есть отличная идея. Что ты скажешь насчет того, чтобы съездить к Воронихину?
- К Воронихину? Художнику? - Она задумалась. - Но я не бывала у него с тех пор, не знаю, удобно ли заявиться к нему…
- Вчера я звонил Эдуарду, и он очень обрадовался, что я в Москве. Старик звал к себе в гости. Вот сегодня и можно съездить. Отсюда до Истры сорок минут на машине!