Он пощелкал какими-то выключателями, и комнату залил слабый бледно-розовый свет. Из стереомагнитофона полился голос Синатры, а над баром замигала надпись: "Уголок Матта".
– Господи! – пробормотала Джесс, утопая в обтянутом узорчатой тканью диване.
– Скотч? – заботливо спросил Матт уже от бара и с бутылкой в руке.
– Коку, – быстро ответила она.
– Не держу, к сожалению, – отозвался он. – Но, если хотите, есть немного травки.
– Я имела в виду не кокаин, а кока-колу.
– Со скотчем?
– Без.
– Вы вовсе не пьете?
– Изредка.
– А сегодня?
– Возможно, попозже.
Последняя фраза приободрила его. Значит, она не торопится уходить. Может, если ему повезет, останется и на всю ночь. Или если ей повезет – это ведь как посмотреть.
Ей явно понравилось его жилье. Как с порога начала оглядываться по сторонам, так до сих пор не может остановиться.
– Хотите осмотреть всю квартиру? – предложил он, подавая ей кока-колу в бокале с инициалами. Она еще спальню не видела!
Не сейчас.
Но почему?
– Потому что я голодна, а вы пригласили меня на обед. Не забыли?
Как можно! Он организовал чудесный обед. Но его подадут только через час. Матт надеялся, что ему, возможно, удастся уложить ее в кровать еще до появления еды. Он терпеть не мог заниматься любовью с набитым желудком – от этого у него начиналась изжога.
– Джесс, – объявил он медоточивым голоском. – Я хочу, чтобы вы знали – за весь год я не встречал такой потрясающей девушки, как вы.
Он уселся рядышком, обнял ее за плечи, а потом его рука как-то сама собой опустилась на ее правую грудь.
Гостья отпрянула.
– Прекратите, Матт. Я пришла сюда поесть и получить информацию. Так что, будьте добры, перестаньте меня лапать и не несите всякую идиотскую чушь. Договорились?
Встреча с близняшками огорчила Ленни. Ему очень не понравилась произошедшая с ними перемена. Раньше они были настоящими, а теперь превратились в подобие надувных кукол, вроде тех, какими торгуют в порномагазинчиках вокруг Таймс-сквер. Многие нью-йоркцы отзывались о Лос-Анджелесе свысока, как об удивительной стране, полной траханья, жаркого солнца, извращений и греха.
А раз так, что же в этом плохого?
Очень много. Если больше нет ничего. А судя по Суне и Ширли, больше ничего и не было.
Он перекусил яичницей и кофе и в третий раз попробовал дозвониться до Алисы. После второго гудка она взяла трубку.
С придыханием:
– Хай, говорит Алиса Голден. Чем могу служить?
– Напрашиваешься на пошлость, – сказал он.
– Ленни, дорогой! В чем дело? Что-нибудь случилось?
Вот, пожалуйста, все их отношения как на ладони. Уютная болтовня мамочки и сыночка – вовсе не для Алисы. Она переходила прямо к делу.
– Я в Лос-Анджелесе. Ничего не случилось.
– Почему в Лос-Анджелесе?
Послышалась ли ему нотка тревоги в ее голосе? Алиса старалась не вспоминать, что у нее есть тридцатилетний сын, а то она начинала чувствовать себя такой древней.
Он выудил из нагрудного кармана рубашки сигарету, закурил.
– Я выступал в Лас-Вегасе и решил заскочить.
В панике:
– Ко мне?
– Нет. В Лос-Анджелес.
Действительно, с какой стати к ней? Она всего-навсего его мать.
– Как мило.
– Да. Я подумал, что, может быть, осяду здесь на какое-то время.
– Конечно, дорогой, у нас хорошее место.
– Еще я подумал, что могу как-нибудь заехать к тебе в гости.
Долгая пауза. О, как приятно, когда тебе так рады!
Он сжалился:
– Если это, конечно, удобно.
– Дорогой! Ты все так прекрасно понимаешь, – облегченно вздохнула она. – Как раз сейчас у меня появился новый друг. Он думает, что мне сорок лет. Я не хочу его удивлять. По крайней мере, пока что.
