Фараон считал себя стоящим выше этих раздоров, но только пока продолжала выплачиваться дань и не было перебоев в торговле с долиной Нила. Для него и для египетской администрации самым главным было получить от зависимых государств наибольший доход. С полей и из садов должны были доставлять часть урожая в качестве подати, которую либо посылали в Египет на кораблях и хранили в царских кладовых, либо, как мы уже видели, использовали для пропитания военных постов. Также важна была и другая дань, поступавшая из Сирии: рабы и рабыни, предназначенные для работ на строительстве храмов и общественных зданий или труда в рудниках и каменоломнях; лошади и колесницы; большие стада всевозможных пород крупного рогатого скота, овец и коз, а также более редкие животные, такие как слоны и медведи; благовония, масло, вино, мед; слоновая кость и желанные металлы, включая золото, медь и свинец; полудрагоценные камни, особенно ляпис-лазурь и горный хрусталь; бесчисленные произведения сирийских ремесленников, в том числе и золотые и серебряные сосуды и кувшины, некоторые из которых были изготовлены в форме голов животных. Жители покрытых лесами склонов гор Ливана были обязаны доставлять полезную древесину, особенно хвойных пород, которая высоко ценилась в практически лишенном деревьев Египте, где ее использовали при строительстве и изготовлении больших и малых предметов мебели, сундуков, небольших блюд и тому подобного. Эта дань прибывала в Египет ежегодно, и ее получали и записывали от имени царя особые высокопоставленные чиновники. Должно быть, это было впечатляющее зрелище, когда "вожди Речену и всех северных стран приходили с концов земли, сгибаясь в смирении, неся дань свою на спинах своих", ибо это стало любимым сюжетом, который чиновники, отвечавшие за получение дани, выбирали для изображения на стенах своих гробниц (см. вклейку фото 11).
Следует отметить, что не все, обозначенное и изображенное египтянами как "дань", действительно являлось таковой. В благодарность за многие вещи, присланные иноземными правителями, фараон отправлял дары, так что правильнее было бы рассматривать этот обмен как вид торговли. Во всяком случае, после завоевания Сирии между Египтом и Западной Азией велась активная торговля, и сам фараон вполне мог являться главным торговцем. По военным дорогам, связывавшим дельту и Палестину, ходили большие караваны, а вдоль Средиземноморского побережья плавали египетские и сирийские торговые суда, перевозящие множество товаров из одной страны в другую.
Эта торговля вышла далеко за пределы завоеванной Сирии, распространившись на севере за горы Тавра и Амана в Малую Азию и страну воинственных хеттов, в Месопотамии до империи Митанни, на востоке в Вавилонию и Ассирию, на западе на Кипр, Крит, острова Эгейского моря и, возможно, даже в материковую Грецию.
С того времени, как Тутмос III со своей армией пересек Евфрат и обратил в бегство народ Нахарины, грабя его города и опустошая его поля, отношения Египта с этой империей претерпели заметные изменения. Люди на Ниле стали понимать, что той страной управляет царь, не низший по рождению, чем их фараон. Они были убеждены, что для их пользы лучше жить с той землей в мире, чем вести непрерывные войны, которые ни при каких условиях победы не смогут обеспечить постоянную египетскую власть над таким далеким государством. Поэтому при Тутмосе III или при его преемнике между двумя державами, возможно, был заключен договор о дружбе, скрепленный женитьбой Тутмоса IV на дочери митаннийского царя Артатамы. Посланники свободно путешествовали между двумя дворами, и в результате возникла обширная переписка на клинописных табличках, часть которой, написанная царем Митанни Тушраттой фараонам Аменхотепу III и Аменхотепу IV, сохранилась в царских архивах в Амарне.
Желание фараона взять в свой гарем митаннийскую царевну дружественный двор на Евфрате удовлетворил не сразу. На самом деле Аменхотеп III отправил Шутарне - преемнику Артамамы - пять или шесть писем, когда митаннийский царь наконец согласился, чтобы его дочь Гилухепа стала супругой египтянина. Когда она в сопровождении трехсот семнадцати дам из своего гарема наконец прибыла в долину Нила, наступило всеобщее ликование, и Аменхотеп III, по своему обыкновению, велел изготовить серию больших памятных скарабеев, чтобы отпраздновать это знаменательное событие в международных отношениях Египта. А еще позже, когда сын Шутарны Тушратта взошел на трон Митанни, Аменхотеп отправил своего посла Мени к нему с письмом: "Брат мой, пришли мне твою дочь, чтобы она стала моей женой, госпожой Египта". Тушратта со своей стороны "не опечалил сердца брата своего и принял благосклонное решение. Он показал ее Мени, как желал брат его. И Мени увидел ее, и, когда он увидел ее, он очень обрадовался". После этого Мени отправился назад в Египет, чтобы сообщить своему владыке о результатах смотрин. Наконец с письмом от Аменхотепа III он совершил второе путешествие на Евфрат, чтобы сопровождать царевну Тадухепу в Египет. "Я прочел табличку, которую он привез, - пишет Тушратта, - и понял слова брата моего. Весьма хороши были слова брата моего, как будто я мог увидеть брата моего воочию". Он продолжает рассказывать, как желал "дать жену брата его, госпожу Египта, и что она должна быть привезена к брату его", но только после того, как он получит за нее огромный выкуп, "без предела, достигающий неба от земли". Прошло не менее шести месяцев, пока посланцы смогли добраться до Нила с царевной и ее приданым, которое вплоть до последней вещи было перечислено на двух больших глиняных табличках и сопровождалось благословением Тушратты: "Пусть Шамаш и Иштар идут перед ней! Да сделают они ее приятной сердцу брата моего, и пусть брат мой радуется в день этот. Пусть Шамаш и Иштар принесут благословения и большую радость брату моему, и да живет мой брат вечно".
