Мария Андреевна вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь, оставив Машу одну. Она достала из шкафа своё любимое платье, которое она одевала на выпускной вечер в институте, причесалась, чуть, чуть подвела губы и отложила в сторону косметичку. Потом снова подошла к зеркалу и посмотрела на себя.
- А что, очень даже ничего, - сказала она себе.
- Ты готова? - спросил внутренний голос, и добавил, с некоторой долей ехидства, - И жалеть не будешь?
- Готова, - ответила Маша и отвернувшись от зеркала, повторила, - готова.
Несмотря на то, что Маша пыталась успокоиться и собраться перед серьезным разговором, звонок в дверь, заставил её вздрогнуть и почувствовать учащение пульса.
Она открыла дверь. Василис, стоял на пороге с розой в руках.
Странно, подумала Маша, как символично, Анатолий тогда тоже принес только одну розу, правда тогда она была алая, а Василис принес белую. Впрочем, что за ерунда и суеверие.
- С приездом, - радушно произнесла она и, взяв протянутую Василисом розу, предложила пройти.
- Спасибо. Я действительно только из Аэропорта.
- Я думала, вы из посольства звонили.
- Еще успею там побывать. И вообще, я до понедельника считаюсь в командировке.
- Почти как у нас.
Он улыбнулся и ответил, - По-моему, это везде одинаково.
- Наверно. Что же мы стоим в коридоре, - опомнившись, сказала Маша, пойдемте.
- Как прикажете.
- Прошу, - и она провела Василиса в папин кабинет. Шторы были приспущены, и потому она включила люстру. Он дошел до письменного стола и повернулся. Маша продолжала стоять в дверях, всё еще держа розу в руке.
- Я знаю, что это выглядит по-мальчишески, и не совсем к лицу мне, тем более в таком возрасте и… И потом, в каждой стране есть свои традиции, условности и вполне возможно, что своим поведением, я вас даже обидел, нежели чем… Короче, вы вправе думать обо мне так, как я того заслуживаю, и будете, безусловно, правы. Но я хотел сказать, то есть, нет, хочу сказать, что все, что я говорил, было правдой и вы…, - он замолчал. Маша смотрела на его растерянное лицо, и вдруг увидела его совсем другим, каким никогда не видела до этого. От былой уверенности, вдруг не осталось и следа. Перед ней предстал будто бы другой человек. В нем словно на фотографии запечатлелись и переплелись все чувства разом, радость, боль, нежность, отчаяние, надежда. Она смотрела на него и понимала, что с ней что-то происходит. Слова, которые она приготовила ему сказать, таяли, превращаясь лишь в эхо ушедших мыслей, а на смену им летели совсем другие. Её другое я, кричало и звало её навстречу чувствам, которые словно бы парили в воздухе. Ей вдруг отчаянно захотелось броситься к нему, обнять, прижаться к его небритой щеке, и, повторяя только одно слово, люблю, нежно целовать его, но ноги не слушались её, и она боялась сделать шаг, который разделял её от этого человека, пока еще такого далекого.
Она почувствовала, как волна желания вдруг стала овладевать ей. С ней давно такого не было. С тех пор, как она последний раз лежала в постели с Анатолием, прошли почти два года и с тех пор, ни раза у неё не было близости с мужчиной. И вот это чувство снова вошло в неё и ей почему-то стало стыдно, она чувствовала, как покрылась румянцем, как горят её щеки, как струйкой стекает пот по спине и она в оцепенении продолжала стоять и смотреть на Василиса.
Он молча поднял глаза и посмотрел на неё и тихо произнес:
- Я люблю вас Маша и мне всё равно, что вы ответите мне сейчас, потому что…
- Если вы меня любите, то почему вам все равно, что я отвечу?
- Потому что вы не запретите мне продолжать вас любить.