– А когда?
– Что когда?
– Когда ты его удивишь?
Заливистый смех.
– Надеюсь, никогда. Он прелесть.
– Я рад, что ты счастлива.
– Безумно!
– А что стало с тем типом с фальшивой челюстью?
– Ну, дорогой, нашел что вспоминать.
– Я еще позвоню как-нибудь.
– Если подойдет мужчина – повесь трубку.
– Само собой.
– Ты такой хороший мальчик. И такой талантливый.
В ней все-таки проснулась совесть. Может, ей следует в конце концов что-нибудь ему предложить. Ведь, как не крути, он ее плоть и кровь, и по-своему она его любила. Она просто предпочла бы, чтобы он выглядел помоложе.
– Помнишь мою подружку по прозвищу Лучик? – спросила она и продолжала, не дожидаясь подтверждения: – Так вот, она вышла замуж за прохиндея по имени Фокси – ну, ты его знаешь, он владелец клуба на бульваре Голливуд. Возможно, им понадобится занятный парень вроде тебя. В разговоре сошлись на отца – она всегда на него поглядывала. Не удивлюсь, если он потягивал ее, стоило мне отвернуться. – Алиса весело рассмеялась. – Чего глаз не видит, о том душа не болит. Да что там. Ты думаешь, я сама плохо время проводила? Ленни, все мужчины Лас-Вегаса бегали за мной. Все без исключения! – Последовала задумчивая пауза. – Конечно, когда я была на вершине карьеры. Никто так не умел играть лентами, как я.
Все это он слышал уже тысячу раз. Тростинка Алиса. Кумир Лас-Вегаса. И Джек Голден. Что за комик!
Она никогда не называла сына комиком. Она звала его "занятным парнем". По ее мнению, он вообще непонятно что делал. Просто стоит на сцене и рассуждает о жизни. Когда она впервые увидела его выступление в одном из клубов Нью-Йорка, то испытала настоящее потрясение.
– Ты говоришь такие слова? На сцене?! И тебе сходит с рук? Твой отец никогда не ругался на сцене. Он мог уморить всех, не произнеся ни слова.
Твой отец то, твой отец се. Послушать Алису, так у Джека Голдена и задница светила ярче солнца. И, если опять-таки послушать Алису, Ленни никогда в жизни не сможет даже приблизиться к сияющим вершинам, что покорились его отцу.
Дерьмо.
Он дал ей выболтаться – она любила пускаться в воспоминания. А когда Ленни попрощался, даже не спросила, когда он собирается позвонить снова. Впрочем, и неудивительно. Алиса есть Алиса. В ее тщательно оберегаемом теле не оставалось места для материнских чувств.
Покинуть родной дом в семнадцать лет и уехать в Нью-Йорк оказалось проще простого. Мать сама принесла ему билет на автобус, дала пятьсот долларов и чмокнула в щечку.
– В добрый путь, Ленни, дорогой, – напутствовала она его, в глубине души довольная, что избавляется от забот по воспитанию сына.
И он отправился в путь, несмотря на то что отец все-таки предпринял робкую попытку убедить его остаться. Бедняга Джек Голден. Алиса крутила им, как хотела. Он умер через шесть месяцев после отъезда Ленни. Алиса не позаботилась сообщить сыну, и он узнал об этом лишь через два месяца после похорон.
– Я никак не могла тебя найти, – жалко оправдывалась она.
Не так уж она и старалась. Ленни послал ей три открытки, указав и свой телефон, и адрес. Она утверждала, что не получала их.
А теперь он приехал в Лос-Анджелес – и ухом не повела. А сам-то он на кой черт звонил?
"Помнишь мою подружку по прозвищу Лучик?" – мимоходом сказала мать. Помнил ли он ее? Да разве он когда-нибудь ее забывал? Самая красивая стриптизерка в Лас-Вегасе. Алиса Голден рядом с ней выглядела коровой.
И Джек Голден потягивал ее? В самом деле? Джек Голден. Его отец. Потягивал прекрасную Радугу?
Ленни верилось с трудом, но ведь Алиса сказала...
