- Спрячь меня, - хрипло вырвалось из больного горла, - прошу тебя… Спрячь.
Вдалеке послышался шум. Я умоляюще посмотрела на Лилию снизу вверх, безвольно сидя на полу. Сил пошевелиться не было.
- Пойдем, быстро, - Лилия схватила меня за руку, дернула вверх и изо всех сил потащила вправо. Я кое-как следовала за подругой, шатаясь как пьяная. Мы миновали нишу, задрапированную портьерами, и тяжело ввалились в какую-то дверь. Похоже, чуланчик уборщицы. Ведра, метелки, тряпки… Успели только закрыть за собой дверь, как в коридоре послышались шаги. Кто-то быстро пробежал мимо. Я обессиленно прислонилась к прохладной стене. Меня колотило, кожа покрылась липким холодным потом. Лилия вытащила кружевной платок и вытерла мне лоб.
- Софи, ты вся дрожишь, - прошептала она. - Милая, успокойся.
- Сейчас, - пробормотала я, - сейчас пройдет.
Но тут же согнулась в спазме. Лилия только успела подставить ведро, как меня вывернуло желчью. Я взяла платок, вытерла губы.
- Негодяй! - прошипела она в сторону. - Ублюдок…
- Перестань, - устало прошептала я, откидываясь на стену, - это должно было случиться. Он ни перед чем не остановится, чтобы наказать меня.
- Но его последняя детская злая выходка… - Лилия сжала руки в кулаки. - У меня нет слов!
В коридоре послышались голоса. Роберт?… Мы замерли в страхе и перестали дышать.
- Вы не видели герцогини Мелвилль? - прозвучало прямо перед нашей дверью.
Я напряглась, прижав ладонь ко рту.
- Нет, мистер Вайтер, - наверное, это голос лакея, - здесь никто не проходил.
- Понятно, спасибо, - произнес Роберт, - значит, мы с ней разминулись. Послышались удаляющиеся шаги.
- Выведи меня отсюда, - прошептала я хрипло. - Я сейчас в таком виде, что встретиться с кем-нибудь для меня смерти подобно. Ты знаешь, где здесь выход для слуг?
- Да, - ответила Лилия, - подожди здесь, я дам распоряжение насчет кареты. И найду плащ.
Я чувствовала себя развалиной. Словно по мне проехал поезд. Болело все тело. Огнем горело горло. Рези и спазмы в животе периодически скручивали внутренности. Я боялась громко кашлять, чтобы не привлечь внимание слуг, поэтому только хрипела обессиленно, согнувшись почти пополам.
Прошло минут десять, показавшихся мне вечностью, и в коморку скользнула Лилия. Через руку у нее был перекинут темный тяжелый плащ.
- Это не мой, - уставилась я на него.
- Конечно, не твой! - шикнула Лилия. - Твой яркий и заметный. А этот, как видишь, черный и большой. Я нашла его на вешалке. В самый раз. Потом пришлю слуг, чтобы вернули и забрали твой.
Лилия укутала меня, низко опустила капюшон и выглянула в коридор.
- Никого, - прошептала, - пойдем. Быстро!
Побег удался. Мы вышли через кухню и подсобные помещения. Я почти ничего не запомнила, все усилия были направлены на то, чтобы правильно переставлять ноги и не рухнуть еще раз. Помню только холод, который забирался внутрь, когда оказались на улице. Помню карету, громыхающую по мостовой, и ласковый шепот Лилии: "Все будет хорошо, Софи. Все будет хорошо".
* * *
Нет, ничего хорошего не будет. Помолвка Роберта стала тем самым могильным камнем для моей любви, последним гвоздем, забитым в крышку гроба. Это конец. Я была полностью уничтожена и раздавлена. Мечты, планы, идеи, надежды - в топку. Пора признаться: с Робертом у меня нет будущего и никогда не было. Размышлять, кто в этом виноват - он, я или горькая судьба - смысла нет. Смысл - идти вперед, не оглядываясь, не цепляясь за прошлое. Смысл - жить дальше. Смысл - убраться прочь! "Бежать!" - вспыхнуло молнией в мозгу. Эта сумасшедшая идея начала преследовать меня почти сразу после того знаменательного бала.