Неожиданно он подошел к ней, нежно взял её руку в свои ладони и почти шепотом сказал:
- Прощайте Маша, - и поднял глаза. Их взгляды встретились, и в этот момент она прижалась к нему и, обвив руками шею, с нежностью и одновременно со всей страстью стала его целовать.
Роза своими шипами больно колола руку, но она не замечала этого. Ей было не до этого. Жар страсти возрастал в ней с каждой минутой, и она ничего не могла с собой поделать. Он обнимал её своими сильными мужскими руками и одновременно прижимал к себе. Словно боялся отпустить, боялся, что она вырвется от него, рассмеется и обернет все в шутку. И Маша чувствовала это, понимала и потому не сопротивлялась. Ей было приятно и хорошо.
Наконец он отпустил её, но продолжал держать за руку.
- Но вы так мне ничего не ответили?
Она улыбающимися от счастья глазами посмотрела в его карие глаза и ответила:
- Я согласно стать вашей женой, - и словно испугавшись этих слов, покраснела, и оробела.
Он прикоснулся губами к её руке, а она нежно провела рукой по его черным, как смоль волосам и прижалась к ним щекой.
Последующий месяц Маша помнит смутно. Всё было так быстротечно, скоропалительно и сумбурно, что порой она сама не понимала, что происходит, и что ждет её на следующий день.
Оформление загранпаспорта, повторный визит к Маше домой, и официальный разговор с её мамой об их намерении пожениться и возможности в скором времени уехать жить в Грецию. Потом неожиданный отзыв Василиса на два года на родину и решение в связи с этим оформить их брак на родине, увольнение с работы и так далее и тому подобное. Калейдоскоп событий, которые проскочили за столь короткий срок, был столь насыщен, что за всем этим, многое стерлось в памяти. Но главное, что осталось в ней за всей этой суматохой, было то, что все эти дни, Машу постоянно мучил вопрос, почему она так поступила? Почему, в последний момент, вопреки решению, которое она приняла, она в последний момент сама, не ведая того, поступила иначе и бросилась в объятья Василиса? Неужели любовь, которая всё это время дремавшая в ней к нему, проснулась и в последний момент, крикнула, - опомнись, что ты делаешь, посмотри, ведь он любит тебя, а ты его. Ты что, ослепла?
А кто-то другой, лица, которого не было видно, потому что он стоял спиной к ней, тихо нашептывал, - а как же я, или все забыто? Любовь, нежность, ласки?
И в ответ, Маша говорила, нет кричала, остервенело, словно пыталась оправдаться, - а ты предложил мне руку и сердце? Ты гладил меня и говорил, что люблю? Ты дал мне надежду?
Фигура горбилась, сутулилась и тихо отвечала: - А ты хотела этого? Ты ведь тоже молчала, ты ни разу не сказала мне, что любишь? Кто ты и кто я? Простой провинциал, изо всех сил рвущийся к месту под солнцем. Есть любовь, но есть и гордость.
- Ерунда, - отвечала она ему.
- Раз ерунда, значит, все стало на свои места, каждый получил то, что хотел. И не нужно себя упрекать. Ты все сделала правильно.
Иногда она просыпалась среди ночи, и шла на кухню за таблеткой от головной боли и снотворным. Она ложилась и, успокаивая себя, говорила, - я все правильно сделала, и пусть этот дурацкий сон больше никогда не снится мне. И мирно засыпала.
В начале ноября они уехали в Афины, предварительно официально зарегистрировав брак в одном из московских загсов. Всё было совсем не так, как она себе это когда-то рисовала в мечтах, а буднично и просто. Она сама настояла на этом, заявив, что если Василис хочет, он может устроить пышную свадьбу дома у себя на родине. Здесь в Москве, она даже не афишировала об этом среди своих друзей и знакомых. Знала только Зоя, которая была свидетельницей в загсе, из-за чего ей пришлось на неделю задержаться в Москве перед отъездом в Монголию к Леониду, который уехал туда двумя неделями раньше. Кстати сказать, Зоя сыграла свадьбу в отличие от Маши, по полной программе. И хотя играли дома, а не в кафе, собралось человек тридцать. Было весело, и Маша от души радовалась за неё, хотя и расстраивалась, что, возможно, не скоро увидит подругу. За пять лет учебы в Университете и потом, работая, они настолько сдружились, что доверяли друг другу свои девичьи секреты и потому расставание на неопределенно долгое время, было для обеих грустным и болезненным.
