"Причем здесь подошвы? Мама у нее упала. И еще в ее интересах сохранить завод. Вот! – возликовал Халтурин, найдя уважительную причину своей лояльности. – Она же расстроилась, кинулась защищать завод, кадры, этих… как их… модельщиков и изготовителей каких-то там капов".
Жесткий режим помогал сохранять Евгению высокую работоспособность.
Подъем в шесть тридцать, пробежка в парке (или час в бассейне во Дворце спорта), душ, завтрак. Рабочий день начинался в восемь, в гостиничный номер Халтурин возвращался не раньше девяти вечера. Голова не отключалась даже во сне.
Столовые сервизы, вазы, кашпо, чашки "агашки", посуда в "трактирном стиле" (для ресторанов) – вот что видел Халтурин вместо эротических снов. Все это посудное хозяйство гонялось за Жекой, как за Федорой в сказке Чуковского.
– Лучше бы за ББ гонялись, – просыпаясь, ворчал Жека.
"Эх, хорошо было "фарфоровому королю" Матвею Кузнецову, – с завистью к русскому промышленнику и с обидой на нынешнюю власть думал Халтурин, – попросил царя ввести заградительную пошлину для экспортного фарфора – и на тебе, пожалуйста! И Кузнецов со товарищи в шоколаде, и индустрия процветает. А наши почему-то только об автопроме пекутся".
В своих планах Евгений забегал далеко вперед, думал о производстве иконостасов, сервизов и чайных пар к Рождеству и Пасхе, похожих на чешскую посуду с рождественским гусем. Еще можно керамическую настенную и напольную плитку выпускать в стиле "ретро". Для задуманного, кроме денег, требовалось оборудование и православный художник.
* * *
…Первые несколько дней после встречи с Божко прошли спокойно, но когда на заводе сменился директор, случился вполне прогнозируемый, и потому неожиданный наезд.
В наилучшем расположении духа Жека подкатил на "Ямахе" к гостинице, заехал во двор и заглушил мотор. Если все пойдет так и дальше, то уже следующей осенью он будет валяться на травке в Гайд-парке.
Халтурин слез с мотоцикла, укрыл его попонкой и оставил чаевые охраннику – на всякий случай. "Скоро похолодает, придется покупать машину, внедорожник какой-нибудь", – с сожалением подумал Халтурин, бросив прощальный взгляд на "Ямаху": его страсть к мотоциклу можно было сравнить только со страстью к Грете и работе.
Едва Евгений покинул территорию стоянки и завернул за угол, из тени вынырнули трое.
Халтурин не был трусом, но трое на одного – не по-спортивному как-то получалось. Жека шагнул к стене, чтобы прикрыть спину.
– Может, поговорим? – предложил он нападавшим. Перспектива появления с побитым фасадом на заводе Халтурина совершенно не привлекала.
– Ты валил бы в столицу, слышь, как там тебя, кризисный, блин, управляющий, – сквозь зубы процедил один.
Лиц Халтурин не видел – свет от уличного фонаря за угол не попадал, узнать Жека никого не мог. К тому же рабочие завода слились в представлении Евгения в безликую серую массу. За несколько недель работы Халтурин узнавал только трех начальников цехов и пару мастеров, которые с хмурыми физиономиями выслушали указания о демонтаже оборудования и с такими же хмурыми физиономиями – о приостановке демонтажа. У Халтурина сложилось впечатления, что работникам было одинаково – ломать или строить, копать или не копать.
– О чем с ним разговаривать? – подал реплику другой, – он же кроме денег никаких аргументов не понимает.
От темных фигур разило перегаром и нечистотой.
– А ты попробуй, – предложил Халтурин, лихорадочно соображая, кто эти трое. Моментальной вспышкой в голове пронеслась мысль, что кроме заводских, его никто в лицо не знает. Чьи интересы представляют нападавшие? Свои собственные? Банкира?
– Завязывай базар. В общем так: не уедешь – сам дурак. Понятно излагаю?
– Вполне. Но, мужики, не обещаю, что выполню ваши требования.
Евгений не успел договорить, как получил под дых, но принял удар и успел ответить выпадом слева, и тут же Халтурина настиг и отбросил хук в челюсть. Жека не удержался на ногах, упал на мокрый асфальт. Попытался подняться, но следующий удар опять отбросил Евгения к стене. Нападавшие успокоились, когда Халтурин затих.
Полежав под моросящим дождиком, Жека пришел в себя, медленно поднялся и добрел до угла. Остановился, отдышался, пощупал грудь и диагностировал у себя трещину ребра.