Как жаль, что Джек умер. Неплохой у них мог бы получиться разговорчик. "Слушай, па, у тебя было что-нибудь с Лучиком?" – "Ну, сынок, если честно, то было. А ты хотел что-то спросить?" – "Да. Расскажи мне о ее грудях, о ее лоне, о ее коже. Расскажи мне обо всем, папа, потому что по сто раз на дню я кончал только от мысли о ней!"
Ему исполнилось двенадцать лет, и они гуляли с Джесс. Им удалось пробраться за кулисы стриптиз-клуба "Горячий Банан" и подсмотреть представление. Когда на сцену вышла Лучик, он едва не потерял сознание.
Тетя Лучик. Она несколько раз приходила в их дом, вместе с Алисой ходила по магазинам. Тетя Лучик с объемом груди сто десять сантиметров, с чудесной улыбкой и водопадом рыжих волос. Тетя Лучик, едва прикрытая крошечными оранжевыми лоскутками ткани, которые открывали больше, чем скрывали, в черных узорчатых чулках, туфлях на длинном и тонком каблуке и в длинной горжетке из перьев.
Когда тетя Лучик сняла с себя все это, он кончил прямо в штаны.
– Да ты что? – воскликнула с отвращением Джесс и потом не разговаривала с ним целую неделю.
С тех пор, стоило тете Лучику прийти к ним в гости, Ленин обязательно оказывался где-нибудь поблизости. Как-то раз он застал ее в туалете внизу. Она сидела на унитазе с трусиками из черного шелка (он до сих пор помнил, и еще как помнил) на щиколотках. Она и бровью не повела! Позже он услышал, как она со смехом сказала Алисе:
– Мальчишка застал меня, когда я писала.
Мать тоже посмеялась.
Ходили слухи, что Лучик приехала в Лас-Вегас много много лет назад, в пятнадцатилетнем возрасте. Там она спуталась с известным гангстером по имени Парнишка Джейк (красавцем и другом "звезд", как и Багси Сигел до него). Джейк одел ее в меха и бриллианты и бросил, когда ей исполнилось семнадцать. Тогда она и занялась своей нынешней работой. Когда Ленни впервые увидел ее, ей уже было по меньшей мере сорок, но и тогда она оставалась божественно красива.
Интересно, какова она сейчас? Возможно, толстая уродина. И уж конечно, старая. Стоит ли разрушать юношеский идеал? Да и припомнит ли она мальчишку, что следовал за ней по пятам, со страстью и преданностью в еще детских глазах?
Помнил ли он Лучика? Ха-ха!
Ленни решил, что ему надо найти себе жилье. Ясно, что о том, чтобы остановиться у Алисы, и речи быть не могло.
Он позвонил Джою Фирелло, который посоветовал ему "Шато Мармон" – старую гостиницу на Голливудских холмах. Там часто останавливались люди из шоу-бизнеса и там брали по-божески. Похоже, Джой ему обрадовался.
– Устраивайся, а потом нам надо встретиться!
Ленни не был уверен, что он хочет видеть Джоя. Джой Фирелло находился на подъеме. Ленни Голден по-прежнему торчал по уши в дерьме. Ну конечно, он всегда может найти себе работу, ну а дальше-то что? Кругом, куда ни глянь, все чего-то достигли. Возьми хоть Джона Белуши, хоть Дана Айкройда, или Чеви Чейза, или Джоя Фирелло. Все на взлете.
По наивности он принял Лас-Вегас за трамплин к большим успехам. А получил мордой об стол.
Лос-Анджелесу следует предложить ему что-нибудь поинтереснее, иначе...
А что – иначе?
ГЛАВА 12
Подготовка к гала-вечеру в честь Франчески Ферн велась на широкую ногу. Необъятная бальная зала "Маджириано" украшалась экзотическими белыми орхидеями – дружеский вклад Димитрия Станислопулоса, который таким образом воздавал должное мадам Ферн.
В середине дня заглянула Лаки, чтобы убедиться, что все идет как положено. Нет проблем. У нее работали замечательные люди. Очень редко, а то и вообще никогда, они делали что-то не так. А ее управляющий рестораном вообще был лучшим в городе, так что стол превзойдет все ожидания.
