Шехаду есть нечистый дух, принимающий всевозможные образы, чтобы свести человека с пути истины. В его ведении находится множество других духов, которые по приказанию Шехаду вселяются в душу человека и управляют им произвольно. Дети этих духов обитают в недрах земли, где находятся и палаты их, и жены. Когда нечистый дух входит в душу человека за какую-либо вину его, то человек делается сумасшедшим, то есть, по-горски, ше-хадуни – водящимся с нечистым духом.
Шехаду ужасно не любит, чтобы горячую воду лили на землю, потому что она, всасываясь, начинает жечь детей нечистых духов, которые стоят часто почти у поверхности земли и любуются делами отцов. За подобное ослушание Шехаду посылает одного из своих подданных к человеку, которого тот схватывает за сердце и горло и хочет душить. В это время изо рта и носа идет у человека кровь, обильная пена, и он начинает сильно хрипеть от удушения. Таким образом делаются с человеком припадки.
Полное сумасшествие объясняется тем, что у Шехаду очень мало подчиненных как мужского пола, так и женского. Особенно не хватает у него для своих духов женщин, почему он и старается заманить их к себе. Для этого он посылает по разным местам, в темные ночи, духов, которые принимают образы людей, близких тем, которых они хотят взять. Пришедши к дому, они начинают стучаться и кричать голосами знакомых, чтобы отворили дверь или ворота. Хозяева, не замечая обмана, выходят и видят пред собою своих знакомых, которые зовут их на улицу или за город, говоря, что приехал такой-то или уезжает и желает видеть их. Люди идут за ними, но духи, вышедши из аула, схватывают их и влекут в пропасть, к своим жилищам. Там они кормят своих пленных различными кушаньями и напитками, после чего люди сходят с ума и поступают к ним на службу, женщины же выходят замуж за духов и остаются навеки в подземном царстве.
Рассказывают, что некоторые мужчины возвращались из этого царства, но опять были уводимы. Многие же из них, услыша зов духов, опоясывались кинжалом и выходили. Заметив обман, они вынимали кинжалы из ножен и водили ими вокруг себя, после чего духи рассеивались и исчезали. Но рассудок этих людей все-таки омрачался, и они делались сумасшедшими. Чаще же всего случается то, что духи приходят поздно, когда все покоятся сном, и теряют много времени на вызов, на просьбы идти туда-то и туда-то. Между тем по наступлении утра духи ничего уже не могут сделать и оставляют своих пленных среди дороги, откуда они возвращаются домой сумасшедшими.
Я видел многих, которые вылечились от сумасшествия и уверяли, что видели духов, были в их домах, встретили женщину и пр., и пр. Постоянный образ этих нечистых духов, по уверениям бывших у них, представляет существо, похожее на человека и отличающееся от него тем, что оно имеет рожки и хвост, затем широкие ноги и руки с сильными пальцами, которые расположены, числом шесть, веерообразно друг над другом, и, наконец, – кривой рот с выдающимися по бокам кривыми клыками. На пальцах страшные длинные когти.
Относительно козней Шехаду еще рассказывают следующее: в селении Нуге-Дихе жила одна бабка, Гегей-аа. Однажды позднею ночью пришел к ней один из ее близких родственников и начал стучаться, прося ее к рожающей своей жене. Та оделась и пошла с ним. Ночь была очень темная, и она не могла сообразить, какой дорогой они шли. Наконец, видя, что дорога затягивается, она спрашивает своего проводника, куда они идут.
"К нам, – говорит он, – только мы идем другой дорогой". Шли, шли они и наконец вошли в маленькую саклю. При входе бабки все встали с мест и стали кругом около двери. Она присела к лежавшей тут же на полу больной и начала ее осматривать. Больная начала кричать, чувствуя родильные схватки, а все, стоявшие кругом, услыша это, стали бить в ладоши и заорали песню:
"Кукле сохди, мумуни, момой! (Сына дашь (сделаешь), будешь жить, бабка!) Духделе сохдиге, мимири, момой! (Дочь дашь, умрешь, бабка!)" При этих словах бабка подняла голову, посмотрела на окружавших ее и замерла от страха. Все были с перестановленными пальцами на руках и рогами на лбу. Тут она поняла, что попала к чертям, и начала думать о своем спасении в случае рождения девочки. Она пошарила в кармане и нашла кусок воска.