Бежать! Из Лондона, из Англии. От друзей и родных. От знакомых, от Лили, от мамы, от Адели. Я не хочу никого видеть. Не хочу жалости и расспросов. А они обязательно последуют, если я останусь здесь или поеду в Италию. Я не вынесу этого. Я должна справиться сама. Должна попытаться склеить себя по кусочкам. Где-то далеко, забившись в нору, в логово, на краю света. Чтобы никто не нашел, не узнал, не догнал. И когда я приду в себя, когда вновь стану обворожительной, спокойной, улыбчивой Софи, которую все знают и любят, а не жалкой развалиной с открытой, кровоточащей раной в сердце, тогда я опять смогу вернуться к друзьям и близким, опять смогу улыбаться и наслаждаться жизнью.
Наивная! Думала, что одна любовная встреча перевернет его мир так, как перевернула мой?! Думала, что то чудо, которое расцвело тогда между нами, вылечит его раненое сердце? Избавит от ненависти, которую он холил и лелеял десять лет? Пусть он меня целовал и ласкал словно возлюбленную, но ненависть оказалась сильнее. Я не собираюсь плакать из-за человека, который выбрал путь злобы. Прочь, грустные мысли! Прочь, разрывающая душу на части тоска!
Лилия не отходила от меня ни на шаг. Первую ночь даже спала рядом, в моей спальне, боясь оставить одну. Мы лежали на широкой кровати, как частенько делали когда-то в школе Солентон и разговаривали. Она рассказала, как узнала про тот чуланчик. Оказывается, до разлада с Бертоном, будучи молодоженами, они весьма часто и увлеченно занимались любовью. И надо же было один раз такому случиться, что им припекло именно на балу у леди Кимберли…
- Бертон затащил меня в ту конуру и мы, как и были, в одежде, стоя… - Лилия хрипло рассмеялась. Я представила эту картину и тоже улыбнулась. А подруга грустно добавила: - Это было замечательно.
- Лили, - я повернулась к ней. В свете одинокого ночника подружка выглядела словно привидение. Темные волосы обрамляли бледное маленькое личико, мой, отданный ей, кружевной пеньюар раскинулся на кровати белоснежной грудой, погребая под собой изящную фигурку, - я слышала, Бертон в последнее время остепенился…
Лилия напряженно молчала. Я осторожно подбирала слова.
- Сейчас он баллотируется в парламент, и ты знаешь, ему просто необходима чистая незапятнанная репутация…
- А я здесь при чем? - резко спросила подруга.
- Если ты не обратила внимания, то у него уже давно никого нет, и он ходит вокруг тебя кругами, как побитый пес.
- Софи, - скептически произнесла Лилия, - горбатого, как говорится… А если он проиграет на выборах? Репутация уже ни к чему? И опять все по новой?
- Лили, - я тронула ее за рукав, - всегда есть надежда. Вы были действительно чудесной парой. У вас прекрасный ребенок. Я не знаю, кто виноват и что пошло не так, но кто-то из вас должен попытаться все исправить.
Она словно сбросила оцепенение и хрипло расхохоталась в тишине спальни.
- Все может быть, Софи. Лет через десять-пятнадцать, когда постареем, мы опять начнем ценить общество друг друга. Но не сейчас.
- Вы так подходили друг другу, - улыбнулась я грустно.
- Мы слишком похожи, чтобы из нас получилась крепкая хорошая семья. Упрямые, неуступчивые, взбалмошные. Но ты права. Возможно, я дам ему последний шанс, - и ее голос внезапно зазвучал лукаво. - Любовью он занимается лучше всех.
Я вздохнула. Лили, Лили… Трудно будет склеить разбитую жизнь, семью, отношения. Почти невозможно. Столько всего произошло.
- Ты можешь не бояться оставлять меня одну, - произнесла я через некоторое время, - я не настолько глупа, чтобы что-то с собой сделать. Наверное, давно нужно было бросить эту детскую мечту о Роберте и заняться собственной жизнью всерьез.
- Софи, мне так жаль… - прошептала подружка.
- Не переживай. Я выдержу. Я пережила наше с ним расставание тогда, двенадцать лет назад, переживу и сейчас. Тогда было хуже, мне было всего восемнадцать.