– Сволочь, – стараясь не вдыхать глубоко, ругался под нос Халтурин, – придется завтра отлеживаться, а времени совсем нет. Кто такие? Банкир только от судьи мог узнать о смене руководства на заводе. Неужели все так паршиво?
Жека ввалился в гостиничный холл с надеждой на быструю и профессиональную помощь, но администратора Любы за конторкой не оказалось.
Халтурин добрался до номера, кое-как разделся. Вызвать машину и съездить в травму, снять побои? Утром, пожалуй.
В ванной с облегчением отметил, что лицо почти не пострадало, долго умывался, будто смывал позор поражения, отфыркивался от боли, потом мостился в постели, как пес на ночевку, пока нашел удобное положение. Уже засыпая, подумал: "Боятся – значит, уважают".
Утром, вместо того, чтобы отлеживаться, Халтурин заставил себя поехать в травмпункт, снять побои. Взял справку, проскочил в городской отдел милиции и написал заявление о нападении.
Радости в глазах следователя Прошкина – стареющего капитана с ленивыми движениями – не наблюдал. Таким же ленивым, как и движения, голосом, Прошкин задавал протокольные вопросы:
– У вас есть враги?
– Три с половиной тысячи человек, – буркнул Халтурин.
– Вы кого-нибудь подозреваете?
– Всех.
– Что-нибудь пропало?
– Нет, все на месте.
– Мы, конечно, примем заявление, но если вы никого не рассмотрели, то… Сами понимаете, маловероятно…
Халтурин понимал.
Купил в аптеке корсет, обмотался, как тяжеловес перед поднятием штанги, чтобы ребро не ввинчивалось в мозг, к обеду был на заводе и погрузился в дела, но мысль о засаде, в которой пострадало не столько ребро, сколько самолюбие, не давала покоя. Как это ты, пуганый ворон, в девяти случаях из десяти точно рассчитывающий удар и контрудар, лопухнулся, как безусый юнец, не нюхавший пороха?
Кто бы он ни был, этот народный мститель, он опоздал: Халтурин успел вывезти всю посуду со склада. "Получи, фашист, гранату", – приговаривал Евгений, наблюдая, как ночная смена рабочих грузит ящики с посудой.
Дима Каверзев – единомышленник и друг Халтурина, встретил фуры в Москве, разгрузил и спрятал посуду в надежном месте.
Через Московский Клуб православных предпринимателей Халтурин нашел инженера-технолога – Павла Жижко. Его и Диму вызвал на завод. Пора было приступать к реконструкции.
Команда складывалась, как предписывала наука: Халтурин – лидер, он же интеллектуал-реализатор. Реализатор-коммуникатор – Павел Жижко, Димка – коммуникатор-интеллектуал. И Хаустова.
Хаустову до конца классифицировать не удавалось, но барышня числилась в команде под номером один. Отношения с Хаустовой были неоднозначными, но это были отношения. Топ-менеджер Халтурин по неясной причине выбрал кадровичку в друзья, и Хаустова на правах друга учила босса жизни.
Военные действия гоняли кровь по жилам, усиливали обмен веществ, Халтурин ел за троих. Только кофе, приготовленный заботливой рукой Агнессы Павловны, в горло уже не лез. Евгений сломался, купил кофемашину и научил Агнессу пользоваться благами цивилизации. Агнесса Павловна, привыкшая к чаю в пакетиках, приближалась к чудо-машине в состоянии, близком к обморочному, но Халтурин, наконец, получил настоящий кофе.
За чашкой ароматного напитка Евгений расслаблялся, думал о чем-нибудь приятном: о Лондоне или… о барышне из отдала кадров…
С натяжкой к барышне можно было применить понятие "коммуникатор", имея в виду ее работу с кадрами, но Халтурину казалось, что девушка способна на большее.
А сын у Хаустовой – вообще реальный пацан.
Жека вспоминал кадровичку и улыбался: кукольное личико, ботинки-тракторы. Трогательная, маленькая. Полной неожиданностью стали для Евгения мысли том, что у Жени красивая фигура, и если б не мрачная одежда, которая уродовала девушку, и не унылое выражение лица, могла бы числиться красавицей, не хуже некоторых… Если не верность любимой женщине, то верность идеалу он мог себе позволить. Идеалом оставалась Грета.
* * *
…В отдел кадров стояла очередь.
Халтурин, глядя под ноги, быстрым шагом прошел мимо угрюмых, враждебных лиц, резким движением распахнул дверь:
– Евгения Станиславовна!
– Да, Евгений Станиславович?