Тадухепа благополучно прибыла в Египет и была встречена с большой радостью и осыпана почестями и подарками. Цель скрепить с помощью этого брака дружбу между двумя дворами, "в десять раз более тесную", чем это было прежде, кажется, действительно была достигнута. Когда Аменхотеп III заболел, Тушратта послал "статую богини Иштар из Ниневии, которая путешествовала в Египет в прошлый раз", чтобы она могла восстановить здоровье фараона. Как мы видели (гл. 8), это не помогло, и египетский царь умер, а на трон взошел его сын Аменхотеп IV, которого клинописные таблички официально называли Напхуруриа. Он известил митаннийского царя о смерти своего отца и предложил продолжить прежнюю дружбу с ним, особенно поскольку он решил взять супругу своего отца Тадухепу в свой собственный гарем. До нас дошел также ответ Тушратты на это письмо:
"Когда мне сообщили, что брат мой Ниммуриа [так Аменхотепа III называют на клинописных табличках] ушел к своей судьбе, то я плакал в тот день. Я сидел здесь день и ночь; в тот день я не ел и не пил, ибо пребывал я в печали. И я сказал: "Если бы только умер другой в моей стране или в стране моего брата, а брат мой, которого я любил и который любил меня, продолжал жить! Ведь любовь наша продолжается, как продолжаются небо и земля". Но когда Напхуруриа, великий сын Ниммурии от его великой супруги Тии, принял правление, я сказал: "Ниммуриа не умер, если Напхуруриа, его великий сын, правит на месте его. Он не изменит ни слова с его прежнего места". И теперь, брат мой, мы сохраним дружбу отца твоего десять раз".
На самом деле такое соблюдение взаимных интересов составляло ядро всей дружбы, которая, разумеется, строилась на чисто материальных основаниях. Митаннийских царевен не просто так посылали в Египет, недаром им давали роскошное и богатое приданое, не зря ко двору фараона отправляли послов с лошадьми и колесницами, драгоценными камнями и всевозможными безделушками. В ответ ожидали подарков не меньшей ценности, но больше всего жаждали золота, "которого в стране брата моего так же много, как песка". Если же в ответных дарах отказывали или доставляли в количестве меньшем, чем ожидалось, то без колебаний, в совсем не царственной манере требовали вернуть долг. Например, Аменхотеп III обещал своему тестю Тушратте в качестве платы за его дочь среди прочего две золотые статуи, материал для изготовления которых митаннийскому посланнику даже показали. На самом деле "когда они были отлиты, послы увидели своими глазами, что они совершенны и полновесны. И ему показали еще больше золота без меры, которое он намеревался отправить, говоря послам: "Вот статуи и вот еще больше золота и бесчисленные вещи, которые я посылаю брату моему. Взгляните на них своими глазами". И посланцы видели их своими глазами". Однако прежде, чем эти вещи были отправлены, Аменхотеп III умер. Эхнатон задержал то, что предназначалось для Тушратты, и вместо двух золотых послал в Митанни пару статуй, сделанных из дерева и покрытых золотой фольгой. Неудивительно, что Тушратта был весьма разочарован и возмущен, особенно из-за того, что фараон был хорошо осведомлен об обязательстве своего отца и, соответственно, повинен в деле, которое было нечестным или не согласовывалось с его девизом "жить правдою". Поэтому "дары", которые были задержаны, стали предметом горьких жалоб и даже могли быть отосланы недовольным получателем назад в Египет. Очевидно, что, несмотря на взаимные уверения в дружбе, каждый царь всегда оставался хитрым торговцем, который никогда не "сердился" на своего брата, - иными словами, который никогда не позволял, чтобы его обманули. Под словом "дары" подразумевались всего лишь "товары", и между двумя правителями велась оживленная меновая торговля, едва прикрытая притворным обменом осязаемыми знаками дружбы.