- Конечно, переживешь, - голос Лилии зазвенел гордостью, - ты сильная. Пусть и выглядишь как маленький эльф, но у тебя стальной стержень и тебя не сломать.
Я улыбнулась в темноте. Сейчас скажу.
- Я решила, Лили. Я уезжаю из Лондона.
- Как?! - воскликнула она пораженно, переворачиваясь на живот и впиваясь в меня пристальным взглядом.
- Мне нечего здесь делать, дорогая. Роберт решил уничтожить меня, и ему это почти удалось. Смотреть на его счастье с этой милой девочкой… Встречаться в свете… Читать газеты… Видеть его детей… Я просто не смогу!
Мой голос задрожал и рассыпался хрустальными осколками. Хмыкнула, словно насмехаясь над собой, над своей наивной детской мечтой о счастье, и добавила:
- Если я не хочу превратиться в скулящую, молящую о любви женщину, мне нужно срочно уезжать отсюда.
- Наверное, ты права, - прошептала Лилия, - но куда ты поедешь? Что будешь делать? Где жить и на что?
- Не знаю пока. Может быть, поеду в Италию к Адель, может во Францию… Стану художницей, сейчас это модно, - пошутила я грустно. - А вообще… Я просто хочу найти свое место в этом мире. Быть счастливой. Нормальным женским счастьем, не детскими мечтами, не сказочными выдумками, не наивной восторженностью. Хочу любить и чтобы любили меня. Хочу детей, мужчину рядом, семью, дом, сад. Хочу ничего не бояться. Просто жить, наслаждаться каждым днем, запахами, ветром, солнцем, дождем, снегом. Жить настоящим. Не вспоминать прошлое и не гадать о будущем. Простые человеческие желания.
Лилия всхлипнула.
- Ты плачешь? - я удивилась.
- Софи, - обняла меня Лилия, - ты чудо! Я всегда буду любить тебя, даже если нас будет разделять океан.
- Не волнуйся за меня, - я обняла ее в ответ, - я стала намного сильнее, чем была. С этого момента я начинаю новую жизнь и обязательно буду счастливой, Лили, даже не сомневайся.
* * *
Эта ночь стала переломной. Я твердо решила уехать. Мы с Лилией, проснувшись утром, оделись (фигуры у нас были примерно одинаковые, поэтому ей чудесно подошло одно из моих платьев), заложили карету и поехали в Адмиралтейство. Ближайший пароход "Королева Виктория" уходил из Саутгемптона через неделю. Место назначения - Нью-Йорк. Я тут же загорелась идеей. Америка - великолепный вариант. Достаточно далеко. Титулы там не в чести. Меня никто не знает. Буйный рост экономики и благосостояния позволит мне (возможно) найти работу по душе. Правда, я никогда не работала. Но если я решила изменить свою жизнь, то менять нужно все и свое паразитическое существование в том числе.
- Это же так далеко, - вздохнула Лилия, - целый океан… Может, лучше Франция?
- Нет, - улыбнулась я, - чем дальше, тем лучше.
Денег с собой было не много, но на каюту первого класса хватило. Мы с Лилией отметили начало моей новой жизни, пообедав в уютном кафе. Она только грустно вздыхала и умоляюще смотрела на меня. А я… Я ни о чем не думала. Плыла по течению. Авось куда-нибудь вынесет. Потом я отвезла Лилию домой, а сама направилась к себе на Пикадилли. Паковать чемоданы. Максимилиан передал, что в мое отсутствие приходил джентльмен и "настойчиво требовал встречи с герцогиней". Ждал в гостиной около трех часов, но так и не дождался. Оставил визитку с запиской. Я дрожащей рукой взяла клочок бумаги.
"Нужно поговорить. Завтра в это же время. Роберт".
Сердце сжалось от боли, как всегда при воспоминании о нем. Точнее, я никогда и не забывала. Просто заперла память на засов, загнала вглубь мучительную горечь и старалась не думать. Получалось плохо. Вот и сейчас, при одном взгляде на знакомый почерк в памяти возникло любимое лицо. Далее подтянулись, как привязанные на веревочке, воспоминания о помолвке, обидные слова, раздирающие внутренности ревность и обида. Нет! Стоп! Не хочу! Я смяла карточку и выбросила в мусорную корзину. Роберт - это мое прошлое. И этого человека нет в моем будущем. Я забуду! Почти забыла раньше, забуду и сейчас. Я смогу. Решительно поднялась по лестнице и нашла свою горничную, перестилающую постель в одной из спален.