Больше всех радовалась за Машу, конечно же, мама. Мария Андреевна была счастлива, когда Василис попросил у неё руки дочери, и благословила обоих с легким сердцем. Единственно, что её огорчало, их внезапный отъезд в Грецию. Она оставалась одна и из ближайших родственников в Москве у неё была только сестра покойного мужа. Да и то, она часто болела, и к тому же плохо слышала, поэтому разговаривать с ней было весьма тяжело и сложно. Перспектива остаться одной в большой квартире, была не из приятных. Конечно, она знала, что наступит время, когда Маша рано или поздно выйдет замуж, станет жить самостоятельно, но она все равно останется рядом. А теперь им предстояло расстаться, надолго, возможно навсегда. Ей не хотелось об этом думать, потому что понимала, что так надо, что любовь и благополучие её дочери главнее её старческого эгоизма, и потому даже намеком не упомянула, что ей будет одиноко в Москве без неё. Впрочем, Маша и сама понимала это и не раз говорила матери, что будет ей звонить по возможности как можно чаще.
До её отъезда в Афины, оставалось три дня. Она сидела на кровати. Василис задерживался на работе, и она не знала чем заняться. Мать, которая за те две недели, что в их квартире поселился зять, уже привыкла и потому, постучала в дверь, прежде чем войти.
- Мам, входи.
Мария Андреевна вошла и, посмотрев на дочь, сказала:
- Ну что, чемоданное настроение?
- Вроде того.
- Вася, задерживается? - так они между собой называла Василиса.
- Да, позвонил, сказал, что приедет к девяти.
- Может, пойдем пока чайку попьём?
- Пойдем.
Она встала и отправилась вслед за матерью на кухню. Поставив на плиту чайник, они сели в ожидании, когда он закипит.
- И всё же я не понимаю, почему ты решила оставить свою фамилию?
- Моя мне больше нравится. И потом, мы уезжаем, переоформление кучи документов на новую фамилию потребует столько времени. Не бери в голову, мам.
- Я не беру. А ты с Васей посоветовалась по этому поводу?
- Он сказал, что это как я решу.
- Он ради тебя на все согласный.
- Да уж.
- Что это ты так вздыхаешь. Радоваться должна, что муж так к тебе относится.
- Вот я и радуюсь.
- Я вижу, как ты радуешься.
- Ой, мама, все нормально. Я вот только одного боюсь.
- Чего же ты боишься?
- Как меня там встретит его родня. У него ведь в Афинах родственников тьма. Скажут, ну привез заморскую диву, своих не хватает.
Мария Андреевна рассмеялась. Вот уж нашла, о чем горевать. Как встретят, так и встретят. Главное, что он тебя любит, а всё остальное ерунда.
- Возможно, но всё же.
- Все через это проходят. Мне тоже было страшно знакомиться с родителями твоего отца. В отличие от тебя, мне было куда сложнее.
- Это чем же?
- Покойная свекровь и свекор были людьми образованными, жили в Москве, а кто я? Студентка и Свердловска. Приехала в Москву на учебу и на тебе, за москвича ухватилась.
- Мам, тогда были другие времена.
- Какие бы времена не были, а нравы остаются. А ты, как никак из России, да еще из Москвы, окончила МГУ, папа был дипломатом.
- Ой, мам, ну при чем тут папа дипломатом.
- Извини, это я так к слову.
Маша налила чай и достала из холодильника коробку конфет.
- Мам что-нибудь еще достать к чаю?
- Нет, я ничего не буду.