Через несколько времени больная родила дочь, и бабка, сделав при помощи воска из нее мальчика и показав им его, начала проситься домой. Черти упрашивали ее оставаться еще на несколько дней, но бабка не согласилась. Тогда черти принесли ей целый подол золотых денег и провели ее до самого ее аула. Тут начало рассветать. Черти рассеялись, и она увидела в подоле вместо денег шелуху лука и чеснока. Она бросила ее и побежала; черти же, узнав, что она их обманула, выдав девочку за мальчика, во все следующие ночи приходили к ней и вызывали ее. Она догадывалась об обмане и не выходила. Но когда черти начали ее беспокоить каждую ночь, она положила на пороге двери кусок железа и прочла главную молитву евреев: "Внемли, Израиль!" Черти исчезли и больше не показывались. Относительно же шелухи лука, брошенной ею, рассказывают, что на том месте действительно была кем-то после этого найдена золотая монета. Вот почему и в настоящее время горские евреи не бросают прямо шелухи лука и чеснока ни в огонь, ни на улицу, боясь этим разгневать чертей, так как это их деньги, а аккуратно собирают ее и, поплевав на нее, сжигают в огне.
Идор относится к невидимым духам и считается властителем растительного царства. В честь его существует праздник, который бывает пред началом весны и называется Шев Идор, то есть Ночь Идора. Празднество состоит в том, что каждая хозяйка собирает в продолжение года всевозможные плоды и ягоды. Некоторые из фруктов заботливо солятся хозяйками, другие сушатся. Во время вечерней трапезы, когда все члены семейства сидят кругом на полу, где на разостланном холсте расставлены тарелки с кушаньями, хозяйка собственноручно приносит на подносе эти плоды и ягоды и приветствует присутствующих словами пожелания здоровья и всех благ. Самый младший из сидящих поспешно встает и принимает со словами благодарности из рук хозяйки поднос, который ставится торжественно между кушаньями. Хозяин берет один из главных плодов и произносит молитву, приглашая других последовать его примеру. Все с усердием принимаются уничтожать плоды, и хозяйка уходит на свою половину. Через несколько минут поднос пустеет и присутствующие начинают просить Бога, подняв руки к небу, чтобы он ниспослал хороший год и обильное плодородие.
В эту ночь, по поверью горских евреев, все деревья и травы устраивают великий пир, на котором первенствующее место занимают деревья, которых плоды употребляются человеком в пищу. Между деревьями дуб считается царем, а виноград и кизил святыми, ибо первый живет дольше всех, а вторые, будучи райскими, неприкосновенны для червей. Говоря же о неприкосновенности, не надо иметь в виду самые лозы винограда или кизиловые деревья, у которых, конечно, гниют корни, сохнут ветки, а это говорится об их плодах. Во время пира все деревья и травы, разделяясь на группы по виду и роду своему, пляшут и поют на разные голоса.
К утру, окончив пир, все они с музыкой и песнями отправляются к богу плодородия, который произносит каждому из них свой приговор или определяет, кому сколько жить. Между ними самое печальное место занимают тополи и другие неплодоносные деревья и травы, которые, с тополями во главе, тянутся с плачем и воем за плодоносными деревьями и травами также к богу и начинают упрашивать его сделать их плодоносными. Бог не соглашается, несмотря на то что они просят за это укоротить даже их жизнь, и все отправляются обратно с печально поникшими вершинами. Между тем остальная растительность хлопает листьями, шумит, поет песни и восхваляет бога, который идет впереди них, чтобы дать влагу земле. Человек не видит всего этого торжества, но слышит особенный шум, всюду раздающийся в эту ночь, к утру.
В родстве с Идором находится Земирей , бог дождя, грома и молнии. Как только начинается дождь, дети надевают наизнанку верхнее платье и папаху (шапку), надевают на голову мешок, глухим концом его; и выходят на улицу, где они, взявшись за руки и кружась то направо, то налево, поют громко песню, призывая имя Земирея. Эта песнь выражает молитву, в которой дети обращаются к Земирею с просьбой послать побольше дождя и целыми "батманами" (ведрами), чтобы растительность могла напиться вдоволь. Во время же засухи горские евреи поголовно собираются на кладбища, постятся целый день и молятся Богу Отцу о ниспослании дождя, а дети, подобно предыдущему, обходят несколько раз кладбища и призывают опять Земирея. В это время некоторые из женщин заняты одеванием лягушек в одежды из шелковых материй. Как говорят они, Богу приятна такая благосклонность человека к низшему водяному животному, которое тоже начинает просить Его о ниспослании дождя, так как вода необходима и этому животному. По всей вероятности, эти церемонии, которые уже постепенно выходят из обычаев, представляют остатки прежнего почитания бога Земирея.
В некоторых местечках горских евреев, как, например, Маджалисе, Нуге-Дифо (Янги-Кент) и др., молодые люди и девушки в день открытия весны идут в лес искать шам-агажи (дерево-свечи или елку) и затем ночью из нескольких штук этих молодых дерев разводят костер и прыгают чрез огонь, распевая следующую песню:
Шам-агажи, бульбуль-агажн,
Имшиев шев фемияссали.