Как показывает другая часть клинописных табличек из Амарны, на весьма похожем уровне находились и отношения между Египтом и двумя великими державами на Тигре и Евфрате - Ассирией и Вавилонией. Особенно активный обмен происходил с вавилонскими царями Кадашман-Энлилем и Бурнабуриашем. Письма этих правителей, которые имеются в нашем распоряжении, составлены в значительно более решительной и самоуверенной манере, чем те, что отправлял в Египет двор Митанни, и показывают, что эти владыки великой и могущественной империи считали себя по меньшей мере равными фараону. Ни один митаннийский владыка никогда не осмеливался добиваться руки египетской царевны. Иначе обстояло дело с вавилонскими царями. Когда Аменхотеп III обратился к Кадашман-Энлилю с просьбой прислать его дочь в свой гарем, она была отправлена к нему без колебаний. Однако фараон воспротивился встречной просьбе отправить в Вавилон египетскую царевну. Это неразумное предложение было отвергнуто как противоречившее всем обычаям. Однако Кадашман-Энлиль ответил своему "брату" более логично и последовательно в другом письме:
"Если, брат мой, ты пишешь, что не позволишь дочери твоей выйти замуж, говоря: "Никогда дочь египетского царя не была отдана никому" - почему же тогда нет? Ты царь и можешь поступать по своему собственному желанию. Если ты пожелаешь отдать ее [в жены], кто сможет сказать что-либо [против]?"
Дальше он продолжает простодушно утверждать, что, в конце концов, будет вполне доволен, если ему пришлют другую красивую женщину, поскольку ему будет достаточно просто объявить, что это дочь фараона, и никто не узнает об этом.
"Однако если ты вообще не пришлешь мне никого, значит, ты не думал о братстве и дружбе, когда писал об установлении более близких отношений друг с другом посредством брака? Именно с этой целью… я написал тебе о женитьбе. Почему же тогда брат мой не прислал мне даже одну женщину? Что ж, ты не послал мне женщины, должен ли я тогда, как ты сам, отказаться от женщины от тебя?"
В письме обсуждается и другая тема:
"Что касается золота, о котором я писал тебе, пришли мне золото, все, какое есть, больше, даже прежде, чем приедет твой посланник, тотчас же, во время нынешнего урожая… чтобы я мог закончить работу, которую я веду".
Царь продолжает, говоря, что позже золото не будет желанным и что если он не получит необходимое количество сразу, то вернет его назад и не сможет отдать фараону свою дочь.
Итак, очевидно, что важнейшую часть этих писем составляли повторяющиеся просьбы о золоте и других подарках. Иногда в них поднимались и политические вопросы. Царь Ассирии обратился к Египту за помощью против своего господина - вавилонского царя Бурнабуриаша. Когда последний услышал об этой просьбе, то написал дружественному двору, что в ней следует безоговорочно отказать, поскольку в подобных же условиях, когда некие ханаанеи, находящиеся под властью Египта, просили поддержки у Вавилона, им было в ней отказано.
Мы уже упоминали, что египетская торговля и ее самый могущественный и богатый участник - фараон - входили в контакт с хеттами и Малой Азией, а также с Кипром. С правителями этих областей египетский царь тоже обменивался посланиями на клинописных табличках, а также "данью" под видом даров. Кипр в основном торговал медью, Хеттская империя - сокровищами из серебра, тогда как Египет поставлял золото и предметы прикладного искусства.
Среди владык, "слышавших о победах Тутмоса III во всех землях" и прибывших в Египет, чтобы принести свои дары, были многочисленные "вожди земли кефтиу и островов в середине моря". Это были светлокожие люди, одежда которых резко отличалась от нарядов сирийцев. Она состояла из короткой яркой юбки с каймой, украшенной орнаментом, и более длинной полосой ткани впереди. На ногах эти люди носили высокую обувь ярких цветов. У них не было бород, а блестящие волосы падали им на плечи длинными прядями и часто вились надо лбом. Эти люди часто посещали долину Нила, куда привозили товары своих земель: тщательно изготовленные сосуды, кувшины и чаши из золота и серебра, кубки и золотые головы животных. Все эти и многие другие предметы с удовольствием обменивались на желанные товары из Египта.