- Мэри, ты поедешь со мной в Америку?
Моя верная служанка удивленно обернулась и на мгновенье застыла с простыней в руках. В глазах отразились понимание и сочувствие. Слуги всегда знают все о своих хозяевах.
- Конечно, госпожа, - ровно ответила она и вернулась к своему занятию.
- Отплываем через неделю, - добавила я, чуть улыбнувшись, - собери багаж. На твое усмотрение. Но без бальных платьев, естественно.
Мэри серьезно кивнула. Я пошла в кабинет подсчитывать финансы. Денег было не очень много. И то все, что оставалось от герцогских щедрот. Открыла шкатулку с драгоценностями. Естественно, фамильные бриллианты и сапфиры лежали в сейфе, и трогать их я не собиралась. Но эти… Я смотрела на мамин жемчуг, подаренный мне на восемнадцатилетие. На рубиновый гарнитур, купленный назло герцогу после очередной его лекции о моем мотовстве, который я так ни разу и не надела. На многочисленные броши, браслеты, кольца. Решено - возьму с собой. Далее… Нужно написать письма. Маме. Адвокату. Герцогу.
Глубокой ночью, уставшая как никогда в жизни, я отложила три запечатанных конверта. Самые короткие письма были адвокату и герцогу. Сухие формальные фразы, я просто доводила до их сведения информацию о своем отъезде. Маме писать было тяжелее всего. Как объяснить? Так, чтобы не расстроилась, не заболела, не почувствовала себя виноватой? Она же ничего не знает о Роберте. В наших письмах, которыми мы обменивались, я так ей ничего и не сообщила. Теперь пришлось сделать самое трудное - рассказать об инженере Робе Вайтере, о своем разводе, о желании начать новую жизнь в другой стране. "Мама, я вернусь обязательно. Немного развеюсь, поживу другой жизнью и вернусь к тебе". Я словно наяву слышала ответ: "Почему, если ты хочешь развеяться, ты не приедешь в Неаполь? Мы все будем рады видеть тебя". Я писала: "Хочу одиночества и независимости. Хочу научиться самостоятельности, научиться зарабатывать деньги и узнать жизнь, такую, какая она есть. Настоящую, а не ту, которую видно из окна кареты".
* * *
Роберт приехала утром. Я завтракала в спальне, когда ко мне заявилась Мэри с карточкой от мистера Вайтера.
- Передай Максимилиану, что ее светлость сегодня не принимает, - сухо произнесла я.
Мэри вышла, чтобы через несколько минут вернуться.
- Мистер Вайтер сказал, что будет ждать хоть до вечера, но не уйдет без разговора.
- Пусть ждет! - фыркнула и добавила, взглянув на горничную: - Ты свободна. Не нужно меня одевать, я никуда сегодня не поеду. Останусь в домашнем платье.
Мэри понятливо кивнула и вышла за дверь.
Сердце билось неровно и тревожно. Я встала и подошла к окну, уставившись на сад отсутствующим взглядом. Я не могу его видеть. Просто не уверена в собственной стойкости. Вполне может быть, что я упаду на колени и буду рыдать, умоляя. Только не это! Нет. Нам не о чем разговаривать, и я не собираюсь больше терпеть его оскорбительные насмешки и уколы. Зачем? Роберт сделал свой выбор. Для чего бы он ни пришел - извиниться за грубость или предложить стать любовницей - мне это не нужно. "Оказывается, я лицемерка", - усмехнулась мысленно. Сама, будучи замужем, собиралась стать его любовницей. А сейчас, когда он скоро будет женат, такой статус меня уже не устраивает.
Чтобы отвлечься, я стала перебирать платья в гардеробной, выбирая скромные, элегантные наряды пастельных тонов. Впереди холодная зима. Да, это пальто на меху подойдет. И эта накидка из горностая. И песцовая муфта. Нет, много. Значит, только пальто.
Через час в комнату опять постучала Мэри.
