Нежданно-негаданно Стас стал владельцем восьмикомнатных апартаментов в старинном доме на Благовещенской площади. Саша вначале не знала даже, шутит он или говорит серьезно.
– До революции здесь губернатор проживал!..
А может, и проживал – ничего удивительного! Если Стас выкупил третий этаж, то губернатор запросто целый дом мог себе позволить.
– Когда-то планировка моей квартиры, – рассказывал Стас, нисколько не смущаясь, – напоминала русские царские дворцы. Анфилада комнат, а параллельно ей коридор, и в нем уже всякие хозяйственные штуки. При Совдепе, конечно, никаких анфилад не существовало. Арки раз-два – заложили кирпичом… Я уж не стал восстанавливать эти навороты, арочные проходы и прочее там. Сделал как понимал: восемь комнат изолированных, только между парадной гостиной и кабинетом установил двери. Но в обе комнаты и из коридора есть вход…
– У тебя – парадная гостиная? – обрела наконец-то дар речи Оля. – А еще какая?
Стас засмеялся:
– Выходит, что еще и непарадная. По-другому малая называется – мне так архитектор объяснил.
– А еще? – не унималась Ольга.
– Да пойдемте, сами посмотрите. – Стас улыбнулся, приглашая их последовать за ним по сверкающему паркетом коридору. – Столовая, парадная гостиная. Потолок – с настоящей позолотой, – уточнил он скромно. – Кабинет, бильярдная, малая гостиная, еще две комнаты вроде как гостевые и, наконец, спальня.
– А кухня-то хоть есть? – прошептала Оля.
– На кухне – там чего интересного? – веселился Стас. – Я туда не хожу!
– А как же ты?.. Ничего не ешь?
– Еще как ем! Мне домработница полный сервировочный столик выкатывает. Еле катит, бедолага!
– Ты и домработницей обзавелся?
– Почему же нет? Сейчас сами увидите. Раиса Степановна!
Раиса Степановна уже катила по коридору сервировочный столик, заставленный блюдами, соусниками и салатниками.
Завтрак растянулся часа на два. И закончился тем, что Оля выскочила из-за стола со смехом.
– Я больше не могу! Не могу, Стас! – заливалась она. – Если я съем еще хоть крошечку, я лопну! Представляешь? Лопну!
– Оля, веди себя прилично, – строго велела Саша. – Тебе не надо было пробовать шампанское!
– Да я капельку выпила!
– Подождите, – попросила Олю Раиса Степановна. – Сейчас десерт принесу.
– Десерт? Нет уж, спасибо.
Стас проводил Олю в кабинет, усадил за компьютер. Девочка зарделась от гордости.
– Можешь меня так сфотографировать?
– Элементарно!
Стас навел на нее "полароид", и через несколько минут Оля как зачарованная разглядывала полученный снимок.
– У нас в классе все просто упадут! И первая – Анька!
Используя счастливую возможность, Оля не отрываясь играла на компьютере, а Стас и Саша посидели в малой гостиной за чашкой кофе и, как обычно, немного поболтали за жизнь.
Жизнь – тонкая штука. К чему, например, она привела Стаса? Саша видела к чему… А начал он с чего? Ни боже мой! В лагерь угодил по малолетке. Вернулся – под одного авторитета попал. Правильно – так попадают под машину. А тот, скотина хитрая, смачно так причмокивая, повторял одну и ту же фразу: "Сотрудничество наше с тобой". Да какое там сотрудничество? Стас на авторитета работал. Вкалывал, пахал! Рисковал жизнью! Некоторые, между прочим, в процессе этого сотрудничества коньки откинули… Все это, само собой, далеко не бесплатно. Но перспектив – ноль!
Приблизительно полгода назад Стас повстречал одного старинного приятеля. Не приятеля – правильнее сказать, одного перца, тоже, в общем, из когорты авторитетов. И этот перец предложил Стасу политикой заняться. Либерально-патриотическая партия…
– А со старым авторитетом разбираться пришлось! Ну ничего, распрощались – все по понятиям.
