Инцидент заставил ее задуматься об Ичиро Минато и о том, чем он зарабатывает на жизнь. Он всегда дома, зачастую у него покрасневшее лицо, как будто он потреблял саке. Казалось, что у него нет никакого постоянного занятия. "Зачем Джером держит жильцов, если они ему неприятны?" - размышляла она. Она находила мало пищи для удовлетворения своего любопытства относительно Чийо, но она думала оней, и ей хотелось сломать языковой барьер.
По мере того как приближался день званого обеда, Марсия обнаружила, что с нетерпением, почти с радостью ждет его. Было время, когда Джером гордился своей женой как женщиной и как личностью. Он считал ее хорошенькой, ему нравилось, как она одевалась и как держала себя. Эти вещи казались ему важными, и были частью его привязанности к ней. Поэтому на званый обед она оденется для него в платье из тонкой шерсти его любимого голубовато-дымчатого цвета, которое, как она знала, ей шло, и в котором он ее не видел. Она должна быть для него в некотором отношении новой, волнующей. Если бы она только могла сломить его, сдержанность. Она все отчетливее чувствовала, что за его сдержанностью кроется нежное чувство.
После полудня в день обеда Марсия решила, что она должна обязательно сделать столовую из красного дерева более нарядной, украсив ее цветами, и она послала Суми-сан в город поискать, не найдет ли та чего-нибудь подходящего. Но когда маленькая служанка вернулась, то принесла с собой такие странные вещи, что Марсия почувствовала себя озадаченной.
Это были несколько нераспустившихся бутонов, несколько стручков и сухих листьев и множество сучков и веточек. Чтобы доставить удовольствие Суми-сан, Марсия попыталась разместить их в вазе в центре стола, но составление японских букетов было выше ее сил. Они обе смеялись над беспомощностью Марсии.
В это время в столовую вошел Джером.
- Ты только посмотри! - воскликнула Марсия в отчаянии, махнув рукой на предмет своих напрасных усилий. - Ты не мог бы попросить Суми-сан что-нибудь сделать со всем этим? Когда я прошу ее, она только качает головой.
Джером в изумлении посмотрел на стол.
- Японское искусство составления букетов не предназначено для ваз в центре стола. Цветовая линия важна, но не количество и цвет видят в цветах жители Востока. Японцы представляют букет, как нечто такое, что можно поставить у стены и рассматривать под нужным углом.
- Я вообще не думаю, что Суми-сан ходила в цветочный магазин, - сказала Марсия. - Я думаю, что она собрала всю эту ерунду в саду. Я могу составить букет из цветов, но как кто-нибудь может…
Лицо Джерома исказила злоба.
- Ты права, конечно. Умелая западная женщина часто чувствует себя на Востоке неловкой и далеко не такой умелой, какой она себя считала. Дай мне подумать, не смогу ли я тебе чем-нибудь помочь, - добавил он и вышел из комнаты.
Его взгляд обеспокоил ее, и она захотела, чтобы он ничего не знал о вазе в центре стола. Но теперь у нее не было выбора, поэтому она отправила Суми-сан продолжать уборку и стала ждать его возвращения.
Он вернулся очень быстро, и она с удивлением увидела, что он привел с собой японку из соседнего дома.
- Теперь ты можешь не беспокоиться, - немного иронически сказал он. - Это миссис Минато, и она позаботится обо всем.
Чийо Минато отвесила Марсии низкий вежливый поклон и пробормотала по-японски приветствие. Она бросила на стол взгляд, который ничего не выражал, потом взяла самые обычные предметы и начала творить чудеса. Джером задержался в комнате, наблюдая за нею так, как будто наслаждался этим зрелищем.
"Как странно, - подумала Марсия, - что он попросил миссис Минато помочь, после того, как говорил, что нужно избегать соседей".