- Миледи, мистер Вайтер нервничает. Просил передать, что если вы не спуститесь, он сам поднимется наверх и пойдет искать вас по всем комнатам.
- Я хочу видеть Максимилиана, позови мне его, - резко бросила ей.
А сама вышла за дверь и пошла по коридору, ведущему на балкон, опоясывающий гостиную. Остановилась у лестницы, ожидая дворецкого. Внушительная фигура Максимилиана показалась сбоку.
- Макс, - холодно произнесла я, - возьмите Питера из кухни и конюха… Как там его?
- Фергюсон, мидели.
- Да, его. Он такой здоровый, словно медведь. И вышвырните втроем мистера Вайтера из гостиной. А еще предупредите, что я больше никогда в своей жизни не хочу его видеть.
Дворецкий важно кивнул.
- Обязательно передам, миледи.
Я плотнее запахнула шаль и потопала назад, в свои комнаты. "Прощайте, мистер Роб Вайтер. Прощай, Роберт Уайт. Прощай во второй раз, моя любовь".
* * *
Через два дня мы с Мэри садились на поезд, идущий в Саутгемптон. Прощание с Лилией и Стефаном закончилось безудержными рыданиями втроем, поэтому сейчас у меня дико болела голова и заложило нос. Я куталась в меховой воротник пальто, краем глаза следя за нашими многочисленными чемоданами. Драгоценности я спрятала на поясе платья, но одежды оказалось так много, что пришлось дополнительно вызывать вокзального грузчика - Фергюсон не справлялся.
Утром, выходя из герцогского особняка, который был мне домом почти двенадцать лет, я обернулась к Максимилиану.
- Если мистер Вайтер опять заявится, передайте ему эту записку, - я вложила в ладонь дворецкого запечатанный конверт, - и… прощайте, Макс. Мне будет не хватать вас.
- Мне тоже, миледи, - дрогнувшим голосом произнес дворецкий, и добавил взволнованно: - Если вдруг… Если вы там хорошо устроитесь и вам нужен будет преданный слуга, знайте - я с удовольствием стану на вас работать. Даже за меньшее вознаграждение.
Слезы опять выступили у меня на глазах. Неужели за последние дни я не выплакала их все?
- Я запомню, Макс.
Я ехала в отдельном купе (пока еще могла себе это позволить) и смотрела на проплывающие мимо дома, поля, деревни. Написанное в последний момент утром коротенькое письмо навечно отпечаталось в памяти.
"Ты победил, Роберт. Я поздравляю тебя. Ты добился всего, чего хотел. Ты вхож в высший свет, ты богат, знаменит, популярен. Ты женишься на прекрасной невинной девушке. И самое главное - ты отомстил мне. Тем не менее я искренне желаю тебе счастья. Жаль, не смогу присутствовать на свадьбе, я уезжаю. Но я действительно рада за тебя. Живи с миром и прощай. Софи".
Часть четвертая. Любовь
Плаванье почти не запомнилось. Я боялась, что буду страдать и плакать о Роберте, но нет - душевную боль волшебным образом заменила морская болезнь. Меня выворачивало наизнанку каждый день, и за неделю путешествия я ни разу не вспомнила ни о Роберте, ни о своем разбитом сердце. Болезнь - прекрасное лекарство. Я даже улыбнулась своим мрачным мыслям. Двенадцать лет назад болезнь спасла меня от душевной боли, спасала и сейчас.
Что бы я делала без Мэри! Пока я лежала в каюте и медленно умирала, она перезнакомилась со всеми слугами на пароходе. Узнала, где и как в Нью-Йорке можно снять недорого жилье. Где лучше покупать продукты, какие магазины стоит посещать, какие нет. Я еще в поезде отдала ей свои немногочисленные фунты, назначив нашим банкиром и управляющим. Еще и посмеялись вместе. А теперь, благодаря ей, мы живем в двух прелестных комнатах на Аллен-стрит, снятых совсем недорого.
Первое время я просто гуляла по Манхэттену, наслаждалась кипучей энергией большого индустриального города, удивлялась многочисленным автомобилям, огромным рекламным щитам, иллюминации. Покупала газеты, с удовольствием читала, узнавала новое. Пыталась яркими картинками заретушировать душевную тоску и одиночество.