Состоялся обмен улыбками: покровительственной – Халтурина и смущенной – Жени.
– Нужен православный художник по фарфору и фаянсу.
– Хорошо, я дам объявление.
– Да. Поторопитесь.
– Газета выйдет через три дня.
– Так долго?
– Да.
– А кадровое агентство здесь есть?
– Только в областном центре.
– Свяжитесь с ними. Нам срочно нужен художник.
Женька кивнула с серьезным видом. Что-то задумал их реформатор, что-то важное – из ушей пламя, из ноздрей дым, из-под копыт искры летят. Интересно, по Нинкиной классификации, к каким ветрам можно отнести Халтурина? Тайфун? Ураган? "Ураган "Халтурин", – Женька весело хмыкнула, набирая номер рекрутингового агентства. – Надо же, какая чушь в голову лезет".
Передала заявку, продиктовала объявление в местную газету, ей сбросили по факсу счет, и Женя побежала с ним в бухгалтерию.
– Ты что, не знаешь, все счета через Халтурина, – в испуге замахала руками бухгалтер Людмила Петрова, которую за исполинский рост и вес злые языки окрестили Дюймовочкой.
Женя кинулась в приемную. Агнессы на месте не оказалось.
Хаустова уже взялась за ручку двери в кабинет директора, но услышала краешек разговора – Халтурин с кем-то говорил по телефону:
– Грета, мне нечего тебе предложить. Нет, я ничего не забыл, – донеслось из кабинета.
Голос Халтурина – интимный, тихий и грустный, заставил Женьку остановиться. Воздух сжался в груди, как в газовом баллоне перед взрывом.
– Как раньше ничего уже не будет, – произнес управляющий, и Женька поразилась сходству со своими мыслями. Именно эти слова она повторяет себе каждый день, по несколько раз, и ночью. Ничего как раньше не будет. А как будет? И вообще – будет? "Он хочет, чтобы девушка его уговаривала", – догадалась Женя.
Разговор прервал звонок по другому телефону.
– Грета, я не могу больше говорить, целую. – Женька выдохнула, а Халтурин уже переключился на другой звонок.
– Алло? Да, приветствую.
Хаустова просунула голову в кабинет, шепотом поинтересовалась:
– Евгений Станиславович, можно?
Халтурин, продолжая разговор, жестом пригласил Женю войти.
– Чем больше, тем лучше. Денег много не бывает. Конечно, обоснованная цифра. За каждую строчку головой ручаюсь.
Женька стояла столбом посреди кабинета. Халтурин ткнул пальцем на стул, показал глазами: "Садись".
– Заинтересовал? Я рад! – продолжал в трубку Евгений, показывая на бумаги в руке у Жени.
Она положила на стол счета и осталась стоять.
Халтурин опять показал на стул. Женька вернулась на место.
– Я смогу приехать в субботу. Отлично. До связи, – простился Евгений, потер ладони и поднял на Женьку довольный взгляд. – Это инвестор. Заинтересовался моим бизнес-планом.
– Каким? – вырвалось у Женьки. Ревность змеей обернулась вокруг сердца: кто-то знает о планах Халтурина, а она рядом – и ничего.
– Неужели интересно? – с озорной улыбкой глядя на Женьку, спросил Халтурин.
– Конечно. Если это все произойдет, и завод заработает, то интересно, – созналась, краснея, Женька.
Все-таки не верит кадровичка в него. Ну, и на кой черт ему ее вера?
– Тогда ждите, когда заработает и произойдет.
Спрашивается, он что, без веры этой девчонки не может обойтись?
Девчонка надулась и поднялась:
– Подпишите счета для газеты и кадрового агентства.
– Легко, – ставя подпись, ответил Халтурин на свои мысли.
* * *
Концепция вывода завода из кризиса была стройной и красивой, как всякая теория, выстроенная толковым специалистом. Но не зря говорят: "Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить".
Началось с собрания, на котором акционеры потребовали отчет от кризисного управляющего. Думали, топ-менеджер – новый мессия. Походит по цехам, пошепчет, осенит крестным знамением углы, и кризис, как нечистая сила, уберется в ад.
Евгений не стал ничего объяснять про ББ, не стал валить вину на бывшего директора, искать лазейки. Принял вызов.
Вопросы – ответы – вот во что вылилось собрание акционеров. Пресс-коференция кризис-менеджера Халтурина, а не собрание.