Чийо перенесла свое произведение на буфет и грациозными и уверенными движениями своих маленьких, с ямочками, рук создала очаровательную картину. Джером наблюдал за нею с явным одобрением, и неожиданно, рядом со всем этим изяществом, Марсия почувствовала себя совершенно неловкой и неуклюжей. "Сравнение абсурдно", - сказала она себе. Но, тем не менее, она перешла в другую часть комнаты, чтобы не так явно подчеркивать в глазах Джерома различие между нею и Чийо.
Когда Чийо закончила аранжировку, она отступила назад и критически оглядела свое произведение. Теперь и Марсия могла видеть в сухих сучках изящество линий, красоту совершенного листа, обещание - в туго свернутой почке.
Чийо вновь поклонилась Марсии и заговорила по-японски.
- Она говорит, что это очень слабо, - перевел Джером. - Ей кажется, что в такой творческой работе не следует спешить. Сначала нужно, чтобы в голове сложился замысел, а потом работать руками.
- Мне кажется, это прекрасно, - искренне сказала Марсия. - Мне ни за что не удалось бы сделать это самой. Пожалуйста, поблагодари ее от меня.
- Она понимает тебя достаточно хорошо, - ответил Джером. - Она рада, что ты в состоянии оценить ее искусство.
Шпилька в его словах была очевидна, и неожиданно Марсия поняла, что он привел сюда Чийо намеренно, чтобы создать у своей жены неприятное ощущение контраста,
Миссис Минато снова пробормотала что-то по-японски, и не посмотрев на Марсию, откланялась и вышла из комнаты. Джером вышел проводить ее до двери, и Марсия не задерживала их. Почему он хотел обидеть ее таким мелочным способом?
Она все еще смотрела на созданный букет, когда Суми-сан вернулась, чтобы восхититься творением рук Чийо.
- Каласо, каласо, - бормотала Суми-сан. - Кирей десу не?
Марсия мрачно кивнула.
- Да, это мило - очень мило. Но у меня все еще не оформлен центр стола, - она оглядела темную, наводящую уныние комнату и сделала резкое протестующее движение. В конце концов, этой восточной женщине нельзя отказать в воображении и таланте.
- Пойдем со мной, - сказала она Суми-сан. - Мы пойдем в цветочный магазин.
Они надели пальто и отправились вместе. Недалеко от угла они поймали свободное такси, и Суми-сан указала пункт назначения.
Цветочный магазин был крошечным, втиснутым меж других магазинов; в нем повсюду были цветы в корзинках и в вазах, причем удивительно дешевые. Японка выбирала один цветок за другим, и владелец удивился, когда она купила букет георгин, гладиолусов и пионов. Наконец-то Марсия почувствовала себя среди старых друзей, среди знакомых американских цветов, хотя раньше она никогда не видела такого разнообразия.
Через двадцать минут они вновь были дома, и в руках у них было множество цветов. Суми-сан извлекла из кладовки две огромные вазы, и Марсия заполнила их пестрой массой цветов. Она поставила вазы в противоположных углах комнаты. Затем из пригоршни соцветий и мелкого блюда она создала плоскую цветочную композицию в центре стола.
Отступив назад, она оглядела свое произведение. Комната стала гораздо ярче. Цветы контрастировали с темным фоном мебели из красного дерева, и комната казалась более веселой. Но когда она повернулась к буфету, она поняла, что рисовала кистью для извести, в то время, как Чийо достигла изящной линии настоящего искусства.
Одеваясь к обеду, она почувствовала, что удовольствие, которое она предвкушала получить от голубого платья, не так уж велико.
Платье оттеняло ее темные волосы, и никогда прежде она не имела ничего против того, чтобы быть высокой и стройной. Но сейчас она чувствовала себя слишком крупной и неуклюжей.
Она нетерпеливо застегнула сережки. Она не должна сомневаться в себе. Миссис Минато, конечно, привлекательна, но если будучи женой Джерома, она станет негодовать по поводу каждого восхищенного взгляда, который он бросит на другую женщину, она будет несчастна. В последний раз пригладив волосы, она с одобрением посмотрела на свое отражение в зеркале и отвернулась от него.