Саша лениво прислушивалась к его словам. В то время она только вернулась из Москвы и думать могла лишь об одном Дмитрии. Никакие либерал-патриоты не трогали ее сердца…
А ведь с того новоселья и с их первой настоящей встречи с Димой минул уже год. Только год, но как же все изменилось!.. И хотя она любит Дмитрия ничуть не меньше, чем любила год назад, а может быть, даже сильнее и глубже, потому что за этот год из таинственного незнакомца он превратился для нее в единственного, по-настоящему родного, необходимого человека, она не ощущает больше той счастливой безмятежности. И даже после поездки в Голландию – в эту полусказочную страну. Все оказалось сложнее. Сложнее и страшнее.
…Но тогда, тем январским днем, ее не отпускало покойное, умиротворенное состояние. Хотелось думать только о Дмитрии. Не думать – это все равно как разлучиться. Разлучаться было тяжело, но в какой-то миг вдруг стало необходимо. Нельзя сидеть молча, с отрешенным видом – это может обидеть Стаса.
До чего же он милый, этот Стас! И даже среди новорусской роскоши сумел остаться простым и милым. Своей новой квартирой он, конечно, очень гордился, но в то же время будто по-детски, ребячливо удивлялся, как это у него, самого обычного пацана, – и вдруг такой дворец? Откуда?
– Этот стол, – не умолкая, рассказывал Стас, – этот стол, ты не поверишь! Настоящий Буль!.. Был во Франции такой мастер… Знаешь, чем хорош столик? На него чашки можно ставить без всяких последствий, реально пользоваться! Так же как и креслами, на которых мы сейчас сидим…
Вскоре по возвращении из Голландии у Саши неожиданно появился повод еще раз побывать в малой гостиной – посидеть в отреставрированном старинном кресле. Теперь она отправилась к Стасу по заданию шефини. "Bête noire" планировал напечатать интервью с лидером победившей на выборах либерально-патриотической партии.
Шефиня была не в духе. Пробормотала что-то о чрезмерно быстрой политизации губернских девушек и женщин. Только ленивый не лезет нынче в политику! А сами в ней ни бельмеса не соображают! Навыбирали на свою голову смазливых недорослей и не ведают, что за смазливой внешностью кроется гангстерская сущность!
Саша одного не понимала: какие могут быть претензии лично к ней? На выборах она не голосовала ни за каких недорослей. Ее вообще в это время не было в Городе! И зачем, если шефиня до такой степени против, делать материал о либерал-патриотах? Журнал у них чисто женский. Психология, мода, стили, светские сплетни – вот сфера их компетенции…
Однако озвучить свои мысли она не рискнула. Шефиня казалась раздраженной, смотрела на Сашу с нескрываемой неприязнью… Нет, лучше уж промолчать от греха подальше.
Больше для проформы Саша задала несколько коротких вопросов, касающихся предстоящего интервью, быстро покинула высокий кабинет и прямо из редакции позвонила Стасу.
Трубку сняла незнакомая женщина. Не Раиса Степановна – у той голос мягче, интонации напевнее. А голос в трубке звучал глуховато и одновременно чуть жестко. Саша представила, что принадлежит он молодой женщине. Попадаются иногда такие – молодые и неприветливые. Они, как правило, не следят за модой, пренебрегают косметикой – у них другие средства воздействия на людей. Эти женщины подавляют вас своим присутствием. Даже в их молчании (а по большей части они молчат) есть что-то угнетающее. Заранее с ними хочется во всем согласиться.
– Станислав Сергеевич примет вас… в четверг в половине двенадцатого, – сообщила незнакомка после короткой паузы, должно быть, подбирала время – листала органайзер.
– У тебя теперь секретарша? – входя в назначенный час в малую гостиную, с теплой улыбкой спросила у Стаса Саша.
– Она не вот тебе – секретарша, – поднимаясь ей навстречу из глубокого кресла, озорно ухмыльнулся Стас. – Юля! – крикнул он, обращаясь к плотно прикрытой дубовой двери.