Они молча пили чай, размышляя, каждая о своем. Маша посмотрела на мать, и ей так стало её жалко оставлять здесь одну, и она подумала: - как она будет здесь без меня? Надо забрать её к себе сразу, как только представится возможность.
- Мам, а ты приедешь к нам жить, когда мы обустроимся?
- Посмотрим, чего сейчас загадывать.
- Значит приедешь.
- Коли мне станет здесь совсем тоскливо, приеду.
Она взяла пустую чашку, помыла и поставила на полку.
- Я пойду к себе, почитаю. Если что, позовешь.
- Хорошо.
Маша, осталась на кухне одна. Подлив еще чаю и взяв конфету, она задумалась. Невольно вспомнилась их первая ночь с Василисом.
После загса они приехали к Василису. Он жил недалеко от посольства в одном из переулков Нового Арбата. Небольшая, но уютная и хорошо обставленная двухкомнатная квартира в современном доме, выглядела настоящей холостяцкой берлогой. Маша была здесь всего один раз, и то, всего несколько минут, когда они заскочили с Василисом за документами, которые он забыл дома. К приезду жены, квартира немного изменилась с того времени. В основном это коснулось того, что в ней сделали генеральную уборку и все расставили по своим местам. Она робко вошла в комнату и, положив сумочку, в которой лежал паспорт, с еще "не остывшим" штампом о регистрации брака, и повернулась к Василису. Он подошел к ней. Она провела по его щеке рукой и, привстав на цыпочки, поцеловала в губы.
- Можно я буду звать тебя просто Вася?
- Ваася, - повторил он, немного коверкая произношение своего имени по-русски, и рассмеялся.
- Согласен, а я тебя, Мари?
- И я согласна, - и тоже рассмеялась.
Он нежно обнял её и совсем тихо спросил:
- Я так хочу тебя, так сильно хочу тебя, Мари.
- Знаешь, я то же. С того момента, когда ты стал на колени и попросил моей руки.
- Правда?
- Правда. Просто я не верила, что такое может быть.
- Такое?
- Да, такое. Ведь мы виделись только второй раз в жизни, и вдруг предложение.
- А вот и не правда, не второй, а в четвертый раз. В первый раз мы виделись в музее на экскурсии, потом спустя месяц, возле музея, наконец, сходили в Большой театр.
- Ты прав, - улыбаясь, ответила она, все сильнее прижимаясь к нему и не замечая, что и он и она, продолжая разговаривать, расстегивают пуговицы на одежде. Пиджак упал на пол, за ним рубашка, Маша увидела его волосатую грудь, и страсть еще больше усилилась в ней. Она не успела скинуть платья, как оба упали на кровать, обнимая и целуя друг друга. Спустя несколько минут, так и не раздевшись до конца, он овладел ей. Эти мгновения показались им вершиной блаженства, словно они занимались этим впервые в жизни.
Минут через десять, он стал снимать с неё остатки одежды, и покрывать её тело поцелуями. Ей было щекотно, но приятно, когда он касался губами её тела. Борода немного щекотала, но это было приятно. Она запустила свои руки в его густые черные волосы и нежно гладила их, или наоборот, когда чувствовала, что возбуждение нарастает, хватала и крепко держала их руками, одновременно закусив губу, чтобы не закричать от нестерпимого блаженства, которое испытывала, и о котором почти забыла.
Василис откинулся на спину и тяжело дышал. Она почувствовала, как постепенно успокаивается его дыхание и после этого, повернувшись на бок, сначала поцеловала его, потом провела рукой по его курчавым завиткам на груди и, рассмеявшись, стала снова заводить его в любовной игре.
Обо всем этом, она, улыбаясь, вспоминала, продолжая сидеть на кухне, и держа в руках, давно опустевшую чашку с чаем. Эту ночь, точнее день и вечер, она вряд ли когда-нибудь забудет. Именно тогда, она по-настоящему поняла, что такое удовольствие от близости с мужчиной. Её взгляд был устремлен в никуда. В грезах, она снова и снова переживала то блаженное чувство простых человеческих чувств и эмоций, которые во все времена были одинаковы.