За пресс-конференцию можно было поставить отметку "отлично", но Халтурин разозлился на Куколева. И на себя…
"Старый, больной и хитрый ББ сыграл со мной, как Геракл с наивным Атлантом: хочешь прогуляться и на мир посмотреть? Без проблем, только подержи небесный свод, пока я подложу шкуру на шею, а то груз очень давит. Я подставил шею, Куколев-Геракл переложил на меня, дурака, всю тяжесть решений, а сам на скамье запасных отдыхает".
Евгений задавал себе вопрос: "На чем же старик меня подловил?". Ответа было два: вежливый и правдивый.
Вежливый звучал так: кризис-менеджеру Халтурину было интересно попробовать силы на резкой смене сценария – от ликвидационного к антикризисному, от разорения к созиданию.
Правдивый звучал неутешительно: Халтурину не хотелось, чтобы барышня из отдела кадров думала о нем как о терминаторе, запрограммированном на уничтожение цивилизации.
– …Собственно, я пригласил вас вот по какому вопросу, – доверительно сообщил Халтурин, когда Женя присела на краешек стула, – мне нужны к понедельнику приказы об увольнении в связи с реорганизацией.
С Женькой чуть удар не случился:
– Как!?! Я же почти всех уволила в связи с ликвидацией!
– Думайте, как лучше сделать. Дальше. На предприятии остается триста-триста пятьдесят специалистов. Вы подберете их мне. Здесь проект, – Халтурин протянул Жене еще одну папку, – тут указаны профессии и зарплаты. Посмотрите, сами добавите, что нужно.
– Евгений Станиславович! Почему я? Есть же мастера, начальники цехов, они знают людей, – с расширенными от страха глазами пролепетала Хаустова. Никогда она еще так по-черному не завидовала Илье Шепелю – юристу, который сбежал с завода три месяца назад, когда случилась первая задержка с зарплатой.
– Я получил их предложения, они все в папке. Там семьсот с лишним человек. Ваша задача – отобрать из этих семисот. Надеюсь на вашу объективность.
По лицу Хаустовой пробежали сомнение и растерянность:
– Евгений Станиславович, что, завод действительно остается?
"Не верит", – скрипнул зубами Халтурин.
– Да, остается, – жестко сказал он, – меняет ассортимент и продолжает работать в усеченном виде.
– А что будет дальше?
– Дальше будем выполнять заказы. Нельзя работать на одну торговлю. Во всяком случае, пока.
– Это как?
– А так.
Глаза у Халтурина загорелись.
– Заказы помогут перебиться и выйти на другой уровень. Надо использовать все возможности, как это делал Матвей Кузнецов.
– Ваш знакомый?
– Знакомый? – пряча улыбку, переспросил Халтурин, – к сожалению, нет. Это русский промышленник, "фарфоровый король", лидер продаж, как сказали бы сейчас. Получил титул "Поставщик двора его Императорского Величества". За титул боролись отчаянно, как за олимпийскую медаль. Один промышленник тридцать восемь лет положил, чтобы получить его! У Кузнецова есть чему поучиться, не сомневайтесь. Думаете, почему фабрики "фарфорового короля" стали лучшими в России?
– Почему?
– Потому что он был из староверов. Нельзя творить красоту, нельзя ничего создать без Бога в душе. Ничего хорошего без любви и веры не случается в жизни. Кузнецов даже заставлял рабочих читать Библию. Такая вот взаимосвязь.
Женя улыбнулась, представив ББ с Библией.
– Зря смеетесь, – вспыхнул Халтурин, заметив Женину улыбку.
– Я по другому поводу, – смутилась Женька.
Халтурин посуровел:
– Значит, вы поняли, что от вас требуется?
– В общих чертах.
– Кстати, как ваше здоровье?
– А что с моим здоровьем? – изумилась Хаустова.
– Ну, тот обморок… Вы у врача были?
– Все в порядке, – смущенно процедила Женька.
– Надеюсь, это не из-за меня?
– Конечно, не из-за вас.
– Надеюсь, вы не беременны? – Халтурин сам не понял, как вопрос сорвался с губ.
Женька дернулась и стала кумачовой, как флаг СССР.
– Что?
– Поймите, просто предприятие оплачивать больничные не может. И мне бы не хотелось, чтобы вы попали в трудное положение, в смысле, в финансовое положение, в трудное финансовое положение, – еле выпутался Халтурин и замолчал, чувствуя себя идиотом.
"Кто тебя за язык тянул?" – с запоздалым раскаянием ругал он себя.
– Я пойду? – Женьку трясло от желания сказать Халтурину, что она о нем думает. Из-за него обморок? Да этот столичный щеголь центропупией страдает!
– Да, конечно.
Под пристальным взглядом директора Женька вышла из кабинета.