Дверь мгновенно распахнулась, на пороге возникла крепкая молодая женщина в прямой серой юбке и темно-зеленой просторной блузе.
– Здравствуйте, – хмуро обратилась она к Саше и – к Стасу: – Станислав Сергеевич, слушаю вас.
Стас бросил на Сашу веселый и одновременно лукавый взгляд, приглашая разделить насмешливое восхищение своей несовременной добротной девушкой. Она же просто ископаемое по нашим временам!
– Сделай нам сейчас кофе с коньяком, Юля. А через час накрой в столовой что-нибудь такое… пообедать.
Юля молча кивнула. В ее жесте Саша угадала суровую покорность. Пока я тебе подчиняюсь, но учти… В недалеком будущем Юля собиралась взять реванш и намерений своих ни от кого не скрывала. Саша, во всяком случае, легко догадалась обо всем. Юля у Стаса и домработница, и кухарка, и секретарша, и дама сердца. А от дамы сердца рукой подать до жены. Надо только действовать по-умному. Юля и действовала.
– Скажи, пожалуйста, – щелкнув кнопкой диктофона, Саша начала интервью, – скажи, какое значение в победе вашей партии ты отводишь пиару?
Надо было сосредоточиться и слушать, но Саша терзалась неотвязной мыслью – все как год назад. Малая гостиная, уютные кресла, хохмящий, балагурящий Стас… О, как далеко он пойдет, этот симпатичный, веселый парень. В мэры метит. И недаром. Выборы в губернскую думу – всего лишь разминка. Но одновременно реклама. Сам Стас в выборах не участвовал – только агитировал, разъяснял. Какие планы у партии, какие проекты, сколько денег на эти проекты она собирается потратить.
Саша успевала только удивляться:
– Как ты можешь удерживать в голове эти стокилометровые цифры?
– Удерживать, говоришь? – Стас хитро улыбнулся. – Ничего я не удерживал – болтал, что в голову приходило!
– Понятно, – согласилась Саша. – У вас этих проектов вагон, вы их даже обсчитывать не успеваете.
– Да, – ответил солидно Стас. – Проектов у нас много… – И вдруг расхохотался: – И знаешь, кто их разработал? Я! Станислав Сергеевич Верхоланцев – великий экономист, политик и социолог всех народов и времен!.. А знаешь когда? Прямо перед журналистами! Я увлекался, так искренне, так благородно говорил… Самому нравилось, – заметил он, отсмеявшись.
– Для чего ты мне все это рассказываешь? – Саша пожала плечами. – Ведь я могу написать правду и тогда…
– Можешь-то можешь. – Он опять зачем-то подмигнул ей. – Только ведь не напишешь!
– Почему?
– Потому что ты наш человек! Правильно я говорю?.. Пошли теперь перекусим.
…И в столовой все было как год назад: комод черного дерева, старинное зеркало в золотой раме, уставленная фарфоровыми статуэтками каминная полочка. И те же мысли о Москве… Тогда они казались реальным завтрашним днем, а теперь ее сердце содрогалось от умиления и жалости. К Дмитрию и к себе. К ним обоим. Какими наивно трогательными, беззащитными и прекрасными показались ей их прошлогодние мечты. Мечты годичной давности… Только на их воплощение не хватает сил… У него? У нее? У их общей судьбы, сентиментальной и слабой?.. Сантименты сейчас не в моде. Будущее принадлежит веселым, циничным, деятельным – таким как Стас Верхоланцев.
– Сашка! – позвал Стас. – Чего не ешь? А чего молчишь? Больше вопросов не имеется?
– Вопросов? Да вроде нет… Хотя… давно думала спросить у тебя: как надо понимать ваше название – либерально-патриотическая партия?
– Ну Сашка! – Стас опять непонятно чему обрадовался. – Ну ты сечешь!
– Я-то как раз ничего не секу! Сделай милость – объясни, пожалуйста.
– Ну? А сама не можешь догадаться?