В этот момент раздался звонок в дверь. Она вскочила и бросилась к двери. Вошедший Василис, видя её улыбающийся вид, вынул из-за спины букет цветов. Она обняла его за шею, поцеловала и тихо, словно боялась, что мать может услышать из своей комнаты, прошептала:
- Я так ждала тебя и так соскучилась.
- Правда? - слегка удивленно произнес он.
- Честное слово. И вообще, - она вдруг секунду помедлила, а потом так же тихо произнесла, - мне так хочется тебя, как в нашу первую ночь.
- Тогда я живо иду в ванну, - и он обнял её и поцеловал.
Они приехали в аэропорт за три часа до отлета. Вещей было довольно много, и она решила, что с багажом могут возникнуть проблемы. Однако Василис и его знакомый из посольства, который провожал их, помог быстро оформить необходимые документы на отправку вещей. Маша в это время сидела в зале ожидания вместе с мамой. Накануне, она долго уговаривала её не ехать в аэропорт, поскольку это всегда сопряжено с утомительным ожиданием оформления визовой процедуры и так далее, но она все равно настояла на своем, и поехала их провожать.
- Главное, ты не о чем не думай. Со мной всё будет хорошо. Не пропаду. Буду звонить, а как все наладится, приеду навестить, а там видно будет. Жизнь сама расставит все на свои места, чего раньше времени загадывать.
- Главное, ма, ты питайся нормально. Мы будем тебе регулярно присылать деньги через друзей Василиса из посольства, поэтому ради Бога, покупай и ешь как можно лучше.
- Обязательно, и икру каждый день и черную и красную, - смеясь, произнесла Мария Андреевна, - Маша, ну о чем ты говоришь. Я как раньше питалась, так и сейчас буду, ну к чему мне все эти деликатесы. До сих пор не пойму, зачем вы накануне накупили мне столько еды, ведь пропадет же.
- Ничего не пропадет. Вот приедешь сегодня, поешь, вечером.
- Маша, я тебя умоляю, успокойся.
- Так ведь я за тебя волнуюсь. Нас двое, а ты тут одна остаешься.
- Так ведь я дома остаюсь. Ты лучше себя береги. Главное особенно не налегай на местные фрукты и овощи. Для начала ешь осмотрительно, чтобы аллергии не было и расстройств желудочных. Новые продукты вещь серьезная для организма. К ним надо адаптироваться.
- Ладно, постараюсь, - шутливо ответила Маша, - Какая ты у меня.
- Какая?
- Хорошая, вот какая.
Вскоре подошел Василис.
- Ну, все, пора. Объявили посадку, так что можно идти на паспортно-визовый контроль. Давайте прощаться.
Мария Андреевна пожала Василису руку, но потом не выдержала, и, поцеловав, тихо произнесла:
- Ты уж береги её там, одна она у меня.
- Мария Андреевна, не волнуйтесь. Всё будет хорошо. Как только устроимся, сделаем вызов, приедете к нам. Понравится, уверяю вас, уезжать не захочется.
- Ну, дай-то Бог. Давайте присядем на дорогу, чтоб долететь благополучно.
Они сели, потом поднялись, и Маша громко произнесла:
- Всё мам, мы пошли.
- Мария Андреевна, счастливо оставаться. Бузинус вас довезет до дома, а вечером мы обязательно позвоним.
Василис взял две небольшие Машины сумки. В другой руке у него был портфель, и они направились в сторону стойки, где уже началась регистрация пассажиров, улетающих рейсом Москва-Афины. Маша обернулась и помахала маме рукой, а та послала ей воздушный поцелуй.
Лайнер разбежался по бетонному полю аэродрома и слегка задрав нос, взмыл в небо. Впереди Машу ждала чужая незнакомая страна, с красивым названием Греция.