Весь день прибывали знатные гости – на личных самолетах, лимузинах и коммерческими авиарейсами. Естественно, в номерах их уже поджидали корзины с фруктами, охлажденное шампанское, икра и богатый выбор дорогих сыров, а также приветствие, собственноручно написанное Лаки. При любом богатстве и славе все любят дармовщину – аксиома, которой научил ее Джино.
Она никогда раньше не встречалась с Франческой Ферн, но послала ей с полдюжины лучшего шампанского и записку.
Джино уже предупредил Лаки, что он пригласил Сьюзан Мартино.
– А когда она собирается уезжать? – не удержалась Лаки.
– А в чем дело? – обрезал Джино.
Он и сам гадал, когда Сьюзан действительно уедет. Сначала она говорила, что не задержится больше нескольких недель. С тех пор они не касались этой темы. Что касается его, то она могла бы оставаться здесь всегда. Сьюзан принесла много радости в его жизнь.
Когда Джино зашел за ней вечером, чтобы сопровождать на обед, он заговорил о ее отъезде.
– Я,кажется, привык, что ты рядом. Ты ведь не торопишься домой, а?
Сьюзан устало улыбнулась.
– Жизнь продолжается, – произнесла она тихо. – И самые прекрасные мгновения не остановишь.
– Чего-чего?
Она легко похлопала его по руке, при этом на мизинце ярко блеснуло кольцо с желтым бриллиантом, подаренное им накануне.
– На мне дом и множество прочих обязательств. Потом я много занимаюсь благотворительностью. Мои дети... конечно, они уже не вполне дети: Натан учится в университете, а Джемма, возможно, выйдет замуж уже нынешней осенью. Но они все равно нуждаются в моем внимании, особенно с тех пор, как Тини покинул нас.
– Ага, – буркнул Джино. Впервые она упомянула своих детей. Ему почему-то больше нравилось думать, что у Сьюзан в жизни нет никого, кроме него.
– Полагаю, я уеду в конце недели, – продолжала она. – Чтобы остаться, мне потребовалась бы уж очень уважительная причина.
А разве он – недостаточно уважительная причина? Ух! Сколько женщин пошло бы на убийство, лишь бы оказаться на ее месте.
Повязывая галстук перед зеркалом, Димитрий со злобой смотрел на свое отражение. Вот он в Лас-Вегасе, примчался на чествование Франчески Ферн, как послушный щенок. Она настояла, чтобы он приехал. Естественно, он послушался, даже прибыл на два дня раньше, дабы отдохнуть и набраться энергии. Франческа ценила неиссякаемую энергию. Сама она не знала усталости и ожидала – хотя всегда безуспешно – того же от окружающих. "Димитрий; – часто мурлыкала она своим глубоким хрипловатым голосом, мы – Близнецы, родившиеся под одной звездой, у нас одна судьба. Только ты можешь удовлетворить меня".
Они оба были Близнецами.
И вот мадам Ферн прилетела со всей своей свитой, включая забитого Горация, – и где же звонок от нее? Где она сама в его номере? Где эта чертова женщина?
Димитрий точно знал, когда она приехала – в одиннадцать тридцать утра. Он великодушно дал ей час на отдых, а затем позвонил в ее номер, а наглый секретарь ответил, что великая миссис Ферн как раз дает интервью "Таймс" и не может отвлечься.
– Отвлеките ее! – взревел Димитрий, привыкший, чтобы все и всегда ему подчинялись.
– Исключено, – ответил секретарь.
– А я говорю, отвлеките! – вторично прокричал Димитрий.
– Я уверен, что миссис Ферн перезвонит вам, как только освободится, – отчеканил секретарь и повесил трубку.
Димитрий так разозлился, что позвонил снова – только для того, чтобы нарваться на Горация.
– Франческа сейчас занята, – сообщил Гораций своим обычным озабоченным писклявым голоском. – Я ей скажу, чтобы она перезвонила вам, когда освободится.
Димитрий провел весь день у себя в ожидании звонка.
Но звонка так и не последовало.
Его продинамили. Ни одна женщина никогда не позволяла себе обращаться с ним так, как Франческа Ферн.