– В том-то и дело, что нет! Либеральные ценности – это экономическая и политическая свобода: веди себя как хочешь, только зарабатывай и плати налоги. А патриотические – совсем наоборот. Здесь и религия, и причастность к культуре, и глубокое уважение к традициям… к прошлому. Либерализм не предполагает ничего такого. Либерализм ни перед чем не склоняет голову. Формально считается – перед законом, но либеральные законы меняются без конца…
– Ну и что?
– И все… дальше-то как это увязывать?
– Молодец! Безделки совсем недодумала. Маленькой детальки, сущей ерунды… У нас на то и рассчитано! Все как один должны проголосовать за нашу партию – и либералы, и патриоты!
– Но может статься, ни те ни другие не захотят за вас голосовать!
– Исключено! В этом-то вся фишка и заключается! Мы каждому предлагаем то, что он хочет.
– Именно поэтому ты так уверен, что станешь мэром?
– Именно поэтому. Но это, чур, между нами!
Саша легко и быстро справилась с интервью.
В основном она писала о либеральных ценностях. Либерализм нынче в моде. Либерализм – магистральная линия развития страны. Либерализация всех сфер общественной жизни – официальный курс российского правительства. Но партия Верхоланцева (с некоторых пор ее называют именно так) наполняет это модное слово особым патриотическим содержанием. К туманным рассуждениям прилагался конкретный, с цифрами, проект – устроение на территории музейно-гостинично-развлекательного комплекса "Салазкино" национального музея-заповедника. Пора положить конец беспределу!
Саша так и озаглавила интервью.
Глава 16
"В середине 90-х годов XX века в социальной структуре России произошли коренные изменения. Экономической основой общества стала частная собственность. Многие обзавелись различными видами собственности: от дачных участков и квартир до средних и крупных предприятий. Для многих официальная зарплата перестала быть главным источником пополнения бюджета. Постепенно в России формировался средний класс.
В то же время характерной чертой общества стала его резкая дифференциация, разрыв в доходах между самыми богатыми и самыми бедными. По оценкам экономистов, примерно треть населения имела официальные доходы ниже уровня прожиточного минимума. Численно увеличились маргинальные группы: безработные, молодежь, не нашедшая места в жизни, криминальные элементы, беспризорные дети. В то же время десять процентов населения располагали примерно половиной доходов общества".
О. Волобуев. Россия и мир в XX веке. М., 2002
- Присаживайтесь, Саша. – Улыбка у шефини получилась величественной и одновременно грустной. – Располагайтесь. У нас будет долгий серьезный разговор.
Что я хочу вам сказать? Прочитала ваше интервью с Верхоланцевым… Вы пишете замечательно. Просто, доходчиво, даже о таких сложных вещах, как либерализм, реформизм, конвергенция. Это… политический ликбез в увлекательной форме! И одновременно интервью получилось информативным, содержательным, раскрывающим все стороны личности вашего героя. Вы способны, Саша. Даже талантливы! За что ни беретесь – получается все! Культура, проблемы образования, политика, светские новости… Но у вас один очень серьезный недостаток. Вы опрометчивы. Может быть, это пройдет с годами…
Вы совершаете опрометчивые поступки. Не обижайтесь, я коснусь вашей частной жизни, но… Одним словом, вы имели связь в Городе… Роман, интригу… У вас был мужчина, одним словом. Не стану называть его имени, вы понимаете, о ком я.
Я думаю, уже сам выбор ваш был в высшей степени неудачным. О вкусах, как говорится, не спорят, но иметь любовником женатого мужчину, да еще родственника такого значительного человека – второго в нашем городе лица… Это крайне опрометчивый поступок! Опрометчивый выбор. Только не обижайтесь на меня, пожалуйста, я ведь с вами не как начальница сейчас говорю. Просто как женщина с женщиной, как старшая с младшей.
Вы думаете, в провинции можно что-то скрыть? Нельзя. О вашей связи тогда уже многие знали. Только молчали до поры. А вы тем временем совершили следующий опрометчивый поступок: отправились в Москву, и там у вас началась еще одна любовная история. Вы и не думали, что таким образом наживете себе опасного врага… в лице своего прежнего возлюбленного.