Джером все еще одевался, поэтому она накинула на плечи пальто и вышла в сад подышать чистым, искрящимся воздухом. Звезды уже появились, и поднималась большая луна. Она следила за тем, как край луны поднимается из-за черного контура сосен, и вспомнила странное замечание Нэн Хорнер о полной луне, и ее уклончивость, когда Марсия попросила разъяснить смысл этого замечания. Теперь луна была полной уже несколько дней, и ничего необычного не произошло. Насколько она могла судить, Джером не обращал внимания на луну. Он несколько раз выходил по вечерам, но в этом не было ничего необычного.
Марсия еще немного подышала напоенным запахом сосны воздухом и вернулась в дом. Возвращаясь, она услышала слабый стук задвигаемых ставней наверху, в другой части дома. Но хотя она постояла несколько мгновений, глядя на второй этаж, она никого не увидела и не услышала ни звука.
Однако у нее было ощущение, что кто-то стоит за неплотно закрытыми ставнями и наблюдает за нею. Был ли это Минато-сан?
Но, разглядывая ее, он никогда не пытался скрыть свой интерес, никогда не прятался. Не была ли наблюдателем, которого так ясно ощущала Марсия, хорошенькая Чийо?
Это никак нельзя было выяснить, и обеспокоенная Марсия вошла в дом.
В большой гостиной Джером добавлял в камин уголь из корзины. На несколько мгновений она задержалась у двери, размышляя, не встретит ли он ее опять тем же злобным взглядом, который она недавно видела у него. Он поставил угольную корзину и рассеянно повернулся к ней, вытирая руки носовым платком.
Она быстро прошла через комнату, чтобы стать рядом с ним. Она чувствовала себя удивительно юной и чуточку дрожала, как девушка, одетая для своего первого бала. Пока она молча ждала, стоя возле него, как это делала раньше, надеясь, что он одобрит нечто новое в ее одежде, она не скрывала любви и тоски в своем взоре. Когда он посмотрел на нее, его худое лицо было невыразительным, прямой рот не улыбался. Однако теперь в нем не было злобы, и когда он произносил фразу, которую она помнила с первых дней их брака, его глаза на мгновение стали нежными.
- Такая милашка, - сказал он и легонько и быстро коснулся пальцами ее волос.
Ей так хотелось броситься в его объятия, чтобы он ее поднял и поцеловал, но она не посмела, и в это время некстати прозвенел колокольчик у ворот.
Первой прибыла Нэн Хорнер, и Марсия отправилась встретить ее. В прихожей Нэн сняла туфли, надела тапочки и легко впорхнула в дом. Лори, которую Суми-сан только что вновь расчесала, вбежала к ним. Ей разрешили остаться с гостями, если она не будет задавать слишком много вопросов.
В гостиной Джером дружески приветствовал Нэн и, зная ее вкусы, тотчас же предложил ей бурбон и воду. Нэн казалась обдуманно непринужденной и, может быть, чуточку слишком колючей, когда отвечала ему.
- В удачное время ты привез жену и дочь в Японию, - сказала она, и это звучало так, будто ей нравилось раздражать его.
Он не принял вызов.
- Это только краткий визит, - ответил он ей тихо. - Марсия хочет, чтобы Лори выросла на родине, и я согласен с ее планами.
- Чушь, - сказала Нэн, устраиваясь в бархатном кресле с бахромой. - Ребенку будет полезно посмотреть, как другие люди живут.
Она вынула одну ногу из просторной тапочки и с удовольствием пошевелила пальцами.
- Если бы от меня зависело, путешествия были бы обязательными для всего населения земли.
- Я думаю, именно поэтому ты так крепко вцепилась в Японию, - заметил Джером.
Нэн бросила на него спокойный взгляд, значение которого Марсия не могла понять. Затем она повернулась к Лори.
- Я тебе что-то принесла, - сказала она. - "Пресенто" - как мы здесь говорим.