Иври кокил, пасул мото!Дерево-свечи, дерево певчих птичек,
Эта ночь – весны ночь.
Да будут на высоте евреи,
Да умрут враги их!
Девушки же чествуют весну обыкновенно пред праздником Пятидесятницы и почти везде одинаково следующим образом: они берут большой деревянный уполовник или шумовку, надевают на них платье маленькой девочки, завешивают этой кукле, как невесте, лицо платком и ходят группами с этими чучелами по домам своих односельчан собирать подарки. Тут хозяева дома окатывают водой как чучело, так и девушек, сопровождающих его, а те бегут, хохочут и распевают хором татарскую песню :
Гогиль-Гогиль, гун герек,
Тапгала бнзге ун герек.
Турсепе, гелпп, турсене,
Сепн кардаш боши учун
Гогиль пойну берсене!Гогиль, Гогиль (имя обращения),
нам солнце нужно;
Завтра нам мука (хлеб) нужна;
Встань, невестка (хозяйка), встань,
Ради братьев своих
Отдай нам долю Гогиля!
Отсюда и самый этот праздник называется горскими евреями "Гогиль". Вероятно, это то же самое божество весны, как и Земирей, и перешло к евреям от татар, почитающих его.
Гудур-Бой и Кесен-Бой относятся к божествам осени и зимы. В настоящее время почитание их тоже почти оставлено. Но лет десять тому назад я участвовал в празднествах, устраиваемых юношами в честь этих богов. В ноябре, начиная от новолуния и до полнолуния, мы вставали в час ночи и обходили весь аул до утра с песнями. Нас бывало человек двадцать в каждой группе, которые ходили по порядку чрез две ночи. Подходя к сакле горского еврея, один из нас стучался и произносил слово "Гудур-Бой". Хозяин или хозяйка немедленно вставали и впускали нас всех в саклю. Здесь один, знающий наизусть песню про Гудур-Боя, входил в середину круга, составленного другими, и произносил громко слова: "Гудур, Гудур, Гудур-Бой", которыми начиналась песня, на что другие отвечали: "Хоссой, Кесен-Бой". Таким образом продолжалось пение, пока не кончатся все слова песни.
После этого хозяйка давала нам денег, мерку муки и кусок мяса, колбасы из баранины или курдючного сала. Припасы клали мы в мешки, которые носили по порядку. С таким пением ходили мы к каждому еврею-горцу, будили его и собирали подарки: никто нам не отказывал. К концу новолуния мы прекращали свои ночные прогулки в честь Гудур-Боя и устраивали праздник, на который редко не приходили большие. На деньги, собранные от продажи лишних припасов, мы покупали свежего мяса, фруктов, вина, крупы для плова (каши), а кушанье варили нам две женщины, выбираемые каждый год нами по очереди из своих матерей. Деньги же, полученные от хозяев во время наших посещений, мы раздавали бедным.
Обычай этот продолжался, как узнал я, почти до последних годов. Смысл песни представляет очень мало интересного, так как почти во всех местах восхваляются не сами Гудур-Бой и Кесен-Бой, которые шли однажды во время вьюги друг против друга и приветствовали друг друга, а хозяин, от которого ждут получения подарка. Запевалой несколько раз произносится имя хозяина, после чего другие по-прежнему поют: "Хоссой, Кесен-Бой!"
Не меньший интерес представляет, как остаток язычества, также и другое справление праздника весны некоторыми горскими евреями. В городе Кубе и теперь пред наступлением весны собираются все девушки и отправляются в лес. Тут они гадают, собирая известные цветы: подснежники, фиалки и другие – и делая из них себе венки.
Затем пред возвращением домой они собирают целую кучу хворосту, щепок и тащат ее в город сообща с парнями, являющимися к ним вечером. Это сопровождается всевозможными увеселительными песнями и плясками. Принесенная ими куча сучьев зажигается вечером, и парни прыгают чрез высоко пылающий костер.
В других местах то же самое делают под русскую Пасху; тут уж поверье имеет чисто характер иудейства, именно полагают, что дух Иисуса Христа витает в эту ночь над всем миром и грозит евреям бедой и несчастием. Костер разводится с целью отдалить его от еврейских жилищ. Потому в редком из аулов горских евреев нельзя видеть, в ночь под Светлое воскресенье, разведенных повсюду костров. Городские горские евреи совсем не знают этих обычаев.