Дальше судите сами. В середине января прошлого года – сопоставьте даты! – у меня в кабинете раздался анонимный звонок. Мне сообщали о безнравственном, развратном поведении моих подчиненных. А что они творят в командировках! Особенно в столичных!
Вы помните, Саша, я боролась за вас до последнего. Поверьте, я дорожила вами, я хотела, чтоб вы работали. Но больше я не могу. Вы снова совершили опрометчивый поступок! Еще один. Саша, Саша! Мне известно, что вы участвовали в рекламной кампании "Русских женщин". Не так ли?
– Да, это так. Я действительно написала несколько статей, но первую для "Bête noire" по вашему заданию. Мне кажется, вы ничего не имели против.
– Конечно, ничего не имела! В "Bête noire" вы штатный сотрудник. Но дальше – что вы творите дальше?! Кричите о них на всех углах, бегаете по редакциям – сами пристраиваете свои сочинения. "Русские женщины" вам хорошо заплатили? Баснословные деньги?!
Не отвечайте, не надо. Какие бы там ни были деньги, этим вы просто погубили себя! Я имею в виду вашу журналистскую карьеру в Городе. Не догадываетесь ни о чем?
Так вот, о вашем ретивом участии в пиар-кампании "Русских женщин" стало известно господину Боброву… от его ближайшего родственничка… очень благородного человека! "Русские женщины" невероятным образом пролезли в Городскую думу, а его "Губерния" с треском провалилась. В материальном плане – огромные убытки, в моральном – стыд и позор! Начинаются поиски виновных. Думаю, что не без подачи того "благородного" родственника в списке виновных оказывается наш журнал.
"Bête noire" – акционерное общество, Бобров фактически – держатель контрольного пакета акций. В документах, безусловно, фигурируют подставные лица, но не более чем для отвода глаз.
То, что он устроил мне тут вчера… Светопреставление! Гром и молнии! Я хотела сказать кое-что в свое оправдание. Мы же старались, много о нем писали. В каждом номере! Я писала сама… Но он очень разозлился. Он негодовал! И, простите мою откровенность, особенно на вас. Вы сотрудница "Bête noire" – и вдруг делаете рекламу "Русским женщинам"… Я объясняла ему как могла. Но – нет, ничего не вышло.
Одним словом, я не могу продлить ваш контракт на текущий год. Мне очень жаль, Саша. Вы хорошо пишете, с вами, несмотря на ваш своеобразный характер, легко работать.
И, уж извините мою прямоту напоследок, мне жаль вас по-человечески. Вам очень трудно будет найти работу. В такие издания, как "Ты – молодой", "Губернские ведомости", "Городская правда", я вам не советую даже обращаться!
Они все – в той или иной мере – повязаны с Бобровым. Вы его просто недооцениваете! Бобров – очень, очень влиятельный человек.
Выборы – это, извините меня, новомодные игры. Я убеждена, что поражение Боброва – явление временное и случайное. Соберется с силами – и его противники затрещат по швам! У Боброва есть все необходимое – нужные люди, связи, деньги. Это многие понимают… Может быть, вам переквалифицироваться? Попробовать себя в театре? Нелли Константиновна знакома с завлитом… Или в краеведческом музее? С музеем Нелли тем более вам поможет… Во всяком случае, всегда помните: безвыходных положений не существует.
…Домой Саша брела пешком по длинной, хорошо знакомой Большой Дворянской. После оттепели снова похолодало, в воздухе поблескивали редкие крошечные снежинки. Мир вокруг был красивым и даже праздничным. "А мы, – вспомнила Саша слова Остапа Бендера, – чужие на этом празднике жизни". Ей неожиданно понравилась его мысль – она находила в ней какую-то горькую отраду. Чужие, чужие. Везде чужие. "Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст…" Это уже не Остап Бендер, зато на ту же тему.
– Мы чужие на этом празднике жизни, – с порога сообщила дочери Саша.