Лори покинула скамеечку для ног, на которой она сидела, как положено ребенку с образцовым поведением, и взяла маленький пакет, который протянула ей Нэн. Она взглянула на мать и, когда Марсия кивнула, сняла красно-белую японскую тесемку.
- Что это? - спросила она, убирая странно сложенный кусок бумаги, который был засунут под тесемку.
- Это называется ноши, - сказала Нэн. - Это символ рыбы и часть любого подарка в Японии. Символ удачи и тому подобного.
- О, посмотрите! - воскликнула Лори, разворачивая упаковку. - Это масочка!
Она подняла ее, и Марсия увидела, что это была миниатюрная глиняная маска - покрашенное краской с красноватым оттенком лицо забавного демона с клыками, надутыми щеками и выпученными глазами. Но все же эта маска была только забавной и не похожа на ту, вырезанную из дерева, что была в спальне Джерома.
- Ты интересовалась моей книгой масок, - сказала Нэн, - поэтому я подумала, что, может быть, ты сама захочешь иметь маленькую маску.
Лори явно была обрадована. Она поблагодарила Нэн и вернулась на скамеечку, поворачивая масочку в руках так, что тень и огонь камина придавали ей разные выражения.
Снова прозвенел колокольчик, и Суми-сан ввела в комнату Алана Кобба. Марсия почти забыла, как он выглядит, но теперь его густые песочного цвета волосы и улыбающиеся серые глаза вновь показались ей хорошо знакомыми. После напряженных, нервных дней, проведенных с Джеромом, Алан Кобб казался ей воплощением покоя. Все его движения дышали спокойствием. Однако он наблюдал за Джеромом с каким-то настороженным интересом.
Джером довольно сердечно пожал Алану руку, хотя Марсия сознавала, что незнакомец не был ему интересен. Он никогда не мог легко подружиться с человеком.
Они устроились у камина на самых неудобных стульях. Марсия объясняла Джерому и Нэн, что Алан Кобб приехал в Киото преподавать в колледже.
- Как вам нравится работать с группой японских ребят? - спросила Нэн.
Алан принял из рук Джерома рюмку и держал ее на фоне камина, изучая янтарное сияние.
- Я думаю, мне понравится. Меня удивительно тепло приняли.
- Почему это должно быть удивительным? - прямо спросила Нэн. - Они здесь рады американским преподавателям.
- Я знаю, - ответил Алан. - Но чувство обиды было бы естественным, я думаю, даже сейчас, хотя прошло много времени.
- Когда вы узнаете японцев, поймете отношение большинства народа к войне, вам станет ясно, что это не так, - вставил Джером. - Я не имею в виду солдат, я имею в виду народ. Когда вы едете в экспрессе, который сталкивается с другим экспрессом, вы не обвиняете пассажиров встречного поезда. Вы обвиняете инженеров и железнодорожные компании.
- Но если пассажиры связаны с инженерами? - начала Марсия. - Если фирма ответственна перед людьми?
Нэн сделала глоток из своей рюмки и покачала головой.
- В Японии не тот случай. Легко говорить, что народу следует отвечать за свое правительство. Но это все еще феодальная страна, несмотря на то, что с феодальными формами правления якобы покончено. У пассажиров нет ни малейшего представления о том, как управлять инженерами или как вести поезд. Они доверяют тем лидерам, которые стоят у власти. Конечно, были прогрессивные, либеральные государственные деятели, но милитаристы были против них, и многих из них даже убили в течение нескольких лет. Большая часть населения привыкла делать то, что диктуют правящие силы, они приучены к этому с древних времен. Понятие демократии пришло с американцами, и потребуется много лет, чтобы оно укоренилось.
- Я думаю, что это верно, - сказал Алан. - Но поскольку во мне все еще осталось эмоциональное напряжение, я удивляюсь, почему его нет в них? Я продолжаю спрашивать себя, не был ли парень, который так дружелюбно мне улыбается, моим противником во время войны. Конечно, я не чувствую этого в отношении студентов колледжа - они слишком молоды. Они помнят только бомбы.