При справлении горскими евреями некоторых праздников, установленных иудейской религией, также видим остатки прежнего язычества. В ночь под 7-й день праздника "Кущей", называемую "Араво" и проводимую горскими евреями в синагогах и молитвенных домах за чтением псалмов Давида, девушки собираются и, сделав меж собой складчину, проводят время до утра с пляской и песнями. При этом они несколько раз садятся ужинать, смеются и предаются разным девичьим играм и гаданиям о суженых. Для довершения веселья к ним являются юноши и начинают состязаться с ними в искусстве находить ответы на песни, заключающие в себе вопросы. По мнению горских евреев, в эту ночь решается судьба человека и определяется свыше, быть ли ему бедным или богатым, жить или умереть до будущего года и какою смертью. Но особенность этого праздника состоит в том, что, по мнению горских евреев, воды рек к двенадцати часам ночи перестают на одно мгновение течь и потом начинают шуметь и пениться. Кто чего ни попросит в этот момент у Бога, все сбывается.
Рассказывают, что одна женщина жила в высоком доме, из которого на реку выходило окно. В ночь "Араво" она высунула голову из окна и смотрела на реку, которая должна была перестать течь около 12 часов. Вдруг остановилось течение, река запенилась, зашумела, и из уст женщины вышли невольно слова: "Господи! Сделай голову мою великой!" Что же? Голова ее сделалась до того большою, что она не могла вынуть ее из окна и начала звать на помощь. Только что прибежали домашние, как голова перевесила туловище, и женщина упала в реку, где ее уже не нашли.
Остальные праздники справляются горскими евреями так же, как и русскими евреями, но с некоторыми особенностями, свойственными образу их жизни. Главные праздники – Пасха и праздник Мардохея и Эсфири. К этим праздникам готовятся евреи два-три месяца. Особенно много хлопот причиняют праздники женщинам, которые сперва, сидя днем и ночью, не заботясь о сне, шьют всем домашним и себе новые платья, а затем принимаются за смазку и чистку комнат и дворов. Недели за три до праздника, куда ни идешь, везде видишь женщин и девушек, которые то мажут полы, стены глиной, то белят их, то чистят посуду: словом, всюду кипит работа! Только что настал праздник, как уже все, – начиная с мужчин и мальчиков, которые спешат в синагогу, и кончая женщинами и девушками, которые приготовляют стол до прихода мужчин, – нарядились или в новые, или в чистые платья. Препровождение праздников состоит исключительно в молитве и еде.
С наступлением праздника для каждого члена семьи наступает особенная жизнь, особенное препровождение времени, в котором никто из них не должен мешать другим, но, однако ж, с соблюдением возложенной на каждого из них обязанности. Утром мужчины идут в синагогу, а женщины остаются дома, чтоб убрать комнаты и приготовить обед, состоящий из нескольких (от 5 до 6–7) блюд.
Мужчины старше 15 лет по выходе из синагоги прямо отправляются или к своим старшим родственникам поздравить с праздником, причем им подается рюмка водки или стакан вина с маленькой закуской, или к носящим траур, чтобы утешить их и высказать пожелание, чтобы они более не видали таких несчастий. Приходя в гости, они садятся по старшинству и занимаются разговорами, а молодые, неженатые, стоят у двери и слушают. Чрез каждые полчаса одна группа выходит от хозяев, а другая приходит. И это продолжается часа два-три у каждого горца-еврея, лишившегося незадолго пред тем одного из близких, хотя бы тот не имел в ауле или городе ни одного родственника и даже знакомого. Отдав этот долг, мужчины отправляются в семейства друг друга, где их встречает один из младших членов семьи и приводит в кунацкую комнату к столу, на котором расставлены закуски и напитки доброй и аккуратной хозяйкой дома. Если пришедшие близкие приятели мужа их родственники, то хозяйка выходит из своей половины, подходит к ним и, взяв за протянутые руки, поздравляет их, высказывает свои пожелания и благодарность за посещение. Девушки гостям вовсе не показываются. То же самое происходит в этот день и во всех еврейских домах.
Наконец, около 2–3 часов пополудни, мужья возвращаются домой обедать или посылают кого-либо сказать, что остались обедать там-то, после чего жена отправляет мужу кушанья в тарелках, покрытых платками, или несет сама, если одна дома. Этим кончается обязанность жены, и она, пообедав с детьми, бежит делать свои визиты; точно так же дети и девушки. Женщины собираются у носящих траур и проводят там время до вечера. Девушки собираются также у одной из подруг и проводят праздничный день в танцах, в веселых беседах и песнях.
Два раза в году, на праздники Пасхи и Мардохея и Эсфири Пурим, которые называются у нас Нисону и Хомуну, дети встают рано утром и ходят поздравлять с "новым годом" по домам, где им дают по состоянию орехов, яблок или по одному яйцу, а невесты или невестки их братьев и родственников – по красному яйцу и по пятаку денег.
День пред праздником Хомуну называется постом Эсфири, и горские евреи постятся до 9-10 часов ночи, пока не придут из синагоги.