Теперь Димитрий был готов идти на ее праздник, и злоба пульсировала по его жилам. Он ей не какой-нибудь жалкий поклонник. Если Франческа считает, что безнаказанно может так себя вести с ним, то она глубоко заблуждается.
В самую последнюю минуту Лаки позвонила Матту.
– Тебе придется сопровождать меня сегодня вечером, заявила она раздраженным тоном. – Джино идет с Грейс Келли.
– Грейс сейчас в Монако.
– Хорошо бы, кто-нибудь сообщил это нашей милой старушке Сьюзан. Может, она тогда бросит свой маскарад.
– Тебе она не нравится?
– О, Матт, ты такой сообразительный – схватываешь все прямо на лету.
– Она очень милая леди.
– У Гитлера было только одно яйцо, но он тоже умел очаровывать людей.
– О чем это ты?
– Ни о чем. Заходи за мной в шесть тридцать.
Матт понял, что у него появилась новая проблема. Вести Лаки Сантанджело отнюдь не входило в его планы. Он надеялся попозже вечером увидеться с Джесс. Не то чтобы она хотела видеть его, совсем наоборот, Джесс сообщила ему о своих чувствах вполне определенно. И всего лишь потому, что он попытался ей засадить.
Он покачал головой. Похоже, сексуальная революция обошла бедняжку Джесс стороной. Глупышка! Но он пока не собирался сдаваться. А теперь ему предлагают все бросить и нестись по первому зову Лаки Сантанджело. С какой стати?
Потому что она – босс, вот почему, дубина ты этакая.
Франческа Ферн прищелкнула пальцами с длинными ярко-красными ногтями.
– Изумруды, – приказала она.
Гораций пулей бросился к ее дорожному чемоданчику для драгоценностей и достал требуемые камни.
Франческа опять щелкнула:
– Туфли от Джордана.
Гораций побежал к гардеробу и выудил оттуда вечерние туфли десятого размера. С любовью он поставил их около крупных ступней жены.
Франческа встала, вдела сережку с бриллиантом впечатляющего размера в чрезмерно большую мочку уха и рявкнула:
– Духи.
Гораций пустил на нее щедрую струю из спрея.
– Пошли, – вздохнула Франческа. – Крестьяне ждут.
ГЛАВА 13
Господин Противный был одет в белый шелковый смокинг, искусственную улыбку и несколько золотых браслетов. Он оказался знаменитым испанским певцом, который, если верить его агенту по связям с прессой, сводил женщин с ума. Одного его акцента было достаточно, чтобы кого угодно свести с ума. Не будь он настолько известен, Олимпия с ходу отвергла бы его. Итак, они сидели за соседними столиками в ресторане на Парк-авеню, и Олимпия знала крашеную блондинку рядом с ним – англичанку, что-то вроде сводни международного масштаба, обожавшую составлять подходящие пары. Так что вскоре они все объединились – компания Олимпии, господин Испанский Певец и его подруга. Его звали Витос Феличидаде, и когда он раскачивался с Олимпией в танце, то уже точно знал, кто она такая, благодаря свой светловолосой знакомой. Та выдала ему всю информацию и сказала по-испански (хорошие международные сводни всегда говорят на нескольких языках), что надо действовать. И он, и Олимпия чувствовали интересные, хотя и несколько ограниченные, перспективы.
– У вас самешательные волошы, – прошепелявил он, прижимаясь к ее бедру тем, что он считал достойным предложения.
Олимпия позволила себе отдаться желанию в надежде, что он способен на большее, чем казалось с первого взгляда, и ответила:
– И у вас тоже.
Впрочем, она не была абсолютно точно уверена, хотел ли он сказать, что у нее волосы "замечательные" или уложены "самым тщательным" образом. Так как и то и другое было в равной степени правдой, она не стала вникать.
– Я стану крашиво любишь тебя, – мурлыкал он ей на ухо с победной улыбкой. Ни одного своего зуба.
"Надеюсь, ты умеешь любишь более крашиво, чем говорить по-английски", – подумала она, незаметно скользя рукой по его телу и поглаживая его член. Еще одно объятие, и они направились к выходу.