- Вы участвовали в войне? - спросил Джером.
Алан отхлебнул из своей рюмки, изучающе глядя на Джерома, так, как будто оценивал его, пытаясь что-то найти в нем, и не находя.
- Отчасти, - сказал он и сменил тему. Он не упомянул своих друзей Брустеров, и Марсии было интересно узнать, почему.
Вошла Суми-сан и объявила, что стол накрыт, и Марсия показала гостям дорогу в длинную темную столовую, нарядную от ярких цветов и освещаемую стоявшими на столе свечами. Взгляд Нэн остановился на произведении Чийо, и она спросила, кто это сделал.
- Миссис Минато, из соседнего дома, - ответила Марсия.
Нэн задумчиво кивнула, и ее глаза на мгновение испытующе задержались на Марсии. "Какова бы ни была ситуация с соседями из другой половины дома, - подумала Марсия, - Нэн все о ней знает, это ясно".
Рассадив гостей, она поспешила поведать о своей неудачной попытке аранжировать цветы теми предметами, которые так изящно использовала Чийо. Она весело рассказывала эту историю, чтобы Нэн ничего не подумала о том, как Чийо пришла ей на помощь, и избегала взгляда Джерома. Повернувшись к Алану, чтобы расспросить о его занятиях, она чувствовала себя так, будто успешно прокатилась по очень скользкому льду.
- У вас были трудности с языком? - спросила она. Он усмехнулся.
- Это мягко сказано. Я хотел работать с переводчиком, но руководство не захотело этого. Они настаивают на том, что эти мальчики изучали английский в школе и что они понимают язык. Но это довольно-таки трудно. Они хотят бегать прежде, чем научатся ходить и иметь дело со сложными, тонкими понятиями прежде, чем получат представление о простых. Приходится говорить очень медленно и повторять вновь и вновь. Даже после этого я не могу быть уверен, что мне удалось их научить. Хуже всего то, что они не задают вопросов и не оценивают критически того, что я говорю.
- Конечно, нет, - сказала Нэн. - Задавать вопросы считается невежливым. Если вы сумеете преодолеть этот барьер, вы действительно кое-чего добьетесь. Именно это сводит с ума всех иностранных преподавателей, которые сюда приезжают. Какое может быть индивидуальное мышление без вопросов? А Господь знает, что индивидуальное мышление - это то, что нужно Японии. На протяжении всей учебы в младшей школе ребятам внушают, что хорошее поведение заключается в том, чтобы быть точно таким, как все. Япония - это страна ритуала. От вас ждут, что вы догадаетесь об эффективности обучения без вопросов.
Алан усмехнулся.
- Я не уверен, что в наше время в Америке тоже нет такой тенденции.
От горячего супа шел пар, и в прохладной комнате гости ели его с удовольствием. Когда разговор на некоторое время прекратился, в тишине раздался звук, от которого Марсия вздрогнула. Это было то же бренчание в минорном ключе, которое она слышала раньше. Вновь приятный нежный голос начал жалобно петь.
Нэн быстро взглянула на Джерома, но он ничем не выдал, что слышит звуки, доносящиеся из другой половины дома. Однако у Марсии было странное чувство, что он напряженно вслушивается. Он продолжал есть, передавая тарелки с соленьями, сельдерей, оливки, но она чувствовала, что на самом деле он больше не интересуется разговором.
Казалось, что Нэн больше всех сознает необходимость отвлечь внимание от музыки.
- Алан Кобб? - задумчиво произнесла она. - Звучит почему-то знакомо. Могу ли я по какой-либо причине знать ваше имя?
- Он пишет книги, - вставила Лори. - Он знаменит. Люди и репортеры встречали его в аэропорту в Токио.
Алан с упреком погрозил ей пальцем.
- Спасибо за поддержку, но тебе не следовало меня так возносить. А то я стану самодовольным.