Кефтиу являлись жителями острова Крит. Из своей столицы, Кносса, где правил легендарный царь Минос, они, вероятно, расширили границы своей империи, чтобы включить в нее большинство Эгейских островов и, возможно, даже южную часть материковой Греции. Их корабли бороздили волны Средиземного моря и достигали самых отдаленных уголков, ведя оживленную торговлю с разными народами на его берегах. Однако важнее всего была торговля с Египтом, с которым они с древнейших времен поддерживали связи и куда прибывали с грузом разных масел высокого качества и других товаров, популярных у жителей долины Нила. После того как около 1400 года до н. э. Крит пострадал от ужасной катастрофы и племена из материковой Греции вызвали падение блестящей островной империи Миноса, торговые и культурные связи Египта с Эгейским миром продолжали процветать. Об этом свидетельствуют многочисленные эгейские (позднеминойские) сосуды и черепки, найденные на различных египетских памятниках, а также египетские предметы, которые датируются временем правления Аменхотепа III и Эхнатона, обнаруженные в гробницах и развалинах городов по всему Эгейскому миру.
Итак, в XV веке до н. э. Древний мир впервые построил разветвленную систему международной торговли. Ее пути связывали Судан с Малой Азией и продолжались от Тигра и Евфрата до берегов Сирии, островов Эгейского моря и материковой Греции. Товары самых отдаленных народов становились предметами обмена, и представители совершенно разных культур смешивались и обменивались идеями друг с другом. Из-за отсутствия памятников той эпохи чрезвычайно трудно проследить иноземное влияние на Вавилонию и Ассирию, весьма вероятно, что ввозимых египетских товаров было недостаточно, чтобы отвести не менее древние искусство и культуру Месопотамии в новое русло. Совсем иная ситуация сложилась в сирийских государствах. Поскольку они стали политически зависимыми от Египта, между ними и империей фараонов развились активные торговые связи и обмен. Египетские чиновники, живущие в Сирии, привозили с собой всевозможные предметы обихода, включая самые замечательные творения египетских мастеров. В то же время местные жители в процессе торговли получали огромное количество самых разных товаров: египетские сосуды, украшения, изготовленные из драгоценных металлов и фаянса, скарабеи и амулеты. Все это они были готовы принять, и вскоре данные предметы стали копировать в сирийских мастерских. Египетское владычество положило конец вавилонскому политическому влиянию и точно так же вытеснило преобладание месопотамской культуры. В результате через какое-то время в Финикии развились особые, смешанные, культура и искусство, что явно подтверждают многочисленные сохранившиеся предметы. В Эгейском мире также найдены свидетельства, что контакты с Египтом оказывали постоянное влияние в основном на технику прикладных искусств, изготовление каменных сосудов и другие ремесла.
Существовало ли в таком случае обратное влияние этих иноземных культур на культуру долины Нила? С завоеванием Сирии и последовавшим за ним расцветом международной торговли изменившийся дух и обновленная жизнь взбудоражили жителей на берегах этой реки. Горизонты этого народа, прежде не простиравшиеся дальше порогов Нила на юге или "гор света", образовывавших восточную и западную границы долины, неожиданно значительно расширились. Пробудилось наслаждение роскошью и удобствами жизни, которые все больше подпитывали богатства, хлынувшие в Египет из завоеванных северо-восточных стран. Простая одежда для мужчин и для женщин, которая, по сути, оставалась неизменной с древнейших времен, теперь исчезла, и ее сменили наряды более элегантных стилей. От простой юбки отказались в пользу плиссированных платьев, закрывавших все тело, тогда как простые старомодные парики уступили место большим и тщательно уложенным (см. вклейку фото 50 и 56). Знатные дамы теперь стали носить богатые серьги, которые были в моде в Азии. Искусство также претерпело заметные изменения. Круг идей значительно расширился, а способы изображения стали избавляться от оков прежней традиции и двигаться в новых направлениях. На формы египетского искусства повлияли заимствования из вавилонских и сирийских источников, с одной стороны, и эгейские оригиналы - с другой. Копировались орнаменты из других стран, в искусстве появлялись чужеземные образы, так что богатая сокровищница египетских мотивов во многом пополнилась за счет добавлений извне.
От соприкосновения с новыми горизонтами египетского кругозора выиграл и египетский язык. В него вошло множество сирийских и, соответственно, главным образом семитских слов, в основном названий товаров, неизвестных египтянам до того, как их привезли в качестве дани или по торговым каналам. Эти слова в первую очередь включали обозначения таких предметов, как повозки и лошади, оружие и орудия труда, новые для Египта, а во вторую - названия более привычных предметов, таких как река, море, писец, дом и тому подобное. Для последних в египетском языке существовали свои слова, однако египетские авторы любили использовать иноземные, чтобы показать свою приверженность новейшей моде. Крупные египетские города к тому времени кишели семитами, которые попали в долину Нила или как заложники, военнопленные и рабы, или же приехали добровольно, чтобы участвовать в торговле. Многие из них с течением времени возвысились и заняли высокие административные должности. Они привезли с собой своих богов - Баала, богиню-хранительницу Кадеша Астарту и богиню войны Анат. Всем им были воздвигнуты святилища и назначены жрецы, пока наконец они не получили официального признания и им не начали приносить жертвы верующие египтяне.